Брежнев и его команда

После отставки Хрущева перемены в верхах, как обычно, сопровождались кадровыми перестановками. Аджубея выгнали из ЦК, из «Известий» и с других высоких постов. Отныне мужу Рады Хрущевой пришлось зарабатывать на жизнь простым журналистом, и даже не под своей фамилией, а под красноречивым псевдонимом Радин. Заодно с ним слетел со своего поста начальник Отдела агитации и пропаганды ЦК Ильичев, слишком близко спевшийся с Аджубеем и чересчур славословивший Хрущева. Но они стали исключением. Брежнев старался обходиться без «резких движений». Микояну позволили досидеть в креслах председателя Президиума Верховного Совета и члена Президиума ЦК до 70-летнего юбилея, дали шестой орден Ленина и с почетом проводили в отставку. Оставили при этом членом ЦК и членом Президиума Верховного Совета. Точно так же, «по возрасту», проводили на пенсию хрущевца Шверника.

А Брежнев стал исподволь формировать в руководстве собственную «команду». На место Микояна во главе Верховного Совета СССР провел Подгорного. Своих друзей, Дмитрия Устинова и Андрея Кириленко, работавшего под его началом в Запорожском и Днепропетровском обкомах партии, продвинул секретарями ЦК, Черненко поставил заведующим Общим отделом ЦК – это было ключевое место, подбор и назначение кадров. В правительство заместителем Косыгина устроил Тихонова. Руководить собственным секретариатом поставил Цуканова, управляющим делами ЦК – Павлова. Их Брежнев тоже знал по Днепропетровску, по Молдавии.

При перестановках были вознаграждены активные участники заговора. Шелепин, Шелест, Мазуров вошли в Президиум ЦК. Не забыли и первого секретаря Ставропольского крайкома Кулакова, обеспечившего закулисные совещания в горах. За сельское хозяйство в партийном руководстве отвечал ставленник Хрущева, Леонид Ефремов. Теперь их поменяли местами. Ефремова послали первым секретарем в Ставрополь, а Кулакова перевели секретарем ЦК в Москву, курировать сельское хозяйство. Кстати, там же, на Ставрополье, уже обозначилась и фигура будущего главы партии. Михаила Горбачева.

Новое руководство принялось искать выходы из тупика, в который загнал страну Хрущев. Первым делом было отменено разделение партийных, советских и комсомольских органов на промышленные и сельскохозяйственные, они снова сливались воедино. Дальше взялись за сельское хозяйство. За основу Косыгин взял примерно такие же меры, которые в свое время использовал Маленков. В марте 1965 г. прошел пленум ЦК по этим вопросам. Было принято решение повысить закупочные цены на сельхозпродукцию. Устанавливался твердый план государственных закупок на 6 лет. А если колхоз сдавал продукцию сверх плана, она закупалась по повышенной цене, в 1,5 раза дороже.

Увеличивались капиталовложения в деревню, в первую очередь на производство сельскохозяйственной техники. Все долги колхозов списывались. Хрущевская практика их преобразования в совхозы была признана ошибочной. Некоторые совхозы стали реорганизовывать обратно в колхозы. Соответственно, остановилась ликвидация «неперспективных» деревень. Прекратилась и борьба с приусадебными участками. Был принят новый Примерный устав колхозов, узаконивший право на ограниченные подсобные хозяйства. А вместо оплаты по выработке продукции, по «трудодням» колхозников переводили на гарантируемую зарплату. Впервые в СССР для них вводились пенсии.

Эти меры очень быстро дали результаты. Деревенское население окрылилось. Почувствовало внимание к себе. Вместо дерганий и экспериментов можно было спокойно развивать хозяйство, сдавать продукцию по новым ценам. Можно было снова разводить огороды, выращивать кур, коз, овец, свиней без опаски, что завтра всего лишишься. Положение с продовольствием стало выправляться, продукты наполняли прилавки магазинов, рынки.

К следующему, сентябрьскому пленуму ЦК под руководством Косыгина разрабатывались реформы промышленности, и завязалась борьба двух проектов. Один продвигал академик Глушков, он развивал программу централизации экономики, создания вычислительных центров, которые объединятся в Общегосударственную автоматизированную систему учета и обработки информации, ОГАС. Таким образом в СССР возникнет уникальное автоматизированное управление всей экономикой. Другой вариант предлагал харьковский экономист Либерман. Переводить управление экономикой не на административные, а на рыночные рычаги. Главным показателем сделать не объем выпускаемой продукции, а прибыль. Чтобы часть ее предприятия могли оставлять в своих фондах, направлять и на развитие производства, на поощрение рабочих, на жилищное строительство. Появится заинтересованность. А роль централизованного планирования нужно ослаблять, министерства превратятся не в командные штабы, а в партнеров и советчиков предприятий, вместе будут находить оптимальные решения. Ну а в перспективе можно будет перевести заводы и фабрики на самоуправление, самофинансирование.

Проект Либермана поддерживал академик Румянцев весьма либеральных взглядов, но он имел влиятельных сторонников и в идеологическом аппарате ЦК. Еще в 1962 г. статью Либермана с этими предложениями, «План, прибыль, премия», опубликовала «Правда», ее сразу же перепечатали областные газеты. Зато проект Глушкова с автоматизированным управлением всячески заклевывали. Одним из тех, кто занимался этим, не останавливаясь перед политическими обвинениями авторов, был молодой экономист и будущий «перестройщик» Гавриил Попов. Что касается Косыгина, то ему казались привлекательными оба варианта. Но решающим аргументом стало то, что общая автоматизация требовала значительных вложений и времени. А Либерман доказывал: затраты на внедрение его схемы равны стоимости бумаги для публикации указов. Результаты же скажутся через несколько месяцев. Глава правительства поручил проработку реформ ему.

К пленуму, посвященному промышленности, пришлось поломать головы и партийному руководству. О выполнении ее планов «догнать и перегнать Америку» говорить не приходилось. Но и признавать провал не хотелось. Ведь это значило бы, что вся партия ошиблась, «вела» народ не туда. Возникал и закономерный вопрос: а вы сами куда смотрели? Вы же находились рядом с Хрущевым. Выкрутились округло. На пленуме говорилось, что «советский народ под руководством Коммунистической партии добился больших успехов в коммунистическом строительстве», перечислялись показатели достигнутых успехов, сыпались цифры – без оценок, насколько они соответствуют планам. Очень коротко упоминались проблемы, с которыми столкнулась промышленность.

Даже внедрение совнархозов не признавалось вопиющей глупостью. Просто отмечалось, что «дальнейшее развитие промышленности» требует улучшения ее управления [71]. А в рамках «улучшения» как раз и похерили совнархозы, вернулись к прежним отраслевым министерствам. Пленум утвердил и реформы по проектам Косыгина – Либермана. Количество плановых показателей, спускаемых на предприятия, уменьшалось. Их самостоятельность расширялась, главным критерием их работы становился объем не выпущенной, а реализованной продукции, прибыль.

Стоит отметить, что не только в экономических, но и в других вопросах выбор курса новой власти был совсем непростым. Потому что сама власть состояла из нескольких группировок. Самого Брежнева еще никто не воспринимал как «вождя», и вес его «команды» оставался достаточно слабым. Рой Медведев свидетельствовал: в это время «чувствовалось, что дирижерская палочка находится в руках Суслова. Именно к нему обращались в конце 60-х работники аппарата для решения спорных вопросов. Да и сам Брежнев не предпринимал никаких инициатив, не согласовав их прежде всего с Сусловым» [147, с. 125].

Закручивались интриги. Например, Брежнев снял Ильичева, связанного с Аджубеем. Но он был связан и с Сусловым, и с Шелепиным. Поэтому очутился не где-нибудь на задворках, а стал вдруг заместителем министра иностранных дел. А на его место, заведующего отделом ЦК по агитации и пропаганде, Шелепин стал проталкивать Яковлева, сидевшего у него «на крючке» за американский компромат. Но Брежнев постарался несколько осадить его. Назначил не заведующим, а заместителем – под предлогом, что нехорошо повышать человека сразу на несколько ступеней. Хотя место заведующего осталось вакантным, и фактически отдел возглавил Яковлев.

Снова активность проявил Андропов со своими «аристократами духа». Брежневу и Косыгину они тоже подсунули проект своих конституционных реформ с ведением поста президента, развитием товарно-денежных отношений и «демократизации». Но попали впросак. Первый секретарь и глава правительства отвергли подобную программу, выразили возмущение такими взглядами. Хотя Андропов извернулся – «крайним» сделал автора, Бурлацкого, уволил его из аппарата ЦК. Но без покровительства не оставил, «провинившегося» устроили политобозревателем в «Правду».

Между разными группировками в советской верхушке сохранялись разногласия по вопросу о Сталине. Одни считали, что надо полностью реабилитировать его. Другие – что надо подтвердить хрущевские осуждения. Не было единой позиции и во внешней политике. Часть была сторонниками «конвергенции», сглаживания противоречий с Западом, сотрудничества. А Шелепин призывал резко сменить курс, не бояться ухудшения связей с США и Европой, восстанавливать альянс с Китаем.

Хотя это было уже нереально. Разрыв зашел слишком глубоко. Китайцы наглели, предъявляли территориальные претензии. А Мао Цзэдун как раз на антисоветизме укреплял свою личную диктатуру, давил противников, начиная «культурную революцию». Причем эти процессы тайно стимулировали… американские спецслужбы и теневые круги. Воспользовались, что не стало советского влияния, и внедрили свое. Ближайшей советницей Мао стала Анна Стронг.

Да и вообще в социалистическом лагере положение было ненадежным. Албания давно переориентировалась на Китай. Югославия демонстрировала, что поддерживает равные отношения и с Москвой, и с Пекином. В Румынии к власти пришел Николае Чаушеску и тоже стал претендовать на «особое положение» – получать от Советского Союза экономическую помощь, а политику проводить независимо от него. В других странах выжидали, куда повернет СССР после падения Хрущева.

В такой обстановке Брежнев и впрямь оказался лучшей кандидатурой. Он проявил себя прекрасным дипломатом, ни с кем не ссорился. В партийной верхушке не навязывал собственных решений. Выносил тот или иной вопрос на обсуждение и никогда не высказывался первым. Выслушивал все мнения. Если не удавалось прийти к общему решению, предлагал отложить для дальнейшей проработки. Но при всей осторожности Брежнев тонко и умело продолжал укреплять собственные позиции.

Предстоял XXIII съезд КПСС. До сих пор было принято, чтобы высшие лица партии обязательно выступали на таких мероприятиях. А если с трибуны Шелепин или «сталинисты» выскажут что-то нежелательное? Противоречия в руководстве выплеснутся на съезд, а значит, и в народ? Брежнев нашел способ предотвратить это. Когда отчетный доклад Первого секретаря был обсужден и утвержден на Президиуме ЦК, он вдруг обратился к собравшимся: «Я выступаю с докладом, вы все его читали, это наш общий доклад перед партией. Поэтому не надо вам выступать. Вот товарищ Косыгин может выступить о пятилетке, остальным не надо» [147, с. 111]. Для многих это оказалось неожиданным. Но предложение было, конечно же, согласовано с Сусловым, и оно было принято.

Съезд открылся в марте 1966 г. Прошел по подготовленному сценарию, без всяких споров и неожиданностей. Брежнев прочитал отчетный доклад, Косыгин – о планах восьмой пятилетки на 1966–1970 гг. Семилетку не вспоминали. Развивались, достигли высоких показателей – ну и хорошо. Избрали новый ЦК. При этом решили еще два вопроса. Упразднить Президиум ЦК и восстановить высший орган под старым названием – Политбюро. А вместо Первого секретаря восстановить пост Генерального секретаря. Им был избран, разумеется, Брежнев.

По советским правилам дальше подразумевалась работа по итогам съезда – исполнение прозвучавших на нем предложений, замечаний. При этом был положен конец еще одной реформе Хрущева – в системе образования. Она тоже не осуждалась и не отменялась, а как бы «улучшалась». От реформы сохранилось обязательное 8-летнее образование, но школа с 11-летки вернулась к 10-летке. Профессиональная подготовка тоже не отменялась, но ее сохраняли для тех школ, где есть для этого база. Вести ее требовалось уже не 2 дня в неделю, а на уроках труда или внеклассных занятиях.

В высших учебных заведениях вместо приоритета для абитуриентов «от станка» и «от сохи» ввели раздельный конкурс для «школьников» и «производственников». Для них создавались подготовительные отделения, чтобы они могли вспомнить школьную программу и полноценно продолжить учебу. Обязательная работа первокурсников на заводах и фабриках ушла в прошлое.

Одновременно со школами преобразовали органы милиции, восстановили общесоюзные структуры вместо разделения по республикам. В июле 1966 г. Министерство охраны общественного порядка РСФСР было упразднено, на его базе возрождалось Министерство охраны общественного порядка СССР. А Брежнев хорошо представлял, какую силу представляет милиция. На должность министра сумел поставить еще одного давнего товарища из Днепропетровска – Николая Щелокова.

После ломок и сокращений снова уделялось большое внимание Вооруженным силам. Увеличивалась их численность, устранялись возникшие «провалы» в области авиации, артиллерии, военно-морского флота. Это направление Брежнев курировал лично. А когда умер от болезни министр обороны Малиновский, выдвинул на его место маршала Андрея Гречко, которого тоже прекрасно знал. Под его командованием Леонид Ильич воевал под Новороссийском, был начальником политотдела в его 18-й армии. Вот так устранялись катастрофические явления, накопившиеся в правление Хрущева. Без громких заявлений, постепенно, шаг за шагом. И для державы это было, в общем-то, благом. Народ устал от встрясок и резких поворотов. А сейчас наступала пора некой стабильности, уверенности в завтрашнем дне.

Сам Брежнев, несмотря на свое новое положение, жил достаточно скромно. Никогда не гнался за роскошью. Еще в 1952 г., когда Сталин перевел его в Москву секретарем ЦК, он получил квартиру. А когда он стал Генеральным секретарем, остался в той же квартире. Прекрасно знал жильцов соседних квартир, запросто заговаривал с ними. Дачу тоже оставил прежнюю, небольшую. На строительство шикарных особняков не позарился. Иностранцы отмечали его добродушие, юмор, «джентльменские» манеры – особенно разительные по сравнению с Хрущевым. Да и во время его поездок по стране местные начальники оценили разницу. Визит Никиты Сергеевича был непредсказуем, зачастую оборачивался грозой, летели «головы». Леонид Ильич был к подчиненным внимателен, доброжелателен, искренне интересовался нуждами, проблемами. Любил побеседовать с простыми людьми – и они его полюбили.