Я, кажется, уже писала, что немецкая армия оккупировала Данию 9 апреля 1940 года. Страна капитулировала в день вторжения. Сначала это никак не отразилось на Боре. В течение трех лет он оставался директором института и занимался тем же, чем и раньше. Конечно, иссяк поток молодых физиков, отовсюду тянувшихся к нему в предвоенные годы. Немецких физиков он у себя не принимал, да и не осталось в Третьем рейхе талантливой молодежи. Единственное исключение он сделал для Вернера Гейзенберга, с которым когда-то был дружен. В сентябре 1941 года Гейзенберг приехал в Копенгаген, чтобы попытаться объяснить Бору, почему для всех будет лучше, если он – Нильс Бор – присоединится к немецкой ядерной программе. Бор с негодованием отказался. Датская подпольная газета «Свободная Дания» писала о Боре: «Сын датского народа, наше национальное достояние». Однако в глазах немецкой оккупационной администрации он был просто евреем, поскольку еврейкой была его мать. В 1943 году нависла реальная угроза ареста и депортации в один из концентрационных лагерей.
29 сентября раввин главной синагоги Копенгагена Маркус Мельхиор получил секретное сообщение от друга, уведомлявшее его о скором начале массовой депортации евреев. Мельхиор немедленно связался с руководителями датского Сопротивления. В тот же день Бор и его семья были вывезены в Швецию на рыбацкой лодке под покровом темноты. Переправа длилась два часа. Владелец лодки знал график немецких патрулей и выбрал самый оптимальный маршрут. Ранним утром 30 сентября лодка пристала к шведским берегам возле рыбацкой деревушки. Нильс Бор поспешил в Стокгольм. Госпожа Бор осталась в деревушке. В Стокгольме его принял министр иностранных дел, а затем король Швеции Густав V. Бор убедил короля предоставить убежище всем беженцам из Дании. 2 октября 1943 года шведское радио передало, что Швеция примет у себя всех евреев, которые смогут добраться до ее берегов. В течение трех-четырех дней (точнее, ночей) датское Сопротивление организовало массовый исход: рыбацкие лодки потянулись через проливы Эресунн и Каттегат. Было спасено более 7 000 евреев – около 95 % еврейской общины. Значительная часть транзита шла через датский остров Мён, знаменитый отвесными белыми скалами на берегу. Своего рода «маленький Альбион». Я была там уже после войны.
Как только новость о побеге Бора достигла Лондона, научный советник Черчилля отправил ему телеграмму с предложением перебраться в Британию, поскольку Стокгольм кишел немецкими шпионами. Бор и сам понимал, что Швеция – ненадежное место, там не «раствориться». Он тут же согласился, при условии, что его сын Оге, который в то время был аспирантом физического факультета, тоже поедет в Англию. Но как? Между нейтральной Швецией и Англией широкой полосой протянулась с юга на север оккупированная Норвегия.
Черчилль распорядился послать военный самолет. Выбор пал на высокоскоростной бомбардировщик «Москито», который мог лететь на высоте до 10 км вне досягаемости немецкой противовоздушной обороны. Бору предстояло лететь в бомбовом люке. Ему выдали парашют, летный костюм и кислородную маску – бомбовый люк не был герметизирован, самолет вырулил на взлетную полосу, взревел мотор, и вот они уже в воздухе. Но ненадолго. Первая попытка окончилась неудачей. Пилот обнаружил какую-то неисправность и вернулся на аэродром. Бор хотел переночевать в отеле, но агенты шведской службы безопасности не выпустили его за пределы аэропорта, опасаясь, что его опознают немецкие шпионы. На следующий день состоялась вторая попытка. Самолет быстро набирал высоту. Бор, лежавший на матрасе в бомбовом отсеке, не смог натянуть на себя летный шлем, не позволил размер его головы – всем, кроме летчиков, было известно, какой большой, поистине «квантовой», она была. Он не слышал команды пилота о включении кислорода и потерял сознание от кислородного голодания в тот момент, когда высота превысила критическую. К счастью, все закончилось хорошо. По-видимому, над Северным морем, когда самолет снизился, он пришел в себя. «Москито» был в воздухе два часа и благополучно совершил посадку в Северной Шотландии 6 октября. Оге Бор прилетел следующим рейсом.
В Лондоне Бор встретился с Чедвиком, который ввел его в курс работ «Сплавов для труб». Бор был поражен. Из соображений безопасности его поселили в квартире во дворце Сент-Джеймс. В обыденной жизни без жены – ее звали Маргрете – Бор был беспомощен. Когда ему нужно было ехать на важную встречу в министерство, мудрая секретарша Эйкерса напечатала адрес и подробные инструкции в шести экземплярах. «Профессор Бор, – сказала она, – пожалуйста, положите по одному листочку в каждый из ваших карманов. Даже если вы потеряете два или три листочка, вы все равно доберетесь до министра».
В середине октября мы ждали Бора у себя в Бирмингеме. Предполагалось, что он остановится у нас, мы поужинаем, а потом Руди с Бором займутся физикой. Я тщательно готовилась к ужину – нечасто такие великие люди бывали у нас в гостях. Перед десертом мне стало плохо, началось сильное кровотечение, приехала скорая и забрала в меня в больницу. Оказалось, что у меня случился выкидыш. Разумеется, Бор перебрался в гостиницу, а его беседы с Руди состоялись уже в Лондоне.
В начале декабря Руди, я, Отто Фриш и некоторые другие члены Британской миссии – так теперь называлась та часть, которой предстояло перебраться в Америку, – поднялись на борт круизного лайнера «Анды». На время войны он был переделан в транспортное судно. Георг Плачек отправился в Нью-Йорк чуть раньше. Ему было поручено провести интервью и отобрать лучших молодых физиков для работы в Монреальской лаборатории. Через девять дней наш лайнер вошел в гавань Ньюпорт-Ньюс в Вирджинии.