Глава 17

Эмили с трудом верилось, что ей хватило храбрости явиться к нему домой без приглашения. Стоявший на вершине холма, дом открылся взгляду лишь после того, как она миновала стену высоких деревьев. При мысли о предстоящем разговоре ей стало не по себе. Он наверняка сочтет ее визит наглым вторжением и захлопнет дверь у нее перед носом.

Эмили свернула на частную дорогу, которая привела ее к дому. Она знала: пути назад нет. Припарковав машину, вышла и нырнула в жару. Воздух был неподвижен, на деревьях не шелохнулся ни один лист; тишина была такой всеобъемлющей, что Эмили могла различить среди клумб жужжание пчел. Даже приближаясь к вечеру, жаркий июльский день никак не мог расстаться со зноем.

Превращенный в жилой дом, амбар восемнадцатого века потрясал воображение. На том месте, где когда-то располагался главный вход, высилась стена тонированного серого стекла. Два больших иллюминатора, встроенные в каменную кладку по обе стороны от листа стекла, создавали впечатление, что у дома было лицо: два круглых глаза и длинный нордический нос. Окинув дом взглядом сверху вниз, Эмили решила, что Дэллоуэй либо когда-то получил солидное наследство, либо заработал кучу денег частной практикой. Перед домом раскинулся просторный двор, присыпанный слоем серого гравия, где легко могли поместиться и развернуться сразу несколько автомобилей. Сейчас здесь стояла золотистая «Альфа Ромео». Двор окружали приподнятые газоны и низкие кустарники.

Каменная стена и ряд деревьев тянулись по склону, огораживая несколько акров земли, прежде чем уступить место зеленому лоскутному одеялу полей, раскинувшемуся, пока хватал глаз. Небольшой загон справа от здания имел отдельный вход, который в настоящее время был закрыт; к загону примыкала конюшня с каменными стенами. На расстоянии Эмили услышала стук копыт и женский голос:

– Хорошая девочка, хорошая…

Вскоре появилась женщина верхом на темно-гнедой лошади. Эмили застыла на месте, ожидая, что ее увидят, но женщина, ничего не заметив, направила лошадь к другим воротам, выходящим в поля. Интересно, подумала Эмили, это его жена? Одетая в бриджи, сапоги для верховой езды и темно-синюю рубашку поло, она сидела в седле как влитая. Эмили проводила ее взглядом, отметив про себя и гордую осанку, и ниспадавшие на спину пышные рыжие волосы. Лошадь набирала ход, и волосы ритмично взлетали при каждом движении, образуя в лучах яркого солнца оранжевый ореол. Это было прекрасное зрелище. Не отдавай Эмили себе отчет в том, где находится, она могла бы еще долго смотреть вслед этой женщине.

Нажав на кнопку дверного звонка, Эмили в ожидании прикусила большой палец. Дверь открыла девочка: ее ярко-розовая футболка была присыпана мукой, к кончикам пальцев что-то прилипло. Волосы были того же цвета, что и у женщины на лошади. Она уставилась на Эмили, вытаращив глаза и разинув рот, отчего стали видны два новых верхних зуба. Эмили собралась было поздороваться, когда дверь широко распахнулась. В дверном проеме внезапно возник Дэллоуэй. Стоило ему увидеть, кто перед ним, – и приветливого выражения на его лице как не бывало. Он изумленно уставился на Эмили, затем негромко сказал:

– Изабель, пожалуйста, вернись на кухню.

Девочка уткнулась лицом в его бок. Дэллоуэй погладил ее по волосам.

– Будь хорошей девочкой и ступай назад в кухню. Мы скоро закончим пирожные.

Эмили проводила девочку взглядом, а затем осталась одна, лицом к лицу с Дэллоуэем.

– Чему я обязан вашим визитом, сестра Джейкобс? – спросил тот, не скрывая удивления.

Несмотря на пересохшие губы, Эмили заставила себя заговорить:

– Извините за вторжение, но мне действительно нужно с вами поговорить.

– Тогда вам лучше войти, – сухо сказал он.

Эмили последовала за ним в коридор, а затем через арку в огромный холл, дававший представление о первоначальных размерах амбара.

Каменный пол, казалось, тянулся вечно. Стены поднимались на высоту, покорить которую можно было лишь скалолазу или же имея очень высокую лестницу. На одной из стен висел гобелен, вроде тех, что можно увидеть в музее. Он был огромен – его хватило бы, чтобы накрыть пол в скромной гостиной. В дальнем конце комнаты располагалась дровяная печь. Дымоход тянулся вверх по стене, вновь приковывая внимание к высоте стен. В том конце комнаты, где стояла Эмили, на галерею вела дубовая лестница. Ступеньки сияли чистотой.

Она затаила дыхание и стала ждать. Было странно видеть хирурга в его собственном доме. Он смотрел на нее, и она поняла: Дэллоуэй тоже ждет.

– Мне неловко беспокоить вас дома, но я подумала, что лучше поговорить с вами здесь, чем в больнице.

– Не могли бы вы сказать мне, откуда вам известен мой адрес?

Его тон был ледяным, и Эмили почувствовала, что краснеет.

– Я… м-м-м… Мне его дала няня вашей дочери. Она хотела, чтобы я поговорила с вами, – сбивчиво добавила она.

– Мария? Мария дала вам мой адрес?

Эмили кивнула. Дэллоуэй явно не ожидал такого ответа.

– Вам лучше сесть.

Он шагнул к трем огромным диванам, поставленным лицом к высокому, от пола до потолка, окну, из которого открывался потрясающий вид на окрестности.

Интересно, задалась про себя вопросом Эмили, будет ли с ее стороны невежливо, если она попросится в туалет. Расшалившиеся нервы требовали от нее срочно опорожнить мочевой пузырь.

– Не желаете выпить? – спросил Дэллоуэй.

– Стакан воды, пожалуйста. А также…

– Поднимитесь наверх; первая дверь, которую вы увидите, – сказал он, указывая на галерею и явно догадавшись о ее потребностях. – В настоящее время внизу есть проблема с сантехникой.

Посетив туалет, Эмили сполоснула лицо холодной водой и вытерлась махровым коричневым полотенцем. От нервного напряжения ее мутило. В зеркале ее лицо казалось пепельным, голубые глаза были широко раскрыты.

Подмышки ее белой хлопковой блузки были влажными от пота. Зря она не надела что-то из темных вещей. Весь день парило, как перед грозой. Оставалось надеяться, что дождь не заставит себя ждать.

На лестничной площадке она услышала доносившийся с первого этажа звук дрели. Не иначе как работал сантехник.

Когда Эмили спускалась по лестнице, Дэллоуэй уже ставил на низкий столик поднос – стакан воды, чайные чашки, чайник, небольшой кувшин и вазочку с сахаром. Ее взгляд был прикован к нему. В этот момент ее нога в сандалии на кожаной подошве соскользнула со ступеньки. Чтобы не упасть, Эмили схватилась за перила.

Дэллоуэй поднял голову.

– Эти лестницы очень скользкие, особенно если вы не в той обуви. Вам лучше разуться.

Эмили подошла к нему и села. Дэллоуэй поставил перед ней стакан воды. Взяв его со столика, она сделала долгий глоток и сказала:

– Спасибо.

Дэллоуэй налил им обоим чай и поставил чашку и блюдце рядом с ней. Затем сел на противоположный конец дивана и стал ждать, когда она заговорит. Этим он напомнил ей Эрика. На мгновение Эмили даже пожалела, что его здесь нет, чтобы поддержать ее.

– Так почему же Мария дала вам мой домашний адрес?

Она глубоко вздохнула:

– Наверное, потому что в больнице произошло нечто из ряда вон выходящее.

Дэллоуэй заморгал и резко откинул голову назад:

– В самом деле?

– Возможно, что-то случилось с пациенткой, о которой вы можете не знать. Молодая женщина, лежавшая со мной в одной палате, когда я сама была пациенткой. Возможно, это племянница Марии, Катка.

Дэллоуэй издал сдавленный крик и вскочил с дивана:

– Какой ужас!

– Пожалуйста! Подождите! – Эмили тоже встала. – Прошу вас, выслушайте меня…

Дэллоуэй на пару мгновений застыл, как будто не знал, что ему делать, затем снова сел и всплеснул руками. Эмили, чувствуя, что еще не растеряла мужество, продолжила:

– Я увидела на соседней кровати какую-то молодую женщину. Невысокая, темноволосая, возможно, иностранка. Я разговаривала с ней, прежде чем пойти в операционную. Ночью меня разбудил шум. Рядом с ее кроватью были люди, или, по крайней мере, один человек, пытавшийся ее реанимировать. Один из них дал мне кое-что, чтобы усыпить меня, и, что бы там ни говорила сестра Бэрроуз, это был явно не диазепам – тот не действует так быстро. Я уснула в считаные секунды. На следующий день, как вы знаете, мне сказали, что я была единственной пациенткой в этой палате, и хотя я знала, что это неправда, я была готова забыть о той ночи, пока не нашла вот это.

Достав из сумки завернутый в салфетку браслет, Эмили развернула его, чтобы показать Дэллоуэю.

– Я нашла его на полу во время моей первой ночной смены, когда пациентку мистера Дэвиса, миссис Харрис, пришлось возвращать на операционный стол и мы снова приводили палату в порядок.

Дэллоуэй посмотрел на браслет, но прикасаться к нему не стал.

– Продолжайте.

– Когда мы с той женщиной были в одной комнате, я заметила у нее на запястье этот браслет, поэтому подняла его, положила в карман и унесла домой. Следующей ночью я планировала показать его кому-нибудь, той же сестре Бэрроуз, но, когда мы разговаривали с ней, она заверила меня, что я была единственной пациенткой в этой палате. И тогда мне в голову пришло более логичное объяснение, почему я видела ту другую пациентку, – я не должна была находиться в той палате. Меня положили туда по ошибке. Так что женщину, которую я там видела, тоже могли положить туда ошибочно. Две пациентки коротко пересеклись в одной палате, потому что кто-то что-то напутал. Я была готова поверить, что так и случилось, пока не встретила Марию.

– И теперь вы думаете, что пациентка, которую вы видели рядом с вами, была племянницей Марии?

Эмили тяжело сглотнула и кивнула:

– С ней что-то случилось.

Дэллоуэй откинулся на спинку дивана и на мгновение закрыл нижнюю часть лица. Не убирая от лица рук, он тяжело вздохнул и с мольбой во взгляде посмотрел на Эмили:

– Только не говорите мне, что вы рассказали об этом Марии… Не по этой ли причине она избегает меня последние несколько дней? Боже мой, эта бедная женщина… – Он недоверчиво посмотрел на Эмили. – Она с нами еще с тех пор, когда Изабель была в пеленках! И теперь она думает, что я как-то причастен к исчезновению ее племянницы?

Эмили отрицательно покачала головой:

– Нет! Только не это. Она просто просила меня поговорить с вами. Рассказать вам, что я видела.

– И вы рассказали… прекрасно… и сегодня Мария улетела домой, чтобы кормить семью, и, вне всякого сомнения, сообщит им, что Катка пропала из больницы.

– Но я ей ничего не говорила. Я не сказала ей ни слова о том, что случилось.

– Тем не менее она так считает, не так ли? Значит, вы дали ей повод поверить в это?

Эмили дрожала. Их разговор явно пошел не туда, куда ей хотелось.

– По ее словам, Катка пропала тридцатого. В тот день я была там в качестве пациентки. Наверняка тут должна быть какая-то связь.

– Кроме той, о которой вы уже упомянули? Краткая встреча двух женщин… У вас нет доказательств, что это была Катка, даже если это может быть правдой. Катка вполне могла прийти в больницу, разыскивая меня, и случайно забрела в вашу палату, где вы ее и увидели. Это необязательно должно значить нечто большее.

– Но она пропала, мистер Дэллоуэй. Как вы это объясните? Я полагаю, что-то случилось, нечто иное, помимо этого простого объяснения.

– Так зачем было приходить ко мне? – огрызнулся он в ответ. – Почему бы просто не пойти прямиком в полицию? Не потому ли, что вы считаете, что я тоже к этому причастен? Думаю, на этом месте нам лучше остановиться. – Он встал, потирая затылок; его плечи были напряжены от волнения.

Эмили поймала себя на том, что впервые видит его не в медицинской форме и не в костюме. Повседневная одежда – джинсы и бледно-голубая рубашка – смотрелась нарядно и дорого. Она была в доме человека, привыкшего к хорошим вещам, человека успешного и знаменитого, – и вот теперь он ходил по комнате, думая о том, что она только что ему сказала, и, вероятно, задавался вопросом, не вызвать ли ему полицию.

В конце концов Дэллоуэй повернулся к ней:

– Думаю, мне придется поговорить с моим адвокатом. Я не могу позволить, чтобы вы думали, будто в нашей клинике произошло нечто столь вопиющее. Подобные обвинения разрушат ее репутацию.

Эмили растерянно смотрела на него. Ее губы дрожали:

– Не могли бы вы просто проверить?

– Проверить что именно? – выкрикнул он.

Эмили нервно пожала плечами:

– Расспросить сотрудников; вдруг они что-то знают… Я уверена, что сестра Бэрроуз наверняка в курсе.

– Расспросить о чем, медсестра Джейкобс? Не пропадала ли из нашей больницы пациентка? И, кстати, не просто пациентка, а племянница няни моей дочери? Ведь такое происходит сплошь и рядом, не так ли? Пациентка, которую вы знаете лично, вдруг исчезает… – Заметив, с какой болью она посмотрела на него, Дэллоуэй поморщился. – Извините, я не хотел напоминать вам о вашей сестре.

Боль грозила выдавить глаза изнутри. Эмили опустила веки в надежде, что это ей поможет.

– Я постоянно думаю о ней, – сказала она, улыбнувшись сквозь слезы. – Ладно, я пойду. Мне не следовало приезжать сюда. Зря я это сделала.

– Вы хороший специалист, медсестра Джейкобс, – мягко сказал Дэллоуэй. – Я не могу называть вас так, пока вы у меня дома. Вы хорошая медсестра, Эмили, и я вижу, что вы расстроены. – Он медленно покачал головой. – Я действительно не знаю, что вам сказать. Вы отдаете себе отчет в том, насколько надуманно все это звучит? Что это не может не вселять тревогу?

От него не скрылось ее смущение.

– Я всего лишь пытаюсь сказать – и это не оскорбление в ваш адрес, – что отказываюсь поверить, будто в клинике произошло, как вы выразились, «нечто из ряда вон выходящее», и что это неким образом связано с пропажей Катки. Я не знаю, что вы видели, Эмили, но я не рад, что Мария сейчас вовлечена в эту историю. У меня нет ни малейших сомнений, что ее племянница появится и что Мария расстраивается без веской на то причины. Что я действительно думаю – и прошу извинить меня, если это прозвучит резко, – так это то, что исчезновение вашей сестры заставляет вас повсюду видеть тайны вроде этой.

Эмили робко кивнула.

Дэллоуэй подождал, когда она посмотрит ему в глаза.

– Я знаю сестру Бэрроуз уже много лет и могу со всей уверенностью заявить, что эта женщина никогда не позволит вовлечь себя во что-то противозаконное, не говоря уже о чем-то более серьезном, на что вы намекаете. Я не буду расспрашивать ее. Надеюсь, вам это понятно.

На этот раз Эмили кивнула более уверенно – похоже, их разговор приближался к концу. Она устала. Ей хотелось одного: как можно скорее уйти отсюда. Между тем секунды шли в оглушительной тишине. Наконец Дэллоуэй заговорил.

– Какая она, эта ваша сестра? – мягко спросил он.

Эмили сглотнула комок, рука машинально нащупала цепочку на шее. Обычно люди избегали этой темы. Они отказывались упоминать имя Зои, чтобы лишний раз не напоминать ей об ее исчезновении.

– Взбалмошная, упрямая, хочет спасти планету и всех животных и детей. Любящая, иногда вредная. Эгоистичная; требует, чтобы все было так, как хочется ей. Всего понемногу.

Дэллоуэй сел на подлокотник дивана.

– Вы с ней близки.

Эмили кивнула:

– Очень. Ближе, чем большинство сестер.

– Эмили, я не пытаюсь играть в психолога. Я могу лишь представить, через что вы прошли, а прошли вы через многое. Неудивительно, что ваш разум играет с вами в игры. Это ничуть не умаляет ваше значение как медсестры и как человека. Это просто делает вас более уязвимой. Мнительной.

Эмили уставилась на него, понимая, к чему он клонит. Что ж, Эрик уже думал нечто подобное… Нервно потянув цепочку на шее, она накрутила ее себе на пальцы.

– Что это там у вас? – мягко спросил Дэллоуэй.

Сунув руку в вырез блузки, Эмили вытащила серебряную цепочку с серебряным кулоном в форме перевернутой запятой.

– Парные кулоны Инь и Ян. Зои выгравировала на них слово «Сестры». На ее кулоне нет последней буквы – гравировщику не хватило места.

Дэллоуэй кивнул, словно он что-то знал.

– Что-то вроде талисмана, верно?… Как я уже сказал, Эмили, я не психолог. Я просто выступаю в роли адвоката дьявола, помогая вам посмотреть на эту ситуацию со всех сторон.

Она кивнула. От усталости голова как будто налилась тяжестью.

– Руперт, почему Изабель делает пирожные в одиночку? Ты бы видел беспорядок, который она…

Увидев сидящую на диване Эмили, рыжеволосая женщина, прервавшая их, тотчас же умолкла.

– Извините, я не знала, что у нас гости.

– Джемма, это Эмили Джейкобс. Она работает в больнице и приехала поговорить о ситуации, связанной с работой. Эмили, это моя жена Джемма.

Эмили встала, чтобы пожать женщине руку.

– Здравствуйте. Я как раз собиралась уходить.

Джемма Дэллоуэй вопросительно посмотрела на нее. Вблизи эта женщина была довольно красива – ее чистая кожа чуть разрумянилась от верховой прогулки. Она была гораздо моложе мужа – их дочь скорее смотрелась как его внучка. Возможно, прежде чем создавать семью, он сознательно ждал, пока прочно не встанет на ноги как хирург. Еще одно десятилетие, и его карьера приблизится к своему завершению, но его семья не будет ни в чем нуждаться. Карие глаза женщины пристально смотрели на Эмили.

– Это наверняка что-то важное, если вы приехали к Руперту домой?

К счастью для Эмили, Дэллоуэй заговорил первым, избавив ее от ответа:

– Эмили оказала бесценную услугу, открыв мне глаза на одну важную проблему. – Он посмотрел на гостью. – Позвольте, я провожу вас. Через несколько дней мы поговорим об этом снова. – В коридоре остановился у изящного столика, открыл ящик и вручил ей визитку. – Мой номер, если вам понадобится со мной связаться.

Шагая к машине, Эмили так и не обрела спокойствия, опасаясь, что Дэллоуэй позвонит своему адвокату. Мария обратилась к ней с просьбой о помощи, и вот теперь ей могут предъявить обвинения в клевете. Она вернулась домой, чтобы кормить семью, но ее племянница так и не нашлась, и, что бы там ни говорил Дэллоуэй, Эмили была уверена, она никогда не найдется. Как она может найтись, если это она была на той кровати, когда ее пытались реанимировать? Если это ее кровать пустовала на следующее утро? Эмили не верила, что девушка пропала. По всей видимости, она мертва.

Джеральдин даже не представляла, что принесет эта беседа, и по причинам, которые начинали ее тревожить, едва не попросила другого коллегу занять ее место. Последний раз она видела Эмили четыре дня назад, и ей было стыдно за свое поведение. Нет, она не была бесчувственной, но знала, что обидела Эмили своей резкостью. Джеральдин проверила записи с камер видеонаблюдения и даже поручила полицейскому разыскать женщину, которую якобы пыталась догнать Эмили, но не сообщила ей о результатах. А именно, то, что женщина в кожаной куртке, за которой Эмили бросилась вдогонку, ростом и цветом волос имевшая некоторое сходство с ее сестрой, была на десяток лет старше. Увеличенное лицо женщины однозначно доказывало, что это не Зои Джейкобс. Джеральдин думала позвонить Эмили и наверняка позвонила бы в ближайшие пару дней, но решила: пусть сначала, так сказать, осядет пыль. Нужно дать Эмили время подумать. Эта внезапная просьба о встрече явилась полной неожиданностью, и на этот раз Джеральдин не стала предлагать ей встретиться в кафе. Она попросила Эмили прийти в участок.

Инспектор пришла в полицейский участок Кейншэма, где ей сказали, что Эмили уже находится в одной из комнат для допроса свидетелей. Джеральдин выбрала это место не ради Эмили, а ради себя, любимой, поскольку это было буквально в двух шагах от ее дома. Ее собственная база, Конкорд-Хаус в Эмерсонс-Грин, находилась в нескольких милях дальше по дороге. Детектив надела форменный пиджак, размышляя о том, что ее ждет.

В манерах Эмили не было признаков раздражения или обиды, но она явно нервничала: когда она положила руки на стол, Джеральдин заметила легкую дрожь в ее пальцах. Поздоровавшись, она села напротив. Стол был приставлен к стене. На нем стояли записывающее устройство и монитор, подключенные к программе хранения данных. Оборудование было размещено в конце стола, у самой стены, чтобы не мешать участникам беседы поддерживать зрительный контакт.

– Будет вестись цифровая аудио- и видеозапись. Насколько я понимаю, вы не против, чтобы ваши показания были записаны?

Эмили нерешительно кивнула.

Джеральдин нажала на нужные кнопки и, убедившись, что техника исправна, назвала дату, время, свое имя и звание. После чего попросила Эмили назвать свое имя. Наконец, откинулась на спинку стула и спросила у Эмили, почему та хотела поговорить с полицией.

– Я хочу сообщить о пропавшей пациентке, – сказала та.

Час спустя, оставшись одна, Джеральдин сняла пиджак и помассировала затекшую шею. От того, что она только что услышала, гудела голова, и инспектор не знала, что ей делать и во что верить. Она никак не ожидала услышать такое. Но была ли история правдивой? По крайней мере, ей нужно поговорить с этой няней, съездить к какому-нибудь супер-пупер-консультанту и выяснить, кто такая эта няня… Ее личные данные и контактный номер можно получить от ее работодателя. Правда, Джеральдин была отнюдь не в восторге от того, что свалится на него, как снег на голову с теорией Эмили о том, что кто-то в больнице причастен к исчезновению племянницы этой няни и что скорее всего девушка мертва.

Эмили назвала ей имя Нины Бэрроуз, старшей медицинской сестры отделения, поскольку она была уверена, что сестра Бэрроуз что-то знает. Она также сказала, что только что вернулась из дома доктора, и Джеральдин ничего не оставалось, кроме как действовать, и чем раньше, тем лучше.

В десять часов вечера она не стала никому звонить. Томми приболел, и ей нужно было вернуться домой, купить по дороге калпол и на несколько часов сменить мужа. У сына поднялась температура, его тошнило, и теперь он хотел маму. Так что пока можно все отложить до утра. Тем более что Эмили раздумывала целых три недели, прежде чем сообщить о происшествии, и это беспокоило Джеральдин. Почему она так долго тянула? Если подождать до завтра, это ничего не изменит, зато даст время составить план. Она снова прослушает запись и выслушает историю Эмили, ища в ней дыры и нестыковки. Еще одна вещь, о которой стоит подумать: из клиники «Виндзор-Бридж» не поступало никаких сообщений о пропавшей пациентке. Что могло придать вес подозрениям Эмили о том, что здесь что-то нечисто. И вот тут у Джеральдин возникали сомнения.

Что, если эта пропавшая пациентка – плод воображения Эмили? В последнее время на нее сыпались всякие беды. Она вернулась на работу – к великому удивлению Джеральдин; всего несколько недель назад ей сделали операцию; ее сбила машина, когда она догоняла женщину, которую приняла за Зои; якобы нашла дома записку от пропавшей сестры; и была убеждена, что стала свидетелем исчезновения пациентки, которую никто, кроме нее, не видел. Констебля полиции отправили допросить соседок Зои на предмет того, имелся ли у нее ключ от квартиры Эмили, но те дружно отрицали, что присвоили себе что-то из вещей пропавшей подруги, кроме кружки в кухонном шкафу и топика, который одна из них одолжила поносить. Джеральдин с удовольствием поговорила бы с Эриком Хадсоном, чтобы узнать его мнение; спросила бы его, есть ли у нее причины тревожиться за Эмили…

Эта девушка была ей симпатична, и Джеральдин искренне сочувствовала ей – не дай бог никому пройти через то, через что прошла она. Но если Эмили придумала всю эту историю и данный факт подтвердится, – она устроит ей хорошую головомойку, будь у Эмили даже сотни проблем с психическим здоровьем.

Напрасно тратить время полиции – уголовное преступление.