Зазвонил мой телефон, я посмотрела на экран, кто это, и немного удивилась. Райл впервые позвонил мне. Мы всегда только обменивались сообщениями. Как странно было иметь бойфренда в течение более трех месяцев и ни разу не говорить с ним по телефону.

– Алло?

– Привет, подружка, – сказал он.

Я широко улыбнулась при звуке его голоса.

– Привет, бойфренд.

– Знаешь что?

– Что?

– Завтра я взял выходной. По воскресеньям твой цветочный магазин открывается только в час дня. Я еду в твою квартиру с двумя бутылками вина. Хочешь, чтобы твой бойфренд остался у тебя ночевать? Мы бы всю ночь занимались пьяным сексом и проспали до полудня.

Боже, что его слова сделали со мной! Я улыбнулась и спросила:

– Знаешь что?

– Что?

– Я готовлю тебе ужин. И я в переднике.

– Вот как?

– Только в переднике, – уточнила я и повесила – трубку.

Спустя несколько секунд я получила сообщение.

Райл: Фото, пожалуйста. Я: Приезжай сюда и сможешь сам сделать фото.

Я почти закончила готовить смесь для запеканки, когда дверь открылась. Я перелила ее в стеклянную форму и не обернулась, когда услышала, как Райл вошел в кухню. Когда я сказала, что на мне только передник, я не шутила. На мне даже трусов не было.

Я услышала, как он втянул воздух, когда я нагнулась к духовке и отправила туда запеканку. Пожалуй, я нагнулась чуть ниже, чем требовалось, когда делала это. Когда я закрыла духовку, я не повернулась к Райлу лицом. Я взяла тряпку и принялась вытирать духовку снаружи, как можно выразительнее двигая бедрами. Я взвизгнула, когда почувствовала укус в правую ягодицу. Я развернулась. Райл улыбался, держа две бутылки вина.

– Ты только что укусил меня?

Он посмотрел на меня с невинным видом.

– Не искушай скорпиона, если не хочешь, чтобы он тебя укусил. – Открывая одну из бутылок, Райл разглядывал меня с головы до ног. Он чуть приподнял бутылку, прежде чем налить нам вина, и сказал:

– Это винтаж.

– Винтаж, – повторила я с деланым восторгом. – Что за особенный повод?

Райл протянул мне бокал.

– Я стану дядей. У меня горячая подружка. И меня назначили на редкую, вероятно, единственную в жизни операцию, по разделению краниопага в поне-дельник.

– Кранио… как?

Райл допил свой бокал вина и налил себе еще один.

– Разделение краниопага у сиамских близнецов. – Он указал на свою макушку и постучал по ней. – Они срослись вот здесь. Мы изучаем их с момента рождения. Это очень редкая операция. Редчайшая.

Впервые я подумала, что он по-настоящему заводит меня как врач. То есть я восхищалась его увлеченностью. Я восхищалась его преданностью. Но когда я видела, с каким возбуждением он говорит о том, чем зарабатывает на жизнь, он казался мне невероятно сексуальным.

– Как ты думаешь, сколько это займет времени? – спросила я.

Райл пожал плечами:

– Не уверен. Они слишком малы, им нельзя долго находиться под общим наркозом. – Он поднял правую руку и пошевелил пальцами. – Но это особенная рука, она прошла профессиональное обучение стоимостью почти полмиллиона долларов. Я очень верю в эту руку.

Я подошла к нему и прижалась губами к его ладони.

– Я тоже немного влюблена в эту руку.

Его рука скользнула по моей шее, а потом развернула меня так, что я оказалась прижата к рабочему столу. Я ахнула, потому что ничего подобного не ожидала.

Он прижался ко мне сзади и медленно провел рукой по моему телу сбоку. Я оперлась ладонями о гранитную столешницу и закрыла глаза, уже чувствуя, как вино ударило в голову.

– Эта рука, – прошептал Райл, – самая твердая рука во всем Бостоне.

Он нажал мне на затылок, ниже наклоняя меня над столешницей. Его рука коснулась моего колена сзади и поползла вверх. Медленно. Иисусе.

Он раздвинул мне ноги, а потом его пальцы оказались внутри меня. Я застонала и попыталась найти, за что ухватиться. Я вцепилась в кран как раз в ту секунду, когда его пальцы начали творить чудеса.

А потом его рука волшебным образом исчезла.

Я услышала, как он отошел от меня, и смотрела, как он проходит мимо «островка». Райл подмигнул мне, допил остававшееся вино и сказал:

– Пойду быстренько приму душ.

Это надо, а?

– Придурок! – крикнула я ему.

– Я не придурок! – крикнул он мне в ответ из спальни. – Я хорошо натренированный нейрохирург.

Я рассмеялась и налила себе еще вина.

Я собиралась показать ему, кто из нас двоих умеет дразнить по-настоящему.

Я допивала третий бокал вина, когда Райл вышел из моей спальни.

Я говорила по телефону с матерью, поэтому наблюдала с дивана, как он прошел в кухню и налил себе еще бокал.

Это по-настоящему хорошее вино.

– Чем ты занята сегодня вечером? – спросила мать. Я включила телефон на громкую связь. Райл прислонился к стене и смотрел, как я с ней разговариваю.

– Ничем особенным. Помогаю Райлу учиться.

– Звучит не слишком… интересно.

Райл подмигнул мне.

– На самом деле это очень интересно, – ответила я. – Я много помогаю ему в учебе. В основном мы развиваем мелкую моторику пальцев. Честно говоря, мы, скорее всего, всю ночь будем заниматься.

Три бокала вина сделали меня игривой. Я поверить не могла, что флиртую с Райлом, разговаривая по телефону с собственной матерью. Кошмар.

– Мне пора идти, – сказала я ей. – Завтра вечером мы ведем ужинать Алису и Маршалла, поэтому я позвоню тебе в понедельник.

– О, и куда же вы их ведете?

Я округлила глаза. Мама намеков не понимала.

– Не знаю. Райл, куда мы их ведем?

– В тот ресторан, где мы уже однажды были с твоей мамой, – подыграл он мне. – «ЛВБ», верно? Я заказал столик на шесть часов.

Мне показалось, что мое сердце замерло. Мать одобрила:

– О, хороший выбор.

– Ага. Если тебе нравится старый хлеб. Пока, мам. – Я повесила трубку и посмотрела на Райла. – Я больше не хочу туда идти. Мне там не понравилось. Давай попробуем что-то новое.

Я не сказала ему, почему я на самом деле не хотела туда идти. Но как сказать только что появившемуся бойфренду, что ты пытаешься избежать встречи со своей первой любовью?

Райл оттолкнулся от стены.

– Тебе понравится, – сказал он. – Алисе очень хочется там побывать. Я рассказал ей об этом ресторане.

– Раз уж мы заговорили о еде, – добавил Райл, – я просто умираю от голода.

– Ах ты черт! – со смехом воскликнула я.

Райл метнулся на кухню, я встала и бросилась за ним. Я вошла как раз в тот момент, когда он открыл дверцу духовки и начал отмахиваться от дыма. Запеканка сгорела.

У меня вдруг закружилась голова, наверное, потому что я слишком быстро встала после трех бокалов вина. Я ухватилась за столешницу, чтобы сохранить равновесие, и в этот момент Райл протянул руку в духовку, чтобы вытащить сгоревшую запеканку.

– Райл! Тебе нужна…

– Черт! – завопил он.

– Прихватка.

Его рука выпустила форму, и запеканка оказалась на полу, разлетевшись во все стороны. Я подняла ступни, чтобы не наступить на осколки стекла и кусочки грибов с курицей. Мне вдруг стало смешно от того, что Райл даже не подумал взять прихватку.

Должно быть, виновато было вино. Слишком крепкое вино.

Райл захлопнул дверцу духовки и сунул руку под холодную воду, бормоча ругательства. Я старалась подавить смех, но вино и смехотворная ситуация не позволяли мне этого сделать. Я посмотрела на пол, на остатки запеканки, которые нам придется убирать, и расхохоталась в голос. Я все еще смеялась, когда нагнулась к руке Райла. Я надеялась, что он не слишком сильно обжегся.

В следующую секунду мой смех оборвался. Я оказалась на полу, рука прижата к углу глаза.

За одну эту секунду рука Райла возникла из ниоткуда и ударила меня, опрокинув. Силы в руке оказалось достаточно, чтобы я потеряла равновесие и, падая, ударилась лицом об одну из ручек шкафа.

Удар пришелся на край глаза, почти у самого виска. Боль пронзила голову.

И тут я почувствовала тяжесть.

Тяжесть надвинулась на меня, надавила на каждую часть моего тела. Сила земного притяжения оказалась такой, что она потянула за собой мои эмоции. Все разлетелось вдребезги.

Мои слезы, мое сердце, мой смех, моя душа. Разлетелись, как осколки стекла, и дождем сыпались вокруг меня.

Я обхватила руками голову и постаралась забыть предыдущие десять секунд.

– Черт подери, Лили, – услышала я голос Райла, – это не смешно. В этой руке моя долбаная карьера.

Я не подняла на него глаза. На этот раз его голос не проник в мое тело, он как будто пронзал меня, и каждое его слово опускалось на меня словно меч. Потом я почувствовала его присутствие рядом с собой, его проклятая рука на моей спине.

Она гладила меня.

– Лили! О боже, Лили. – Он попытался оторвать мои руки от головы, но я отказывалась повиноваться. Я затрясла головой, желая прогнать последние пятнадцать секунд из своей жизни. Пятнадцать секунд. Этого хватило, чтобы полностью изменить представление о человеке.

Пятнадцать секунд, которые мы никогда больше не вернем.

Райл прижал меня к себе и начал целовать в ма-кушку.

– Прости меня, пожалуйста. Я просто… Я обжег руку. Запаниковал. Ты смеялась, и… Прости меня, пожалуйста, все случилось слишком быстро. Я не хотел тебя толкать, Лили. Прости меня.

Но я не слышала голоса Райла. Я слышала только голос моего отца.

«Прости, Дженни. Это была случайность. Прости меня, пожалуйста».

– Прости меня, Лили. Это была случайность. Прости меня, пожалуйста.

Я хотела только одного: чтобы он отошел от меня. Я использовала всю силу своих рук и ног и оттолкнула его от себя.

Райл упал назад, на руки. В его глазах было искреннее сожаление, но потом появилось и что-то другое.

Тревога? Паника?

Он медленно поднял правую руку. Она была покрыта кровью. Кровь текла из ладони к запястью, я посмотрела на пол, на осколки разбитой стеклянной формы из-под запеканки. Его рука. Я только что толкнула его на стекло.

Райл отвернулся, поднялся на ноги, сунул руку под струю воды и начал смывать кровь. Я встала в тот момент, когда он вытащил из ладони кусок стекла и бросил его на столешницу.

Во мне кипел гнев, но каким-то образом сквозь него удалось прорваться тревоге за руку Райла. Я схватила полотенце и сунула ему в руку. Было так много крови.

И это была его правая рука.

А у него в понедельник операция.

Я пыталась помочь остановить кровь, но меня слишком сильно трясло.

– Райл, твоя рука.

Он убрал руку из-под струи и здоровой рукой приподнял мой подбородок.

– К черту мою руку, Лили. Мне наплевать на нее. Ты в порядке? – Его взгляд лихорадочно метался по моему лицу, пока он оценивал травму.

У меня затряслись плечи, крупные, наполненные болью слезы покатились по моим щекам.

– Нет. – Я все еще была в шоке и знала, что он слышит, как разорвалось мое сердце от этого единственного слова, потому что я ощущала его всем своим существом. – О боже. Ты толкнул меня. Ты… – От понимания того, что только что произошло, было больнее, чем от удара.

Райл обнял меня рукой за шею и в отчаянии прижал к себе.

– Мне так жаль, Лили. Боже, мне так жаль. – Он уткнулся лицом в мои волосы, обрушивая на меня все свои эмоции. – Пожалуйста, не надо меня ненавидеть. Прошу тебя.

Его голос медленно начинал становиться голосом Райла, и я чувствовала его в животе, в пальцах ног. Вся его карьера зависела от этой руки. Ведь это же о чем-то говорило, что он больше не волновался о ней. Верно? Я была совершенно сбита с толку.

Слишком много всего случилось. Дым, вино, разбитый бокал, разбросанная еда, кровь, гнев, извинения. Явный перебор.

– Прости меня, пожалуйста, – повторил Райл. Я отстранилась, посмотрела на него. Глаза у него покраснели, я никогда не видела его таким печальным. – Я запаниковал. Я не собирался тебя отталкивать. Я просто запаниковал. Я думал только об операции в понедельник и о моей руке… Мне очень, очень жаль. – Он прижался губами к моим губам.

Райл не похож на моего отца. Не может быть похож. В нем нет ничего от этого равнодушного ублюдка.

Мы оба были расстроены, сбиты с толку, опечалены. И мы целовались. Я никогда не переживала ничего подобного, как в этот момент, такой чудовищный и болезненный. Но почему-то единственным, что облегчало боль, только что причиненную этим мужчиной, был сам этот мужчина. Мои слезы успокоили его печаль, мои эмоции успокоили его губы на моих губах, его рука, вцепившаяся в меня так, будто он не собирался меня отпускать.

Я почувствовала, как его руки обвились вокруг моей талии, и он поднял меня и понес, переступая через бедлам, который мы устроили на полу. Я не знала, кем я разочарована больше, им или собой. Им, потому что он вышел из себя, или мной, потому что я находила утешение в его извинениях.

Он нес меня в спальню и целовал. Райл все еще целовал меня, когда опустил на кровать и прошептал:

– Прости меня, Лили. – Его губы прижались к тому месту, которым я ударилась о шкафчик. – Мне так жаль.

Его рот, горячий и влажный, снова накрыл мои губы, и я не понимала, что со мной происходит. Мне было так больно в душе, но мое тело жаждало его извинений, прикосновений губ и рук. Мне хотелось сорваться и отреагировать так, как мне всегда хотелось, чтобы отреагировала моя мать, когда мой отец бил ее. Но в глубине души мне все-таки хотелось верить, что на самом деле это была случайность. Что Райл не похож на моего отца. У них нет ничего общего.

Мне нужно было почувствовать его печаль. Его сожаление. И я получила и то, и другое в том, как он целовал меня. Я раздвинула ноги, и его сожаление пришло ко мне в другой форме. Это были медленные, извиняющиеся движения внутри меня. Каждый раз, когда он входил в меня, он шептал извинения. И каким-то чудесным образом каждый раз, когда он выходил из меня, мой гнев уходил вместе с ним.

Он целовал мое плечо. Мою щеку. Мой глаз. Он все еще лежал на мне и нежно касался меня. Никогда еще ко мне не прикасались с такой нежностью. Я попыталась забыть то, что произошло в кухне, но воспоминание никуда не исчезло.

Он оттолкнул меня.

Райл толкнул меня.

Пятнадцать секунд я видела то, что не было Райлом. И это была не я. Вместо того чтобы смеяться, мне следовало проявить заботу. Райл оттолкнул меня в тот момент, когда ему не нужно было прикасаться ко мне. Я оттолкнула его, и из-за меня он порезал руку.

Это было ужасно. Все произошедшее, все эти пятнадцать секунд были совершенно ужасными. Мне хотелось больше никогда не думать об этом.

Райл все еще сжимал в кулаке тряпку, и она пропиталась кровью. Я толкнула его в грудь.

– Я сейчас вернусь, – сказала я. Он поцеловал меня еще раз и скатился с меня. Я зашла в ванную, закрыла дверь, посмотрела в зеркало и ахнула.

Кровь. В моих волосах, на щеках, на моем теле всюду была кровь Райла. Я схватила тряпку и попыталась смыть ее, потом заглянула под раковину, чтобы взять аптечку. Я понятия не имела, насколько сильно повреждена его рука. Сначала он обжег ее, потом порезал. Не прошло и часа после того, как он говорил мне о том, насколько важна для него предстоящая опе-рация.

Я схватила коробку с аптечкой и вышла в спальню. Райл как раз возвращался из кухни с маленьким пакетом льда. Он поднял его повыше:

– Это для твоего глаза, – сказал он.

Я показала ему аптечку.

– Для твоей руки.

Мы оба улыбнулись и сели на кровать. Райл прислонился к спинке, я положила его руку себе на колени. Пока я обрабатывала его рану, он прижимал пакет со льдом к моему глазу.

Я выдавила немного кремообразного антисептика на палец и смазала ожоги на пальцах. Они выглядели не так ужасно, как я предполагала, поэтому я испытала облегчение.

– Ты знаешь, что надо сделать, чтобы не появились волдыри? – спросила я.

– Ничего не сделаешь, если это ожог второй степени. – Райл покачал головой.

Я хотела спросить его, сможет ли он оперировать в понедельник с волдырями на пальцах, но промолчала. Я была уверена, что именно об этом он только и – думал.

– Смазать антисептиком порез?

Райл кивнул. Кровь больше не текла. Я не сомневалась, что, если потребуются швы, он обратится за помощью, но, на мой взгляд, без этого можно было обойтись. Я начала бинтовать ему руку эластичным бинтом.

– Лили, – прошептал Райл. Я подняла на него глаза. Его голова опиралась на спинку кровати, казалось, он вот-вот заплачет. – Я ужасно себя чувствую, – сказал он. – Если бы я мог все вернуть…

– Знаю. – Я не дала ему договорить. – Я знаю, Райл. Это было ужасно. Ты толкнул меня. Ты заставил меня усомниться во всем том, что, как мне казалось, я о тебе знаю. Но я также знаю, что ты переживаешь из-за этого. Мы не можем ничего вернуть. И я не хочу больше об этом говорить. – Я закрепила повязку и посмотрела ему в глаза. – Но знаешь, Райл, если что-то подобное повторится… Я буду точно знать, что это не просто случайность. И я уйду от тебя, не раздумывая.

Он долго смотрел на меня, на лице появилось выражение сожаления. Нагнувшись ко мне, Райл прижался губами к моим губам.

– Это никогда больше не повторится, Лили. Я клянусь. Я не как он. Я знаю, что ты об этом думаешь, но я клянусь тебе…

Я покачала головой, не желая, чтобы он продолжал.

– Я знаю, что ты ни капельки не похож на моего отца, – сказала я. – Только, пожалуйста, никогда не давай мне повода снова усомниться в тебе. Пожалуйста.

Он смахнул волосы с моего лба.

– Ты самое важное, что есть в моей жизни, Лили. Я хочу быть тем, что приносит тебе счастье, а не тем, что причиняет тебе боль. – Он поцеловал меня, встал, нагнулся и прижал лед к моему лицу. – Подержи лед еще минут десять. Это предотвратит отек.

Я взяла лед в руку.

– Куда ты идешь?

Райл поцеловал меня в лоб и сказал:

– Убирать то, что я натворил.

Следующие двадцать минут он наводил порядок в кухне. Я слышала, как он собрал осколки и выбросил в мусорное ведро, вылил вино в раковину. Я быстро приняла душ, чтобы смыть с себя его кровь, а потом сменила простыни на постели. Когда Райл закончил убирать кухню, он принес мне стакан с содовой.

– Это содовая, – сказал он. – Тебе поможет.

Я сделала глоток и почувствовала, как пузырьки воздуха побежали по моему горлу. Идеальная вещь. Я выпила еще и поставила стакан на ночной столик.

– От чего это помогает? От похмелья?

Райл улегся в кровать и накрыл нас одеялом. Он покачал головой:

– Я не думаю, что содовая помогает хотя бы от чего-то. Просто мама мне обычно давала содовую, если у меня был плохой день, и мне всегда становилось чуточку лучше.

Я улыбнулась:

– Что ж, это сработало.

Он легко провел пальцами по моей щеке. По выражению его глаз, по тому, как он ко мне прикасался, я поняла, что он заслуживал хотя бы одного шанса на прощение. У меня было такое чувство, будто, не найдя способа его простить, я перенесу на него вину за ненависть, которую я испытываю к своему отцу. Он не такой, как мой отец.

Райл любил меня. Он никогда раньше этого не говорил, но я знала, что это так. И я любила его. Я не сомневалась, что произошедшее в кухне никогда больше не повторится. Это не могло повториться, ведь я видела, как он был огорчен тем, что причинил мне боль.

Все люди ошибаются. Характер человека определяют не ошибки, которые он совершает. Все зависит от того, как он принимает эти ошибки и превращает их в уроки, а не в оправдания.

Через несколько минут Райл сжал мою руку.

– Лили, – сказал он, кладя свой большой палец на мой, – я люблю тебя.

Каждой клеточкой своего тела я ощутила его слова. Я прошептала:

– Я тоже тебя люблю. – И это было самой голой правдой, которую я ему когда-либо открывала.