День 52-й

Утром первым делом я звоню в клинику.

– Это Дженнифер Коул, – представляюсь я. – Кто-то из вашей больницы попросил меня перезвонить и договориться о встрече. Я пациентка доктора Маккензи.

На секунду-другую в телефоне повисает странная тишина.

– Ах да, – мягко отзывается женщина. – Дженнифер, я так рада, что вы позвонили. Мы пытались связаться с вами.

Тот факт, что она тоже меня знает, немедленно вызывает у меня повышенную тревогу.

– Есть какие-то проблемы?

– Нет. Не проблемы, – возражает женщина. Потом откашливается. – Не могли бы вы прийти к нам и встретиться с доктором? Когда вы свободны?

– А вы не могли бы сказать, зачем? – Я принимаюсь перебирать в уме разные варианты.

– Боюсь, это должен сделать доктор.

Тут я начинаю по-настоящему подозревать: что-то не так. Я буквально кожей чувствую это.

– Во сколько вы могли бы прийти?

– Сегодня? В любое время.

– В десять часов вас устроит?

– Да.

Вот дерьмо! Мне назначают срочную встречу. Но почему? К чему такая спешка?

– Отлично, – говорит секретарша, и я слышу стук по клавиатуре. – Тогда до встречи.

Я вешаю трубку. Надо было сказать, что я могу прийти прямо сейчас! Час ожидания кажется вечностью – я все гадаю, зачем доктор захотел меня так срочно увидеть. И что там может быть настолько плохого?

Он уже сообщил мне самую ужасную новость. Что способно ее затмить? Возможно, он узнал новый метод лечения? Но что это мне даст? Только продлит эмоциональную пытку.

Я расхаживаю по комнате, то и дело хватаясь за какое-либо домашнее дело и не заканчивая его.

Я поднимаю одежду с пола спальни, вешаю платье в шкаф, а остальное бросаю в стиральную машину. Смотреть на разбросанные вещи слишком грустно. Они символизируют поражение, и хотя я на самом деле побеждена, я не хочу, чтобы напоминание об этом торчало перед глазами.

Я нахожу пустую коробку из-под печенья. Мой сувенир. Я прижимаю ее к груди, вспоминая наш вечер и пытаясь забыть о своем страхе.

В этот момент Гарри пишет мне, что благополучно долетел. Я радуюсь, увидев его имя на экране, и отвечаю значком поднятого вверх большого пальца. Это все, что я могу сделать в таком состоянии. И в итоге в больницу я прихожу раньше назначенного.

Секретарша тепло приветствует меня, лишь усиливая этим мое волнение.

Я усаживаюсь в приемном покое и принимаюсь бездумно листать бесконечные страницы старых журналов, сосредоточенная в основном на секретарше и ее ответах на звонки. И в какой-то момент я слышу свое имя.

– Да, – говорит секретарша, – я скажу ей.

Она смотрит на меня:

– Дженнифер, доктор Маккензи ждет вас.

Надо же, а ведь еще нет десяти часов. Доктор никогда прежде не принимал пациентов раньше времени. Я ощущаю еще большую внутреннюю дрожь, но, делать нечего, поднимаюсь с места. Стучу в дверь, затем приоткрываю ее и вижу доктора Маккензи.

Его очки в стальной оправе балансируют на кончике носа. Он поднимает взгляд от стола.

– А, Дженнифер, – произносит он, – рад вас видеть. Заходите.

Доктор вводит что-то в компьютер, отворачивается от экрана и окидывает меня изучающим взглядом.

– Вы хорошо выглядите.

Я вздрагиваю.

– Держу пари, вы говорите это всем своим пациентам.

Он откашливается.

– Садитесь, дорогая.

Интересно, могу ли я высказать сейчас свое мнение? Ненавижу, когда он называет меня «дорогая».

Я сажусь в кресло, ставлю сумочку на пол рядом с собой и сжимаю озябшие ладони, пытаясь унять в них дрожь.

– У вас сегодня прохладно, – говорю я.

– Да? Я не заметил. Может, включить обогреватель, если хотите?

– Все в порядке, доктор.

Перед ним лежит моя медицинская карта, и он с самым серьезным выражением лица принимается перебирать бумаги. Едва ли это хороший знак.

Я неловко ерзаю на вращающемся кресле.

Кажется, нам обоим неловко, но у него преимущество: он знает причину, почему я здесь.

Тишина длится, наверно, секунды три и ощущается весьма тяжелой и напряженной.

– У меня есть для вас новости, – начинает доктор.

Я застываю в кресле. Во рту так сухо, что язык прилипает к нёбу.

– Произошла ошибка, – продолжает он.

Я смотрю на него в сильном напряжении – будто превратилась в камень.

Однако я по-прежнему из плоти и крови, ибо сердце мое бьется со скоростью сто миль в час.

– В каком смысле ошибка? – спрашиваю я.

Доктор берет в руки ворох бумаг и, проводя пальцем по краю, выстраивает их в аккуратную стопку.

Почему он всегда так делает? Почему не может говорить быстрее?

Доктор откашливается и произносит:

– В хорошем смысле. Во всяком случае, для вас.

Доктор Маккензи сидит в своем кресле очень прямо, и я тоже выпрямляюсь. Он облизывает кончик пальца и быстро перелистывает несколько страниц из стопки.

– Кажется… – Он снова кашляет.

– Да, доктор?

– Что ж, похоже на то… к сожалению, хотя, конечно, на самом деле к счастью…

Да что с ним такое?!

– Вам дали чужие результаты анализа крови.

В этот момент я, что называется, «плыву».

Я еще слышу его монотонный голос где-то в отдалении, что-то мне говорящий, но меня словно нет в кабинете; его слова ускользают. Все кружится, и комната сливается в одно большое синее пятно.

И следующее, что я помню, – как доктор Маккензи наклоняется надо мной, хлопая по щеке.

Я ощущаю его кислое дыхание.

– Вы в порядке, Дженнифер?

Я пытаюсь сфокусировать на нем взгляд.

– Ну вы же мне это и сказали, доктор, – замечаю я, потирая щеку.

Он улыбается с явным облегчением.

– Да, – подтверждает он. – Да, это так. – Потом берет меня за руку и похлопывает по ней. – Давайте я помогу вам снова сесть в кресло.

Доктор не слишком твердо поднимает меня (я обхватываю его рукой за плечо), затем неуклюже опускает в кресло и возвращается за свой стол, потирая поясницу.

Он наливает нам обоим воды и глотает из своего стакана.

Я жадно осушаю стакан за считаные секунды.

– Мне очень жаль, что мы подвергли вас такому испытанию, – произносит доктор. И продолжает говорить, не оставляя пауз для вопросов, которые могли бы у меня возникнуть: – Я так рад сообщить, что мы ошиблись. В кои-то веки. Так намного лучше, Дженнифер. Вам, очевидно, потребуется время, чтобы оправиться от этой отличной новости, и я уверен, что вы будете очень сердиты на меня, но я должен извиниться и просто сказать: мой персонал состоит из обычных людей. Если бы не медсестра, с которой вы говорили до того, как поехали в спа-салон, мы, возможно, не заметили бы ошибку. – Он словно намекает, что я все равно хорошо провожу время, так в чем же проблема? – До тех пор, пока ваше неожиданное выживание не привлекло бы наше внимание к этому вопросу. Или… ну ладно, не важно.

Я в шоке. Просто не знаю, как реагировать. Я буду жить? Но это означает, что кто-то еще умрет. Какой ужас! Но тогда – надо взять себя в руки – я-то выживу. И это хорошо. Верно? Но та бедная женщина. У нее окажется еще меньше времени, чем у меня, чтобы рассказать своей семье. Чтобы решить, как она хочет провести свои последние недели. А теперь я, захватившая ее драгоценные дни, снова имею все время в мире, и мне кажется, что я обманула всех.

Что-то я запуталась…

– Так что же со мной не так, доктор Маккензи?

– Ничего, – отвечает он весело.

Внезапно он становится весьма жизнерадостным.

Я сижу перед ним в смятении, а он бесстыдно веселится. Да как он смеет!

– Но я плохо себя чувствую, – сообщаю я. – Меня постоянно тошнит, я устала до смерти, и у меня идет кровь из носа. Я все время хандрю. Все, как в вашей брошюре.

Доктор мрачнеет.

– Какие лекарства из тех, что я прописал, вы принимали? – интересуется он обвинительным тоном.

И это окончательно выводит меня из себя.

– Почему вы постоянно говорите так, будто это я виновата? Если я не пришла к вам своевременно, это моя вина. Если я приняла пилюли, которые вы же прописали, это тоже моя вина. Но я не выпила ни одного из тех лекарств по вашему рецепту, доктор. И я бы сказала, что вам крупно повезло. Потому что, не будем забывать, это ваша вина…

Мне не особо нравится наблюдать за его смущением, но правда!

– И подумать только, что моя мать считала вас каким-то полубогом!

Его кадык дергается. Он понимает, что не может ничем мне возразить.

– Мне бы очень хотелось, чтобы подобной ошибки никогда не происходило, и мне очень жаль, что она произошла. – Доктор Маккензи быстро выдыхает. – Я спросил о препаратах только потому, что у вас могла возникнуть на них реакция.

– Очевидно, этого не случилось.

– Хм, – доктор опускает голову. – Конечно, такие симптомы вполне могут быть психосоматическими. Наше сознание весьма хитро устроено.

Что он мне сейчас собирается втереть? Что я придумала фальшивую смертельную болезнь, поскольку мне сказали, будто она у меня есть?

Но тут я вспоминаю Эмили и ее ипохондрию. Интересно, были ли ее симптомы так же реальны для нее, как мои для меня? Надо отдать должное доктору Маккензи, возможно, он прав. Насколько тонка грань между тем, что реально, и тем, что мы делаем реальным?

– Так что показали мои анализы крови?

Он опять откашливается.

– У вас анемия, отсюда и усталость. Я пропишу вам таблетки, содержащие железо. И у вас начинается менопауза.

Я в ужасе гляжу на него:

– Вы хотите сказать, что все это из-за менопаузы?

– Да! – К нему возвращается этот радостный тон. – Пременопаузальный синдром.

– Но мне так плохо…

– Так это и не пикник.

– Спасибо, доктор.

Он качает головой, потирая бровь.

– Простите, Дженнифер. Но ваши ощущения могут оказаться психосоматического характера.

– Я ничего не выдумываю, – заявляю я, не желая казаться лгуньей, словно это важнее моего здоровья.

– Хм, – только и говорит он.

Мы смотрим друг на друга, как бы подводя итоги встречи.

– А что же будет с пациенткой, чьи результаты я получила?

– Я не могу обсуждать это с вами, дорогая. Давайте сосредоточимся на плюсах. Вы будете жить.

– Но как она все восприняла? По моим подсчетам, эта ошибка лишила ее половины оставшейся жизни. Я имею в виду, вы не думаете, что мне нужно встретиться с ней? Может…

– Я понимаю ваше беспокойство, но врачебная тайна означает, что это невозможно. Вы получили свою жизнь обратно. Позвольте мне взять на себя ответственность за остальное.

Я пристально смотрю на него. Хорошо. Я должна мыслить позитивно.

– Значит, я буду жить. – Кажется, я проверяю, как звучат эти слова. – И это, конечно, хорошо. Но почему я так чертовски плохо себя чувствую?

Доктор чешет в затылке.

– Пременопауза не самое легкое время. Но не желаете ли сдать еще несколько анализов, чтобы вам не думалось?

Я искоса смотрю на него.

– Это была большая ошибка, Дженнифер, и она больше не повторится. Женщину, которая внесла неправильные результаты теста в вашу карту, уже уволили.

– Ох, – говорю я. – Из-за этого я чувствую себя вдвойне ужасно.

– Вы должны чувствовать себя фантастически. Вам стоит пойти домой и отпраздновать это.

– Серьезно? Наверно, я стану первой женщиной, которая отпразднует свою пременопаузу.

Он смеется. Доктор Маккензи действительно смеется. Я очень благодарна ему – это снимает напряжение.

– Я хочу взять еще один образец вашей крови. Мы должны выяснить причину вашего недомогания. На всякий случай.

– На случай чего? – осведомляюсь я. – Мне больше не нужны плохие новости. Я лучше буду жить в неведении.

– Вам решать. – Он снимает очки и потирает переносицу. И вскидывает кустистые седые брови, давая понять, что это вообще-то не мое дело и он уже принял решение.

– Хорошо, доктор Маккензи, – я закатываю рукав. – Будь по-вашему.

Однако мы оба знаем, что «по его» произошло бы в любом случае.