Идеологические конвульсии

Хрущев во избежание потрясений объявлял, что в целом курс партии при Сталине был правильным, имели место лишь «перегибы». Реабилитация тогда не коснулась политических деятелей, главных оппозиционеров. Теперь кампания была гораздо глубже, и ее организаторы фактически приоткрыли собственное «лицо». Реабилитация дошла как раз до политической оппозиции, до агентов влияния в советском правительстве, связанных с мировой масонской и финансовой «закулисой». Настоящим «героем» был провозглашен Бухарин. Реабилитировали и Зиновьева, Каменева, Радека, Сокольникова и прочих «оборотней».

Не решились оправдать только Троцкого, слишком уж залит был кровью. (По ходатайствам «Мемориала» Прокуратура РФ кощунственно реабилитирует его только в 1992 и 2001 гг.) Но в перестроечной прессе и на телевидении появились материалы, расписывающие жестокое убийство Троцкого, соответственно вызывающие жалость к нему и осуждающие Сталина. Да и сама политика Советского Союза при Сталине выставлялась неправильной и преступной. Посыпались «разоблачительные» публикации и передачи о коллективизации, «голодоморе» (умалчивая, что к преступлениям приложили руку как раз «жертвы репрессий»), попытки развенчать подвиги Великой Отечественной.

Причем от Сталина волны исторических фальсификаций стали распространяться в обе стороны. И в прошлое, и на последующую эпоху. Стало модным очернение не только Советской, но и Российской империи – ее достижений, побед, ее царей, полководцев, государственных деятелей. В данном отношении перестроечная пропаганда следовала именно методикам Бухарина и троцкистов. Но и методикам Запада, нацеленным на разрушение русского исторического фундамента, привитие комплекса «национальной неполноценности».

Однако и послесталинская эпоха теперь преподносилась в негативном свете. Успехи скептически отрицались, неудачи выпячивались. Впрочем, оттепель Хрущева признавалась прогрессивным явлением. И личность Андропова обходилась стороной. А о Брежневе, Черненко заговорили как о персональных виновниках застоя. Расследования коррупции и злоупотреблений все еще продолжались, и Горбачев использовал их в двух качествах. С одной стороны, выставляя прежнюю власть безобразной и преступной. С другой – он, как и раньше, устранял неугодный фигуры, заменяя своими людьми.

По «узбекскому делу» был снят со своего поста преемник Рашидова, первый секретарь ЦК компартии Узбекистана Усманхождаев. Его осудили на 12 лет. А на его место Михаил Сергеевич продвинул верного ему Рафика Нишанова – его прозвали «личный “Рафик” Горбачева». Убрали из Политбюро и бывшего лидера компартии Азербайджана Гейдара Алиева. Взялись раскапывать коррупцию в Азербайджане, и Горбачев говорил: «Дело вроде образуется почище рашидовского» [56, с. 15]. Но обошлись без этого. Уложили Алиева в кремлевскую больницу, врачи стали сокрушаться, что ему осталось недолго жить и в правительстве работать ему нельзя. Он понял намеки и подал заявление об уходе на пенсию. Расследование сразу бросили – оно оказалось больше не нужно.

Но по «узбекскому делу» привлекли и зятя Брежнева Чурбанова. Лишили звания генерал-полковника, всех наград, арестовали. Правда, при обысках нашли только мраморный бюст самого Чурбанова, подаренный какими-то подхалимами, а у его сестры изъяли 40 золотых украшений, но и их приобщили к делу. Чурбанов отрицал все обвинения. Но следователи откровенно объяснили ему: не признается – подведут под расстрел. А в камеру к нему пришел председатель КГБ Чебриков и тоже объяснил: «Юра, правила ты знаешь. И понимаешь, что без решения Политбюро арестовать тебя не могли. А оно, как известно, не ошибается». После этого Чурбанов признал взятки на 90 тыс. руб. (изначально требовали признать 1,5 млн). На суде он сделал заявление, что оговорил себя под давлением. Но не приняли во внимание, дали 12 лет с конфискацией имущества.

А «дело Чурбанова» полоскали средства массовой информации, накручивая сплетни и небылицы. Потому что его имя, конечно же, увязывалось с дочерью Брежнева – и с самим Брежневым. Подразумевалось, что и вся его система погрязла в коррупции, и покойный Генеральный секретарь тоже. На его вдову и детей начались гонения. С оскорбительными обысками изъяли все подарки, которые в свое время преподносились Брежневу. Отобрали квартиры и дачи, полученные вполне законным путем (не в пример более скромные, чем особняки, построенные Горбачевым за несколько лет правления). С издевками отказывали в самых ничтожных просьбах. Жена Леонида Ильича ослепла и не могла получить помощь, дочь и сын спились.

Прокатились обратные переименования. Городу Брежнев было возвращено название Набережные Челны, Андропов снова стал Рыбинском, Устинов – Ижевском, городки Черненко в Краснодарском крае и Молдавии опять превратились в Шарыпово и Шолданешты. Сам ярлык «эпохи застоя» подразумевался чем-то отвратительным, уступая только «сталинизму». А в целом-то складывалась «мозаика», что в России ничего хорошего не было никогда. Ни при царе. Ни при Советской власти. Дикость, темнота, преступления. Ни одного светлого образа для подражания. Все победы и свершения лишь выдумки «официозной пропаганды».

Разброд в умах углублялся. Ортодоксальная коммунистка, преподаватель Ленинградского технологического института Нина Андреева опубликовала в газете «Советская Россия» открытое письмо «Не могу поступиться принципами». На нее обрушился главный орган ЦК, газета «Правда». Ее письмо было объявлено «манифестом антиперестроечных сил». Развернулась мощная травля Андреевой, ей пришлось уволиться с работы, ее муж перенес два инфаркта. А в это же время студенты в Новосибирске, Томске, Иркутске уже «перестроились», учинили митинги и волнения, протестуя против «милитаризации обучения». То есть против военных кафедр в их университетах и институтах.

Некоторые начали успешно осваивать новые условия в СССР. 22 января 1988 г. было зафиксировано первое крутое столкновение за сферы влияния «русской мафии» между люберецкой и долгопрудненской группировками. А в мае была образована первая либеральная партия, Демократический союз во главе с Валерией Новодворской, провозглашавшей целью свержение коммунизма, и активистов не преследовали, не сажали. Привлекали к ответственности только за конкретные противоправные деяния вроде несанкционированных демонстраций.

В атмосфере политических послаблений стали свободно действовать и провокаторы. Армян возбудили на выступления требовать передачи Нагорного Карабаха из состава Азербайджана в Армению. А другие подстрекатели в ответ возбудили азербайджанцев, устроили погром армян в Сумгаите. По официальным данным, погибли 26 армян и 6 азербайджанцев, более 100 были ранены. Но стали распространяться слухи о сотнях убитых (впоследствии Армения смогла добавить к списку лишь 3 фамилии). На усмирение бросили войска, но… опять без оружия. При наведении порядка пострадали 276 (!) военнослужащих.

Ну а кого-то оплевывание советской действительности вдохновляло бросить родину, вырваться любой ценой в «благословенную» заграницу. Многодетная семья Овечкиных жила очень хорошо, создала семейный ансамбль «Семь Симеонов», пользовавшийся большим успехом, гастролировавший за рубежом. Но решила захватить самолет. Образы и самодельные бомбы пронесли в футлярах музыкальных инструментов, потребовали лететь в Лондон. Самолет под видом дозаправки посадили на военном аэродроме, но Овечкины обнаружили обман, убили бортпроводницу. Штурм был проведен очень неумело. Погибли 5 террористов и 3 заложника, были ранены 2 террориста и 15 заложников. Самолет, подожженный Овечкиными, сгорел.

А в Орджоникидзе 5 работников местной автобазы захватили автобус с 30 детьми и учительницей. Подъехали к обкому партии, расставили в салоне банки с бензином. Потребовали оружие, деньги и самолет для вылета из СССР. После трагедии с Овечкиными с ними согласились. Подвезли к трапу самолета, дали пистолеты, автомат, 2 млн долларов. За это террористы отпустили детей – заложниками стали экипаж самолета и офицер КГБ. Но после посадки в Израиле они были арестованы и выданы СССР (с условием не применять смертную казнь).

Тем временем США уже почувствовали, что у них развязаны руки на международной арене. Принялись утверждать свое влияние в тех странах и регионах, которые до сих пор оставались «непослушными». Планомерно, по очереди. Послали войска в Гондурас. Стали открыто вмешиваться в дела Сальвадора, и там на выборах победили антикоммунисты. Американцы послали войска в Гондурас, ввели санкции против Панамы. В Никарагуа прокоммунистическое правительство поняло, что поддержки из Москвы больше не будет. В гражданской войне заключило перемирие и повело переговоры с проамериканскими «контрас», а в итоге это правительство было обречено.

В Персидском заливе США решили наказать Иран. Разгромили 2 иранских нефтяных платформы, потопили корабли, пытавшиеся защитить их. Потом американский ракетный крейсер сбил над Персидским заливом иранский пассажирский самолет, погибло 290 человек. Сбил в территориальных водах Ирана! И никаких международных осуждений, в отличие от южнокорейского «Боинга», летавшего над советскими военными базами, не последовало. Рейган вину США не признал, квалифицировал пуск ракеты как «оправданную оборону».

Американцы настолько обнаглели, что их корабли стали регулярно входить в Черное море, прогуливаться в советских территориальных водах вдоль Крыма с включенными радиолокаторами. В феврале 1988 г. ракетный крейсер «Йорктаун» и эсминец «Кэрон» очередной раз двинулись к границе. Их встретили сторожевики «Беззаветный», СКР-6, «Ямал». Предупредили, что американцы идут в советские воды и им будут противодействовать вплоть до тарана. Но те не сменили курс. Когда они оказались в наших территориальных водах, «Беззаветный» дважды ударил бортом «Йорктаун», СКР-6 – «Кэрон». Были пробиты бортовая обшивка американских кораблей, разломаны их шлюпка и катер, снесена ракетная установка, на «Йорктауне» возник пожар. Но и два американских корабля начали зажимать «Беззаветный» в клещи, готовились к взлету палубные вертолеты. Тогда наши моряки начали демонстративно заряжать бортовое оружие, появилась советская авиация. Лишь после этого «Йорктаун» и «Кэрон» повернули в нейтральные воды. Капитана «Йорктауна» сняли с должности за пассивные действия и «моральный ущерб» американскому флоту.

Однако это было последнее столкновение холодной войны. Горбачев продолжал уступки. 1 мая советское правительство запросто открыло для иностранных судов Северный морской путь. А Шеварднадзе завершил переговоры по Афганистану, где советские войска находились с 1979 года. Опять «своеобразно». Еще Андропов соглашался вывести войска в обмен на отказ США от помощи моджахедам. Это было вполне приемлемо, власть Наджибуллы держалась прочно, ему оставили бы вооружение, технику. Он мог договориться с оппозицией о коалиционном правительстве. У южных границ СССР осталось бы дружественное государство. Но Шеварднадзе подписал одностороннее соглашение. Без каких-либо взаимных обязательств. Американцы не прекратили поставки и финансирование душманов, а СССР 15 мая начал массовый вывод войск.

И через две недели в Москву пожаловал Рейган. Их четвертая встреча с Горбачевым стала уже совсем дружеской. На вопрос журналистов, продолжает ли президент видеть в СССР «империю зла», он ответил со скалозубой американской улыбкой: «Нет. Я говорил о другом времени, другой эре». Да, эра стала другой. По просьбе советского лидера Рейган даже выступил перед студентами и преподавателями МГУ, поучал их ценностям «демократии» и «свободных рынков». И его приветствовали в качестве некоего «высшего» учителя.

Как раз после визита Рейгана закрутился следующий виток «демократизации». Устав КПСС предусматривал, что в перерывах между съездами важнейшие вопросы должны были решаться на партийных конференциях. Но, после того как Сталин перенес центр управления страной в правительственные органы, надобность широких обсуждений исчезла. С 1941 г. всесоюзные партконференции вообще не собирались. Но теперь обстановка менялась стремительно, прежние постановления быстро теряли актуальность. Горбачев решил вернуться к «ленинской традиции». Внести корректировки в тот курс, который был определен XXVII съездом.

28 июня в Москве открылась XIX Всесоюзная партконференция. Впервые она транслировалась по телевидению в прямом эфире, что преподносилось как торжество «гласности» – каждый может слушать без купюр! В учреждениях, на предприятиях, в воинских частях коммунистов в обязательном порядке собирали в залах у телевизоров. А Горбачев в докладе провозглашал: «Нужны новые, качественные перемены!» Указывал, что «революционные преобразования» еще не стали необратимыми. «Мы еще не преодолели глубинных причин торможения», не включили «механизмы обновления». Дальнейшей задачей он видел кардинальную политическую реформу.

Выступления делегатов были острыми, обязательно содержали критику. На этот раз они получили такую установку, и каждый силился показать себя «перестроившимся». Выступил и Ельцин. Снова каялся. Просил конференцию отменить решение пленума, разгромившего его как оппозиционера. «Если сочтете возможным отменить, тем самым реабилитируете меня в глазах коммунистов. И это не только личное, это будет в духе перестройки, это будет демократично и, как мне кажется, поможет ей, добавит уверенности людям». Впрочем, он настаивал, что говорил-то он правильно, опять предлагал удалить «ретрограда» Лигачева. А просьбы о реабилитации были, в общем-то, оправданными. Если в октябре прошлого года его выступление казалось вопиющей дерзостью, но теперь подобный тон и критика были уже вполне нормальными, звучали от других делегатов. Но Михаил Сергеевич затаил на Ельцина личную обиду, его резко поставили на место, и прощения он не удостоился.

А конференция приняла резолюции о демократизации, гласности, «борьбе с бюрократизмом». Главным стало решение о политических переменах. Горбачев брал курс на «правовое государство». Раньше в Верховный Совет СССР все население дружно избирало кандидатуры, спущенные «сверху». Сейчас создавался новый орган, Съезд народных депутатов, который и формировал из своей среды Верховный Совет. Две трети депутатов должны были выдвигаться «снизу», от граждан, и выбирать их требовалось обязательно на альтернативной основе – из нескольких кандидатур. А треть депутатов выбиралась «общественными организациями», и большая часть от КПСС.

Таким способом Горбачев рассчитывал все же сохранить руководящую роль партии, контроль над Съездом народных депутатов. С этой же целью партконференция приняла еще одно решение. Должности руководителя партийных и советских органов на каждом уровне должны отныне совмещаться: в районах, областях, республиках. Во исполнение этих постановлений Верховный Совет СССР разработал проект поправки в Конституцию, ее вынесли на «всенародное обсуждение» (то есть отовсюду пошли письма о поддержке, публиковавшиеся прессой), и поправки были утверждены вместе с новым законом «О выборах народных депутатов».

Но «демократизация» уже вовсю шла и по другой линии. Ослаблялись не только политические ограничения, действующие в Советском Союзе. Моральные тоже. Журналы печатали все более откровенные снимки девиц, статьи на интимные темы. Прямо перед партконференцией в СССР прошел конкурс «Московская красавица». В первый раз советские девицы выставляли перед публикой тела в открытых купальниках, вертелись на подиуме, чтобы лучше показать прелести. В СССР такие западные шоу всегда осуждались как буржуазное утверждение продажности женщин, унижение их чести и достоинства.

Но сейчас за организацию взялась газета «Московский комсомолец». Для «отсталых» разрабатывались солидные обоснования, что такие конкурсы нужны для «духовного раскрепощения» женщин, преодоления «пережитков» застойных времен, «ложного аскетизма». А поскольку конкурсантки привлекли внимание иностранцев как «русская экзотика», получали контракты моделей в зарубежных фирмах, рождались и политические обоснования – что это способствует налаживанию взаимопонимания между СССР и западными державами. Выкопали и цитату Достоевского: «Красота спасет мир» – выдернутую из контекста романа «Идиот» (там ее произносит второстепенный персонаж, не утверждая, а спрашивая, и речь идет не о телесной, а о внутренней красоте).

В аналогичную «демократизацию» ударился кинематограф. Зрители повалили на «Маленькую Веру» Пичула. Фильм пустой и нудный, о бесцельном прожигании жизни молодыми людьми и их родителями. Но шли только для того, чтобы полюбоваться на полуголую Наталью Негоду. За ним последовала куда более «раскрепощенная» «Интердевочка» Тодоровского, очень сочувственно показавшего мир проституток. И пошло как с конвейера. А для массового сознания такая «гласность» оказывалась куда более наглядной и притягательной, чем антисталинизм, чем конституционные реформы, почти никому еще не понятные.

Но Горбачев и его ближайшее окружение хорошо представляли цели своих преобразований. Следующий шаг сделали в конце сентября. Ведь решение XIX партконференции о совмещении партийного и советского руководства распространялось и на общесоюзный уровень. А Верховный Совет возглавлял 79-летний Громыко. Он и сам был сторонником реформ. Но они стали поворачиваться совсем не той стороной, как виделось изначально. Особенно в отношениях с США. Андрей Андреевич всю свою дипломатическую карьеру посвятил сдерживанию Америки, ее агрессивных поползновений. А Горбачев запросто сдавал позиции!

Ну а Громыко Михаил Сергеевич начал откровенно выживать из руководства, чтобы не мешал. Игнорировал в международных делах, вообще не ставил в известность или отвергал его мнения. Последней каплей стал визит в Северную Корею, куда собирался Андрей Андреевич. Но в Вашингтоне это не понравилось бы, и Горбачев в резкой форме отчитал Громыко, запретил поездку. Тот был оскорблен, подал в отставку. А Михаилу Сергеевичу только это и требовалось. С благодарностями за долгую плодотворную работу Громыко отправили на пенсию – и он очутился в больнице. Тяжело переживал там «измену Горбачева», называл его «человеком с ледяным сердцем» [182, с. 145]. Должность председателя Президиума Верховного Совета занял Михаил Сергеевич.

Но он избавился не только от Громыко. Из Политбюро одним махом отправили на пенсию всех «стариков» – Соломенцева, Долгих, Демичева. Заодно убрал и Чебрикова, который (как и Громыко) помог ему прийти к власти. Однако в данном отношении у Горбачева была общая черта с Хрущевым. Он не любил держать рядом тех, кому обязан. У Чебрикова, по кремлевским понятиям, возраст был еще совсем не пенсионный, 65 лет. Но к нему применили ту же схему, какую Брежнев намечал для Андропова, только не довел до конца. А Горбачев довел. Назначил «с повышением», секретарем ЦК. А через год тихо и спокойно спровадил в отставку. КГБ вместо Чебрикова возглавил Крючков, в прошлом он был ближайшим помощником Андропова и на дипломатической работе, и в ЦК, и в КГБ. А Политбюро пополнялось новыми креатурами Горбачева – Лукьяновым, Зайковым, Власовым, Бирюковой.

Большинство из них никакими заслугами не блистали, кроме «верности» Михаилу Сергеевичу. И теперь-то, когда у него не стало никаких оппонентов в правящей верхушке, экономические реформы сразу приняли новый оборот. 15 октября Совет министров издал постановление о выпуске акций предприятиями и организациями. Открылся путь к их грядущей приватизации. В СССР стали возникать частные банки. Первый из них появился в Узбекистане, в Чимкенте. Он был зарегистрирован как «кооперативный». Но в воротил бизнеса стали превращаться и высокопоставленные советские служащие. 11 ноября был основан мощный «Инкомбанк», за ним «Автобанк», предшественник «Уралсиба».

Экономика Советского Союза еще работала. Еще были впечатляющие достижения. 15 ноября стартовал первый в нашей стране многоразовый космический корабль «Буран». В Керчи успешно прошли испытания первого атомного лихтеровоза «Севморпуть» – таким судам предстояло обеспечить беспрерывные перевозки в Северном Ледовитом океане и снабжение заполярных районов. В Киеве впервые поднялся в воздух уникальный, самый большой в мире самолет «Мария», способный перевозить грузы до 250 т. Но… это был единственный рейс «Бурана» и великолепной ракеты «Энергия», которая вывела его на орбиту. Других огромных атомных судов по типу «Севморпути» построено уже не было. И «Мария» тоже осталась в единственном экземпляре.

Потому что нарастали финансовые трудности, а в СССР начались процессы развала. Правда, демонстрацию в Москве, организованную Новодворской и другими диссидентами в 20-ю годовщину ввода советских войск в Чехословакию, удалось легко разогнать: реальной силы эти группировочки «революционеров» не представляли. Но в сентябре в Эстонии вышли на демонстрации 300 тыс. человек, требуя независимости. Один за другим образовались «Народные фронты» Эстонии, Латвии, сепаратистская организация «Саюдис» в Литве. Верховные Советы прибалтийских республик взялись подыгрывать националистам, провозглашали свои языки государственными, а в Эстонии было заявлено даже о суверенитете республики. Пока это осталось только декларацией, в Москве суверенитет не признали. Но и не поставили на место, не распустили такой Верховный Совет.

А в Закавказье ситуация накалялась. В Армении будоражил народ комитет «Карабах». В июне послали делегацию в Москву, на XIX партконференцию. Настаивать, чтобы Карабах передали армянам, позволили изложить свои требования на конференции, по телевидению. Когда делегаты вернулись несолоно хлебавши, забурлил весь Ереван. Забастовали предприятия, манифестанты захватили аэропорт «Звартноц», чтоб их требования прозвучали в средствах массовой информации. Отбивать аэропорт были направлены курсанты, солдаты, один армянин погиб, что усилило беспорядки.

В Карабахе армяне и азербайджанцы сперва просто схлестывались в драках, потом дошло до огнестрельного оружия. Там объявили чрезвычайное положение. В Армению и Азербайджан ввели войска. Но ожесточенные схватки продолжались, а военным, силящимся разнять обе стороны, зачастую перепадало как от тех, так и от других. А в Азербайджане принялся мутить воду образовавшийся там «Народный фронт». Распространял слухи о нападениях армян в Карабахе, и 18 ноября начались беспорядки в Азербайджане. Манифестанты захватили главную площадь Ленина в Баку, расположившись там лагерем. Вспыхнули погромы армян в Баку, Кировобаде, Нахичевани, Ханларе, Шамхоре, Шеки, Казахе, Мингечауре.

Пришлось распространять чрезвычайное положение на некоторые районы Азербайджана. Площадь Ленина в Баку после двух недель безуспешных переговоров очистили войсками, погибло 2 человека. Из обеих республик хлынули потоки беженцев. Из Армении уезжали азербайджанцы, до сих пор проживавшие там вполне мирно: 180–200 тыс. человек. Из Азербайджана побежало спасаться не меньшее число армян. А межнациональная катастрофа дополнилась стихийной. 7 декабря произошло мощное землетрясение, начисто разрушившее армянские города Ленинакан (ныне Гюмри) и Спитак. Унесло 25 тыс. жизней, 15 тыс. получили раны и увечья, 400 тыс. остались без крыши над головой. Это можно было считать грозным предзнаменованием грядущих бедствий. И не только для Закавказья. Для всего Советского Союза и для всего мира.

Потому что одновременно с землетрясением произошло еще одно событие. Горбачев находился в США. И как раз 7 ноября он выступил в ООН с «Программой ослабления противостояния», буквально ошеломившей Запад. Дело в том, что американцы давно уже думали над проектом договора об ограничении обычных вооружений. Но никак не могли найти подходящий вариант. В Европе силы НАТО имели значительное превосходство. По численности – на 1 млн 200 тыс. человек, по самолетам – на 4 тыс., по вертолетам – на 3 тыс. СССР превосходил их только по танкам, на 40 тыс. Получалось, что сокращаться надо в первую очередь самим, иначе разве согласится Советский Союз на такой договор?

Но Горбачев объявил, что СССР начинает разоружение в одностороннем порядке. Сокращает армию на 500 тыс. человек (на 10 %). Сокращает также 10 тыс. танков, 8500 стволов артиллерии, 800 самолетов. И в первую очередь это должно было коснуться советской группировки в Восточной Европе, на самом опасном направлении. США и их партнеры никак не ожидали столь щедрого подарка. Потому что сами-то они разоружаться не желали и не собирались.

Но и для советских военных инициатива Генсека оказалась полнейшей неожиданностью – с ними никто не советовался. Начальник Генштаба Ахромеев растерянно стал предупреждать в газете «Советская Россия»: «По-прежнему руководители администрации США и Пентагона из месяца в месяц повторяют, что по отношению к Советскому Союзу они проводят политику силы». Но за такие предупреждения его сразу «ушли» в отставку. Горбачев перевел его из Генштаба своим персональным советником, но как поступить, решал без него.

В армии начались массовые увольнения. Разумеется, солдаты были бы не против демобилизоваться и отправиться по домам. Но их-то никто не демобилизовывал! И призывали такое же количество, как раньше. А под сокращения попадали офицеры, опытные кадры, командиры, специалисты. Удар был нанесен и по великолепнейшей оборонной промышленности – военные заводы всегда были в СССР лучшими, получали новейшее оборудование, в них вкладывались колоссальные средства. Сейчас провозглашалась «конверсия». Предприятия требовалось останавливать, переводить на выпуск «мирной» продукции. Но что мог производить танковый или артиллерийский завод? Металлическую посуду?

Однако даже этим дело не ограничивалось. Инициатива по разоружению была не единственной. Там же, с трибуны ООН, Горбачев озвучил еще одну. Указывал, что странам третьего мира живется тяжело, они не в силах расплатиться с долгами перед развитыми державами. И ради оздоровления обстановки в мире, налаживания новых, дружеских отношений надо сделать кардинальный шаг, простить им долги. Михаил Сергеевич заявил, что СССР готов подать пример и списывает все долги, накопившиеся перед нашей страной в государствах Азии, Африки, Латинской Америки. 150 млрд долларов! Астрономическая сумма вовсе не личных, а народных денег, которые в течение десятилетий вкладывались в помощь «дружеским» правительствам (и за которую они как-то расплачивались товарами, обеспечивающими их привязку к Советскому Союзу), одним махом горбачевского языка была выброшена в никуда! И опять односторонне! Конечно же, американские и западноевропейские банкиры не собирались прощать чьи-то долги…

Впрочем, подобные странности можно сопоставить с еще некоторыми фактами. За 11 месяцев до сенсации в ООН, 15 января 1988 г., в «Правде» по указанию Горбачева и Яковлева была опубликована статья «Мировое сообщество управляемо». Написал ее андроповский «аристократ духа» и доверенный советник Михаила Сергеевича Георгий Шахназаров. А в статье он изложил основы глобалистской идеологии масонов, фактически пересказал основные установки главных центров «мировой закулисы», Бильдербергского клуба, Трехсторонней комиссии и Совета по международным отношениям. Обосновывал полезность «мирового правительства», которое бы управляло и регулировало процессы в разных странах.

Мы не знаем, когда вступил в ложу сам Горбачев. Первое известие о его принадлежности к масонству было опубликовано немецким малотиражным журналом «Мер Лигхт» 1 февраля 1988 г. А на встречах Михаила Сергеевича с Рейганом в Рейкьявике, с телевизионным проповедником Робертом Шуллером фотоснимки журналистов зафиксировали особое, ритуальное масонское рукопожатие. Еще с 1987 г. в Москве был создан прямой канал для связи с Бильдербергским клубом и Трехсторонней комиссией, Джордж Сорос учредил «Фонд Сороса – Советский Союз», позже преобразованный в советско-американский фонд «Культурная инициатива». В число активистов «Фонда Сороса» вошли один из помощников Яковлева Юрий Афанасьев, главный редактор журнала «Знамя» Бакланов, скандальный адвокат Макаров. Вошла и Заславская, возглавившая Всесоюзный центр изучения общественного мнения.

Вскоре после инициатив в ООН, 15 января 1989 г., Советский Союз подписал Венскую конвенцию, которая являлась важным этапом на пути к глобализации. Страны, заключившие ее, признавали приоритет международных законов над государственными. Международные организации получали право контролировать их «политику и практику». По сути, СССР соглашался на ограничение собственного суверенитета!

И буквально на следующий день, 16 января, в Москву пожаловала чрезвычайно представительная делегация уже от масонской Трехсторонней комиссии. Ее возглавлял председатель этой организации Дэвид Рокфеллер, его сопровождал мощный международный ансамбль. Лучший закулисный дипломат США Г. Киссинджер, Ж. Бертуан, В. Жискар д`Эстен, Я. Накасонэ, У. Хайленд. Переговоры с ними вели Горбачев, Яковлев, Шеварднадзе, Арбатов, Примаков, Медведев. Подписали некое неопределенное «соглашение о совместной деятельности», мало кому понятное. Но на их встречах были достигнуты договоренности о принятии СССР в «мировое сообщество». Условиями для этого Трехсторонняя комиссия поставила отказ от Восточной Европы и уже упомянутое списание долгов третьего мира [120]. Миссия увенчалась успехом, и сам Горбачев был принят в члены Трехсторонней комиссии, в СССР появилось отделение ложи «Бнайт Брит» (которой руководил Киссинджер) [125]. А КГБ вскоре после этого получил новую информацию о контактах Яковлева с ЦРУ.