Что нет ни рока, ни течения звезд, управляющих человеческими делами, очевидно и помимо Писания, из самих же дел. Если от рока зависят дела человеческие, за что ты бичуешь своего раба, вора? За что прелюбодейку-жену влечешь в судилище? Из-за чего стыдишься, делая худое?

Если грех есть дело необходимости, зачем не переносишь даже слов, будучи оскорбляем, но кто бы тебя ни назвал прелюбодеем, или блудником, или убийцей, называешь это дерзостью? Если грехи не дело твоего духа, то и совершаемое не есть вина, и произносимое — не дерзость. Теперь же и тем, что осуждаешь других, и тем, что не прощаешь согрешающим, и тем, что, делая, сам стыдишься и стараешься скрывать, а причиняющих тебе это считаешь дерзкими, — всем этим ты признаешь, что наши дела не связаны необходимостью, но почтены свободой.

Одержимым необходимостью мы ведь умеем прощать. Если кто-нибудь, будучи во власти демона, поразит нас, разорвет одежду или нанесет удары, не только не наказываем его, не привлекаем в судилище, но даже жалеем и прощаем. Почему же наконец? Потому что это делается не по свободному произволению, но по принуждению от демона. Таким образом, если бы и остальные грехи были по необходимости, от судьбы, мы прощали бы, но так как знаем, что мы не принадлежим необходимости, потому не прощаем: ни господа — рабам, ни мужья — женам, ни жены — мужьям, ни отцы — детям, ни учителя — ученикам, ни начальники — подчиненным, ни законодатели — получающим законы; бываем суровыми исследователями дерзостей и мстительными, в судилища обращаемся, удары наносим, наказываем и все делаем, чтобы и раба освободить от злобы, и сына от порочности. Оттого и воспитателей для них мы поставляем, и угрожаем, посылая к учителям, и удары наносим. Для чего, скажи мне, и почему? Ведь если судьбой определено ему сделаться негодным, какая нужда в этой помощи?

Итак, вполне ясно, что все зависит от свободной воли, а не связано необходимостью. Поэтому и помощь мы оказываем, от нерадения отвлекаем и к добродетели руководим. [Иначе] для чего переплываем море, землю возделываем, города строим, прилагаем много усердия во время болезни — деньги тратим, врачей зовем, лекарства приготовляем, чрево обуздываем и пожелание караем? Если, как ты говоришь, судьбой определено жить и умереть, излишни расходы денег, излишни посещения врачей, излишняя у болеющих тщательность любомудрия. Теперь же из того, как все поступают, ясно, что в этом нет ничего излишнего, — нет oпpеделений судьбы, никакая необходимость не направляет наших дел, все почтено свободой произволения.

[Иначе] какая нужда в трудах до пота ради добродетели? Ведь если кому судьбой определено сделаться прекрасным, тот будет прекрасным, хотя бы он спал и храпел, вернее же, его нельзя даже называть прекрасным, если он сделался таковым по необходимости. Какая нужда в стольких трудах и поте? Если кому определено судьбой сделаться худым, то будет худым, хотя бы неисчислимые прилагал усилия, — вернее, такого, теснимого необходимостью, нельзя называть и худым. Как беснующегося, если он станет оскорблять (опять пользуюсь тем же примером), мы не назовем дерзким и не будем считать его оскорбление дерзостью, но делом принуждения от демона, так и худого, если он теснится судьбой и необходимостью, не назовем худым, как и прекрасного — прекрасным. Если же так будем делать, то во всем произойдет смешение, смущение и извращение вещей — не будет ни добродетели, ни порока, ни искусств, ни законов и ничего подобного.

Видишь ли, куда влечет приманка диавола, чем он хотел бы сделать вселенную и к какой цели идет? Итак, зная все это и больше этого (я мог бы сказать и больше, но для разумнейших достаточно и этого), будем убегать от порока, избирать добродетель, чтобы, прежде всего, был милостив к нам Бог, а потом, чтобы и от геенны нам освободиться, и насладиться вечных благ, которых да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу слава со Святым Духом ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.