Поддержка демократии – удел идеологов и пропагандистов. В реальном мире нелюбовь к демократии является нормой. Налицо множество свидетельств того, что демократию поддерживают лишь в той степени, в какой она способствует реализации социальных и экономических целей, причем с этим выводом неохотно соглашается большинство серьезных ученых.
Презрение элит к демократии красноречиво заявило о себе, когда поступила их реакция на разоблачения WikiLeaks. Больше всего внимания к себе привлекши сообщения о поддержке арабами позиции Соединенных Штатов по Ирану, вызвав волну восторженных комментариев. Причем упоминались правящие диктаторы арабских государств, а воззрения простых людей остались за скобками.
Этот действенный принцип описал Марван Муашер, бывший министр иностранных дел Иордании, а позже директор Департамента ближневосточных исследований Фонда Карнеги: «Традиционный аргумент, выдвигаемый в Арабском мире и за его пределами, сводится к тому, что ничего плохого не происходит, что все под контролем. В рамках этой стратегии мышления закрепившиеся у власти силы утверждают, что их оппоненты и внешние игроки, призывающие к реформам, преувеличивают условия на местах».
Руководствуясь тем же принципом, если диктаторы поддерживают нас, то какое нам дело до всего остального?
Доктрину Муашера все почитают, считая разумной и логичной. В качестве одного из примеров, весьма показательного в наши дни, можно вспомнить дискуссии, проходившие в США в 1958 году. Президент Эйзенхауэр выразил озабоченность «кампаниями ненависти» против нас, но со стороны народа, а не правительств. Ненависть произрастает из сложившегося в Арабском мире мнения о том, что Соединенные Штаты поддерживают диктатуры и блокируют демократию, желая обеспечить себе контроль над ресурсами региона, объяснил ему Совет национальной безопасности. Однако это мнение соответствует действительности, сделал вывод Совет. И даже более того – именно это мы и должны делать, опираясь на доктрину Муашера. Исследования, проведенные Пентагоном после терактов 11 сентября 2001 года, показали, что такое же мнение превалирует и сейчас.
Для победителей так же нормально выбрасывать историю в мусорную корзину, как для жертв относиться к ней всерьез. В этом важном деле могут оказаться полезными несколько коротких замечаний. Сегодня, и уже далеко не впервые, Египет и Соединенные Штаты сталкиваются с аналогичными проблемами и движутся в противоположных направлениях. Похожая ситуация наблюдалась и в начале XIX века. Историки экономики утверждают, что в те времена Египет занимал такое же хорошее положение для успешного экономического развития, как и Соединенные Штаты. И там и там было развито сельское хозяйство, включая хлопок, катализатор промышленной революции на ее раннем этапе, хотя Соединенным Штатам, в отличие от Египта, приходилось наращивать производство хлопка путем завоеваний, истребления и рабства людей, что повлекло за собой последствия, сегодня красноречиво заявляющие о себе в резервациях и тюрьмах для выживших, которые быстро разрослись со времен Рейгана, чтобы вместить в себя тех, кто стал не нужен после деиндустриализации.
Одно из фундаментальных различий между двумя странами сводится к тому, что Соединенные Штаты обрели независимость и, как следствие, были вольны игнорировать экономическую теорию, провозглашенную в те времена Адамом Смитом, который облек ее примерно в те же термины, что проповедуют сегодня в развивающихся странах. Смит настаивал на том, что колонии, получившие свободу, должны производить первичный продукт (пусть это будет хлопок) на экспорт и одновременно импортировать лучшие товары британского производства. При этом конечно же не может быть и речи о том, чтобы монополизировать торговлю сырьем (хлопком). В любом другом случае, предупреждал Смит, «дальнейший рост стоимости годового продукта в бывших колониях замедлится, вместо того чтобы ускоряться, и это станет препятствием на пути к истинному величию и процветанию».
Обретя независимость, колонии проигнорировали совет Смита и пошли по пути независимого развития под патронажем государства. Были введены высокие тарифы для защиты промышленности от британского экспорта (сначала это касалось текстиля, потом стали и прочих товаров), позаботились и о других мерах для ускорения экономического развития. Независимые американские штаты стремились установить монополию на торговлю хлопком, «чтобы бросить другие народы к нашим ногам», и в первую очередь «британского врага», как заявил президент Джексон, завоевав Техас и половину Мексики.
Что касается Египта, то ему не дала пойти по такому же пути британская власть. Лорд Пальмерстон заявил, что «никакие идеи о честном отношении [к Египту] не должны стоять на пути великих, первостепенных интересов» Британии, обеспечивающих ее экономическую и политическую гегемонию, и выразил свою «ненависть» к «невежественному варвару» Мухаммеду Али, который осмелился направить страну по пути независимого развития, попутно задействовав британский флот и финансовое могущество, чтобы положить конец египетскому стремлению к независимости и экономическому развитию.
После Второй мировой войны, когда Соединенные Штаты заменили собой Великобританию в роли глобального гегемона, Вашингтон принял ту же самую позицию, недвусмысленно дав понять, что Соединенные Штаты окажут Египту помощь только в том случае, если он будет придерживаться стандартных для слабого правил, которые США продолжат нарушать, вводя высокие запретительные тарифы в отношении египетского хлопка и тем самым вызывая подрывающую экономику нехватку долларов, согласно привычной для них трактовке рыночных принципов.
То, что «кампания ненависти» против Соединенных Штатов, так заботившая Эйзенхауэра, основывалась на осознании того, что США и их союзники поддерживают диктаторов, блокируя экономику и развитие, можно считать маленьким чудом.
В защиту Адама Смита следует добавить, что он осознавал, как будет развиваться ситуация, если Великобритания будет и дальше следовать правилам здоровой экономики, ныне называемым неолиберализмом. Он предупреждал, что, если британские производители, торговцы и инвесторы обратят свои взоры на другие страны, они могут выиграть, но Англия при этом пострадает. В то же время он чувствовал, что ими будет двигать «тяга ко всему местному», в итоге потрясения, вызванные экономической рациональностью, благодаря «невидимой руке» обойдут Англию стороной.
Эту фразу трудно пропустить. Знаменитое выражение «невидимая рука рынка» в «Исследовании о природе и причинах богатства народов» упоминается лишь однажды. Давид Рикардо, еще один отец-основатель классической экономики, приходил к аналогичным выводам, надеясь, что так называемая «тяга ко всему местному» побудит состоятельных членов общества «довольствоваться невысоким уровнем прибылей в их собственной стране, а не искать более выгодного вложения своих средств за границей», при этом добавляя, что ему «будет жаль, если такого рода чувства ослабеют».
Если оставить в стороне их предсказания, инстинкты у классических экономистов были вполне здоровые.