Ловушки в нашей голове

О том, что мешает нам адекватно воспринимать реальность

Сейчас я попробую очень-очень кратко изложить несколько томов по социальной и когнитивной психологии. Я несколько раз пытался это проделать, когда работал в «Русском репортёре». Это будет самая сокращённая версия, почти рекорд.

* * *

Начну с моего любимого словосочетания – фундаментальная ошибка каузальной атрибуции. Зубодробительные термины лишний раз показывают, что психология – это всё-таки наука, а не досужие разговоры о смысле жизни. Если перевести это на человеческий язык, то «каузальная атрибуция» – это про то, как мы объясняем причины поступков других людей или самих себя. Фундаментальная она потому, что встречается очень часто, а ошибка – она и есть ошибка.

Начну с моего любимого словосочетания – фундаментальная ошибка каузальной атрибуции.

Представьте, что перед вами два человека. Один задаёт вопросы, допустим, по квантовой механике. Другой отвечает. Спрашивавший глядит в бумажку и серьёзно кивает: «Да, это правильный ответ». Или, наоборот, морщится от неудовольствия: «Нет, здесь вы ошиблись в формуле». Кто из этих двоих лучше разбирается в физике? Подозреваю, что если бы вы увидели эту сцену, то находились бы в твёрдой уверенности, что первый – это большой специалист, возможно, доктор физико-математических наук. А второй только учится, и знаний у него гораздо меньше.

Но вполне можно предположить ситуацию, что задававший вопросы на самом деле скромный менеджер по продаже с бетона с филологическим образованием и не знает физику даже в пределах семи классов. Просто приятель попросил его проверить свои знания и выдал листок с правильными ответами. Такое ведь тоже возможно.

Нам кажется, что человек, взявший в руки оружие, обязательно агрессивен и жесток, а тот, кто жертвует деньги сиротам, непременно добр и отзывчив.

Даже зная, что человеку такое поведение навязано извне, мы продолжаем подозревать, что дело именно в личных качествах. Классический эксперимент на эту тему был проведён психологами Эдуардом Джоунсом и Виктором Гаррисом ещё в конце шестидесятых. Группе студентов нужно было произнести речь о Фиделе Кастро (на его месте мог точно так же быть Дональд Трамп или Алексей Навальный).

Одним по жребию выпала задача его хвалить, другим – ругать. Никакой связи с реальными политическими пристрастиями не было. Ещё одна группа слушала эти выступления и должна была оценить, как на самом деле человек относится к кубинскому лидеру. И хотя наблюдатели знали, как распределились роли, они всё равно были склонны считать, что люди, которым случайно выпало защищать Фиделя, в реальности ему тоже симпатизируют, и наоборот.

Лично мне больше нравится эксперимент других американских психологов – Джона Дарли и Дэниела Бэтсона, который они провели в 1973 году. Итак, студенты духовной семинарии готовятся произнести свою первую в жизни проповедь. Для этого им нужно пройти в здание, находящееся в нескольких кварталах. Одну группу семинаристов напутствуют словами: «Вы опаздываете, вас ждут уже несколько минут, так что лучше поторопиться», а другой сообщают: «У вас есть в запасе некоторое время, но ничего не случится, если вы придёте пораньше». По дороге семинаристы натыкаются на человека, который полулежит на обочине, слабо стонет и кашляет. Из тех, кому было рекомендовано поторопиться, лишь 10 % пришли на помощь несчастному (который, естественно, был сообщником психологов). А среди семинаристов, считавших, что времени у них в избытке, таких оказалось 63 %.

Такая маленькая деталь, как наличие или отсутствие времени, изменила уровень отзывчивости аж в шесть раз и оказалась сильнее, чем нравственные качества и религиозное воспитание.

Кстати, тема проповеди не влияла на поведение семинаристов: в одном случае им нужно было говорить о помощи ближнему (на примере притчи о самаритянине), в другом – рассказать о супружеской верности. В обеих группах результаты были примерно одинаковыми.

Подобные эксперименты социальные психологи повторяли много раз в самых разных формах. И результат был всегда один: оценивая причины поступков других, люди склонны преувеличивать роль особенностей характера и приуменьшать влияние социальной ситуации. Отсюда и название этого эффекта – ошибка каузальной атрибуции.

От этой ошибки не застрахованы даже сами учёные. Социальный психолог Дэвид Майерс признаётся в своём учебнике по социальной психологии:

«Однажды мне довелось помогать интервьюеру, проводившему отбор сотрудников на факультет. Одного претендента мы интервьюировали вшестером, и у каждого из нас была возможность задать ему два или три вопроса. Я ушёл, думая: «Какой он зажатый, неуклюжий человек». Со вторым кандидатом мы встретились с глазу на глаз за чашкой кофе, и сразу же оказалось, что у нас есть общий близкий друг. Наша беседа продолжалась, я все больше и больше восхищался тем, какой он «сердечный, обаятельный и располагающий к себе человек».

* * *

Перейдём к следующей ловушке. В некоторых книгах она называется «эффектом гомогенности аутгруппы», а если по-простому, то её можно свести к формуле: «Чужие всегда одинаковы». Задайте любому жителю Центральной России простой вопрос: «Какого цвета волосы у чеченцев?» И вы тут же получите однозначный ответ: «Чёрные. Какие же ещё?» Но на самом деле у чеченцев волосы могут быть и чёрными, и медно-рыжими, и даже русыми.

Эту ловушку можно свести к формуле: «Чужие всегда одинаковы».

То же самое происходит на уровне социальных характеристик. Адвокаты, полицейские, дагестанцы, журналисты, рыбаки, жители сел, американцы, оппозиционеры… Нам кажется, что это единая масса с общими взглядами на жизнь и одинаковыми психологическими качествами.

Разделение мира на «своих» и «чужих» выработалось ещё в давние времена. Палеонтолог Александр Марков в своей книге «Эволюция человека» ссылается на эксперимент с обезьянами, которым показывали фотографии разных зверей – как обезьян того же вида, так и слонов, бегемотов, жирафов. Когда животное видело сородичей, то задерживало взгляд и рассматривало каждую фотографию как нечто новое. А вот слоны и бегемоты интереса не вызывали: зачем смотреть картинки, если там один и тот же зверь?

У человека к этому врождённому механизму добавляется так называемый принцип когнитивной экономии. Наш мозг очень ленив и всячески стремится сократить объём перерабатываемой информации. Зачем анализировать психологию каждого отдельного чиновника или полицейского, когда можно использовать простую схему: раз он относится к этой профессиональной группе, значит, он циничный, жадный, самоуверенный, голосует за Путина и так далее.

* * *

Следующая ловушка – «иллюзия справедливого мира». Классическая история: шла девушка ночью через парк, на неё набросился отморозок и изнасиловал. Конечно, нам жалко жертву, но при этом проскакивают мыслишки: «Зачем она через парк ночью потащилась?», «Нечего было в короткой юбке ходить!», «Может, это её знакомый был, и она ему не раз намекала…».

Следующая ловушка – «иллюзия справедливого мира».

То же самое с любыми другими жертвами. Бездомный на улице? Наверное, пропил квартиру. Избили хулиганы? Наверное, спровоцировал их как-то. Страна объята войной? А нечего было бардак разводить и сомнительных политиков поддерживать.

Хочется процитировать Сергея Довлатова:

«Когда забрали жившего ниже этажом хормейстера Лялина, отец припомнил, что Лялин был антисемитом. Когда арестовали филолога Рогинского, то выяснилось, что Рогинский пил. Конферансье Зацепин нетактично обращался с женщинами. Гример Сидельников вообще предпочитал мужчин. А кинодраматург Шапиро, будучи евреем, держался с невероятным апломбом…»

Вокруг очень много чужой боли и трагедий. Переживать это всё безумно тяжело, можно с ума сойти или как минимум уйти в запой. Абстрагироваться от этого – станешь бесчувственным циником. Остаётся только успокаивать себя тем, что жертвы отчасти заслужили свою участь.

* * *

Теперь – про «эффект групповой поляризации». Допустим, Госдума выдала новый законопроект – о запрете на публичное ковыряние в носу. Подавляющее число граждан даже не задумывалось о такой проблеме. Но тема начинает обсуждаться, благо социальные сети открывают невиданный простор для таких дискуссий. Кто-то спокойно замечает: мол, запрет на ковыряние – не такая уж великая трагедия; может, оно и к лучшему. Тут же он получает сотни лайков с одной стороны и гневные отповеди с другой.

Критики запрета тоже начинают с осторожного: «Данное решение, возможно, окажется не до конца эффективным…» Но с одной стороны давят оппоненты, а с другой – поддерживают сторонники. В итоге дискуссия буквально за сутки перерастает в непримиримую войну между «Долой произвол власти! Даёшь свободу!» и «Ковыряние в носу угрожает безопасности страны! Долой американских агентов!». Дальше уже можно формировать общественные движения, выходить на площади и бить морды.

Теперь – про «эффект групповой поляризации». Допустим, Госдума выдала новый законопроект – о запрете на публичное ковыряние в носу…

Общественная реакция на законопроект в чём-то напоминает демона Максвелла (это такой дальний родственник кота Шрёдингера). Напомню суть этого мысленного эксперимента. Предположим, сосуд с газом разделён непроницаемой перегородкой на две части: правую и левую. В перегородке есть отверстие, в котором сидит этот демон, и он позволяет пролетать горячим молекулам (тем, кто поддерживает законопроект) только из левой части сосуда в правую, а холодным (тем, кто против) – только из правой части сосуда в левую.

Если группа объединяется для борьбы с чем-то, то в ней будут поощряться любые высказывания против этого чего-то и осуждаться (хотя бы морально) реплики, которые это что-то хоть как-то оправдывают. В итоге группа станет смещаться в сторону все более радикальной позиции. Ничего личного, чистая физика.

* * *

У следующего эффекта нет внятного русского названия. Используется и «огрупплённое мышление», и «группомыслие», и «groupthink».

А выглядит всё просто: «Ты что, хочешь разрушить наше единство?!» – вопрошает один из членов группы. После этого страшновато даже подумать, что можно не согласиться с общей точкой зрения.

Выглядит всё просто: «Ты что, хочешь разрушить наше единство?!» – вопрошает один из членов группы.

В учебниках по социальной психологии в качестве примеров «группомыслия» приводят решения, которые повлекли за собой поражение Германии в войне, Уотергейтский скандал и крушение «Челленджера». Уже упоминавшийся выше Эллиот Аронсон пишет:

«Что общего было у гитлеровского «ближнего круга», никсоновской «дворцовой гвардии» и администрации НАСА, не считая того очевидного факта, что все три команды приняли решения, приведшие к трагическим результатам? Все они были относительно сплочёнными группами, изолированными от каких бы то ни было иных точек зрения».

Необходимость поддерживать групповое единство иногда кажется делом более важным, чем принятие правильных решений. Раскол и критика могут разрушить единство, а значит, их надо гасить даже в своей голове. Наверное, важность сохранения группы досталась нам от первобытных времён, когда это было вопросом выживания.

* * *

Вам снова придётся включить воображение. Представьте, что вы живёте в собственном доме в каком-нибудь небольшом городке. И вдруг к вам приходит некий общественный активист и предлагает установить на вашем участке довольно уродливый плакат: «Будьте внимательны на дорогах!» Вполне логично, что 83 % добропорядочных граждан ответили на это вежливым (или не очень) отказом.

Другую группу испытуемых сначала попросили оказать небольшую услугу – подписать петицию с призывом соблюдать осторожность на дорогах. Поставить подпись – дело нехитрое. И на эту просьбу согласились практически все. Когда спустя две недели к ним обратились с просьбой установить плакат на участке, отказавшихся было всего 24 %. То есть предварительное выполнение необременительной просьбы увеличило согласие почти в четыре раза. Этот эффект получил название «нога-в-дверях».

Мораль такова: добившись от человека ощущения включённости в то или иное действие, гораздо проще требовать от него всё новых и новых жертв.

Добившись от человека ощущения включённости в то или иное действие, гораздо проще требовать от него всё новых и новых жертв.

Вообще-то главными заказчиками таких исследований были маркетологи, которые искали способы эффективнее втюхивать свой товар. Но, увы, эта штука работает и в куда более трагических ситуациях. Сначала нас просят сделать что-то очень простое (поставить подпись, проголосовать, прийти на митинг). Потом нам предлагают совершить что-то более значимое, и мы полусознательно рассуждаем: «Раз я поставил подпись – значит, я поддерживаю это (президента, фирму, партию), ведь я свободный и рассудительный гражданин. А значит, я должен быть последовательным в своей поддержке, даже если это противоречит чему-то (совести, здравому смыслу, сохранности кошелька)».

* * *

И наконец, последняя психологическая ловушка. На самом деле их очень много (даже конформизм от Соломона Эша сюда не влез). Но надо же когда-то заканчивать. К тому же этот эффект отчасти объясняет остальные.

Вы твёрдо уверены, что президент Южной Конкордии – мерзавец, жулик и ставленник американского империализма. К тому же эта сволочь жестоко подавляет борцов за свободу из партизанского движения «Любовь и разум». Вдруг вы читаете новость, что этот президент выпустил всех политзаключенных и объявил свободные выборы, а партизаны на следующий день взорвали детскую больницу.

Одно знание вошло в конфликт с другим. Случился тот самый когнитивный диссонанс, который открыл давным-давно Леон Фестингер. Как быть? Вариантов множество: объявить источник информации недостоверным, признать действия президента циничным манёвром, найти сообщение о том, что в больнице на самом деле были не дети, а бойцы правительственных подразделений, да и взорвали её не партизаны, а переодетые агенты спецслужб.

Одно знание вошло в конфликт с другим. Случился тот самый когнитивный диссонанс.

Наше сознание стремится к согласованности. Нам проще иметь единую модель мира с чётким разделением на плохих и хороших. Проще допустить ложь, чем мириться со сложной и противоречивой картиной.

* * *

Зря я предыдущую историю объявил последней. Уж больно страшно становится за род человеческий. Поэтому самой последней историей будет эффект, который должен внушать хоть какой-то оптимизм.

Вывод о подчинении большинству выглядит, конечно, печально. В утешение можно привести результаты эксперимента, проведённого классиком французской социальной психологии Сержем Московичи.

Первые его эксперименты прошли в 1969 году. Как раз закончились студенческие волнения во Франции, Германии и других западных странах. Начинался очередной всплеск борьбы за права женщин, экологию и прочие красивые штуки. Самое время анализировать эффект влияния меньшинства.

Условия напоминали эксперимент по выявлению конформизма: нужно было сказать, в какой цвет окрашена карточка. Но на этот раз «подсадными» были только двое из шести человек. И эта пара была настоящими диссидентами. Вместо очевидного голубого они упорно называли зелёный и т. д.

И хотя инакомыслящие были в явном меньшинстве, они сумели сдвинуть мнение окружающих. После серии экспериментов Московичи вывел факторы, которые определяют успех диссидентов в обществе. Например, очень важны уверенность и постоянство высказываний.

Хотя инакомыслящие были в явном меньшинстве, они сумели сдвинуть мнение окружающих.

Меньшинство имеет больше шансов на победу, если его мнение по всем другим вопросам совпадает с мнением большинства и расходится только в каком-то одном пункте (например, когда инакомыслящие полностью согласны с коллективом по вопросам квадратов и треугольников, но упорно стоят на своём при обсуждении овалов).

Кроме того, очень важно склонить на свою сторону хотя бы одного представителя большинства. В ряде экспериментов было выявлено, что, как только появляются перебежчики, за ними сразу тянутся все остальные, вызывая эффект снежной лавины.

Мораль: меньшинство может победить. У нас сейчас вроде бы демократия, рыночная экономика, женщины имеют равные права с мужчинами… А ведь когда-то всё это было весьма сомнительными идеями, которые проповедовались лишь горсткой маргиналов.

Так что, если вы остались в меньшинстве – не смущайтесь, у вас есть шансы на победу. По крайней мере, наука на вашей стороне.