Сезон роста
Карибу-Кантри, 12 мая, воскресенье
Ребекка глубоко воткнула лопату в темную глинистую землю; ее дыхание вырывалось из груди резкими толчками. Утро было ясным и прохладным, но к полудню наступит жара. Ей хотелось вскопать грядки, пока солнце не поднялось слишком высоко.
На пригорке за ее спиной закончился разбор развалин старого дома. Подрядчики приступили к делу, как только сошел снег. Сооружение нового дома было запланировано на месте старого.
Но сегодня было воскресенье, поэтому молотки, пилы и другие инструменты молчали. Сегодня Ребекка работала над восстановлением некогда пышного огорода, который ее мать завела в этом месте. И Бекка видела, что почва остается плодородной.
Ребекка остановилась, чтобы перевести дух, и смахнула с лица прядь волос рабочей перчаткой. Какое-то время она наблюдала за Рикки и Тори: они натягивали проволоку вдоль огорода для защиты от оленей. Ребекка услышала их смех и внезапно попала во временну́ю воронку собственной памяти. Она увидела саму себя в возрасте Тори. Ее длинные темные волосы были заплетены в косу, и она работала рядом с матерью, а их пес что-то вынюхивал под березами. Тот же запах сырой земли, то же ощущение прохлады и чистого воздуха в легких. Такая же легкость бытия. Внезапно Ребекка ощутила присутствие своей матери в огороде, который она собиралась восстановить. Бекка застыла, завороженная этой мыслью, которая все эти годы лежала в глубине земли, но теперь пустила ростки, и они пробьются на поверхность, где получат воду и свет. Все это разворачивалось, разрасталось и оживало внутри ее.
Тори снова рассмеялась над словами Рикки, и эти радостные звуки заставили Ребекку улыбнуться. Тори обычно приходила помогать Рикки, и эта компания была приятной. Место снова становилось похожим на дом, хотя строительные работы начались недавно, и Ребекка моталась туда-сюда, продолжая работу в Оттаве.
Вчера она снова прилетела в Камлупс и приехала в окрестности Броукен-Бар на автомобиле. Она расположилась в отцовском сарае, который превратила в крошечный дом с койкой и самодельной кухней с газовой плиткой и морозильником, пропановым обогревателем и теплым постельным бельем. Ребекка собиралась остаться на неделю: встретиться с подрядчиком и проконтролировать следующий этап строительства.
Но едва ли не в первую очередь Ребекка заказала мастеру из Клинтона выжечь слова «Ферма Ноя» на старой кедровой доске, которую она хотела установить над въездом на ранчо.
Собачий нос ткнулся Ребекке в ногу. Она вздрогнула и посмотрела вниз.
– Кибу?
Она развернулась.
Эш стоял возле старого сарая и смотрел на нее. Она подняла руку в грязной перчатке, и Эш подошел к ней.
– Давно не слышала новостей от тебя, – сказала Ребекка при его приближении.
Он поцеловал ее, стер кусочек глины с ее щеки и протянул рюкзак.
– Вот, принес кофе и сэндвичи на завтрак.
Ребекка усмехнулась:
– Я могу привыкнуть к этому.
Эш на мгновение удержал ее взгляд и тихо сказал:
– Надеюсь на это. – Эш кивнул в сторону Рикки. – Хороший работник?
– Даже более того.
Какое-то время они стояли рядом и смотрели, как Кибу резвится с подростками.
– Ты думаешь об этом? – спросил Эш. – О детях.
Она замерла и посмотрела на него.
– Иногда.
Он кивнул, но ничего не добавил.
– Ты будешь хорошим приемным отцом для Рикки, – заметила она, пытаясь прощупать его настроение.
Эш глубоко вздохнул и засунул руки в карманы. Ребекка поняла, что он думает о ребенке Уитни. О старом кедровом гробе на его земле, о собственном отце-насильнике.
Ребекка говорила Эшу о психотерапевтах и группах поддержки, но он сказал, что не хочет никуда обращаться. Не сейчас. А может быть, и никогда. Достаточно того, что она знает об этом. Но Ребекка понимала, что прошлое будет преследовать его самыми неожиданными способами. Вероятно, до самого конца. Такова природа детской травмы и насилия, пережитого в раннем возрасте. Пострадавшие дети похожи на зерна, попавшие на дурную почву. Иногда они вырастают неполноценными, но могут стать сильными и независимыми благодаря правильной опеке.
– Как я посмотрю, дело спорится, – сказал он, указывая на ее огород.
Ребекка рассмеялась:
– Это только начало, подожди до конца лета. Здесь будут сочные красные помидоры, которые пахнут солнцем. А вот здесь кабачки. – Она взмахнула рукой. – И базилик в теплице на той стороне, и…
– Бекка, ты надолго приехала в этот раз?
Ребекка замолчала. Ветерок шелестел в молодой зеленой листве осиновой рощи.
– На неделю, – тихо ответила Бекка. – Но я вернусь в следующем месяце и уже не уеду отсюда.
Эш пораженно уставился на нее:
– Что?
Странная неловкость овладела ею при мысли о том, что она собиралась сказать.
– В городе мне нужно собрать вещи и закончить кое-какие дела, но… Я получила перевод на другую должность.
– Перевод?
– Я буду работать на месте Бака. Только в пятницу узнала, что решение было одобрено.
Он продолжал смотреть на Ребекку.
– На месте Бака?
– Да, Бака Джонстона. После внутреннего расследования, когда Грейс проверила его действия в связи со смертью моего отца, он был очищен от подозрений вместе с остальными членами охотничьего клуба, но это все равно бросило тень на его репутацию. Начальство решило перевести его в небольшой поселок на границу Юкона.
– Это понижение?
– Формально нет, но ясно, что это рассматривается таким образом. Бак предпочел подать в отставку. Я предложила свою кандидатуру на его должность.
Слова ускользали от Эша. Его лицо исказилось от противоречивых эмоций, и он покачал головой:
– Ты серьезно? Ты? Коп в маленьком городке – это все равно что театр одного актера.
– Скорее, театр одной актрисы – вроде шерифа в США. – Ребекка усмехнулась. Она безумно нервничала, когда подавала заявку, понимая, что это будет серьезный и нелогичный шаг назад в ее профессиональной карьере. Но теперь, когда одобрение было получено, Ребекка чувствовала, что находится на верном пути. – Эй, эта должность вполне подходила для моего отца.
– Что, если они снова переведут тебя через пять лет?
– Когда это произойдет, тогда и буду разбираться. Может быть, попробую заняться чем-то еще. – Она посмотрела вдаль, прикрыв глаза козырьком ладони. – А пока что мне нужна лошадь. Или две лошади. И цыплята.
Эш ошеломленно молчал.
Ребекка встретилась с его взглядом. Его глаза сияли от невысказанных чувств.
– Эй! – Она сняла грязную перчатку и прикоснулась к его шраму. – Тебя это опечалило?
Эш рассмеялся. Поцеловал ее, обнял и снова рассмеялся.
– И собака. Тебе определенно понадобится собака.
– Знаю. Я уже думала об этом.
Он изогнул бровь.
– Сегодня во второй половине дня Оливия собирается отвезти меня и Тори в Хандред-Майл-Хаус. Там в собачьем питомнике есть два щенка. Их вместе с матерью спасли во время пожара в заповеднике на Северо-Западных территориях. Они еще не приручены, но Лив рассчитывает, что один из них устроит меня, а другого она хочет взять для Тори. Она планирует научить Тори ходить по следу вместе со щенком, считает, что это очень поможет ей и смягчит удар, когда Эйс умрет от старости.
Эш изумленно покачал головой и криво улыбнулся.
– Ты сделала много хорошего для Тори и Лив, – сказал он. – Оливия рассказала мне. Это еще и потому, что приемный отец Тори тоже был полицейским?
Ребекка пожала плечами:
– Так ты собираешься взять лопату и помочь мне вскопать грядку до завтрака или как?
Эш смотрел, как солнце, поднимавшееся над горами, окутывало желтым светом локоны ее растрепанных волос. Его сердце разрывалось от нежности. Мысленным взором он снова видел Бекку на кухне вместе с ее матерью.
Она наконец вернулась домой. Как и он.
– Городской коп? – снова сказал Эш.
Ребекка наклонила голову:
– У тебя проблемы с этим, ковбой?
– Нет, черт возьми. Где лопата?
Он принялся копать рядом с ней. Когда солнце поднялось выше, он сказал:
– А ты знаешь, Бекка, что твой отец сейчас широко улыбается на небесах? Это… – он оперся на черенок лопаты, обозревая проделанную работу, – это позволяет ему гордиться тобой. Видеть, что все его земные дела оказались достойными того, чтобы ты пошла по его стопам.
Ребекка рассмеялась. В ее глазах танцевали задорные огоньки, и Эш понял, что его мечта однажды сбудется. Он добьется этого – женится на дочери полицейского, и она будет жить у него на ранчо. И их кухня будет полна света, смеха и свежих овощей из плодородной темной земли в огороде.