Глава 42

Прижимая к животу перевязанную руку, Морган забралась в джип Ланса.

– Который час?

– Почти полночь. – Ланс закрыл за ней дверь, обошел машину и сел за руль. – Сильно болит?

– Нет. Пока нет. – От обезболивающих, которые ей вкололи в больнице, все было как в тумане, а в рот будто насовали ваты.

– Через пятнадцать минут будешь дома.

Морган даже не помнила дорогу – видимо, задремала. Просто вдруг оказалась у своего дома, и вот уже Ланс помогает ей дойти до двери.

Дедушка придерживал дверь, а Джанна ждала в прихожей.

– Она в порядке, – сообщил Ланс. – Просто немного тормозит.

– Дотащите ее до спальни, а там уж я обо всем позабочусь, – попросила Джанна, следуя за ними по коридору.

– У меня только рука пострадала, а ноги в порядке. Я могу идти. – На деле Морган больше шаталась из стороны в сторону, чем шла, и Ланс практически донес ее до кровати.

– Похоже, обезболивающие она совсем не переносит, как и алкоголь.

– Я все слышу! – Будучи не в состоянии сидеть, она растянулась на кровати. Голова была тяжелой, как шар, наполненный водой.

– Спасибо, что спас мою девочку, – с дрожью в голосе произнес дедушка, стоя в дверях.

Ответ Ланса ее удивил:

– При чем тут я? Она сама!

– Не совсем, – пробормотала она, зная, что если бы не Ланс, ее сейчас здесь не было.

Он выпрямился и отступил от кровати.

Но она успела схватить его за руку, и на глазах у нее показались слезы. Ее переполняло чувство благодарности и еще чего-то большего:

– Спасибо!

– Всегда пожалуйста! – Он наклонился, поцеловал ей руку и мягко положил ее на кровать. – Отдыхай.

И Морган провалилась в сон. Когда она снова открыла глаза, сквозь жалюзи в спальню прорывался яркий утренний свет. Она хотела приложить руку к глазам, но ее прочертила острая боль:

– Ох!

Она села на кровати. На ней были вчерашние брюки, а вот испачканную кровью блузку с нее сняли, заменив на мягкую фланелевую рубашку. Ноги были босыми, но она была укрыта одеялом. Она откинулась на подушки, устроившись повыше. Во рту все пересохло, как в пустыне.

– Привет, как вы себя чувствуете? – В дверях стояла Джанна.

– Как будто весь вечер пила, во рту сушняк…

– Принести воды?

– Да, – тряхнула головой Морган. – И кофе!

– Ланс оставил вам несколько таблеток от боли, так что если нужно…

– Постараюсь обойтись какими-нибудь средствами попроще, как видишь, серьезных вещей я не выдерживаю. – Морган села, спустив ноги с кровати.

– Только давайте без резких движений, хорошо? – предостерегла Джанна.

– Хорошо. – Морган встала на ноги – стены вокруг никуда не поехали, оставшись на месте, и она решилась на поход в туалет. Однако выйдя из него, поняла, что немного переоценила свои возможности, и вернулась в постель. Голова раскалывалась.

Джанна принесла воду и кофе.

– Господи, я будто с дикого похмелья…

– Кофе должен помочь! – Джанна вручила ей чашку. – Может, он и наркотик, но как еще взбодриться?!

Морган взяла чашку, и напиток, полившийся по горлу, был подобен жидкому золоту.

– Где девочки?

– В школе, – ответила Джанна. – Сели на автобус полчаса назад.

– А Софи?

– Дедушка взял ее гулять с Соней, он не хотел, чтобы она вас разбудила.

Кофеин понемногу рассеивал пелену, которой была окутана голова Морган:

– Погоди, сегодня же среда! Как же твой диализ?

– С вами все будет в порядке? Я могу вызвать такси, а с вами побудет дедушка.

Морган последним глотком осушила чашку:

– Ну вот, дозу кофеина получила, так что я в порядке! Серьезно – у меня же просто порез на руке, только и всего!

– Ну, вчера вы были не совсем в себе… – замялась в дверях Джанна.

– Все, с таблетками покончено. Я в порядке! – В качестве доказательства Морган вылезла из постели. Голова гудела, будто ею только что выбили страйк в боулинге, но она изобразила на лице улыбку, и Джанна вышла из спальни. Как только дома никого не останется, Морган немедленно вернется обратно под одеяло.

– Мамуля! – раздался крик Софи, бегущей к ней по коридору.

– Софи! – окликнул ее дедушка. – Помни про мамину руку!

Софи, скользя и скрипя кроссовками по деревянному полу, остановилась.

– Все хорошо, можем обняться! – Морган присела на корточки, держа травмированную руку повыше.

Софи осторожно обняла ее, чмокнула в щеку и тут же умчалась обратно:

– Дедушка отвезет меня в школу. – Она нацепила свой рюкзачок с котятами и потянула дедушку за руку. – Пойдем, а то я опоздаю!

– У тебя точно все нормально? – В глазах дедушки застыла легкая тревога.

– Я в полном порядке! – заверила Морган. – Сейчас выпью еще кофе.

– Вернусь через час, – пообещал дедушка.

Джанна взяла Софи за руку, все трое вышли из дома, и Морган услышала звук закрывающегося замка.

Дом опустел, и она отправилась обратно в спальню. Спать уже не хотелось – кофе, весело пробежавшись по всему телу, сделал свое дело. Оставив мысль о сне, она добралась до кухни, снова наполнила свою кружку и пошла с ней к кровати.

Вчера вечером, стоя с приставленным к горлу ножом, она вдруг осознала, насколько коротка жизнь. Она уже потеряла многих своих близких, но по-настоящему это дошло до нее, лишь когда пришлось самой лицом к лицу столкнуться с угрозой своей жизни.

Два последних года она просто потратила впустую. Радость приносили только дети, но это было совершенно неправильно.

Она открыла тумбочку и взяла то письмо, прикасаться к которому боялась на протяжении этих двух лет. На конверте почерком мужа было написано: «Морган», и при взгляде на эту надпись слезы покатились у нее по щекам.

– Прости, – сказала она фотографии Джона, проведя пальцем по рамке. – Прости, что не смогла прочитать его раньше.

Из-за слез листок бумаги, на котором Джон написал свои последние слова перед отъездом в Ирак, расплывался перед глазами. Это письмо он оставил у командира части на тот случай, если ему будет не суждено вернуться домой. Она внезапно поняла, что до сих пор не найти в себе сил прочитать его было настоящим эгоизмом. Письмо было коротким: Джон никогда не тратил слов попусту. Он не был поэтом, он был просто хорошим человеком, всегда говорившим по делу и не кривившим душой. Таким было и его прощальное письмо.

Морган!

Если ты читаешь это письмо, значит, я не вернулся домой. Прости меня! Ты согласилась стать моей женой, и для меня это истинная щедрость. Просто знай: я любил тебя и наших девочек всем сердцем. Даже находясь за десять тысяч километров от дома, я точно знаю, что ваши лица будут последним, о чем я подумаю перед смертью. Как бы мало мы ни были вместе, твоя любовь – это бесценный дар, который останется со мной навсегда.

Свою жизнь я отдал совсем не за высокие идеалы патриотизма. Я отдал ее за то, чтобы такие люди, как ты, Эйва, Мия и Софи, жили спокойно и свободно. Это было моим долгом. Исполни же свой и ты – почти память обо мне, наслаждаясь своей жизнью. Не трать ни секунды из нее на раздумывание о том, не будет ли твое счастье предательством по отношению ко мне. Живи! Смейся! Люби! Будь открытой. Сделай так, чтобы я тобой гордился.

Всегда любящий тебя,

Джон

Она вытерла слезы, сложила письмо и убрала его обратно в ящик. Она положит его в сейф, чтобы девочки могли взять его в любой момент, но сама никогда не станет его перечитывать.

Взяв фотопортрет мужа с тумбочки, она прошептала:

– Ты прав. Я жила словно наполовину. Это нечестно по отношению к девочкам, и это нечестно по отношению ко мне. Спасибо тебе, что открыл мне глаза.

Потом она встала, пошла в детскую и поставила фотографию на комод. Она никогда не забудет ни о нем, ни об их любви, но пришло время отпустить его.

Пришло время жить.