Убежден: весьма натуральные охи и причитания «мамы» по случаю очередной длительной командировки «единственного сына» настоящий Свят стерпел бы куда легче, чем я. Нет, я тоже отыграл сцену как надо, но покинул дом не в лучшем расположении духа.

На территорию Корпорации я попал через склад одного из магазинчиков в подземном торговом центре на Манежной. Меня ждали и уже через десять минут доставили в назначенное место. Похоже, руководство Корпорации с параноидальным упорством стремилось упрятать под землю все, что могло. Наивные люди.

– Познакомьтесь, – сказал Стерляжий. – Тот дохляк, который сидит, – Аскольд, специалист по контактам с живыми объектами. А тот разгильдяй, который стоит и таращится, – Святополк, специалист по контактам… с неживыми объектами.

Тощий и нескладный парень с внешностью альбиноса суетливо вскочил и пожал мне руку.

– Очень рад. Аскольд меня зовут. Э… рад, в общем.

– А Рюрика за компанию не нашлось? – ворчливо поинтересовался я у Стерляжего.

Тот посоветовал мне заткнуться. А Аскольду порекомендовал не обращать внимания на выходки «этого фрукта».

Фрукт так фрукт. Не возражаю. Более того, постараюсь не выходить из роли. С точки зрения фруктов, у них только одна неприятная особенность – их едят.

Когда, слегка запыхавшись, вошла Надя, я здорово удивился – она-то тут при чем? Все-таки неумение мыслить логически – страшный бич. Как раз специалиста по контакту с людьми и не хватало группе Стерляжего для полного комплекта. Три спеца-контактера плюс спец по прошибанию лбом каменных стен. Команда.

Из закоулков моего сознания к Наде тут же потянулся Свят, но получил по рукам и сгинул. На меня появление Нади не произвело никакого впечатления, кроме появившегося чувства легкой тревоги.

Там, где Свят не обнаружил бы ничего особенного, я отметил сразу: комната была звукоизолирована. Насчет скрытых камер не уверен, но если они и были, их установила не наша контора.

– Теперь все в сборе, – сказал Стерляжий. – Надя, ты в порядке?

– Десять дней форсированной реабилитации. С кем побегать наперегонки?

Она улыбнулась так, что у любого разом отпали бы все вопросы. Но не у Стерляжего:

– Тогда почему опоздала?

– Спроси у водителя, – парировала Надя. – Пробки на дорогах. И все равно он ездит быстрее, чем я бегаю. Что ты хочешь? Меня сюда привезли прямо с базы.

Запыхавшаяся, выглядела она восхитительно. Я очень понимал влюбленных в нее мужиков, как понимал и то, что на борту «Грифа» она не отдаст предпочтения никому. По сути, все ее искусство природного психолога сводилось к тому, чтобы не допускать драк между претендентами. Любуйся ею, отдыхай душой возле нее – и отвали, не ревнуя, если кому-то надо поправить расшатанную психику больше, чем тебе. Не знающий специфики Бербиков прямо спросил, трахался ли я на «Грифе» и каково заниматься этим в невесомости. Не знаю. Не имею ни малейшего представления. Там даже мысль о сексе не приходит почему-то в голову – возможно, в пище присутствуют определенные добавки. Оно, пожалуй, и к лучшему.

Стерляжий воздвигнулся над нами и толкнул вступительную речь – мол, мы добровольцы и знаем, на что идем, задание сложное, опасность для жизни вероятна, конкретная информация в жестком дефиците, ручаться ни за что нельзя, а кто передумал, пусть заявит об этом прямо сейчас, не опасаясь за последствия. Таковых не оказалось.

– Есть вопрос, – сказал Аскольд. – Сколько примерно времени может продлиться наша миссия?

– Не знаю! – отрезал Стерляжий. – Ни точно, ни примерно, ни приближенно. Вернешься ты оттуда или нет – этого я не знаю тоже. Мне известно одно: Ваня Песков не вернулся, и никто не знает, как он погиб. Что погиб, это почти несомненно…

Я сунулся в память Свята и извлек нужный фрагмент. Верно: Стерляжий однажды сказал, что Песков, первый русский на Луне, погиб при испытании новой техники. Хм… В расширительном смысле, под определение новой техники попадает и Кошачий Лаз…

– Отказаться не желаешь? – совсем другим тоном спросил Вадим Вадимович. Ну просто добрый папочка. – Я же понимаю, все мы люди, все мы человеки…

Аскольд решительно помотал головой. Ну-ну, знаем мы таких… тихих мальчиков, вообразивших себя храбрецами. Их книжная храбрость держится до первого удара по соплям. Лично я предпочел бы в напарники кого-нибудь покрепче. Разумеется, в том случае, если бы мне на самом деле предстояло совершить разведрейд по чужой планете.

Как раз этого мне нечего было опасаться. Операция «Вибрион» вступала в решающую фазу. Через сутки Корпорация лишится орбитальной станции вместе с космическим лифтом. Они сменят хозяев. Уже одно это даст России мощный рывок вперед, но этого мало. Останется Луна Крайняя и, главное, установленный там Кошачий Лаз – выход к Клондайку, Грыже или как там на самом деле зовут ту планету… Выход к золоту и платине. Прочие миры подождут. С персоналом лунной станции, видимо, не будет серьезных проблем – сдадутся сами, голубчики, как проголодаются, и будут эвакуированы лифтом на условиях сотрудничества. Угрозы уничтожить Кошачий Лаз на Бербикова не подействуют. Бывают яростные и убежденные патриоты стран, патриоты идей – не бывает патриотов фирм, когда данной фирмы уже не существует…

Моя задача на ближайшие часы была проста: делать, что прикажут, и не выходить из образа Свята Горелкина. Что может быть проще?

– Смотрите.

Компьютерная мышь начисто утонула в огромной лапе Стерляжего. На монитор пошел видеоролик. Снято было непрофессионально – изображение то и дело дергалось, а качество его наводило на мысль о заурядной бытовой видеокамере.

Замелькал ландшафт. Ни человека, ни животного, ни строения – лишь холмы и зелень. Секунд через пятнадцать все кончилось.

– Похоже на Дальний Восток, – подал голос Аскольд.

– Это не Дальний Восток.

– Я же сказал: похоже. Такие же сопки.

– Сопки – да, а растительность? – Стерляжий погнал ролик снова и остановил кадр. – Вон то дерево на отшибе – какой породы?

– На пальму похоже…

– Это не пальма, – сказал Стерляжий. – Это вообще неизвестно что. На Земле таких деревьев нет. А вон тот рыжий цветок? Согласен, качество записи скверное, но все-таки можно почти со стопроцентной уверенностью заявить, что у него семь лепестков, какое-то семейство гептацветных. Цветик-семицветик. Ничего подобного на Земле не встречается. Зато вон там, насколько можно судить, растет заурядный земной бук, трава как трава, одуванчики как одуванчики… Что это – Земля? Ролик снят через Кошачий Лаз чуть больше года назад.

– А если и вправду Земля? – спросил я.

– Тогда Ваня Песков давно объявился бы, – отрезал Стерляжий. – Он сунулся туда на свой страх и риск и не вернулся. Хотел всего-навсего потоптаться там минут пять. Кошачий Лаз спонтанно закрылся. Инженеры Луны Крайней сумели заставить его вновь открыться в тот мир лишь спустя несколько недель. Пейзаж не изменился, но Ваня Песков исчез. Думаю, навсегда.

Вадим Вадимович сделал паузу. Мы молчали.

– Поиск его входит в нашу задачу лишь в рамках общей разведки. Первый этап сугубо предварительный: пройдем Кошачьим Лазом, послоняемся в том мире час-другой – и достаточно. Может, сумеем понять, почему там растут земные растения. Свят! Твоя задача – техническая часть операции, главным образом работа с Кошачьим Лазом. Мы должны быть абсолютно уверены, что попадем именно туда, куда планируем, и хотя бы на восемьдесят процентов уверены, что вернемся. Кроме того, на тебе связь, дыхательные маски и прочее оборудование. Аскольд, ты держишь нос по ветру и занимаешься тамошней биологией, помня главное: лучше вернуться с минимумом результатов, чем не вернуться вообще. При необходимости вы с Надей обеспечиваете огневое прикрытие. Командую я. Мы отправляемся на «Гриф» сегодня ночью, оттуда через двое суток отбываем на Луну Крайнюю. Вопросы?

– Существует какая-нибудь техническая документация? – спросил я.

– На блок управления Кошачьим Лазом – да. У тебя будет время с ней ознакомиться. Еще вопросы?

– Прививки? – спросила Надя.

– Решено отказаться. В пробах воздуха и почвы не найдено опасных микроорганизмов. Если мы все-таки заразимся, то скорее всего какой-нибудь неизвестной хворобой. На всякий случай придется поскучать в карантине на Луне Крайней. Премиальные и компенсационные – как всегда. Плюс особая плата за страх.

– Много? – заинтересовался я.

– На пиво хватит. Если немного останется, купишь виллу на Багамах. Вопросы по существу еще есть?

– Вилла это да, вилла это хорошо, – сказал я. – На воблу, значит, не хватит?

Надя прыснула, зато Стерляжий потемнел:

– Замолчи. Еще вопросы?

Больше вопросов не оказалось. У меня вдруг возникло ощущение абсолютной несерьезности происходящего. Собираемся в чужой мир, словно на пикник… Разве такой должна быть подготовка?

Дилетантство. Чего и ждать, когда во главе Корпорации стоят чуть-чуть подучившиеся чайники. Я прекрасно запомнил их по фотографиям: Георгий Митрохин и Рашид Исмаилов – два бывших геолога, набредших на артефакт. Я ненавидел обоих. Жаль, что Исмаилов при знакомстве с артефактом потерял только палец, а не всю руку.

Лучше бы голову, как тот старатель.

На каком основании они присвоили себе то, что принадлежит стране, и создали свое собственное государство в государстве – Корпорацию? Это было вопиющей несправедливостью. Почему только они двое, а не все мы?

Стоп, стоп! Я, кажется, начал искать какие-то моральные оправдания «Вибриону» и своей роли в нем. Не моего ума загвоздка. Я служу, просто служу.

Достаточно веры в то, я служу правому делу.

Меня успели бегло ознакомить с историей Корпорации. Выходило, что Митрохин и Исмаилов ухитрились обойтись без привлечения солидных денежных средств – просто-напросто взяли небольшой кредит и частным образом заказали разработку систем управления своими находками. В те годы подобные штучки проходили без особого труда. Поначалу Кошачий Лаз работал прямо на Земле, в сарае на садовом участке Митрохина. Первым же, причем наиболее устойчивым, оказался выход в Клондайк, и в руки аферистов потекла платина…

Спокон веку наше государство медлительно, как мезозойский диплодок, – почувствует некоторый дискомфорт не раньше, чем хищники отожрут у него полхвоста. Спохватились через год после того, как новорожденная Корпорация выкупила на заводе имени Хруничева дублирующий модуль для МКС – первый малый кирпичик в тело будущей станции-невидимки. Уже бегал туда-сюда космический лифт. Со временем Корпорация основала Луну Крайнюю, и досягаемость Кошачьего Лаза стала для спецслужб совсем уже проблематичной. Надо признать: Корпорация всегда работала на опережение, не верила никому ни на грош и ни перед кем не собиралась отчитываться в доходах. Десять тонн платины, золота, иридия и осмия в год – ничтожная подачка. Я не знал, сколько металла реально добывается на Клондайке, но, судя по регулярным рейсам лифта, предполагал, что никак не меньше ста – ста пятидесяти тонн в год. Что такое десять тонн? Компенсация за падение цен на драгметаллы на мировом рынке в связи с возросшей добычей плюс какие-нибудь копейки, только-то.

Да, государство в государстве. Червяк в яблоке. Мышь в головке сыра. Эхинококк в печени.

Интересно, почему Свят так не думал? А впрочем, что с него взять, дураком он был. И плохим игроком: поставил не на ту лошадку.

– Значит, нет больше вопросов? – спросил Стерляжий.

– Снаряжение, – робко напомнил Аскольд.

Тоже дурак. Как будто об этом забудут.

– Вот этим сейчас и займемся. Пошли.

Через полчаса мы стали неотличимы от типичных коммандос, разве что не разрисовали морды под зебру. Но краску получили и рассовали по многочисленным карманам вместе с уймой всякой всячины. Корпорация не выдумала ничего нового – обычный набор диверсанта. В общем, все для того, чтобы протянуть да помучиться подольше, если не нарвешься сразу на пулю или нож.

Потом нас провели в оружейную и далее в отдел «Спецсредства», где показали все – от взрывающихся носовых платков до стреляющих пирожных. Причем в платок можно было высморкаться, а от пирожного откусить, правда, не очень глубоко, чтобы не обломать зубы. На вкус – пирожное как пирожное, я едал и похуже.

Ничего не выбрав в этом отделе, я вернулся в основное хранилище. Здесь тоже разбегались глаза. Пахло железом и маслом. Я подержал в руках пистолет, который невозможно обнаружить металлоискателем, и со вздохом удивления вернул его на полку. Керамические пули, да еще бронебойные – это я еще в состоянии понять, а безгильзовые патроны существуют давным-давно. Но какая нужна керамика, чтобы ствол при выстреле не осыпал окружающих собственными осколками?!

– Дрянь, – безжалостно прокомментировала Надя. – Баллистика ни к черту. Хуже «макара», а с «гюрзой» вообще никакого сравнения. Только и годится, чтобы проносить на борт и захватывать самолеты. Возьми лучше вот это.

Пистолет незнакомой породы удобно лег в руку. Пришлось изобразить бестолковость новичка – по легенде, Свят не имел практики пистолетной стрельбы.

– Автомат бы мне… С пистолетом в руках я все равно что пацифист.

– Тогда возьми вон тот, он легче. Только держи его в кобуре и не вынимай без крайней нужды. А автомат мы тебе сейчас подберем.

Получив новый пистолет, я, конечно, тут же навел его на лампочку, сказал «кх», изобразил гаубичную отдачу и засмеялся. Кретин кретином. Свят типичный. Стерляжий молча дал мне по рукам. Надя была спокойна и деловита. По-видимому, вид оружия не вызывал у нее никаких особых эмоций.

– Я и не знал, что ты спец-оружейник, – заметил я, потирая ушибленную кисть.

– Кандидат в мастера, но только из винтовки, – сказала Надя. – Пробовала и пистолет, но это не по мне. Часами стоять с гантелью в руке, чтобы потом незнамо зачем выбить десятку? Да я лучше подойду и шилом мишень проковыряю. А в бою – метну гранату. Знаешь, во мне никогда не было настоящего желания заниматься спортом, азарта этого идиотского… – Она вздохнула и развела руками. – Вот потому-то я и не мастер.

– А зачем мне дома мастер по стрельбе? Бить мух можно и мухобойкой.

– У себя дома сам бей. Я тебе ничего не обещала.

– Неправда, ты обещала подумать.

– О тебе? Ты даже не спросил обо мне ни разу.

– Опять врешь. Спрашивал. У уродов в белых халатах. В одного даже клизмой кинул, только не попал…

Она засмеялась и ничего не ответила. Тут из-за стеллажей с оружием вынырнул Аскольд с «абаканом» на тощей шее и пристал к Наде с идиотскими вопросами, а меня одарил нелюбезным взглядом. Еще один поклонник. Разыгрывать ревность на виду у Стерляжего я не стал – чего доброго, решит, что собрал неподходящую команду для визита в иные миры. Плевать я на них хотел, на миры, но ведь без этого я не скоро попаду на «Гриф»!

Нам принесли легкий ужин, а затем последовал медосмотр, и я, разумеется, устроил шоу а-ля Свят. Аскольд хихикал, Стерляжий фыркал и морщился, а Надю осматривали в другом помещении. Тем лучше. От стихийного психолога мне следовало держаться как можно дальше. Но как совместить инстинкт самосохранения с ролью влюбленного шута?

Я играл роль. Руины Свята, застрявшие на задворках моего сознания, нисколько не возражали. Правда, мне всякий раз приходилось специально обращаться к ним за помощью.

И все же я нисколько не сомневался, что сумею успешно выделываться под Свята в течение тех двух суток, что нам предстояло пробыть на «Грифе», занимаясь подготовкой и ожидая благоприятной либрации. Людей я обману. Неизвестный и незаметный метод проверки лояльности – вряд ли. Но здесь я был согласен с Бербиковым: стоило рискнуть. Ведь Свята уже один раз проверяли, неведомо как ухитрившись дистанционно просканировать ментоматрицу. Всю надежду я возлагал на то, что сейчас – именно сейчас – меня не станут проверять повторно.

Только в кабине лифта и только после старта я позволил себе немного расслабиться и перестал хохмить. Я был жив и летел на орбиту, а значит, повторной проверки не было. Ни обыска, ни просвечивания – зачем они? Мне доверяли и демонстрировали доверие.

Дорого оно им обойдется, это точно.

На «Грифе» всегда непочатый край работы; я и не надеялся сачкануть. Поэтому я еще в лифте ознакомился со схемой и кратким описанием блока управления Кошачьим Лазом. Ничего особенного, обыкновенная широтно-импульсная модуляция сигнала, выведенного на три точки с регулируемой разностью по фазе, а многочисленные электронные навороты служили лишь для пущей надежности, термоустойчивости и тому подобного. Только один участок схемы понравился мне новизной и изяществом решения, остальное я уже где-то видел. Управление осуществлялось двояко: через компьютер и прямо с передней панели, на выбор. Тут и ребенок разобрался бы, если дать ему достаточно времени. Мне хватило часа, и я еще успел подремать впрок, понимая, что на «Грифе» мне будет не до сна.

Лифт тут же убежал вниз, увозя старую смену. Убыл на Землю Димка Фролов, уехали двое других асов-истребителей, специалистов по заколачиванию чужих спутников в лузу атмосферы, уехала половина операторов и один бортинженер. Второй остался, и Капустян остался, готовя станцию к передаче следующей смене, оба издерганные и паникующие. Дефекты сыпались, как из рога изобилия. Капустян кричал, что работать на «Грифе» все равно, что тонуть на «Титанике» – медленно, верно и очень противно. Увидев меня, он просветлел, обозвал лучом света в темном царстве, надеждой Корпорации и отцом родным и выпросил у Стерляжего себе на подмогу. Меня никто не спросил. Мой босс покочевряжился и уступил «этого клоуна» сроком на одни сутки.

Меня бросало то в жар, то в холод не от нервного напряжения – к черту! я был спокоен! – а от разладившейся к свиньям терморегуляции. Один модуль все-таки пришлось отключить и загерметизировать, сбросив его функции на резервные цепи; прочее поддавалось настройке. Я порядком измучился и орал на всех, требуя то инструмент, то чтобы с центрального пульта прогнали тот или иной тест, то чтобы поблизости от меня не слонялись бестолковые рукосуи. Через пятнадцать часов космический «Титаник» еще не встал на ровный киль, но уже не тонул. Я потребовал, чтобы мне принесли с камбуза перекусить, заправился и приступил к главному.

Знаете анекдот про то, почему у некоторых космонавтов руки красные да опухшие? Правильно, по рукам их, по рукам! Во избежание и для профилактики. Иному деятелю, будь он хоть семи пядей во лбу, противопоказано иметь дело с техникой сложнее молотка – и то ведь ударит по гвоздю не иначе как через прокладку из собственного пальца. Но то его палец и его проблемы. Доверять «Гриф» людям пусть умным, пусть образованным, пусть сверхлояльным, но не любящим технику беззаветной любовью – самый верный способ загадить околоземное пространство еще одним куском мертвого железа, крупнейшим из существующих.

Я вдруг понял, что€ попрошу у Бербикова после успешного завершения операции. «Гриф» должен жить, и об этом позабочусь я. Пусть даже Кошачий Лаз будет свезен с Луны Крайней на Землю и орбитальная невидимка лишится своей функции транзитного пункта – все равно «Грифу» найдется применение. Платина платиной, а на космосе можно делать деньги ничуть не хуже. Хотя бы на космическом туризме. Всего-то и надо, что пристыковать к станции «смотровую площадку» – отсек с иллюминаторами и оптикой для наблюдений Земли и Луны. Расходы минимальны, доход огромен. Решено: когда мои функции одноразового агента окажутся исчерпанными, попрошусь в коменданты космической гостиницы. Что мне еще делать? Буду следить за исправностью аппаратуры, покрикивать на постояльцев и давать по рукам всем без разбора. Это будет советская гостиница, без всяких там буржуазных иллюзий насчет правоты клиента…

Мирное и почтенное занятие, а главное, открытое и сравнительно безопасное. Нет, военным применением энергошнура я заниматься не намерен, пусть им другие занимаются, которые согласны увязнуть в строжайшей секретности, как мухи в клею. А с меня хватит. Достаточно носил чужую личину, и сейчас выкобениваюсь под Свята Горелкина последние часы…

Не особенно маскируясь – все равно никто ничего не поймет, да и застращал я всех до того, что ко мне подходить боялись, – я снял ничем не приметную панель, вытянул из схемных потрохов четыре тоненьких разноцветных проводочка, два соединил скруткой, а два пристыковал к добытой из тайничка горошине и сунул горошину в ухо. В кают-компании шла речь обо мне. Слышно было отчетливо.

– Шалопай, каких мало, но талантлив, слов нет, – признавался Стерляжему Капустян. – Может, уступишь потом? Дурь из головы выбросит, человеком станет. Он у меня через пять лет в классного начальника смены вырастет, зуб даю.

Вырасту, подумал я. Только не через пять лет, а завтра. Хреновые вы мичуринцы, жаль мне вас.

– На кой мне твой зуб с кариесом, – грубо отвечал Стерляжий. – Сам его носи. С этим клоуном ежовые рукавицы нужны, а ты не умеешь. Нет, не отдам. Сядет он тебе на шею, ты же и начнешь вопить: будь другом, Вадим, сними с меня эту гадость…

Я выскреб горошину из уха. Разговор был для меня не нов, я только хотел убедиться, что сымпровизированная Святом система прослушивания все еще исправно действует. Шут ловил кайф, а сделал полезную для серьезного человека вещь. А то, чего он не сделал за ненадобностью, сделаю я.

– Устал? – спросила сзади Надя. Я не заметил, как она подобралась. Под мышкой у нее притихла кукла Аграфена. – Сока выпьешь? Витаминизированный.

– Выпью.

Я и вправду устал, но главное было еще впереди. Насосав полный рот витаминизированного сока, я сглотнул, вернул Наде фляжку, кивнул в знак благодарности и с головой залез в электронные джунгли. Уйди, не мешай. Не видишь – работаю. На Корпорацию и на всех вас. В поте лица.

А когда я вылез из джунглей, Нади уже не было. Я не хотел на нее смотреть ни сейчас, ни потом, когда она умрет. На других – пожалуйста и с большим равнодушием, а на нее – нет. Выдуманный, убитый, изгнанный на задворки сознания Свят Горелкин не простил бы мне. Разорвал бы меня пополам. Его, подлеца, и в водке не утопишь, выплывет, во сне будет являться, гад.

Пришлось помучиться с поисками фидера широконаправленной внешней антенны, а потом еще и с подключением к нему маленькой плоской коробочки, сработанной под калькулятор. Демаскирующая широконаправленная антенна на «Грифе» вообще не была никому нужна, ее держали на крайний пожарный случай. Подключившись, я набрал код, и на Землю ушел сигнал. У меня еще была уйма времени – минут десять.

Через десять минут спецназ возьмет под контроль первую площадку на мусоросжигающем заводе вместе с лифтовой кабиной. Возьмет быстро и эффективно, с учетом прошлого негативного опыта. Очень возможно, что какой-нибудь холуй Корпорации из наземного персонала успеет дать тревожный сигнал на «Гриф», но это уже не будет иметь никакого значения. Принять его смогу только я.

Затем придет черед подземного завода. Лично мне было все равно, захватят его или позволят противнику затопить подземелье водой, а если захватят целым и невредимым, то будут ли впоследствии использовать или попросту зальют катакомбы бетоном, уменьшив количество пустот под городом. Не моя компетенция.

Я отсоединил калькулятор от фидера, соображая, как лучше поступить: подключить его к системе регенерации воздуха или просто полетать с ним по отсекам. Выбрал первое. Нашел на потолке нужный шланг, аккуратно надрезал его, вставил тонкую трубочку и облепил стык герметиком. Вынул из внутреннего кармана носовой фильтр, сунул поглубже в ноздри. Дышать сразу стало труднее. Главное не вдохнуть нечаянно ртом, а через кожу эта дрянь не убивает… Поддел ногтем крышку и иглу на втором конце трубочки ввел в клапан фальшивой батарейки. Осталось лишь набрать на клавиатуре 101*101, услышать слабое шипение и несколько минут не дышать ртом. После чего дезактивировать воздух, задействовав вторую фальшивую батарейку, проплыть в аппаратный модуль и управлять прибытием лифта. Больше ничего.

Вероятно, можно было сделать иначе. Наверняка существовал какой-то специальный сигнал с Земли, подтверждаюший: в лифте только люди Корпорации, бояться нечего. Или даже несколько дублирующих друг друга сигналов-паролей. Либо наоборот, показателем того, что все благополучно, являлось отсутствие сигнала. Не может быть, чтобы после прошлогоднего трагического фиаско генерал Бербиков по-прежнему находился в роли слепого котенка. Он просто выбрал наиболее надежный вариант. Он был прав. Если уж бить, то бить насмерть. Молниеносно. Это готовиться к удару можно годами.

Прав был и Стерляжий: человек должен понимать, что отвечает жизнью за некоторые свои поступки. Совершать ему их или нет, а если да, то за какую цену – его личное дело. Каждый выбирает сам.

Те, кто находился сейчас на «Грифе», – выбрали.

Я ткнул в единицу, затем в ноль, потом еще раз в единицу. Ткнул в знак умножения. Пальцы не дрожали. Я старался быть очень собранным. Я мог довести «Вибрион» до конца, только не совершая никаких рефлекторных действий.

За спиной послышался шорох – кого-то принесло. Можно было прямо сейчас набрать на калькуляторе три последние цифры и постараться не смотреть на того, кто позади меня вплыл в модуль. Вряд ли зрелище предсмертных конвульсий будет приятным. А можно было сперва выпроводить гостя вон.

Я так и хотел сделать, но что-то коротко свистнуло и ужалило меня в шею. Пчела. Я схватился за ужаленное место и обнаружил оперенную стрелку, засевшую в коже. Выдернул. Удивился. Понял. Из последних сил потянулся к клавишам свинцовыми пальцами, уже понимая, что дотянуться-то дотянусь, а сил нажать – не хватит…

– Берш – это рыба, – откуда-то издалека послышался голос Нади. – Вроде судака. Хищная рыба. Только мелкая. А вибрион еще меньше и, главное, гораздо гаже…

Я не сумел даже стиснуть зубы – они не стискивались. Ватная истома разлилась по телу. Все пропало. Операция провалилась. Вероятно, я сам ее провалил. Но это же нечестно! Где, в чем я прокололся? Я же отыграл как надо! Покажите мне мою ошибку! Ткните носом! Нет, это случайность, глупое недоразумение, никакой ошибки не было…

Я едва не заплакал от горя и бессилия, но и этого уже не мог. Кажется, сумел лишь всхлипнуть. Потом – не помню.