Сутками ранее
1 января 2019 г

Я поверить не могла, что егерь меня выставил. Такое унижение. А я-то не сомневалась, что он поможет мне обрести ощущение твердой почвы под ногами. От внезапной рези перехватило дыхание. Я согнулась, будто от удара в живот, и упала на колени. Боль от впившихся в кожу острых камней была словно очищение, как и мороз, что царапал лицо, хотя мне он казался жаром. Как же глупо, наверное, я выгляжу – стою на коленях в снегу, в своем золотом платье, ноги вывернуты, шпильки торчат в стороны. Может, виной именно это осознание своей нелепости, но я внезапно поняла, что не одна.

Я заозиралась. В предутреннем сумраке что-то шевельнулось меж деревьев у озера. Я могла поклясться, что заметила темную тень, скрывшуюся среди сосен. Теперь я уже не сомневалась. За мной кто-то подсматривал. Да плевать. В другое время я бы наверняка перепугалась. Но после того, что я видела в сауне, меня уже ничто не напугает. Должно быть, этот невидимый соглядатай сейчас потешается надо мной. Вспомнилась вдруг ухмылка исландца, когда я застала парочку в лесу, как он манил меня.

– Давай! – заорала я в темноту. – Кайфуй! Мне насрать!

Эмма. Я пойду к Эмме. Мне надо с кем-то поговорить. Если повезет, Марк еще дрыхнет на диване в Охотничьем Доме. Ковыляя мимо, я заглянула в большое окно. Так и есть, развалился на спине.

Я постучала. Тишина. Ну да, четыре часа. Снова постучала. Наконец шаги, дверь открылась. На пороге стояла заспанная Эмма. В шелковой пижаме, очень похожей на мою.

– О, привет, Мэнди.

Обычно меня передергивает, когда она так меня называет. Как будто старается подлизаться. Так меня называют только Кейти и Джулиен, два самых близких человека. Да, иронию этой мысли я осознала.

– Можно войти?

– Конечно.

Ни вопросов, ни колебаний. Я ощутила укол вины за то, как обращалась с ней. Она всегда была сама доброжелательность, я же временами вела себя как сука – высмеивала ее перед всеми, игнорировала. Что ж, теперь все будет иначе. Я стану другой.

Я зашла вслед за ней в дом. Обстановка идентична обстановке в нашем домике: кресла, камин, большая кровать с балдахином, туалетный столик, даже голова оленя на стене. Главное отличие – здесь все аккуратно. У нас повсюду валяется барахло, мы с Джулиеном те еще неряхи. Мы, мысленно повторила я, мы. Теперь в прошлом. Дом, который мы купили, планы, которые мы строили. Ноги вдруг отказались меня держать. Я упала на ближайший к двери стул.

– Хочешь выпить?

Эмма кивнула рукой в сторону мини-бара. Она не спросила, в чем дело, но ясно, что уже поняла – случилось что-то из ряда вон.

– Да, спасибо.

Она налила в стакан немного виски, протянула.

– Еще.

Она чуть шевельнула бровью и долила еще на дюйм. За эту ночь я выпила уже немало, но сейчас чувствовала себя омерзительно трезвой, картинки в голове такие четкие, такие ясные. Хочу перестать их видеть. Мне требовалось средство, чтобы забыться.

В окно я видела, что в сауне по-прежнему горит свет. Как можно быть такими идиотами? Будто хотят, чтобы их застукали. А может, и правда не понимают, что в темноте это окно сияет как маяк. Интересно – хотя знаю, не стоит об этом думать, – чем они сейчас занимаются? Прикидывают, что делать дальше, строят заговоры? Они хотя бы оделись? Нет, не избавиться от этой картинки – ее бледное тело, прижавшееся к его загорелому. Я глотнула виски, струя прожгла себе путь в сжавшемся пищеводе, я отдалась этой боли. Но даже весь виски мира не поможет забыть, как странно, как ужасающе прекрасны они были.

– Эмма, у тебя найдется лист бумаги?

Недоуменный взгляд.

– Ну… думаю, да.

И откуда-то возник блокнот. Очень в духе Эммы – иметь под рукой писчие принадлежности.

В голове по-прежнему необычайная ясность. Я поднялась и, словно ведомая какой-то внешней силой, направилась к туалетному столику, села и принялась писать. Отдам записку Эмме, пусть передаст Джулиену. Сейчас мне хотелось одного – увидеть, как он корчится, как его накрывает та же самая беспомощность, что накрыла в сауне меня. Рука дрожала, так что приходилось вдавливать ручку в бумагу, чтобы не вышли уж совсем каракули. Дважды стержень прорвал лист. И хорошо. Доказательство, что я в ярости. Он уничтожил мой мир. Что ж, теперь я уничтожу его.