Ночью Яр не мог заснуть. Отчаявшись победить бессонницу, он оделся и вышел на улицу, надеясь встретить Ларса и хорошенько его попытать. Побродив меж домов, Яр обратил внимание на свет в окнах библиотечного класса и решил заглянуть на огонек. В библиотеку он вошел тихонько, думая, что там идет какое-нибудь совещание. Но ожидания не оправдались. В комнате был один только сгорбленный Петр. Он, натянув на седую голову сеточку А-интерфейса, пялился в светящуюся пластину компьютерного монитора да время от времени щелкал клавишами. Яр хотел, было развернуться, но Петр, почуяв, видимо, сквозняк от приоткрытой двери, обернулся и, прищурившись, вгляделся в гостя. Узнал, махнул рукой, приглашая к себе.

— Заходи. Поможешь.

Яр колебался несколько секунд. Подумал, что Петру, наверное, известно больше, чем Ларсу. Да и светящийся монитор интриговал — Яр первый раз видел, чтоб за этим компьютером кто-то работал.

Решившись, он прошел в глубину комнаты и встал у Петра за спиной. Заглянул в монитор, испытывая странное чувство, похожее одновременно и на радость, и на опаску — будто встретил в сети близкого приятеля, с которым уже лет десять не виделись, не общались, от которого неизвестно чего ожидать. Помолчал, наблюдая за работой старика, за его корявыми сухими пальцами, лежащими на клавиатуре, за скачущими на экране страницами с какой-то технической галиматьей… Поинтересовался:

— Что это?

Старик, не оборачиваясь, спросил:

— Знаешь, что такое эф-эр-эн-ка?

— Нет.

— Серийный строительный сибер-экзоскелет.

— Чего?

— Сибер, внутрь которого может забраться человек, — пояснил Петр. — Сегодня какой-то охотник предложил Айвану использовать его, чтоб отпугнуть космачей.

— Эф-эр-эн-ка? — повторил, нахмурясь, Яр. — То есть… Фрэнк?..

— Он самый. Я еще был молод, когда мы так его прозвали.

— Он где-то здесь, в деревне?

— Ну, можно сказать и так. Мы разобрали его. Половина всего электричества производится снятым с него реактором. Из кабины вышла неплохая зимняя теплица. Камеры следят за периметром. Из правой ноги получился отличный пресс для ягод и фруктов.

— Он что, сломался?

— Нет, не успел.

— Зачем же тогда было разбирать?

— Мы брали его с таким расчетом. Фрэнк здорово помог нам на первых порах, а потом мы его разобрали, потому что в разобранном виде от него было больше проку. Сам подумай, как бы мы его ремонтировали, если бы он сломался? Он и так едва держался, старый был, старее вашего Херберта. Год-два, и он начал бы разваливаться.

— А теперь вы хотите собрать его заново?

— Скажем так: пока что я рассматриваю такую возможность, пытаюсь разобраться, насколько это реально.

— Что-нибудь получается?

— Пока не знаю, — ответил Петр, возвращаясь к своим схемам. Загудело печатающее устройство, выплюнуло бумажный лист — большую здесь редкость и ценность.

— Подай, пожалуйста, — попросил старик.

Яр дотянулся до распечатки, передал ее Петру. Тот, не глядя, положил лист в неровную стопку рядом с собой.

— А он большой? — спросил Яр. — Насколько он больше Херберта?

— Фрэнк? Ну, даже не знаю… Высоту частокола представляешь? Фрэнк без труда через него перешагивает.

У Яра округлились глаза. Такой огромный?

— На самом деле он очень маленький для своего класса. Это же строительный сибер… Смени, пожалуйста, карту в ридере. Поставь желтую… Да-да, ее самую…

— Я думал, вы сейчас в сети — сказал Яр, выполнив просьбу старика. — Удивился даже.

— Нет, конечно. Сеть нам недоступна. Мы пользуемся копиями некоторых крупных серверов и информацией, кэшированной поисковыми машинами. Если же нам требуется что-то, чего у нас нет, то мы отправляемся в пустошь на место, где возможно поймать сигналы сетей, либо же просим проводников раздобыть нужное. Проводники — шлюз между нами и большим миром. Не очень оперативный, признаю, и не очень надежный. Но выбора у нас нет.

Печатное устройство выплюнуло еще несколько листов. Яр передал их Петру, тот бегло просмотрел и разложил листы так, что получилась одна схема.

— Вряд ли мы сможем оживить старину Фрэнка, — пробормотал Петр, водя пальцем по чертежу и посматривая на монитор. — Но поднять его труп на ноги мы, пожалуй, сумеем. А большего нам и не нужно… Я видел Фрэнка в деле, молодой человек… Если уж Фрэнк не напугает космачей, то я просто не знаю, что еще их сможет напугать.

Под утро космачи попробовали прорваться в деревню. Для нападения они выбрали юго-западную окраину деревни. Жилых домов там не стояло, поскольку место это было низменное и заболоченное. Но там протекал небольшой ручей, не пересыхающий даже в самые засушливые годы. В ручье водились раки и мелкая рыба, в его чистой проточной воде полоскали белье и вымачивали лозу. Болотистая земля плохо держала вкопанные столбы, и подгнивший, зацветший скользкой плесенью частокол выглядел здесь особенно неровно и уродливо.

Космачи пришли по ручью.

Русло перегораживали три столба, надежно подпирающие друг друга, но космачи сумели выворотить их из мягкого, нанесенного ручьем песка. Отодвинув преграду почти на метр, они уже лезли в образовавшийся проход, когда подоспел отряд охотников, поднятый по тревоге примитивной сигнализацией. Вспыхнул яркий электрический свет, ослепив подобравшихся к стене космачей. Дружно ухнули фейерверки, подпалив непрошеным гостям шерсть. С гулом занялись прикрытые лапником кучи соломы, за считанные секунды огонь перекинулся на сложенные штабелями пучки хвороста. Громко затрещали петарды, запрыгали, заскакали по земле, будто здоровенные огненные блохи. За взрывами, хлопками и треском совсем не слышны были выстрелы. Но космачи почувствовали болезненные уколы, почуяли запах крови — и попятились, оглушенные, ослепленные, растерявшиеся. Охотники тут же прыгнули в ручей, не давая великанам опомниться, выставили перед собой крепкие рогатины, обмотанные горящими, пропитанными смолой тряпками, перекрыли брешь в ограде. Через несколько минут подоспела подмога. Люди облепили сдвинутые бревна, с руганью, с уханьем вернули их на место. Бешено застучали молотки, вгоняя кованую крепь в крошащееся дерево.

А потом кто-то страшно — так, что все обмерли, — закричал.

Огромный космач, прыгнув из темноты, схватил замешкавшегося истопника Веню за руку и потянул к себе — никто и понять ничего не успел. Людоед протащил бы человека через узкую щель. Если бы рука не оторвалась…

Огонь прогорел, космачи отступили в ночь, прореху заделали, а истопник Веня умер. Он, измятый и страшный, лежал на грязном мокром снегу, и над ним размеренно качался на длинном проводе сорванный со столба электрический фонарь.

Руку истопника Вени космачи унесли с собой. Это была их добыча.

На рассвете по растревоженной неспящей деревне пошел слух, будто племя космачей возводит укрепления и, кажется, готовится к долгой осаде. Люди, узнав недобрую новость, спешили к воротам, чтобы увидеть это собственными глазами. Действительно, космачи что-то строили на краю леса: двуногие звери гнули к земле молодые деревца, ломали сучья, рушили сухостой, сволакивали хворост в груды. По всему лесу можно было увидеть движение: вздрагивали макушки деревьев, скользили по еловым лапам снежные кучи, расступались кусты; треск и хруст несся из леса. В открытом поле оставался лишь небольшой отряд людоедов. Семь косматых великанов рядком сидели на истоптанном снегу и, не отрываясь, смотрели на ворота. От их пристального внимания людям делалось не по себе. Сомнений не было — космачи сторожили деревню.

Ларс и Яр встретились возле дома старосты, в котором вот уже второй час шел большой совет.

— Они все растеряны, — шепотом поделился Ларс, вышедший на минутку подышать свежим воздухом. — Они всегда думали, что космачи живут небольшими семьями. Никто не предполагал, что существуют такие вот племена в десятки особей. Даже для Айвана это стало сюрпризом. Никто не знает, что теперь делать. Если космачи будут рваться к нам так же, как сегодня ночью, то вскоре у нас даже петард не останется. Но это не самая большая беда. Голод и холод — вот главная опасность. У нас дров — недели на две. И еду, наверное, придется экономить. Есть вероятность, что мы безвылазно просидим за изгородью до самой весны, пока космачи не уйдут.

— А если они решат не уходить? — спросил Яр.

Ларс внимательно на него посмотрел и ничего не ответил.

Истопника Веню похоронили на пустыре за лесопилкой, поскольку кладбище находилось в лесу по ту сторону частокола и попасть туда сейчас было невозможно.

Проводить покойника вышла почти вся деревня: шесть мужчин несли на плечах гроб, женщины тихо плакали, мальчишки были необыкновенно смирными. На краю могилы никто не произносил речей. Люди просто подходили к открытому гробу, смотрели на белое лицо Вени, кончиками пальцев касались одежды покойного и тихо уступали место другим.

То, что мертвеца закопают в землю, Яр понял, лишь когда четыре охотника, заведя веревки под ящик, стали опускать его в яму. Гроб сильно качался, комья глины катились из-под грязных сапог охотников и плюхались в воду, скопившуюся на дне могилы.

Яра пробрала дрожь.

Закапывать мертвого человека было варварством, дикостью. Но еще больше потрясала обстановка, в которой проходили похороны: угрюмое молчание, мертвец на всеобщем обозрении, скользкая грязь под ногами и на ногах, жуткая тесная яма, отвалы тяжелой глины и ледяная вода, в которую предстояло лечь покойнику.

Яру сделалась плохо. Он начал задыхаться, у него закружилась голова. Он попятился, натыкаясь на людей, расталкивая их.

На него не смотрели.

Все здесь были словно мертвецы. Толпа медлительных, ничего не соображающих зомби.

Потом Яр услышал, как глухо и страшно застучали по деревянной крышке комья глины. Он вспомнил тихого Веню, вспомнил, как тот возился у печи: лицо его подсвечивалось теплым румянцем, в глазах отражался огонь, а на руках полосами чернела сажа. Веня всегда улыбался, когда растапливал печь…

Яр всхлипнул, повернулся и бросился прочь. Был день, но сейчас ему казалось, что вокруг стоит глухая ночь. Он разрыдался — слезы жгли кожу, а в горле клокотала горечь, которую невозможно было ни сплюнуть, ни проглотить. Ноги сами принесли его на птичник. Куры узнали человека, налетели со всех сторон, гомоня, колотя его крыльями. Яр повалился на земляной, засыпанный старой соломой, испачканный пометом пол. Он хватал верещащих кур, прижимал их к себе, обнимался с ними, рыдая. Успокоился он только через час, но потом еще долго сидел на холодном полу, глядя на снующих вокруг птиц и пытаясь разобраться, почему он так бурно отреагировал на смерть не самого близкого человека. Почему он не переживал так о погибшей Алете?

Неужели все дело в могиле с водой на дне, и в грязи под ногами, и в угрюмом молчании окружающих? Неужели только это так на него повлияло? Или есть еще что-то? Но что? Что изменилось?

Яр никак не мог понять, что это он изменился.

Три дня космачи не беспокоили деревню, но возня на опушке продолжалась — племя великанов достраивало свое стойбище. Из сучьев и хвороста плели они шалаши, по форме похожие на перевернутые птичьи гнезда. Укрывали готовые каркасы мхом, лапником и травой, подпирали корягами. Даже издалека было видно, что шалаши выходят не слишком теплые, продуваемые ветрами, но к концу третьего дня случился сильный снегопад, и людям стал ясен замысел космачей: снег ровно ложился на куполообразные уродливые сооружения, постепенно превращая их в тихие уютные берлоги.

Ночью случилась тревога — космачи порвали токопровод периметра и попробовали подрыть частокол. Их отпугнули, метая через стену горшки с углями и тыча в близкие морды факелами на длинных ручках. Огня было так много, что едва не случился пожар.

На следующую ночь нападение повторилось, но уже в другом месте. Снова был порван токопровод, и снова космачи пытались сделать подкоп.

Убедившись, что от высоковольтного периметра толку немного, Айван велел снять с него напряжение и распределить освободившуюся энергию на другие объекты — прежде всего на площадку, где двенадцать человек под руководством Петра начали восстанавливать Фрэнка. Работа продвигалась медленно — еще не все части строительного сибера были найдены, а то, что отыскалось в запасниках, требовало чистки и переборки.

Не особо рассчитывая на возрождение легендарного Фрэнка, Ларс с одобрения Айвана взялся за собственный проект. Он решил вооружить каждого жителя деревни. Ему уже удалось отремонтировать три неисправных карабина, ранее принадлежавших Хаму Проволочнику, он придумал, как усовершенствовать так распространенные среди местных жителей луки, и смастерил образец арбалета, металлические стрелы которого с легкостью пробивали тесаные сосновые доски в три пальца толщиной. Еще Ларс экспериментировал со взрывчаткой, добытой из петард, ладил рогатину, бьющую противника электричеством, и строил модель катапульты, с помощью которой он планировал бомбардировать поселение космачей. В помощниках у Ларса были подростки, возня с оружием доставляла им огромное удовольствие, и к калеке проводнику они относились с большим уважением.

В делах и хлопотах незаметно прошла первая неделя блокады. Набеги космачей повторялись, будто по графику — один раз в светлое время суток и два раза ночью. Люди уже привыкли к частым тревогам, соседство космачей не пугало их так, как прежде, постоянная и близкая опасность притупила их осторожность. Даже настроение у людей несколько улучшилось. Многие уже верили, что космачи так никогда не решатся атаковать деревню всей своей силой, а по весне, едва только снег начнет проседать, уйдут ни чем — как всегда уходили.

Но на десятый день блокады ударили трескучие морозы, и оптимисты поутихли, обнаружив, что невеликий запас дров вот-вот иссякнет, а чем после этого топить печи — совершенно неясно.

Пищи пока хватало, хотя об изобилии говорить не приходилось. Кое-какая провизия хранилась вне деревни, в охотничьих лобазах, но основные запасы все же располагались на отгороженной частоколом территории, в амбарах и глубоких ледниках. Свежее мясо, добываемое охотниками, теперь на кухне по понятным причинам не появлялось, но это мало кого расстраивало. Многие горожане, прожив в диких условиях не один десяток лет, так и не привыкли есть мертвечину. Молоко — и то пил не каждый, предпочитая употреблять его в составе каш. Основную же часть рациона бежей составляла пища растительная: картошка, капуста, репа, горох, кукуруза. Пшеницы и ржи выращивали совсем немного, предпочитая выменивать готовую муку у живущих по соседству людов — так что хлеб в деревне закончился в первую же неделю блокады. Быстро закончился и овес, которым кормились лошади.

Вот за лошадей Айван переживал больше всего. Он был готов смириться с потерей куриц, коз и даже коров — но только не лошадей. Слишком многое зависело от этих животных. Порой Айван даже ругал себя за то, что позволил так тесно увязать жизнь общины с лошадьми. Как горожане зависели от сиберов, так бежи зависели от лошадей. Но менять что-то в установившемся порядке уже было поздно — да и возможно ли?

Пять кобыл, три жеребца и один жеребенок заботили Айвана больше, чем вся остальная живность.

Прошло еще несколько дней.

Стесняясь своей несложной работы по уходу за курами, Яр напросился к Ларсу в помощники. Бывший проводник сразу нашел занятие для нового работника — поручил потрошить петарды и фейерверки. Дело было простое и скучное, но хоть неодинокое. В сарае, переоборудованном под мастерскую, всегда было людно. И разговоры там не смолкали ни на минуту.

— Настоящие ружья нам делать не по силам, — делился планами Ларс. — Зато мы в считанные дни можем смастерить сотню самострелов.

Он держал в руках только что изготовленный образец, похожий на длинное полено с ручкой. Собственно, это и было полено, обрубок яблоневого сучка, обмотанный проволокой. В высверленное отверстие с дульной части закладывали электрический капсюль, следом засыпали добытый из петард порох. Взрывчатку осторожно утрамбовывали, добавляя новые и новые порции, потом загоняли в ствол войлочный пыж и каменную или металлическую пулю, вымазанную смолой. Эксперименты показали, что попасть из такого оружия в цель, отстоящую больше, чем на пятнадцать метров, практически невозможно. Тем не менее, выстрел получался мощный, громкий, пуля насквозь прошибала ведро с водой и на несколько сантиметров уходила в мешок с песком. В будущем Ларс планировал заряжать самострелы короткими железными стрелами, предполагая, что это улучшит точность и убойную силу неказистого однозарядного оружия.

Первую партию самострелов — дюжину штук — недавно испытали на деле. Патрульные заметили, что космачи несколько дней подряд появляются возле козьего выгона, там, где с обеих сторон частокола густо рос кустарник. Что именно влекло людоедов на это место, так и осталось загадкой. Тем не менее, космачей необходимо было отпугнуть, и Айван решил устроить засаду. Ларс, прослышав об этом, сразу же предложил пустить в ход его самострелы.

Эксперимент удался.

Грохот выстрелов слышала вся деревня. Перепуганные космачи удирали по-звериному на четвереньках, не оглядываясь. Один сильно хромал, у другого в кровь была разбита морда. Ларс признался потом, что в эти самострелы он лично заложил в полтора раза больше пороха, чем обычно. И пусть у двух лопнули стволы, а один дал осечку, но в пользе нового оружия теперь никто не сомневался.

Без работы было трудно: одинокими и холодными ночами Яр жался к чуть теплому боку печи и дрожал, пытаясь уснуть. Он давно уже не раздевался перед сном.

Дрова в деревне кончились давно. В печах жгли разную гниль и мусор, в огонь летело все: мебель, разобранные перегородки, корзины. Почти каждый день в деревне рушили какой-нибудь сарай, делили доски по домам, стараясь никого не обидеть. Но и этих дров было слишком мало. И обиженные всегда находились.

Чтобы как-то сберегать тепло, бежи обваливали снегом свои избы до самых окон. Завешивали окна и двери плотными одеялами. И старались пораньше закрыть заслонки скудно натопленных печей, несмотря на опасность угореть.

Яр уже ко многому привык: и к туалету с дыркой в полу, и к редкому мытью, и к тяжелой постоянной работе. К постоянному холоду привыкнуть не получалось.

Согреться можно было работой — и для Яра это стало открытием. Было еще темно, когда он брал в руки лопату и шел на улицу чистить снег. Обычно там уже были соседи, и от них Яр узнавал все новости.

Иногда появлялась Лера, стояла у забора, глядела на Яра, улыбалась. Он вспоминал своих городских жен, и ему делалось немного совестно. Но если Лера приглашала его в гости, он не отказывался. У нее дома всегда было чуточку теплей, чем у него. Они пили горячий чай, а затем, потея, делали любовь на жесткой койке под тяжелыми давящими одеялами — это было приятно и отвратительно. Потому отвратительно, что они оба уже несколько дней подряд не мылись.

День был полон дел, но проходил быстро. Ночью делать было нечего, но она казалась нескончаемой. Все было однообразно, и Яр иногда путался, что происходило вчера, а что три дня назад. Он чувствовал, что тупеет, но в то же время в его мозгу постоянно свербели какие-то мысли.

Новая жизнь была полна странностей.

К этому тоже надо было привыкать.

Очередной рабочий день уже закончился, когда Ларс подозвал к себе Яра и попросил отыскать Георга, старшего охотника.

— Что случилось? — спросил Яр.

— Вот и мне интересно знать. До меня дошел слух, что он якобы недавно выдавал своим охотникам кое-какое оружие из арсенала. Без моего ведома!..

В маленькой мастерской было довольно тепло, несмотря на тонкие стены. В железной печке, обложенной булыжниками, с гулом трепыхался огонь. В мятой жестянке булькал кипяток, в большом котелке грелся принесенный с улицы бульон. Пятеро оголодавших мальчишек обметали верстак, готовясь к ужину. Остальные уже разбежались по домам, сославшись на воскресный день.

Яр залез ногами в войлочные сапоги, поправил меховую шапку и, предусмотрительно загородившись локтем от ветра, шагнул за порог. Вьюга будто специально поджидала человека: толкнула его, хлестнула колючим снегом, закружилась, подвывая. Яр зажмурился, отвернул лицо от ветра.

Он не знал, где искать Георга, и первым делом отправился к землянке арсенала, но на ее двери висел обмерзший замок. Не было Георга и дома. Соседи рассказали, что не видели охотника три дня уже как. И наметенные у крыльца сугробы подтверждали их слова.

Не зная, что и думать, Яр отправился на площадку, где собирали Фрэнка. Там всегда было много народу, возможно, кто-то и видел Георга или мог подсказать, где его искать.

Площадка была залита светом — это было единственное место в деревне, куда электричество подавалось бесперебойно. Работа здесь практически не прекращалась — одна бригада сменяла другую.

Окруженный строительными лесами Фрэнк походил на гигантское полураздавленное насекомое. Под его брюхом сверкала дуговая сварка. Кто-то невидимый редко и сильно колотил по железу кувалдой. Тихонько скрипя и позванивая, раскачивались сделанные из банок фонари. В двадцати метрах от лап Фрэнка светилась изнутри дырявая, сбитая на скорую руку будка, в которой отогревались рабочие. Из короткой трубы летели искры, и было слышно, как за тонкой стенкой басят голоса.

Туда Яр и направился.

Он и порог не успел переступить, а ему уже кричали:

— Дверь закрывай!

В будке было тесно, пахло немытыми телами и дымом. Вокруг раскаленной печки, похожей на ту, что стояла в мастерской Ларса, жались семь человек. Семь пар рукавиц висели на веревке над печкой, от них валил пар. Семь пар сапог, накрытых мокрыми портянками, выстроились у обитой железом стенки. Сесть тут было негде, но Яр и не собирался садиться.

— Георга не видели? — спросил он.

Над ним только посмеялись, объяснив, что охотники к этой площадке и близко не ходят. Кто-то посоветовал заглянуть в клуб, вспомнив, что не так давно видел там Георга с приятелями. Вроде как совещание у них там было.

Яр поблагодарил, погрелся чуть и тихонько ушел.

— Дверь закрывай! — крикнули ему вслед.

Надеясь, что кто-нибудь все же подскажет, где найти Георга, Яр обошел всю площадку, заговаривая с рабочими. Никто ничего толкового не сказал, зато Яр в подробностях рассмотрел Фрэнка. У строительного сибера было восемь конечностей, плоское тело и две маленькие бугристые головы. С коротких ребер свисали подготовленные к монтажу синтетические мышцы, трепыхались под ветром промаркированные бирки, прикрепленные к пучкам разноцветных проводов, из-под листов пластиковой обшивки выглядывали гроздья трубок. По шатким обледенелым лесам карабкались люди, передавали друг другу какие-то детали, перебрасывали веревки, тянули кабели…

По пути к клубу Яр завернул к дому Карима, одного из тех немногих охотников, что с неподдельным уважением относились ко всем членам общины без исключения. Было уже поздно, и ему пришлось долго стучать в окна и двери, вызывая хозяев. Наконец внутри затеплился свет, а через пару минут на крыльцо вышла Фая, жена Карима. Она была из людов, потому сильно коверкала слова и, кажется, не очень понимала, чего от нее добивается поздний гость. Яру удалось лишь выяснить, что два дня тому назад Карим ушел вместе с Георгом по каким-то своим делам. Начиная подозревать неладное, Яр перебежал через улицу к дому охотника Вослава. Здесь ему тоже открыли не сразу: на долгий стук вышла женщина-людка, объяснила, что хозяин отсутствует вот уже два дня. Говорила она неохотно и путано, будто боясь сболтнуть лишнего. Это еще больше насторожило Яра. И он, поколебавшись, все же решил побеспокоить человека, который обязан был знать обо всем происходящем в деревне.

Яр бегом направился к дому Айвана.

Старик чувствовал, что заболевает, и сердился на себя. Холод загнал его в самую маленькую комнатку просторной избы. Здесь была своя печка, совсем крохотная, но ее хватало, чтоб поддерживать температуру на приемлемом уровне, — большего комфорта старик себе позволить не мог. Он сидел в плетеном кресле с высокой спинкой, закутавшись в поеденное молью вязаное одеяло, держал одной рукой кружку с горячей микстурой доктора Эрига и, стараясь не уснуть, слушал своего старого друга.

— Еще две недели, и мы его поднимем. Максимум — три. Да, немного выбились из графика, но ты знаешь, с чем это было связано. Скоро наверстаем.

— А люди что?

— Держатся. Трудно, конечно, приходится, в три смены работаем. Но держимся.

— Холодно, — сказал Айван.

— Холодно, — согласился Петр.

В дверь постучали.

— Входите, — крикнул Айван и закашлялся.

Горячая микстура плеснула на одеяло, но старик этого не заметил. Он напряженно смотрел на медленно открывающуюся дверь. Ждал неприятных известий.

— Можно? — уточнил на всякий случай гость, заглядывая в комнату.

— Яр? — удивился старик. — Что случилось? Не стой там, заходи быстрей. И закрывай, закрывай дверь-то! Сквозит!

Петр тихонько отодвинулся в тень.

— Я просто узнать, — Яр смутился, догадываясь, что помешал серьезному разговору. — Меня Ларс послал… Я уже все вроде обыскал… И к вам вот зайти решил… Уже не знаю, куда еще…

Старики хмуро смотрели на него, а он все оправдывался, мямлил что-то и чувствовал, как краснеет.

— Ничего не понял, — тряхнув головой, перебил его Айван. — Зачем тебя Ларс послал? Чего искал? Сюда зачем пришел?

— Георг мне нужен, — выпалил Яр, стягивая с головы шапку и вытирая ей мокрое лицо. — А нет его нигде. — И он вкратце рассказал о своих блужданиях.

Старики внимательно его выслушали, переглянулись.

— Да, это немного странно, — признал Айван. — Но не вижу повода для беспокойства.

— Но мне Георг нужен, — растерялся Яр. — Ларс хочет с него отчет об оружии получить. Меня послал, сам ждет, а я с ног сбился.

— Где сейчас Георг, я не знаю, — спокойно ответил Айван. — Больше его не ищи. Вернись к Ларсу и передай, что я хочу его видеть. Чем быстрее, тем лучше. Все ясно?

— Ясно.

— Исполняй!..

Когда дверь хлопнула, старики повернулись друг к другу.

— Думаешь, они ушли? — помолчав, спросил Петр.

— Уверен. Георг еще на прошлой неделе просил у меня разрешения. Я отказал.

— И что будем делать?

— Ничего.

Старики помолчали, глядя, как за отверстиями печной дверцы бьется огонь, слушая, как гудит в трубе ночной ветер.

— Как думаешь, они вернутся?

— Не знаю… Будем надеяться…