Глава 11
Я свернулась калачиком на кровати и смотрела на него.
Я почти дочитала его. Записей осталось совсем немного.
Я взяла дневник и положила на подушку рядом с собой.
– Я не собираюсь тебя читать, – прошептала я.
Хотя, если я прочту то, что осталось, я с этим закончу. Этим вечером я увидела Атласа, узнала, что у него есть подружка, работа и, скорее всего, дом. Этого достаточно, чтобы закрыть эту главу. И если я просто дочитаю этот проклятый дневник, я смогу снова убрать его в обувную коробку и никогда больше не открывать.
Я все-таки взяла его и улеглась на спину.
– Что ты за сука, Эллен Дедженерес.
Дорогая Эллен!
«Просто продолжай плыть».
Узнаешь эту цитату, Эллен? Дори сказала это Марлину в мультфильме «В поисках Немо».
«Просто продолжай плыть, плыть, плыть».
Я не большая поклонница мультфильмов, но этот мне понравился. Я люблю мультфильмы, которые могут заставить тебя смеяться. Думаю, что после сегодняшнего дня это будет мой любимый мультик. В последнее время у меня такое ощущение, как будто я тону, и порой люди просто нуждаются в напоминании, что им просто надо продолжать плыть.
Атлас заболел. Типа по-настоящему заболел.
Уже несколько ночей подряд он забирался в мое окно и спал на полу, но прошлой ночью я сразу поняла, что с ним что-то не так, стоило мне на него посмотреть. Это было воскресенье, поэтому я не видела его с предыдущей ночи, но выглядел он ужасно. Глаза у него покраснели, кожа стала бледной, и хотя было холодно, волосы у него промокли от пота. Я даже не стала спрашивать, нормально ли он себя чувствовал. Я уже и так знала, что ему плохо. Я положила ладонь ему на лоб, и он оказался таким горячим, что я едва не позвала маму.
Атлас сказал:
– Со мной все будет в порядке, Лили. – И начал устраивать себе постель на полу. Я сказала ему, чтобы он подождал меня, а сама пошла на кухню и налила ему воды. В шкафчике я нашла какое-то лекарство от простуды. И хотя я не знала, действительно ли у него простуда, но все-таки заставила его принять его.
Он лег на пол, свернулся калачиком, но примерно через полчаса он позвал меня:
– Лили! Думаю, мне потребуется мусорная корзина.
Я вскочила с кровати, схватила мусорную корзину из-под письменного стола и опустилась перед Атласом на колени. Как только я это сделала, он тут же нагнулся над корзиной, и его вырвало.
Боже, как мне было его жалко. Ему было очень плохо, а у него не было ни ванной, ни кровати, ни дома, ни матери. У него была только я, а я не знала, чем ему помочь.
Когда рвота у него прекратилась, я дала ему выпить воды, а потом сказала, чтобы он лег в постель. Атлас отказался, но я не отставала. Поставив корзину для мусора возле кровати, я уложила его в постель.
Атлас был такой горячий, его так трясло, что я просто побоялась оставлять его на полу. Я легла рядом с ним. Следующие шесть часов его рвало каждый час. Я выносила корзину в ванную, чтобы опорожнить ее. Не стану лгать, это было ужасно. Самая ужасная ночь в моей жизни, но что еще я могла сделать? Он нуждался в моей помощи, кроме меня, у него никого не было.
Когда утром ему пришлось уходить из моей комнаты, я сказала ему, чтобы он шел в свой дом, а я зайду его проведать перед школой. Я удивилась тому, что у него хватило сил вылезти в окно. Я оставила мусорную корзину у кровати и дождалась, пока мама придет меня будить. Когда она вошла в комнату, то сразу увидела мусорную корзину и немедленно приложила руку к моему лбу.
– Лили, ты в порядке?
Я застонала и покачала головой.
– Нет, меня всю ночь тошнило. Думаю, уже все прошло, но я совсем не спала.
Мама забрала мусорную корзину и велела мне оставаться в постели. Она сказала, что позвонит в школу и сообщит, что я не приду. После того как она уехала на работу, я пошла к Атласу и сказала ему, что он может оставаться со мной в доме весь день. Его по-прежнему тошнило, поэтому я позволила ему спать в моей комнате. Каждые полчаса я проверяла, как он, и наконец, примерно ко времени ланча, рвота прекратилась. Он принял душ, а потом я сделала ему суп.
Но он был слишком измучен, чтобы съесть его. Мы оба уселись на диван и укрылись одеялом, которое я принесла. Не знаю, когда мне стало настолько уютно, чтобы прижаться к нему. Мне просто показалось это правильным. Через несколько минут Атлас чуть нагнулся ко мне и прижался губами к моей ключице между плечом и шеей. Это был быстрый поцелуй, и я не думаю, что он хотел быть романтичным. Это был скорее жест благодарности, но без обычных слов. Но я почувствовала столько всего сразу. После этого прошло уже несколько часов, а я все время трогаю это место пальцами, потому что я все еще чувствую его поцелуй.
Я знаю, Эллен, что это был, вероятно, худший день в его жизни, но для меня он стал одним из лучших.
И из-за этого я чувствую себя ужасно.
Мы с ним смотрели «В поисках Немо». Досмотрели до того места, где Марлин искал Немо и уже отчаялся, и Дори сказала ему: «Хочешь знать, что нужно делать, когда жизнь тянет тебя на дно?.. Просто продолжай плыть. Просто продолжай плыть. Просто продолжай плыть, плыть, плыть».
Атлас схватил меня за руку, когда Дори сказала это. Он держал ее не так, как парень держит за руку свою девушку. Он сжал ее так, как будто говорил – это мы. Он был Марлин, а я была Дори, и я помогала ему плыть.
– Просто продолжай плыть, – шепнула я Атласу.
– Лили
Дорогая Эллен!
Мне страшно. Мне очень страшно.
Он мне очень нравится. Когда мы вместе, я думаю только о нем, а когда его нет рядом, я беспокоюсь за него. Моя жизнь начинает вращаться вокруг этого человека, и это плохо, я знаю. Но я ничего не могу с этим поделать, не знаю, как мне с этим быть, а теперь он может уехать.
Атлас ушел после того, как мы закончили смотреть «В поисках Немо». Когда вчера вечером родители уснули, он влез в окно моей комнаты. Предыдущей ночью он спал в моей постели, потому что ему было плохо. Я знаю, что мне не следовало этого делать, но перед тем как лечь в постель, я отправила его одеяла в стиральную машину. Он спросил, где они, а я ответила, что ему придется снова спать в моей постели, потому что я отправила их в стирку, чтобы они были чистыми и он бы не заболел снова.
На минуту мне показалось, что Атлас вылезет обратно в окно. Но потом он закрыл его, снял обувь и лег рядом со мной в постель.
Его больше не рвало, но когда он лег, я решила, что тоже, наверное, заболела, потому что почувствовала тошноту. Но я не заболела. Меня просто всегда подташнивает, когда он так близко.
Мы лежали лицом друг к другу, когда Атлас сказал:
– Когда тебе исполнится шестнадцать?
– Через два месяца, – прошептала я. Мы продолжали смотреть друг на друга, и мое сердце билось все чаще и чаще. – Когда тебе исполняется девятнадцать? – спросила я, чтобы поддержать разговор и чтобы он не услышал, как тяжело я дышу.
– Только в октябре, – сказал Атлас.
Я кивнула. Я гадала, почему он спросил о возрасте и что он думает о пятнадцатилетних. Смотрел ли он на меня так, словно я была всего лишь ребенком? Что-то вроде младшей сестры? Мне было почти шестнадцать, и разница в два с половиной года не имеет большого значения. Может быть, когда людям пятнадцать и восемнадцать, это кажется слишком большой разницей. Но как только мне исполнится шестнадцать, держу пари, никто никогда не вспомнит о разнице в два с половиной года.
– Я должен тебе кое-что сказать.
Я затаила дыхание, не зная, что именно он собирается сказать.
– Сегодня я связался с моим дядей. Мы с мамой раньше жили у него в Бостоне. Он сказал мне, что как только вернется из деловой поездки, я могу приехать и остаться у него.
Мне следовало бы от души радоваться за него в этот момент. Мне следовало бы улыбнуться и поздравить этого парня. Но я почувствовала всю незрелость своего возраста, когда я закрыла глаза, и мне стало себя жаль.
– Ты поедешь? – спросила я.
Атлас пожал плечами:
– Не знаю. Мне сначала хотелось поговорить с тобой.
Он был так близко ко мне в постели, что я чувствовала тепло его дыхания. Я заметила, что от него как будто пахнет мятой, и я подумала, что он, наверное, чистит зубы перед тем, как прийти сюда. Я каждый день отправляла его домой с большим количеством воды.
Я поднесла руку к подушке и принялась вытаскивать из нее проткнувшее наволочку перо. Вытащив его, я начала крутить его между пальцами.
– Не знаю, что сказать, Атлас. Я счастлива, что у тебя будет дом. Но как же школа?
– Я мог бы окончить ее там.
Я кивнула. Это прозвучало так, будто он уже принял решение.
– Когда ты уезжаешь?
Я задумалась, как далеко отсюда Бостон. Вероятно, до него ехать несколько часов, но это огромное расстояние, если у тебя нет машины.
– Я до конца не уверен, что уеду.
Я бросила перо на подушку и опустила руку.
– Что тебя останавливает? Твой дядя предлагает тебе дом. Это хорошо, верно?
Атлас сжал губы и кивнул. Потом взял перо, с которым я играла, и тоже начал крутить его между пальцами. Как и я, он положил его обратно на подушку и сделал то, чего я от него не ожидала. Он поднес палец к моим губам и коснулся их.
Боже, Эллен. Я думала, что умру на месте. Это было наивысшее наслаждение, которое я ощущала всем телом. На несколько секунд его пальцы замерли на моих губах, и он сказал:
– Спасибо, Лили. За все.
Он запустил пальцы мне в волосы, нагнулся и поцеловал в лоб. Мне было так тяжело дышать, что мне пришлось приоткрыть рот, чтобы захватить больше воздуха. Я видела, что его грудь поднимается и опускается так же тяжело, как и моя. Атлас посмотрел на меня, и я видела, что он смотрит на мои губы.
– Тебя когда-нибудь целовали, Лили?
Я покачала головой и подняла лицо к нему, потому что мне нужно было немедленно это изменить, иначе я просто не смогу дышать.
И тогда – так осторожно, словно я была сделана из яичной скорлупы, – Атлас коснулся губами моих губ и замер. Я не знала, что делать дальше, но мне было все равно. Мы могли оставаться так всю ночь и никогда больше не шевелить губами. В этом было все.
Его губы сомкнулись на моих губах, и я почувствовала, как дрожит его рука. Я начала повторять движения его губ. Я почувствовала, как кончик его языка один раз коснулся моих губ, и мне показалось, что мои глаза закатились. Он сделал это еще раз, потом еще один, и тогда я сделала то же самое. Когда наши языки впервые встретились, я вроде как чуть улыбнулась, потому что я много думала о моем первом поцелуе. Как это будет, с кем это будет. Но я даже представить не могла, что буду при этом чувствовать.
Он перекатил меня на спину, прижался ладонью к моей щеке и продолжил целовать меня. Поцелуй становился все лучше и лучше по мере того, как я чувствовала себя комфортнее. Больше всего мне понравилось, когда он на секунду оторвался от меня, посмотрел на меня сверху, а потом поцеловал еще крепче.
Я не знаю, как долго мы целовались. Долго. Так долго, что у меня заболели губы, и я не могла держать глаза открытыми. Уверена, что когда мы заснули, его губы все еще касались моих.
Мы больше не говорили о Бостоне.
Я так и не знаю, уедет ли он.
– Лили
* * *
Дорогая Эллен!
Я должна перед тобой извиниться.
Прошла неделя с тех пор, как я писала тебе, и неделя с тех пор, как я смотрела твое шоу. Не волнуйся, я по-прежнему записываю все выпуски, чтобы у тебя был рейтинг, но каждый день после школы Атлас быстро принимает душ, и мы целуемся.
Каждый день.
Это потрясающе.
Не знаю, как ему, но мне с ним так хорошо… Он такой нежный и заботливый. И никогда не делает ничего такого, что мне не нравится. Но пока Атлас и не пытался делать ничего такого.
Я не уверена, что мне следует распространяться об этом здесь, так как мы с тобой лично не встречались. Позволь мне просто сказать, что если раньше он и гадал о том, какие у меня сиськи…
То теперь он знает.
Я представить не могу, как люди живут день за днем, когда им кто-то нравится до такой степени. Если бы это зависело от меня, мы бы целовались дни и ночи напролет, а в перерывах, может быть, немного разговаривали. Атлас рассказывает смешные истории. Мне нравится, когда он в разговорчивом настроении, потому что такое случается нечасто. Но он много работает руками. А еще он много улыбается, и его улыбку я люблю даже больше, чем его поцелуи. Иногда я просто говорю ему, чтобы он заткнулся и перестал улыбаться, или целоваться, или разговаривать, чтобы я могла смотреть на него. Мне нравится смотреть в его глаза. Они такие голубые, что он мог бы стоять в другом конце комнаты, а другой человек все равно бы увидел, насколько они голубые. Но мне иногда не нравится его целовать, когда он закрывает глаза.
И нет, мы все еще не говорили о Бостоне.
– Лили
Дорогая Эллен!
Вчера, во второй половине дня, когда мы ехали в автобусе, Атлас поцеловал меня. В этом не было ничего нового, потому что к этому моменту мы уже много целовались, но он впервые сделал это на людях. Когда мы вместе, все остальное как будто исчезает, поэтому не думаю, что он думал о тех, кто на нас смотрел. Но Кэти это заметила. Она сидела позади нас, и я услышала, как она сказала «кошмар», как только Атлас нагнулся и поцеловал меня.
Она говорила с девочкой, которая сидела рядом с ней, и потом сказала:
– Не могу поверить, что Лили позволяет ему прикасаться к ней. Он ходит в одной и той же одежде почти каждый день.
Как же я разозлилась, Эллен. И мне было больно за Атласа. Он отстранился от меня, и я видела, что эти слова его задели. Я начала было поворачиваться, чтобы накричать на Кэти из-за того, что она судит о человеке, не зная его, но Атлас схватил меня за руку и покачал головой.
– Не надо, Лили, – сказал он.
Поэтому я не стала связываться с Кэти.
Но остаток пути я злилась. Я злилась на то, что Кэти может ранить человека, которого считает ниже себя. Мне было больно еще и от того, что Атлас как будто привык к подобным комментариям.
Я нагнулась к нему и поцеловала в щеку, а потом положила голову ему на плечо.
– Знаешь что? – сказала я ему.
Он переплел свои пальцы с моими и сжал мою руку.
– Что?
– Ты для меня самый лучший человек.
Я почувствовала, что он рассмеялся, и сама улыбнулась.
– Из скольких? – спросил он.
– Из всех.
Он поцеловал меня в макушку и сказал:
– Ты тоже для меня лучше всех, Лили. Ты всех опередила.
Когда автобус подъехал к остановке на моей улице, он не отпустил мою руку, пока мы шли по проходу, он впереди, я за ним. Поэтому он не видел, как я развернулась и слегка пихнула Кэти.
Вероятно, мне не следовало этого делать, но выражение ее лица не оставило мне выбора.
Когда мы подошли к дому, Атлас взял ключ из моей руки и открыл дверь. Мне было странно видеть, насколько комфортно он почувствовал себя в моем доме. Мы вошли, и он закрыл дверь на задвижку. Только тут я заметила, что в доме нет электричества. Я выглянула в окно и увидела машину ремонтников, работавших дальше по улице. Они что-то делали с проводами, поэтому мы не смогли посмотреть твое шоу. Я не слишком расстроилась, потому что это означало, что мы сможем целоваться примерно полтора часа.
– Духовка у вас электрическая или газовая? – спросил Атлас.
– Газовая, – ответила я, несколько сбитая с толку тем, что он спрашивает о духовке. Он сбросил обувь (это были всего лишь старые ботинки моего отца) и направился в кухню.
– Я собираюсь кое-что для тебя приготовить, – сказал Атлас.
– Ты умеешь готовить?
Он открыл холодильник и начал перебирать про-дукты.
– Ага. Пожалуй, я так же люблю готовить, как ты любишь что-нибудь выращивать. – Атлас вынул какие-то продукты из холодильника и разогрел духовку. Я прислонилась к рабочему столу и наблюдала за ним. Он даже не заглядывал в рецепт, просто наливал и выкладывал что-то в миски, а потом смешивал, не пользуясь мерной ложкой. Я никогда не видела, чтобы мой отец хоть что-то делал на кухне. Я думала, что большинство мужчин были на него в этом похожи. Но увидев, как Атлас хозяйничает в моей кухне, я поняла, что ошибалась.
– Что ты готовишь? – спросила я его, оперлась руками на кухонный «остров», подтянулась и уселась на него.
– Печенье, – ответил Атлас, подошел ко мне с миской в руке и окунул в смесь ложку. Он поднес ложку к моим губам, и я попробовала. Тесто для печенья – это моя слабость, и такого вкусного я никогда не пробовала.
– Вау, – оценила я, облизывая губы.
Он поставил миску рядом со мной, нагнулся и поцеловал меня. Тесто для печенья и губы Атласа – это райское наслаждение (на тот случай, если тебе интересно). Из глубины моего горла вырвался звук, которым я дала понять Атласу, как мне нравится это сочетание. Он рассмеялся, но не перестал целовать меня. Он целовал меня и смеялся, и это совершенно растопило мое сердце. Счастливый Атлас практически вынес мне мозг. Мне захотелось узнать все о том мире, который ему нравился, и отдать его весь Атласу.
Когда он целовал меня, я думала, люблю ли я его. У меня никогда раньше не было бойфренда, и мне не с чем было сравнивать мои чувства. На самом деле до Атласа я никогда не хотела иметь парня или заводить отношения. В моей семье я не видела, как мужчине следует относиться к женщине, которую он любит. Поэтому у меня всегда присутствовала нездоровая доза недоверия, если речь шла об отношениях и других людях.
Временами я спрашивала себя, смогу ли вообще когда-нибудь довериться парню. По большей части я мужчин ненавидела, потому что единственным примером для меня был мой отец. Но то время, которое я провела с Атласом, изменило меня. Не думаю, что слишком сильно. Но Атлас изменил меня достаточно, чтобы я поверила, что он исключение из правила.
Он закончил целовать меня и снова взял миску. Он отошел к противоположному столу и начал ложкой выкладывать тесто для печенья на два противня.
– Хочешь узнать секрет готовки в газовой духовке? – спросил Атлас.
Не уверена, что меня когда-то интересовало приготовление пищи, но Атласу каким-то образом удалось пробудить во мне желание узнать все то, что знал он. Возможно, все дело было в том, каким счастливым он выглядел, когда говорил об этом.
– В газовых духовках есть жаркие места, – принялся объяснять Атлас, открывая дверцу духовки и ставя внутрь противни с печеньем. – Надо обязательно переставлять противни, чтобы все пропеклось равномерно. – Он закрыл дверцу, снял с руки варежку-прихватку и бросил ее на рабочий стол. – Еще помогает камень для пиццы. Если просто держать его в духовке, даже когда ты не печешь пиццу, он не дает выпечке пригореть.
Атлас подошел ко мне и оперся о столешницу по обе стороны от меня. Электричество включили как раз в тот момент, когда он потянул вниз воротник моей рубашки. Он поцеловал то место над ключицей, которое он любил целовать, и медленно провел руками по моей спине. Клянусь, иногда я чувствую его губы на моей ключице даже тогда, когда его нет рядом.
Атлас собирался поцеловать меня в губы, когда мы услышали, что к дому подъехала машина и дверь гаража начала подниматься. Я спрыгнула с «островка», лихорадочно оглядывая кухню. Атлас взял мое лицо в ладони и заставил меня посмотреть на него.
– Присмотри за печеньем. Оно будет готово примерно минут через двадцать. – Он прижался к моим губам, потом отпустил и поспешно прошел в гостиную, чтобы взять свой рюкзак. Он вышел через заднюю дверь как раз в ту минуту, когда мотор машины моего отца замолк.
Я начала собирать остатки ингредиентов для печенья, когда через кухонную дверь вошел из гаража отец. Он посмотрел по сторонам, а потом увидел свет в духовке.
– Ты готовишь? – спросил он меня.
Я кивнула, потому что мое сердце билось так быстро, что я побоялась, как бы отец не услышал дрожь в моем голосе, если я отвечу. С минуту я оттирала место на столешнице, которое было идеально чистым. Потом откашлялась и сказала:
– Это печенье. Я пеку печенье.
Отец поставил свой кейс на кухонный стол, подошел к холодильнику и достал пиво.
– Электричества не было, – добавила я. – Мне стало скучно, поэтому я решила испечь печенье, пока свет не – дадут.
Отец сел у стола и следующие десять минут задавал мне вопросы о школе и о том, собираюсь ли я учиться в колледже. Временами, когда мы с ним были вдвоем, я видела намек на то, какими могут быть нормальные отношения с отцом. Мы просто сидели с ним за столом, обсуждали колледжи, старшую школу и выбор карьеры. Хотя я ненавидела отца бо2льшую часть времени, мне все еще хотелось, чтобы таких моментов с ним было больше. Если бы только он мог всегда быть таким, как в эти моменты, то все было бы совершенно иначе. Для всех нас.
Я поворачивала печенье так, как мне сказал Атлас, и когда оно испеклось, я вытащила противни из духовки, взяла одно печенье и протянула его отцу. Мне было противно, что я так мило веду себя с ним. У меня было такое чувство, будто я выбрасываю одно из печений Атласа.
– Вау, – оценил отец. – Замечательно, Лили.
Я выдавила из себя «спасибо», хотя не я его пекла. Но и об этом я ему сказать не могла.
– Печенье для школы, – солгала я, – поэтому ты можешь съесть только одну штуку. – Дождавшись, пока остальное печенье остынет, я положила его в пластиковый контейнер и отнесла к себе в комнату. Я даже не хотела пробовать печенье без Атласа, поэтому дождалась, пока он придет поздно ночью.
– Тебе следовало бы попробовать его горячим, – сказал Атлас. – В этот момент оно самое вкусное.
– Мне не хотелось есть его без тебя, – ответила я. Мы сидели на кровати, прислонившись спинами к стене, и съели половину всего печенья. Я сказала Атласу, что оно восхитительное, но не стала говорить, что это лучшее печенье из того, что мне доводилось пробовать. Мне не хотелось раздувать его самомнение, мне типа нравилось, как скромно он себя ведет.
Я попыталась взять еще одно печенье, но Атлас отодвинул от меня контейнер и закрыл его крышкой.
– Если съешь слишком много, тебя начнет тошнить, и мое печенье перестанет тебе нравиться.
Я рассмеялась:
– Это невозможно.
Атлас выпил воды и встал, повернувшись лицом к кровати.
– Я кое-что сделал для тебя. – Он сунул руку в карман.
– Еще печенье?
Он улыбнулся и покачал головой, потом вытянул вперед кулак. Я протянула ладонь, и он уронил туда что-то тяжелое. Это было маленькое плоское сердце размером в пару дюймов, вырезанное из дерева.
Я провела по сердечку большим пальцем, пытаясь улыбаться не слишком широко. Это не было анатомически правильное сердце, но оно и не выглядело так, как большинство нарисованных сердец. Оно было неровным и полым в центре.
– Ты это сделал? – спросила я, глядя на него снизу вверх.
Он кивнул:
– Я вырезал его старым ножом для очинки карандашей, который нашел в заброшенном доме.
Сердце не соединялось вверху, линии просто слегка загибались внутрь, оставляя маленький пробел в верхней части. Я не знала, что сказать. Я почувствовала, как он сел рядом со мной на кровать, но никак не могла отвести взгляд от сердца, чтобы поблагодарить его.
– Я вырезал его из ветки, – шепотом объяснил Атлас, – ветки того самого дуба на твоем заднем дворе.
Клянусь, Эллен, я даже подумать не могла, что мне могло что-то понравиться до такой степени. Или, возможно, мои чувства были не к подарку, а к Атласу. Я сжала пальцы вокруг сердца, нагнулась к Атласу и поцеловала его с такой силой, что он упал на кровать. Я забросила на него ногу и оседлала его. Атлас схватил меня за талию и улыбнулся.
– Я вырежу для тебя целый дом из этого дуба, если такой будет награда, – прошептал он.
Я рассмеялась:
– Тебе пора перестать быть таким идеальным. Я и так ценю тебя выше всех остальных людей, но ситуация становится все более несправедливой по отношению к остальным, потому что с тобой никто никогда не сравнится.
Его рука легла мне на затылок, и он уложил меня на спину, а сам оказался сверху.
– Значит, мой план работает, – сказал Атлас перед тем, как снова поцеловать меня.
Пока мы целовались, я крепко сжимала сердце, желая верить, что это был подарок без повода. Но в глубине души я боялась, что это был прощальный подарок, на память перед его отъездом в Бостон.
Я не хотела помнить его. Если бы мне пришлось его помнить, это означало бы, что он перестал быть частью моей жизни.
Я не хотела, чтобы он уезжал в Бостон, Эллен. Я знаю, что это эгоизм с моей стороны, потому что он не может больше жить в том доме. Не знаю, чего я боялась больше: увидеть, как он уедет, или эгоистично умолять его остаться.
Я знаю, что нам надо поговорить об этом. Я спрошу его о Бостоне сегодня вечером, когда он придет на ночь. Я просто не хотела спрашивать его об этом вчера, потому что это был идеальный день.
– Лили
Дорогая Эллен!
Просто продолжай плыть. Просто продолжай плыть.
Он уезжает в Бостон.
Я не могу говорить об этом.
– Лили
Дорогая Эллен!
Вот этого моя мать уже не сумеет скрыть.
Отец обычно расчетливо бьет ее туда, где не остается видимых синяков. Вероятно, меньше всего на свете ему хочется, чтобы люди в городе знали, как он с ней обращается. Я несколько раз видела, как он бил ее ногами, душил, наносил удары по спине и в живот, таскал за волосы. Несколько раз он бил ее по лицу, но это всегда были только пощечины, поэтому следы не оставались надолго.
Но никогда я не видела того, что он сделал вчера ве-чером.
Родители вернулись домой очень поздно. Это был – уикэнд, поэтому отец с мамой отправились на какое-то общественное мероприятие. У моего отца фирма по торговле недвижимостью, и к тому же он мэр города, поэтому им приходится часто появляться на публике, в том числе и на благотворительных ужинах. Какая ирония: мой отец ненавидит благотворительность. Но я полагаю, что ему необходимо сохранять лицо.
Атлас уже был в моей комнате, когда они вернулись домой. Я слышала, как они ссорятся, входя в дом. Разговор был приглушенным, но я сумела кое-что разобрать. Отец обвинял мать в том, что она флиртовала с каким-то мужчиной.
Но я знаю свою мать, Эллен. Она бы никогда не сделала ничего подобного. Скорее всего, парень просто посмотрел на нее, и мой отец заревновал. Моя мать настоящая красавица.
Я слышала, как отец назвал ее шлюхой, а потом до меня донесся звук первого удара. Я начала выбираться из постели, но Атлас втянул меня обратно и сказал, что ходить туда не надо, иначе и мне достанется. Я сказала ему, что мое присутствие иногда помогает. Когда я прихожу туда, отец обычно отступает.
Атлас попытался меня отговорить, но я все же встала и пошла в гостиную.
Эллен.
Я просто…
Он был на ней.
Они лежали на диване, одной рукой он держал ее за горло, а другой задирал платье. Мама пыталась отбиваться, а я застыла на месте. Она все умоляла его отпустить ее, и тогда он ударил прямо в лицо и приказал заткнуться. Мне никогда не забыть его слова: «Тебе хочется внимания? Сейчас я уделю тебе это твое долбаное внимание». Мама застыла и перестала сопротивляться. Я слышала, что она плачет. А потом она сказала: «Пожалуйста, веди себя тихо, Лили здесь».
Пожалуйста, веди себя тихо, дорогой, пока ты меня насилуешь.
Эллен, я не знаю, может ли человеческое сердце вместить столько ненависти. И я говорю не о моем отце, я говорю о себе.
Я прошла в кухню, открыла ящик, схватила самый большой нож, который смогла найти и… Не знаю, как это объяснить. Я как будто покинула свое тело. Я видела себя со стороны, видела, как я иду с ножом в руке через кухню, и я знала, что не собираюсь пустить его в ход. Но как раз перед тем, как я вышла из кухни, руки Атласа обхватили меня за талию и подхватили. Я выронила нож. Отец этого не слышал, но мать услышала. Мы встретились с ней глазами, когда Атлас нес меня обратно в мою спальню. Когда мы снова оказались в моей комнате, я принялась колотить его кулаками в грудь, пытаясь вырваться и побежать на помощь матери. Я плакала и делала все, чтобы убрать его с моего пути, но он не двинулся с места.
Атлас обнял меня и сказал:
– Лили, успокойся. – Он продолжал повторять это снова и снова и долго держал меня, пока я не смирилась с тем, что он никуда не уйдет. Он не собирался давать мне возможность схватиться за тот нож.
Он подошел к кровати, взял свою куртку и начал натягивать обувь.
– Мы идем к соседям, – сказал он. – Мы вызовем по-лицию.
Полиция.
В прошлом мама предупреждала меня, чтобы я не звонила в полицию. Она говорила, что это повредит карьере отца. Но, честно говоря, на его карьеру мне было наплевать. Мне было все равно, что он был мэром или что все, любившие его, не подозревали об ужасной стороне его жизни. Мне хотелось только одного: помочь матери, поэтому я натянула куртку и подошла к стенному шкафу за обувью. Когда я обернулась, Атлас смотрел на дверь моей спальни.
Она открывалась.
В комнату вошла мать, быстро закрыла за собой дверь и заперла ее. Я никогда не забуду, как она выглядела. Из разбитой губы текла кровь. Глаз уже начал заплывать, клок волос лежал на плече. Она посмотрела на Атласа, потом на меня.
Я даже не успела испугаться, что она застала парня у меня в комнате. Мне было все равно. Я беспокоилась только за нее. Я подошла к ней, схватила ее за руки и подвела к кровати. Я убрала волосы с ее плеча и со лба.
– Он пойдет и вызовет полицию, мама. Ты согласна?
Ее глаза расширились, и она затрясла головой.
– Нет, – сказала она и посмотрела на Атласа. – Нельзя. Нет.
Тот уже собирался вылезти в окно, но остановился и посмотрел на меня.
– Он пьян, Лили, – продолжала мать. – Он слышал, как захлопнулась твоя дверь, поэтому ушел в нашу спальню. Он больше не будет. Если вызвать полицию, станет только хуже, поверь мне. Просто дай ему проспаться, завтра все наладится.
Я покачала головой, от слез у меня щипало глаза.
– Мама, он пытался тебя изнасиловать!
Она опустила голову и поморщилась, когда я это сказала, потом снова покачала головой.
– Все не так, Лили. Мы женаты, а иногда брак – это всего лишь… Ты слишком молода, чтобы это понять.
На минуту в комнате стало совсем тихо, а потом я не выдержала:
– Черт побери, надеюсь, я никогда этого не пойму.
И тут мама заплакала. Она просто обхватила голову руками и зарыдала. Мне оставалось только обнять ее и плакать вместе с ней. Я никогда не видела ее такой расстроенной. И такой напуганной. И такой страдающей. Это разбило мне сердце, Эллен.
Это сломало меня.
Когда мама перестала плакать, я оглядела комнату. Оказалось, Атлас уже ушел. Мы пошли в кухню, и я помогла маме обработать губу и глаз. Она так ничего и не сказала о том, что Атлас был в доме. Ни словечка. Я ждала, что она скажет, что я наказана, но она этого не сказала. Я поняла, что она об этом не заговаривает, потому что не признает ситуацию. То, что причинило ей боль, было просто отправлено под ковер, чтобы никогда больше не возникнуть.
– Лили
Дорогая Эллен!
Думаю, теперь я готова поговорить о Бостоне.
Атлас сегодня уехал.
Я столько раз тасовала колоду карт, что у меня болят руки. Я боюсь, что, если не напишу на бумаге все то, что чувствую, и буду держать это в себе, я просто сойду с ума.
Наша последняя ночь прошла совсем не так хорошо. Поначалу мы много целовались, но нам обоим было слишком грустно, чтобы нас это радовало. Второй раз за два дня он сказал мне, что передумал и никуда не уедет. Ему не хотелось оставлять меня одну в этом доме. Но я прожила со своими родителями почти шестнадцать лет. Глупо с его стороны было отказываться от дома и оставаться бездомным только из-за меня. Мы оба это знали, но все равно было больно.
Я постаралась не печалиться из-за этого, поэтому пока мы лежали вместе в кровати, я попросила его рассказать о Бостоне. Я сказала ему, что, возможно, приеду туда после окончания школы.
Когда он начал говорить, в его глазах появилось странное выражение. Такого я никогда у него не видела. Казалось, он рассказывает о рае. Он говорил, что там у всех замечательный акцент. Жители необычно произносят букву «р». Должно быть, он даже не догадывался, что иногда говорит точно так же. По его словам, он прожил там с девяти до четырнадцати лет, поэтому, вероятно, он и приобрел легкий акцент.
Атлас рассказал мне, что его дядя живет в многоэтажном доме с самой крутой террасой на крыше.
– Во многих домах есть такие террасы, некоторые даже с бассейном.
В Плеторе, штат Мэн, вероятно, не было ни одного достаточно высокого здания для террасы на крыше. Я гадала, каково это – очутиться так высоко. Я спросила Атласа, поднимался ли он туда хотя бы раз, и он сказал, что да, поднимался. Что когда он был моложе, он иногда залезал и на крышу, чтобы просто посидеть там и подумать, глядя сверху на город.
Он рассказала мне о еде. Я уже знала, что Атлас любит готовить, но я понятия не имела, с какой страстью он к этому относится. У него не было ни духовки, ни кухни, и для меня он испек печенье, но до этого он никогда ни с кем не говорил о приготовлении пищи.
Атлас рассказал мне о гавани и о том, как еще до второго замужества матери она водила его туда ловить рыбу.
– То есть я догадываюсь, что Бостон ничем не отличается от любого другого большого города, – сказал он. – В нем нет ничего особенно выдающегося. Просто… Я не знаю, там есть нерв. По-настоящему хорошая энергия. Когда люди говорят, что они живут в Бостоне, они этим гордятся. Иногда мне этого не хватает.
Я провела пальцами по его волосам и сказала:
– Что ж, ты рассказал о городе так, словно это лучшее место на земле. Как будто в Бостоне все лучше.
Атлас посмотрел на меня, в его глазах появилась печаль, когда он произнес:
– В Бостоне почти все лучше. Кроме девушек. В Бостоне нет тебя.
От этих слов я покраснела. Он очень нежно поцеловал меня, и я сказала:
– В Бостоне меня пока нет. Когда-нибудь я перееду туда и найду тебя.
Атлас заставил меня пообещать это. Сказал, что, если я перееду в Бостон, там все действительно станет лучше, и это будет лучший город в мире.
Мы снова еще немного поцеловались. И делали еще кое-что, чем я не стану тебя утомлять. Хотя это не значит, что нам было скучно.
Скучно нам не было.
Но этим утром мне пришлось попрощаться с Атласом. Он обнял меня и целовал так, что я подумала, что умру, если он меня отпустит.
Но я не умерла. Потому что он меня отпустил, и вот она я. Все еще живу. Все еще дышу.
Но едва-едва.
– Лили
Я перевернула страницу, но потом с треском захлопнула дневник. Осталась всего одна запись, и я не знала, готова ли я читать ее в этот момент. Или вообще когда-нибудь. Я убрала дневник обратно в платяной шкаф, понимая, что моя глава с Атласом закончена. Он нашел свое счастье.
И я счастлива.
Время действительно лечит все раны.
Или, по крайней мере, большинство из них.
Я выключила лампу и взяла телефон, чтобы поставить его на зарядку. Я пропустила два сообщения от Райла и одно от матери.
Райл: Привет. Голая правда прозвучит через 3… 2…
Райл: Я беспокоился, что отношения увеличат мою ответственность. Поэтому я избегал их всю свою жизнь. У меня и так достаточно обязанностей. Я видел, в какой стресс брак вовлек моих родителей, видел неудачные браки некоторых моих друзей. И мне не хотелось участвовать в чем-то подобном. Но после сегодняшнего вечера я понял, что, возможно, многие люди просто делают все неправильно. Потому что происходящее между нами не ощущается как обязанность. Это ощущается как награда. И я засну, гадая, чем я это заслужил.
Я прижала телефон к груди и улыбнулась. А потом я сделала скриншот экрана, потому что я хотела сохранить это сообщение навсегда. Я открыла третье сообщение.
Мама: Врач, Лили? И у тебя собственный бизнес? Я хочу быть такой как ты, когда вырасту.
Я заскринила и это сообщение.
