«Хрущевщина»

Плоды преобразований Хрущева оказывались совсем не такими, как виделось их автору. Например, когда в начале 1959 г. принимались планы за 3 года утроить производство мяса, решил отличиться первый секретарь Рязанского обкома Ларионов. Он вызвался утроить производство всего за год. Хрущеву очень понравилось, он с ходу наградил область Орденом Ленина, а Ларионову присвоил звание Героя Социалистического труда. На «вызов» ответили еще несколько областей. А на Рязанщине, чтобы выполнить обещание, стали забивать весь скот, молодняк, скупать мясо у населения. Но все равно не хватало, начали закупать в других регионах. Израсходовали фонды, выделенные на строительство, образование, здравоохранение. В декабре отрапортовали – перевыполнено! Увеличили производство в 3,8 раз! Хрущев всюду ставил в пример Ларионова и Рязанскую область. Но… на следующий год ее заставили взять еще более высокий план. А она не смогла дать почти ничего, потому что и скот забила, и все средства истратила. Ларионов покончил самоубийством [25].

После возвращения из США Хрущев воспылал настоящей страстью к кукурузе. Объявил ее панацеей для решения всех проблем. Полетели предписания увеличивать ее посевы, распахивать под нее пастбища и поля, где выращивались другие культуры. Ее провозгласили «царицей полей», плакаты призывали молодежь на «кукурузный фронт», детей на «пионерскую двухлетку» по кукурузе. Никита Сергеевич требовал сеять ее и в южных степях, и в северных, западных областях. Хотя кукуруза очень капризна. Ей и климатические условия нужны соответствующие, и уход. Но о неурожаях Хрущев даже слышать не хотел. Объявлял: если «кукуруза не родится, то виноват в этом не климат, а руководитель… Надо заменять тех работников, которые сами засохли и сушат такую культуру, как кукуруза, не дают ей возможность развернуться во всю мощь». И руководители, чтобы не слететь со своих постов, бодро рапортовали о высоких урожаях, шли на подлоги и приписки.

А на декабрьском пленуме ЦК КПСС в 1959 г. была начата «вторая коллективизация». Еще совсем недавно, в 1953 г., Хрущев с трибун доказывал, что содержать личные хозяйства, заводить кур, коров, овец, очень хорошо – не только для колхозников, но и для рабочих, служащих. Теперь давалась вполне троцкистская установка, что «мелкобуржуазные» пережитки мешают строительству коммунизма. Личный скот предписывалось «скупить», а подсобные хозяйства и приусадебные участки запрещались. Обосновывалось, что рабочие и колхозники отдают слишком много труда этим хозяйствам. А должны отдавать его на основной работе, на колхозных и совхозных полях. Хотя на самом деле подсобные хозяйства занимали лишь 1,5 % обрабатываемых земель, но обеспечивали всю страну овощами и давали сельским жителям главные средства к существованию.

Стали сказываться и результаты укрупления колхозов. Поля и фермы получались разбросаны на широком пространстве, связь между ними по разбитым сельским дорогам была плохая, управление налаживалось кое-как. Но Хрущев все еще носился с замыслами «агрогородов», тем более что в Америке видел процветающие сельские городки, фермы. Напрашивалось решение: строить такие городки в каждом колхозе. Как бы «столицы» на центральной усадьбе. А жителей из отдаленных деревень переселять туда.

Пленум ЦК поручил разработку научным и плановым органам, и в 1960 г. в проектах «районных и внутрихозяйственных планировок», подготовленных Академией строительства и архитектуры СССР, впервые появился термин «неперспективные деревни». Перспективными считались селения с населением не менее 1–1,5 тыс. жителей, остальные – нет. Расчеты строились на срок до 1979 г. За это время намечалось сократить количество сельских населенных пунктов в 6 раз – с 705 тыс. до 115 тыс. Неперспективные ликвидировать, а жителей переселить в перспективные. Хрущеву понравилось, новшество начали внедрять в Северо-Западном экономическом районе, потом в Центральном, Волго-Вятском.

Никита Сергеевич одним махом объявил «неперспективной» даже целую отрасль – выращивание льна. Ведь он мыслил «генеральными» категориями – основными показателями: мясо, масло, молоко! Какой там лен, если есть кукуруза? И сахарная свекла – ее всем навязывали для откорма свиней. Хотя льноводство было традиционным русским промыслом! Было связано с текстильной промышленностью, из натурального льна производились лучшие отечественные ткани. Теперь льноводство рушилось.

Но проекты Хрущева наткнулись на препятствия. Жителей «неперспективных» деревень было просто некуда переселять. Дома для них предстояло сперва построить. А колхозы истратили все средства на выкуп техники, какое там строительство? И к тому же сами руководители колхозов спускали распоряжения на тормозах. Они же были местными, колхозники выбирали их на собраниях. Но выход нашли. Начали преобразовывать колхозы в совхозы. В них директора не выбирались, а назначались райкомами партии. Делали, что прикажут. И совхозы были государственными предприятиями, могли строить за счет казенных дотаций. Но эти дотации требовались слишком уж большие, и проект затормозился. Хватались за него урывками, когда находили средства.

Неоспоримой заслугой Хрущева обычно признают программу строительства жилья, знаменитые «хрущевки», когда миллионы людей смогли получить отдельные квартиры. Но… профессор, доктор технических наук В. А. Торгашев в своей работе «Вспоминая СССР» однозначно показал, что и эти успехи – миф. Проблема и впрямь стояла очень остро. После войны 25 млн человек остались без крова. Люди ютились в бараках, общежитиях, обрести хотя бы на старости лет комнату в «коммуналке» почиталось за великое счастье. Но преодолевать эти трудности начал вовсе не Хрущев, а Сталин. Поставил задачу строить дома упрощенных конструкций, где можно обойтись без лифтов, без сложных инженерных коммуникаций. Такие здания возводились по всей стране: в поселках городского типа – 2-3-этажные, в городах – 4-5-этажные.

При Хрущеве в 1955 г. было принято постановление ЦК и Совета министров, предписывающее разработать еще более дешевые проекты домов, уменьшались нормы жилья, вместо 9–7 кв. м. на человека. При Сталине дополнительные метры полагались на семью, их отменили. В 1956–1959 г. действительно наблюдался всплеск жилищного строительства. Но объяснялось это тем, что в хаосе измененных планов остановилось строительство многих предприятий, высвободилось большое количество стройматериалов, техники, рабочей силы. Возводили жилые дома и колхозы, разбогатевшие к этому времени. Однако в данный период строились еще не «хрущевки», а старые «сталинки».

А для «хрущевок» купили во Франции производственные линии. Начали собирать их из железобетонных блоков. Крыши вместо шифера делали плоскими, без чердаков, заливая гудроном. Массовое строительство развернулось с 1960 г. Но показатели не повысились, а снизились! Более чем на 20 %. Из-за того же хаоса в планировании. Строительство в сельской местности вообще завалилось. Впрочем, миф возник не на пустом месте. Впечатляющие успехи были достигнуты, но лишь в одном городе. В Москве. С 1956 по 1964 г. жилой фонд столицы удвоился! Сюда были брошены все ресурсы, и для показухи, для средств массовой информации, для иностранцев, получилось то, что надо. Во всех других местах жилищная проблема, наоборот, обострилась.

Ну а инициативы продолжали сыпаться их Хрущева, как из дырявого мешка. Не успели осмыслить решения декабрьского пленума по сельскому хозяйству, как 13 января 1960 г. вышло постановление Верховного Совета и ЦК, упразднявшее Министерство внутренних дел СССР! Никита Сергеевич решил, что для милиции достаточно министерств в союзных республиках, и они переименовывались в «министерства охраны общественного порядка». А еще через два дня удар обрушился на Вооруженные силы. Причем он был не первым. Еще Сталин в конце жизни решил сократить Вооруженные силы на полмиллиона человек, 10 % от их численности. Сделать это предполагалось плавно, безболезненно, за 3 года. Но проводили сокращение уже без него, и Хрущев увеличил процент сокращаемых вдвое, армия и флот уменьшились на 989 822 человека.

Когда в СССР появились стратегические ракеты и атомные подводные лодки, Никита Сергеевич пришел к выводу – бомбардировочная авиация, тяжелая артиллерия, надводные корабли больше не нужны. Лишние затраты. А авианосцы Хрущев называл «оружием агрессии», которые для миролюбивой политики СССР никак не подходят.

Были прекращены многие разработки в области сверхдальней и тяжелой артиллерии, в области авиации вроде стратегического бомбардировщика Мясищева, не имевшего в мире аналогов. В 1957 г. пустили на металлолом сразу 7 крейсеров, 3 новейших строившихся тяжелых крейсера типа «Сталинград» (фактически линкоры). Закрыли единственное Выборгское училище, готовившее офицеров для морской пехоты, и все части морпехов были расформированы. После снятия Жукова ликвидировали и созданную им первую школу армейского спецназа.

А при поездке Хрущева в США удалось договориться – в мае 1960 г. созвать в Париже конференцию глав великих держав, СССР, Америки, Англии, Франции. Взамен той, которая должна была завершить Вторую мировую войну, утвердить послевоенные границы, решить оставшиеся проблемы – в том числе о Германии, о статусе Западного Берлина. На этой же конференции предполагалось поднять вопрос сокращения вооружений, и Хрущева осенило. Он решил продемонстрировать миролюбие, сделать первый шаг.

15 января 1960 г., через два дня после ликвидации МВД, Верховный Совет СССР без всякого обсуждения утвердил закон «О новом значительном сокращении Вооруженных сил СССР». Численность армии и флота в это время составляла 3 623 000 человек. Сокращению подлежали 1 300 000. Больше трети! И делалось это по-хрущевски! Одним махом, побыстрее! Расформировывали училища, полки, дивизии. Офицеров десятками тысяч увольняли без специальности, без средств к существованию, без жилья. Опять резали на металлолом танки, самолеты. А для оставшихся войск нашлось еще одно применение. Вместо обучения военному делу их стали направлять на целину, строителями.

В феврале Хрущев отправился в Индонезию. Она о социалистическом пути даже не помышляла. Но освободилась от владычества Нидерландов и была в плохих отношениях с США и Англией. Поэтому нарывалась в друзья к СССР. Никита Сергеевич охотно откликнулся и сделал ей подарок, который нельзя назвать даже царским. Цари такими вещами не швырялись. Хрущев фактически подарил Индонезии военный флот, которого у нее до сих пор не было! Крейсер «Орджоникидзе» и еще около 100 кораблей и судов, в том числе 6 эсминцев, 4 сторожевика, 12 подводных лодок, 12 ракетных и 12 торпедных катеров, оружие и снаряжение двух дивизий морской пехоты, 100 плавающих танков, несколько дивизионов ракет ПВО, вертолеты, самолеты.

Формально это считалось поставками в кредит. Но кто и когда мог ждать оплаты! И пример это был не единственный. Сталин тоже крепко «подкармливал» дружественные государства, но так, чтобы и СССР получал от этого выгоду. При Хрущеве, по сути, возродился троцкистский курс на «пролетарский интернационализм», причем в совершенно гипертрофированных формах. Финансировались любые режимы, объявлявшие себя «дружественными». Египту Хрущев выделил кредит в 100 млн долларов на строительство одной лишь Асуанской ГЭС, послал специалистов. Дошло до того, что Индия на 15 % удовлетворяла свои потребности по развитию экономики из бюджета СССР, а Египет – аж на 50 %. Колоссальные народные средства утекали за рубеж. А в Советском Союзе их экономили за счет сокращений МВД, армии, программ строительства жилья!

Но и Запад отнюдь не спешил откликаться на широкие миролюбивые жесты. Парижская конференция чуть не сорвалась. Потому что 1 мая 1960 г. над Свердловском был сбит американский самолет-разведчик U-2. Шпионские полеты над нашей территорией совершались уже давно, некоторые самолеты обнаруживали, заявляли протесты, но американцы пожимали плечами и открещивались от таких полетов. U-2 ходили на высоте свыше 20 км. Считалось, что советские средства ПВО их достать не могут. Для пилота Пауэрса это уже был 26-й полет. Поднявшись в Пакистане, он пролетел над космодромом Байконур. Должен был сфотографировать сверхсекретный завод «Маяк» по производству плутония под Свердловском, ядерный центр в Арзамасе-16 и через Архангельск, Мурманск уйти в Норвегию.

Но его обнаружили, подняли истребители МиГ-19. Они не смогли достать американца на высоте. А зенитные ракеты С-75 достали. По ошибке сбили и свой истребитель, летчик Сергей Сафронов погиб. А Пауэрс выпрыгнул с парашютом, был захвачен. Госдепартамент США пробовал оправдываться – дескать, велись исследования атмосферы, пилот потерял сознание, и неуправляемый самолет залетел в СССР. Но улики были налицо, обломки U-2 c разведаппаратурой, Пауэрс во всем признался. (Получил 10 лет, но обменяли на советского разведчика Абеля.)

А конференция в Париже была назначена 20 мая! Хрущев приехал в очень агрессивном настроении. Он обиделся, чувствовал себя обманутым. Собственно, винить в этом надо было себя. Верить в дружбу и миролюбие американцев дальновидный политик не стал бы. Но Хрущев-то строил на этой мнимой «дружбе» собственные расчеты. Всевластие в Советском Союзе избаловало его. На первом же заседании в Елисейском дворце он закатил скандал. Потребовал от Эйзенхауэра публично извиниться и наказать виновных. Вел себя так, как со своими министрами и секретарями обкомов, срывался на крик – Де Голль несколько раз тактично напоминал ему, что во дворце прекрасная слышимость.

Извиняться Эйзенхауэру было никак нельзя – такого великодержавная Америка никогда не простила бы президенту, а осенью предстояли выборы. Он сделал максимум возможного, пообещал, что до конца его президентского срока разведывательные полеты не повторятся. Но конференция скомкалась. На пресс-конференции журналисты встретили Хрущева дружным «у-у-у» в знак неодобрения. Он взвился: «Укайте, укайте, а мы вас так фукнем! Люблю, господа, спорить с врагами рабочего класса!»

Никиту Сергеевича, что называется, «несло». С западными державами отношения обострились, но и с Китаем тоже. В Пекине критиковали Хрущева за «капитулянтские оппортунистические настроения в отношении американского империализма», за «абсолютизацию мирного перехода к социалистическому строю», за сотрудничество с «югославскими ревизионистами». На этой почве с Мао Цзэдуном стала сближаться Албания. Для нее отношения с Югославией были определяющими – из-за пограничных споров в Косово и других конфликтов. А Китай распахнул албанцам объятия, выделял кредиты. В июне 1960 г. правительственная делегация Албании посетила Пекин, ей было обещана помощь и сотрудничество. Для Хрущева это было «раскольничество», попытки оторвать страны, находившиеся под «его» влиянием. В июле он отозвал из Китая работавших там советских специалистов – 1600 человек.

Дипломаты схватились за головы, подсказывали, что он уж слишком погорячился, китайцы были оскорблены. Никита Сергеевич попытался отыграть обратный ход, наладить порушенное. В октябре он самолично отправился в Нью-Йорк, на Генеральную ассамблею ООН, где рассматривался вопрос о принятии Китайской Народной Республики в Организацию Объединенных Наций. Даже выступил на заседании, отстаивая признание КНР. В ходе обсуждения представитель Филиппин высказался, что надо поддерживать освобождение не только стран Восточной Азии, но и Восточной Европы, намекая на социалистический лагерь, подавление в Венгрии. Как раз тогда, во время его выступления, Хрущев стал выражать протест оригинальным способом, стучать ботинком по столу. А самого представителя Филиппин назвал «холуем империализма», чем в очередной раз ввел в затруднение переводчиков, не знающих, как передать это выражение.

Но со своими стараниями сгладить противоречия Хрущев «сел в лужу». В ноябре в Москве собралось всемирное совещание коммунистических и рабочих партий, прибыла 81 делегация от разных стран. Китайцам выразили согласие вернуть к ним специалистов. Однако Мао Цзэдун отказался. Дал понять, что обойдется без таких «подачек». А албанский лидер Энвер Ходжа в своем выступлении отверг советскую политику «мирного сосуществования», критики Сталина, примирения с «югославским ревизионизмом».

Хрущев решил наказать Албанию. Из нее тоже отозвали специалистов, свернули программы экономической помощи, заморозили кредиты, а по старым потребовали досрочного погашения. Албанских студентов выставили из московских вузов. Другие соцстраны по требованиям СССР вводили аналогичные санкции. Но албанцы вместо ожидаемых извинений окончательно переориентировались на Китай. Во Влере существовала военно-морская база – маленькая, но стратегически важная, держала «под прицелом» все Средиземное море. Она считалась совместной, там стояли 12 подводных лодок, и советские моряки обучали албанских подводников. Хрущев пробовал схитрить, чтобы сохранить базу, хотел передать ее под мандат Варшавского договора. Но албанское правительство твердо заявило: база принадлежит им. 8 советских подводных лодок вынуждены были уйти, 4 с албанскими экипажами остались…

А Китай провозгласил, что он не признает Советский Союз лидером мирового коммунистического движения, все компартии независимы. Без оглядки на Москву наращивал связи не только с Албанией, но и с Северной Кореей, партизанами Камбоджи, с рядом африканских государств. Советский Союз в ответ обвинял Мао, высмеивал его политику «большого скачка» и другие неудачные эксперименты. Решающий разрыв вызвал доклад Суслова на пленуме ЦК – он стал говорить об «империалистических устремлениях» Китая. В результате вся социалистическая система дала трещину, стала распадаться на части – просоветскую и прокитайскую.

Но Хрущев, теряя позиции в одних странах, находил утешение в других. Произошла революция на Кубе. Между прочим, западные державы сперва восприняли ее спокойно, в Латинской Америке перевороты были обычным явлением. США, Англия, Франция признали правительство Фиделя Кастро даже раньше, чем СССР. Однако он повел социалистические реформы, принялся национализировать иностранные компании, а они были в основном американскими. США разорвали с ним отношения.

В Советском Союзе, наоборот, это вызвало всплеск эйфории. Снова всплыли заплесневелые теории «мировой революции». Представляли как наглядный факт – она торжествует, уже «перешагнула в Западное полушарие». В исполнении Кобзона повсюду звучал тогдашний хит: «Куба – любовь моя». Куба была и в кино, и в литературе, и в театре, среди молодежи распространилась мода на «кубинское приветствие», «кубинские бороды». А в США на выборах победил Джон Кеннеди. Его уже «прощупывали» через Аджубея. Возникли надежды, что и договориться с ним будет проще. Советский посол в США Меншиков убеждал Хрущева, что Джон Кеннеди и его брат Роберт – «мальчишки в коротких штанишках». Надо на них нажать, и они уступят.

Хотя советники президента, определявшие при нем линию в отношениях с СССР, были совсем не новичками. Госсекретарь Дин Раск – президент фонда Рокфеллера, один из авторов корейской войны. Аверел Гарриман – бывший посол Рузвельта у Сталина. И уже знакомый нам Джордж Фрост Кеннан. Конференция опять чуть не сорвалась: под эгидой ЦРУ была предпринята попытка свергнуть Кастро, на Кубе высадился десант из местных эмигрантов, их поддерживали американские корабли и авиация. Но эти силы быстро были разгромлены, потеряли 4 десантных судна, 12 самолетов, 10 танков, 20 бронемашин, остатки высадившейся бригады сдались.

4 июня Хрущев и Кеннеди все же встретились в Вене. Но американский президент показал себя отнюдь не «мальчишкой», а жестким и решительным политиком. Вторжение на Кубу признал ошибкой, но насчет «мирного сосуществования» указал – оно будет возможно лишь в случае сохранения сложившегося статус-кво в мире. То есть без попыток экспорта революции. Иначе это может обойтись очень дорого. Хрущев рассчитывал решить вопрос о Германии и Западном Берлине. Он был действительно наболевшим. Согласно Потсдамским соглашениям, Берлин все еще считался разделенным на зоны оккупации. Западную часть контролировали США, Англия, Франция, но она оставалась «островом» внутри ГДР. А город был единым организмом. Многие граждане, жившие в Восточном Берлине, работали в Западном, и наоборот.

Председатель Госсовета ГДР Вальтер Ульбрихт послушно копировал советскую политику. Повел коллективизацию в сельском хозяйстве, выдвинул лозунг «Догнать и перегнать ФРГ». Нарастали экономические трудности, снижалась реальная зарплата. Немцы стали перебираться в Западную Германию – а Западный Берлин был для этого открытыми воротами. Только в 1961 г. ГДР покинуло 207 тыс. человек. В свою очередь, через Западный Берлин в ГДР широко текла антикоммунистическая литература, ехали шпионы, тайные агитаторы.

Еще в 1959 г. Москва пробовала выставить ультиматум. Признать Западный Берлин «вольным городом», нейтральным и демилитаризованным, выведя оттуда войска НАТО. В противном случае СССР заключит с ГДР договор о мире и дружбе, а решение вопроса о Западном Берлине предоставит правительству ГДР. Каким оно станет, догадаться было нетрудно. Этот ультиматум неоднократно откладывался. Перед Кеннеди Хрущев поставил его снова: если до конца года западные державы не примут требования о «вольном городе», Советский Союз подпишет этот самый договор с ГДР. Но президент не поддался. Никита Сергеевич пригрозил: «Мы войны не хотим, но если вы ее навяжете, то она будет». Нет, Кеннеди не уступил.

Позже он сказал своим приближенным, что не собирается рисковать жизнями миллионов американцев «из-за того, что немцы не хотят объединения Германии». «Если мне придется грозить России ядерной войной, ставка должна быть более важной». Но в беседе с Аджубеем, который после переговоров ринулся к президенту «неофициально», Кеннеди попросил передать тестю совершенно другое: «Я не хочу ввязываться в войну из-за Западного Берлина, но воевать мы будем, если вы односторонним образом измените обстановку» [74]. 28 июля он выступил с заявлением о решимости США защищать Западный Берлин.

И Хрущев… охладил свой пыл. Чтобы сохранить лицо, от ультиматума он как бы и не отказывался. Но решение было принято совершенно другое, вовсе не о присоединении Западного Берлина к Восточному. В августе в Москве собралось совещание лидеров правящих партий стран Варшавского договора. На нем якобы по просьбе Вальтера Ульбрихта постановили: закрыть границу вокруг Западного Берлина. В ночь на 13 августа здесь развернулись войска и полиция ГДР, военизированные дружины рабочих, под их охраной началось строительство Берлинской стены. Огородили границы колючей проволокой, возводили стену из бетонных блоков. Перекрыли и линии трамвая, метрополитена, связывавшие две части города. Из прилегающих к границе зданий жителей выселили, окна заложили кирпичом.

США привели свои войска и Национальную гвардию в повышенную боевую готовность, в Западный Берлин перебросили дополнительно 1,5 тыс. солдат, а в ФРГ – 40 тыс. Было несколько инцидентов, способных спровоцировать конфликт. Советские истребители совершили предупредительные выстрелы по двум американским транспортным самолетам, летевшим в Западный Берлин. Разведка доложила, что американцы готовятся снести пограничные заграждения на Фридрихштрассе, там появились джипы, бульдозеры и 10 танков. Тут же подошла советская танковая рота, замазав грязью опознавательные знаки и изображая «восточных немцев». Стояли ночь друг напротив друга, утром советские танки уползли назад, американские тоже. Но строить войска НАТО не мешали, только наблюдали. А русские и власти ГДР не нарушали статус-кво по Западному Берлину. Напротив, закрепляли его – негласно соглашались, что там останутся американцы. Окружение Хрущева провело переговоры с Расселом, Кеннаном, и кризис рассосался… Примерно так, как хотели американцы.

А успехи в советской экономике радовали Никиту Сергеевича. Потому что ему отовсюду докладывали об успехах. А те, кто докладывал иное, быстро слетали со своих мест. В октябре 1961 г. был созван XXII съезд КПСС. Хрущев его тщательно готовил. Съезд был не простой, не рядовой. На нем предстояло принять новую Программу партии. И программу не какую-нибудь, а построения коммунизма! Составлялась она под руководством Куусинена. Он ввел в программу близкие ему социал-демократические положения вроде того, что «диктатура пролетариата» по мере строительства социализма уступает место «общенародному государству».

Что же касается дальнейшего пути к коммунизму, то он выглядел для Хрущева простым и ясным. Наращивать производство, обгонять и перегонять Америку, преодолевать противоречия между городом и деревней, между умственным и физическим трудом. Вот и получится новое общество, где будет «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Правда, по Марксу, при коммунизме должно отмереть и само государство. Этот аспект был скользким, как же без государства, без правительства? Но из положения вышли тонко. Разъясняли, что государство при коммунизме передаст свои функции «органам самоуправления трудящихся».

С планами за 3 года утроить показатели по мясу, маслу и молоку тоже было не ладно. Хрущев уже видел: не получится. Но упрямо не сдавался и провозгласил новое решение проблемы. Сделать упор на свиноводство. Снова жонглировал цифрами: чтобы увеличить производство говядины, потребуется 3–4 года, а «свинья – скороспелое животное». Развивать свиноводство как раз в «неперспективном» Нечерноземье. Зерновые тут плохо родятся, вот и перейти всем на выращивание свиней. А в качестве кормов использовать сахарную свеклу, которая, как утверждал Хрущев, дает в Нечерноземье 300–400 центнеров с гектара [179, т. 6, с. 231]. Всю страну мясом завалить можно!

В целом же атмосфера на съезде была праздничной. Он впервые проходил в только что построенном Кремлевском дворце съездов. В качестве «подарков» к XXII съезду от рабочих, инженеров, ученых, преподносились пуск самой крупной в Европе Волгоградской гидроэлектростанции, успешные испытания самой мощной до сегодняшнего дня водородной бомбы на Новой Земле. А волнующие планы построения коммунизма принимались на вполне обозримые сроки – на 20 лет. Первое десятилетие, до 1971 г. – построение материально-технической базы, а до 1981 г. – само вступление в коммунизм! Людей окрыляли лозунгом: «Нынешнее поколение будет жить при коммунизме!»

Но одновременно XXII съезд стал триумфом «десталинизации». Снова моря грязи изливались и на мертвого вождя, и на поверженных конкурентов Хрущева, «антипартийную группу Молотова – Маленкова – Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова». Антисталинские настроения дошли до настоящей истерии. Старуха Лазуркина, член партии с 1902 г., успевшая посидеть в лагерях, объявила, что ей во сне привиделся Ленин и сказал: «Мне неприятно быть рядом со Сталиным, который столько бед принес партии» – и съезд постановил вынести тело Иосифа Виссарионовича из Мавзолея.

А по всей стране после съезда прокатилась повальная кампания сноса памятников и бюстов Сталина, переименований улиц, площадей, колхозов, поселков, городов, названных в его честь. Изымались из библиотек и учреждений его книги, как и книги о нем, вырезались страницы справочников и энциклопедий, уничтожались портреты. Словом, крушилось все, что понаделали в свое время подхалимы, восхваляя Сталина. И характерно, что сейчас наибольшее рвение проявляли те же самые подхалимы. Разлетелось предписание проводить операцию в кратчайшие сроки и скрытно, не привлекая внимания. Поэтому крушили как бы тайком, по-воровски, по ночам. Люди выходили утром на улицу и вместо памятника видели пустой пьедестал. Засыпали на улице Сталина, а просыпаясь, вдруг узнавали, что они живут на улице Московской или Первомайской. Это был наивысший пик «хрущевщины».