15. Сколько минут до полуночи?

Какие-нибудь инопланетяне, возьмись они составлять историю Homo Sapiens, по всей видимости, разбили бы ее на две эпохи: ЭДЯР (эпоху до ядерного оружия) и ЭЯР (эпоху ядерного оружия). Вторая, понятно, началась 6 августа 1945 года. С этого дня ведется обратный отсчет времени для этого странного вида, достигшего достаточного уровня умственного развития, чтобы изобрести средство самоуничтожения, но – как вполне очевидно предполагает действительность – не достигшего ни моральной, ни интеллектуальной зрелости, чтобы контролировать свои самые пагубные инстинкты.

Первый день эпохи ядерного оружия ознаменовался успехом «Малыша», простенькой атомной бомбы. На четвертый Нагасаки испытала на себе триумф «Толстяка», изделия более сложного и замысловатого. А еще пять дней спустя наступило то, что в официальной истории военно-воздушных сил получило название «грандиозного финала»: налет тысячи американских самолетов – неслабое логистическое достижение – на японские города, в результате которого погибли десятки тысяч человек. Вместе с бомбами с неба сыпались листовки с надписями: «Япония сдалась». Президент Трумен объявил о капитуляции еще до того, как последний «Б-29» вернулся на базу.

Вот какими чудесными были первые дни ЭЯР. А поскольку сейчас время перевалило за седьмой десяток, нам должно с изумлением наблюдать тот факт, что человечество все еще живо. И гадать, сколько же еще осталось.

Некоторые мысли по поводу этих мрачных перспектив высказал генерал Ли Батлер, бывший глава Стратегического командования Вооруженных сил США (STRATCOM), контролирующего ядерное оружие и стратегию его применения. Двадцать лет назад Батлер написал, что «мы выжили в эпоху ядерного оружия благодаря сочетанию нескольких факторов – умения, удачи и Божественного вмешательства, – причем я подозреваю, что в большей степени благодаря последнему». Рассуждая дальше о своей карьере, посвященной разработке стратегии ядерного оружия и формированию войск для его эффективного применения, он с сожалением назвал себя «одним из самых ярых сторонников веры в ядерное оружие». Но потом, по его словам, он пришел к осознанию, что теперь его «долг заявить со всей убежденностью, на которую я только способен, что оно сослужило нам чрезвычайно плохую службу». «По какому праву сменяющие друг друга поколения лидеров ядерных держав узурпируют полномочия диктовать свои правила для продолжения жизни на планете? – спрашивает Ли Батлер. – И, что еще важнее, почему столь бесподобная дерзость упорно наблюдается в тот самый момент, когда мы должны дрожать перед лицом собственного безумия и объединяться в приверженности уничтожить самые убийственные ее проявления?»

Американский стратегический план 1960 года, призывавший к автоматическому массированному удару по коммунистическому блоку, генерал назвал «единственным в своем роде, самым абсурдным и безответственным документом, который я когда-либо в жизни читал». Его советский аналог, по всей видимости, отличался еще большим безумием. Но здесь важно иметь в виду, что в мире существуют соперники, для которых далеко не последнее дело – спокойно понять всю серьезность угрозы существованию человека, существующей на сегодняшний день.

Выживание на раннем этапе «холодной войны»

В соответствии с доктриной, общепринятой в научной среде и в интеллектуальном дискурсе, первейшей целью политики государства является «национальная безопасность». Однако существует масса свидетельств того, что доктрина национальной безопасности отнюдь не включает в себя безопасность населения. Например, документы свидетельствуют, что угроза практически мгновенного разрушения с помощью ядерного оружия занимает далеко не самое первое место в иерархии опасений составителей подобных планов. Это не раз демонстрировало прошлое, и на данный момент проблема тоже не потеряла свою актуальность.

На начальном этапе эпохи ядерного оружия США обладали непомерным могуществом и могли похвастаться невиданной безопасностью: они контролировало полушарие, а также Атлантический и Тихий океаны, включая противоположные побережья. Задолго до Второй мировой войны США, по всеобщему признанию, стали богатейшей страной мира и пользовались несравнимыми преимуществами. Американская экономика во время войны добилась процветания, в то время как другие индустриальные державы были разорены или – в лучшем случае – серьезно ослаблены. К началу новой эры на долю Соединенных Штатов приходилось около половины всех мировых богатств, а процент производительных мощностей был еще выше.

Но существовала и потенциальная угроза: межконтинентальные баллистические ракеты с ядерными боеголовками. Эта угроза обсуждалась в рамках стандартного изучения ядерной политики с использованием данных из самых высокопоставленных источников в книге «Опасность и выживание: выбор во всем, что касается бомб, в первые пятьдесят лет», написанной МакДжорджем Банди, советником по национальной безопасности при президентах Кеннеди и Джонсоне.

Банди писал, что «своевременное создание баллистических ракет во времена администрации Эйзенхауэра является одним из величайших достижений этих восьми лет. Однако для начала неплохо признать, что безопасность и Соединенных Штатов, и Советского Союза была бы куда выше, если бы эти ракеты вообще никогда не разрабатывались». После чего он добавляет весьма поучительный комментарий: «Я в курсе несерьезных предложений, выдвигаемых и принимаемых к рассмотрению правительствами обоих государств и предусматривающих запрет баллистических ракет на основе взаимного соглашения». Короче говоря, предупредить единственную для Соединенных Штатов угрозу – угрозу полного разрушения в ядерной войне с Советским Союзом – ни у кого и в мыслях не было.

Была ли возможность вернуться к обсуждению этой угрозы? Полной уверенности у нас, разумеется, быть не может, но предположить что-то подобное все-таки трудно. Русских, отставших в промышленном развитии и создании передовых технологий, окружала куда более враждебная среда. Как следствие, по сравнению с Соединенными Штатами они были уязвимее для новейших систем вооружений. Требовались предпосылки для того, чтобы рассмотреть саму возможность разоружения, однако на волне немыслимой истерии того периода эти предпосылки никто бы даже не увидел. А истерия действительно выходила за все мыслимые пределы: риторика ключевых документов того периода, например таких, как «Задачи и программы национальной безопасности США» (NSC-68), и сегодня может шокировать кого угодно. Одним из симптомов, очевидно указывавших, что эту угрозу можно значительно снизить, было поразительное предложение, выдвинутое в 1952 году советским лидером Иосифом Сталиным: позволить Германии объединиться на основе свободных выборов, при том, однако, условии, что она не станет членом какого-либо альянса, враждебного СССР. В свете истории первой половины минувшего столетия, когда Германия в одиночку практически дважды разрушала Россию, каждый раз взимая страшную дань, это условие вряд ли было таким уж чрезмерным.

Предложение Сталина в те времена воспринял всерьез лишь уважаемый политический комментатор Джеймс Варбург, остальные либо не обратили на него внимания, либо и вовсе подвергли осмеянию. Современная научная мысль стала придерживаться другого взгляда. Советолог Адам Улам, выступавший с позиций ярого антикоммунизма, придал предложению Сталина статус «неразгаданной тайны». Вашингтон «потратил совсем немного усилий, отвергнув инициативу Москвы, – писал он, – сославшись на неубедительные причины, не вызывающие ничего, кроме смущения». Затем Улам добавил, что на фоне политического, научного и общего интеллектуального провала остался открытым «основополагающий вопрос» о том, «был ли Сталин действительно готов пожертвовать недавно созданной Германской Демократической Республикой (ГДР), бросив ее на алтарь подлинной демократии», что могло бы повлечь за собой огромные последствия для мира во всем мире и безопасности США».

Просматривая результаты недавних поисков в советских архивах, Мелвин Леффлер, один из самых уважаемых специалистов по «холодной войне», заметил, что многие ученые пришли в удивление, обнаружив, что «[Лаврентий] Берия – зловещий, бесчеловечный глава [русской] тайной полиции – рекомендовал Кремлю предложить Западу сделку по объединению Германии и приданию ей нейтрального статуса». Тем самым Берия соглашался «принести коммунистический режим Восточной Германии в жертву, чтобы снизить напряженность между Западом и Востоком», а заодно улучшить политические и экономические условия внутри самой России. Однако этими возможностями пренебрегли ради участия Германии в НАТО.

В тех обстоятельствах вполне можно было прийти к соглашению, которое защитило бы безопасность жителей Америки от величайшей угрозы из всех, что маячат на горизонте. Однако такую возможность не приняли во внимание – это является поразительным признаком того, сколь незначительную роль в государственной политике играет подлинная безопасность.