Удивительно, как все, не только то, что, по-видимому, служит к нашей безопасности, но и противное тому, обращается нам во благо. В несчастье бывает подобное тому, как если бы кто-нибудь стал тростью сражаться с огнем: по-видимому, он поражает огонь, но делает его еще светлее и изнуряет самого себя. Так и несчастье бывает для добродетели причиной и поводом к ее прославлению.

Когда при несправедливости других мы вверяемся управлению Божию как следует, тогда наши достоинства сияют яснее. Также, когда действует диавол, то подвергающиеся его действию становятся светлее. И все, что причиняется нам другими, служит к великому нашему благу, а что происходит от нас самих, то не таково. Когда нам причиняют зло другие, то мы скорбим, а когда сами себе, то нет, потому Бог и внушает нам, что претерпевающий несправедливость от другого получает пользу, а претерпевающий от самого себя получает вред, и, конечно, для того, чтоб мы первое мужественно переносили, а последнего избегали.

Не будем же обманывать себя: диавол не причиняет нам зла, если мы сами бодрствуем; чаще он пробуждает нас, возбуждает нас. Скажи мне (обратим внимание пока на это): если бы не было диких зверей и непостоянства ветров, ни болезней, ни печалей, ни скорбей и ничего подобного, то чем сделался бы человек? Мне кажется, не подвергаясь ничему такому, он уподобился бы более свинье, чем человеку, стал бы предаваться объядению и пьянству. А теперь заботы и безпокойства для него — упражнение и училище любомудрия, средства доброго воспитания.

Еще: представь, что кто-нибудь воспитывается в царских чертогах, не зная ни скорбей, ни забот, ни безпокойств, не имея случаев ни к гневу, ни к недовольству; пусть делается и исполняется все, чего бы он ни пожелал, и пусть все готовы служить ему, — не может ли такой человек сделаться неразумнее всякого животного? А теперь несчастья и огорчения — как бы оселок, изощряющий нас. Потому-то бедные по большей части бывают умнее богатых, подобно как обуреваемые и поражаемые сильными волнами.

Тело, остающееся в праздности и бездействии, бывает болезненно и безобразно, а движущееся, трудящееся и переносящее тяжести бывает благообразнее и здоровее, — то же бывает и с душой. Железо, когда лежит, ржавеет, а когда находится в деле, то бывает блестящим, — так и душа, когда она действует; а к действию возбуждают ее несчастья. И способности погибают, если душа остается без действия, — а действует она тогда, когда не все готово к ее услугам, потому что она возбуждается к действию противным ей.

Если бы не было противного, то не было бы и деятельности: например, если бы все было отделано прекрасно, то искусство не имело бы над чем трудиться, — так и душа, если бы все нам удавалось, была бы безчувственна. Не видишь ли, как мы приказываем кормилицам не всегда носить детей на руках, чтобы это не обратилось им в привычку и они не сделались слабыми? Потому-то дети, воспитывающиеся на глазах родителей, бывают слабее, так как неблаговременная и неумеренная нежность вредит их здоровью.

И умеренная скорбь — благо, и заботы — благо, и бедность — благо; крепкими делают нас и добро и зло, но то и другое обращается нам во вред, когда бывает не в меру: первое расслабляет, а последнее поражает. Не видишь ли, что то же внушал и Христос ученикам Своим? Если же они имели в этом нужду, то тем более мы. Если же мы имеем в этом нужду, то не будем роптать, но радоваться в скорбях. Все это — лекарства, соответствующие нашим ранам, одни горькие, другие сладкие; но те и другие сами по себе, отдельно, были бы безполезны.

Будем же за все это благодарить Бога: Он попускает это не напрасно, но для блага наших душ. В чувстве признательности будем благодарить и прославлять Его, будем мужественно бороться с бедствиями, помня, что они временны, и обращая мысли свои к будущему, чтобы мы могли легко переносить и настоящее, и удостоиться будущих благ благодатью и человеколюбием Единородного Его, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.