В кромешной тьме звучал равнодушный, лишенный интонаций голос:

— Воры и грабители, разбойники и убийцы, все вы осуждены, и вам вынесен приговор.

Йонас пытался разглядеть хоть что-нибудь, но перед глазами была только темнота, лишенная цвета, или наоборот, поглотившая все цвета.

— Те, кто не подчинялся законам, те кто нарушал порядок, знайте, ваша кара будет так же тяжела, как и ваши преступления.

«Неужели я ослеп?» — подумал Йонас. Он поводил глазами из стороны в сторону, но ничего не менялось. Он хотел поднять руку, чтобы коснуться лица, но она не слушалась. Внезапно у него возникло чувство, что он куда-то движется, хотя ноги, как и руки оставались парализованными.

— Сильные и слабые, ведущие и ведомые, все должны отвечать за свои поступки. Но все заслуживают помощи. К этому обязывают нас справедливость и милосердие.

Йонас даже не мог различить с какой стороны раздается голос — казалось, он идет отовсюду, а возможно, он звучал в мозгу Йонаса. О ком шла речь? О нем самом?

— Однако вы — те, кто отверг закон и порядок, — вы не заслуживаете милосердия. Вы отвергли закон, и он не защитит вас. Готовьтесь узнать силу нашего гнева.

Все оставалось прежним — ощущение движения, непроглядная тьма, голос. Однако чувство направления подсказывало ему, что он опускается все глубже и глубже. Потом пришло ощущение головокружения, тошноты. Вероятно, мозг медленно пробуждался из того странного ступора, в который он был погружен.

К рукам вернулась чувствительность, и Йонас осознал, что сжимает в ладони что-то мокрое, покрытое слизью. Он снова попытался открыть глаза, и на этот раз ему удалось это сделать.

Он увидел тусклый, сумеречный свет.

Он лежал на земле лицом вниз.

На его ладони что-то шевелилось.

Йонас повернул голову и увидел, что по руке ползет огромная улитка. Сморщившись от отвращения, он отбросил ее в сторону, потом сел и осмотрелся.

Он находился в огромном подвале; откуда-то сверху пробивались узкие лучи света.

Вокруг на земляном полу лежали другие люди. Они дышали, их руки и ноги подергивались. Внезапно один из них — самый рослый и мускулистый — рывком сел и уставился на Йонаса темными блестящими глазами.

Не раздумывая, Йонас встал и шагнул ему навстречу. Силач тоже вскочил на ноги, в его руке блеснул стальной кастет. Не сказав ни слова, дикарь обрушил его Йонасу на голову. Йонас успел увернуться, но в другой руке у силача был стальной крюк. Ударив Йонаса под колени, силач свалил его на землю и уселся сверху, прижав шею Йонаса рукоятью крюка к полу.

— Меня зовут Маньяк, — сообщил он, похрюкивая от удовольствия. — И ты будешь делать все, что я прикажу. Ты, я смотрю, большой франт, твоя куртка мне как раз подойдет. Стягивай ее. Остальное я оставляю вам.

Он сделал широкий жест, и Йонас увидел, что вокруг стоит еще дюжина подонков с жадным блеском в глазах.

Маньяк соскочил с груди Йонаса, и по его знаку остальные разбойники бросились стаскивать с новичка одежду.

Пока они делили добычу, маньяк критически осмотрел Йонаса:

— Ты выглядишь довольно сильным. — сказал он наконец. — Это твое счастье, я беру тебя к себе. Вот там лежит куча тряпья. Подбери себе что-нибудь, но не слишком наряжайся, а то, глядишь, бабы передерутся из-за тебя!

И он громко расхохотался над собственной шуткой.

Йонас последовал его совету. Большинство тряпок были рваными, грязными и заляпанными остатками еды, однако через некоторое время Йонасу удалось обнаружить балахон из плотной и довольно теплой ткани. Это было кстати — воздух здесь был холодным, и Йонас уже начал стучать зубами. Потом он нашел пару сандалий с ремешками и решил, что для первого раза это уже неплохо.

Весь следующий день он старался держаться поближе к Маньяку. Нужно было приспособиться к новым условиям, а этот тип, похоже, был асом в таких делах. Йонас не сомневался, что попал именно туда, куда стремился, — в тайную тюрьму, где содержали самых опасных преступников. О существовании подобного места ходили упорные слухи. Существовали якобы даже видеокассеты, отснятые здесь. Нелегальные торговцы предлагали их любителям пощекотать нервы за огромные деньги. Впрочем, никто не мог сказать, не являются ли эти кассеты обыкновенной подделкой.

Место, где сейчас находился Йонас, представляло собой лабиринт из пещер. Пещеры располагались в несколько этажей и соединялись узкими тоннелями и лестницами. Было здесь также несколько клеток, в которых содержались заключенные, уже полностью потерявшие разум и человеческий облик.

Впрочем, и остальных обитателей этого места едва ли можно было назвать людьми.

Это были всевозможные подонки, которых отвергло чистое и здоровое общество. Возможно, они были жертвами генетических аномалий, возможно, получили мозговые травмы, но так или иначе им не было места среди нормальных законопослушных граждан.

Нелегко было сказать, сколько заключенных содержится в этой тюрьме. Меньшинство, сохранившее остатки интеллекта, сбивалось в банды, где царило право силы. Стихийные лидеры, вроде Маньяка, могли некоторое время удержаться наверху пирамиды. Как ни странно, в этом мире оказалось множество предметов, из которых можно было изготовить инструменты или оружие. Здесь можно было найти металлические балки, обрывки шнуров. Потолок одной их пещер был проломлен и на полу валялись каменные блоки, куски дерева. В обязанности Йонаса как раз и входил сбор топлива для костра.

За пищу тоже приходилось побороться. Ее также находили в пещерах — одинаковые порции, запаянные в пластиковые упаковки. Йонасу удалось выявить систему доставки — продукты привозили по канатной дороге, проложенной под потолком пещер. В нужном месте груз сбрасывался с крючка, и канат двигался дальше. В пакетах находились синтетический хлеб, протеиновые таблетки и брикеты овощей, вроде огурцов, капусты или тыквы.

Вода стекала со сталактитов, ее собирали в старые консервные банки. Лишь в некоторых местах по стенам текли настоящие ручьи. За контроль над этими источниками шли кровопролитные бои. Тот же, кому удавалось захватить место у воды, мог обменивать ее на пищу и оружие.

Йонас провел не один час, изучая канатную дорогу, и в конце концов отыскал ее начало. Под сводами царила темнота, и все же ему казалось, что он видит, как там наверху раскрываются створки огромного люка, из которого начинают опускаться привешенные к шнурам свертки с пищей. Можно ли воспользоваться этим путем для побега? Он пытался угадать, когда именно откроется люк в следующий раз, но без часов невозможно было установить закономерность. Однажды, когда он по-прежнему безрезультатно бился над этой загадкой, наверху послышались голоса. Товарищи Йонаса по заключению насторожились, остановились, задрали головы вверх. Там под потолком внезапно появилась лестница, сотканная из световых лучей. По лестнице спускалась группа людей — старики, юноши, женщины. Все были одеты в легкие яркие платья или белые костюмы. Йонас не мог разобрать слов, однако судя по интонациям один из светлых призраков — предводитель или, возможно, учитель что-то объясняя остальным. Группа спустилась на платформу, услужливо подкатившую к их ногам по канатной дороге. Платформа еще несколько минут плыла под потолком, потом поднялась выше и затерялась в тьме.

Этот случай убедил Йонаса в том, что побег возможен, но он никак не мог придумать, как добраться до канатной дороги. В конце концов он отбросил эту мысль и сосредоточился на других вариантах. Сначала он долго бродил по лабиринту, пытаясь найти выход, но лестницы вели в новые залы, тоннели выводили в новые камеры, кое-где на стенах мелькали блики света, но ему не удалось найти ничего похожего на дверь или окно. Он ни на минуту не забывал о цели, которая привела его сюда, и пытался найти Хиоба. Если бы тот действительно был здесь, он несомненно стал бы предводителем одной из команд и попытался бы прорваться на свободу. Однако Хиоба здесь не было, и это только укрепило Йонаса в его намерениях.

Наконец ему представился удобный момент. Изредка канатная дорога приносила фляжки со шнапсом. Разумеется, обитатели пещер мгновенно расхватывали и опустошали их. Алкоголь быстро лишал их последних остатков разума, и под сводами темницы начиналась безумная вакханалия, которая обычно заканчивалась всеобщим братанием. Прежние заклятые враги бросались друг другу на шею, проливали слезы, обнимались. Потом все садились в общий круг и запевали хриплыми голосами дикие песни, какие, наверное, пели когда-то солдаты на бивуаках или матросы в портовых тавернах. Они пели о ветре и дожде, о любви, тоске и мести. Потом песни затихали, люди падали на землю и засыпали.

Йонас только делал вид, что пьет, — мерзкий запах этого пойла напрочь отбивал желание его употреблять. Однако общее безумие завладевало и им — он танцевал и пел вместе со всеми. В эти секунды он ощущал связь со своими соседями, и это ощущение почему-то наполняло его силой и радостью.

Потом, когда упившиеся люди начали засыпать, безумие оставило Йонаса и он снова обрел способность рассуждать здраво. Наконец Маньяк, до последнего боровшийся с опьянением, свалился на землю и замер. Настало время действовать.

Йонас намочил обрывки тряпья в масле из банки с рыбными консервами, соорудил примитивный факел, зажег его на углях костра и двинулся в путь.

Идти было нелегко. Ему казалось, что он неплохо изучил доступную ему часть подземелья, однако в темноте, которую не мог рассеять свет его факела, все предстало совсем другим. Он рассчитывал пройти в тоннель, но натыкался на стену, он спотыкался на лестницах, на которых не хватало ступеней, и через некоторое время обнаружил, что вернулся на то же место, откуда начал свой путь. Однако Йонас не привык отступать. Он продолжал идти и через некоторое время обнаружил, что попал в огромный зал, в котором раньше никогда не бывал. В конце зала нашлась лестница, по ступеням которой стекал ручей. Воздух становился густым, теплым и влажным — Йонасу казалось, что он проходит сквозь грозовое облако. Неожиданно он обнаружил, что стоит на тонком мосту над пропастью, окутанном облаками пара. Сквозь пар пробивались солнечные лучи, дробясь на тысячи радуг, и с минуту Йонас просто стоял, любуясь открывшейся ему красотой. Затем он быстро зашагал туда, откуда исходили солнечные лучи, — скорее всего, именно там находился выход, который он так долго искал. Неожиданно солнечный свет померк, облака посерели, и Йонас обнаружил, что не видит пальцев на вытянутой руке. Но к счастью, уже через несколько секунд свет снова вспыхнул и радуги засияли во всем своем великолепии. Потом новая фаза темноты. И примерно через двадцать секунд снова свет.

Йонас достиг площадки у конца моста и обнаружил там лестницу, ведущую на следующий этаж. В глубине души он боялся, что снова уткнется в стену, однако на следующем этаже его ожидал новый мост, потом ворота и новый зал. Здесь было уже два выхода: одна из лестниц вела вверх, другая — вниз. Йонас заколебался — инстинкт говорил ему, что надо продолжать подъем, но возможно, строители лабиринта заранее постарались обезопасить себя от слишком упорных любителей свободы и специально запутали дорогу. Однако, несмотря на все свои опасения, он начал подниматься вверх.

Постепенно у Йонаса появилось четкое ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Через некоторое время он услышал странные звуки. Как будто где-то вдали пел хор. Чем дальше продвигался Йонас, тем громче становилось пение. Это был светлый ликующий гимн. Теперь Йонас уже сознательно двигался к источнику звуков. Он сделал еще несколько шагов, и его руки уперлись в тяжелую чугунную цепь, укрепленную на двух столбиках.

Он стоял на балконе, высоко над огромным залом в форме креста. Зал бы пуст, однако снизу доносился шорох шагов. Йонас отпрыгнул в сторону, прижался к стене, однако любопытство было сильнее, чем соображения безопасности, и Йонас лег на камни, подполз к перилам балкона и глянул вниз.

Хлопнули двери, и внизу показалось невероятное шествие. Люди в старинных белых и золотых одеждах с алебардами в руках. Мальчики-пажи несли факелы и масляные лампы. Но вот предводитель шествия поднялся на возвышение в конце зала. Его спутники остановились вдоль стен, пение затихло. Один из людей подошел к ступеням и склонился до земли в смиренной позе умоляющего о прощении. Йонасу казалось, что он присутствует в одном из старинных храмов на торжественном богослужении. Но кто и для чего мог затеять подобный обряд?

Священник, стоявший на возвышении, заговорил. Человек на коленях отвечал ему, и Йонасу показалось, что он узнает один из голосов. Это был голос Хиоба.

Священник:…можешь вернуться в лоно нашей благочестивой общины. Господь очищает грешников. Его милость безгранична.

Хиоб: Я никогда не терял надежды, никогда не терял веры…

Священник: То, что было потеряно, будет найдено. Смирение есть глубочайший источник спасения. Господь очищает водой, песком или огнем.

Хиоб: Я сражался против закона, но никогда против истины.

Священник: Господь испытывает грешных. Их печаль велика, раскаяние сокрушает их сердца. Они должны вечно сражаться с сомнениями и унынием. Они теряют близких, друзей, родину и остаются в одиночестве.

Хиоб: Время испытаний было долгим, но твердая вера помогла мне преодолеть их.

Священник: Ты был потерян, мой сын, но ты был найден снова. Ты узнал все искушения этого мира. Ты знал страдания и перенес их мужественно. Ты слышал голос совести и не замкнул свой слух. Твоя награда будет велика.

Хиоб: Я славлю Господа.

Священник: Все, что ты потерял, будет возвращено тебе вдвойне и втройне. Время поисков прошло, наступило время обретения. Ты снова узнаешь радость.

Хиоб: Я могу надеяться на прощение?

Священник: Взгляни вокруг себя, освободись от своих сомнений, и ты будешь прощен именем Господа.

Темнота и абсолютная тишина. Йонас не слышал шороха шагов, не чувствовал вибрации камней.

Он долго ждал, не шевельнув ни мускулом. Затем встал и начал обыскивать стены ниши, в которой прятался. Пальцы нащупали ручку двери. Распахнув дверь, он увидел длинный коридор, в конце которого горел свет. Факел давно уже погас, пришлось идти почти на ощупь, касаясь стен руками.

Пол, стены и даже низкий потолок были покрыт какой-то мягкой пенистой массой, на которой можно было прощупать что-то вроде узора — периодически повторяющиеся последовательности из выступов и впадин. Похоже на звукоизолирующее покрытие. Значит, коридор ведет в какую-то лабораторию или студию звукозаписи? Возможно, то, что он видел, было просто голографическим фильмом? Но кто и зачем его снял?

Комната, куда он в конце концов попал, действительно напоминала то ли студию, то ли офис. Здесь стояли два обитых черной тканью стула. Йонас положил руку на сидение одного из них — ткань была теплой. Здесь только что были люди. Они что, играют с ним в «горячо-холодно»? И какой же приз ожидает его, если он придет в нужное место в нужное время?

Йонас осмотрелся. Потом осторожно ощупал стену, нашел разрез в обивке. Его глаза ничего не видели — здесь, скорее всего, применялись голографические эффекты, но руки уверяли, что перед ним еще одна дверь. Крохотная кнопка там, где должна была располагаться ручка. Он нажал на кнопку, дверь послушно открылась. На этот раз коридор был освещен лампами и уводил куда-то вниз. Йонас пошел дальше.

Коридор извивался огромной спиралью, и Йонасу приходилось послушно выписывать круги, не теряя надежды, что он все же продвигается вперед, а не кружит на месте. Наконец впереди снова забрезжил свет. Новая дверь, на этот раз овальной формы и сделанная из металла. Ее освещала специальная лампа, висящая над дверным проемом. Здесь не было дверной ручки, зато имелись видеокамера внешнего наблюдения, а также монитор, микрофон, динамик и цифровая клавиатура.

Йонас потянулся к клавиатуре и набрал один, хорошо ему знакомый, номер. Монитор остался темным, динамик молчал. Однако дверь тут же отворилась, в проеме показался Лами и приветственно взмахнул рукой.

За его спиной Йонас увидел уходящий вдаль коридор со множеством закрытых дверей.

— Мы в здании администрации, — сказал он.

— Проходи же, не стой! — отозвался бывший шеф и похлопал Йонаса по плечу.

— Значит, нет никакой тюрьмы на планете Лойна?

Лами покачал головой:

— Тюрьма существует. Ты там был.

— Это всего лишь голографические иллюзии.

— Темнота — это не иллюзия, — возразил Лами. — Грязь — не иллюзия. Страх — не иллюзия. Все остальное — действительно иллюзия, но это не принципиально. Это работает. Старый трюк фокусников, зеркальная комната, мы только повторили его на новом уровне. Но это мы можем обсудить и в другой раз. Идем же!

Он открыл одну из дверей и повел Йонаса вверх по лестнице. Преодолев множество пролетов (Йонас быстро сбился со счета), они попали в своеобразный планетарий — большой зал, накрытый куполом с изображением звездного неба. Рядом с важнейшими планетарными системами горели соответствующие надписи — Дутх, Эксксон, Дональд, Левер, Барклай… Большинство из них были окрашены в белый цвет, и лишь немногие — в красный или желтый. Миры вроде Хитачи, Тойоты, Космофлота или Малева, где продолжалась конкуренция, были помечены всеми тремя цветами. Это производило впечатление. Наглядная реклама достижений правительства белых.

Лами прошел через планетарий, не задерживаясь, и повел Йонаса в свое бюро, где выдал ему чистую одежду. Несмотря на то, что эта часть здания располагалась под землей, из окон открывался прекрасный вид на город с высоты птичьего полета — для этого была создана специальная система зеркал.

— Зачем вы это сделали? — поинтересовался Йонас, устроившись на диване в кабинете бывшего шефа.

Под потолком крутилась видеокамера — Лами уверял, что поставил ее, потому что не любил пользоваться микрофоном для вызова секретарши.

Услышав вопрос Йонаса, Лами искренне рассмеялся:

— Я сам собирался спросить тебя, зачем ты это сделал. Однако, если хочешь, я отвечу первым. То, что мы сделали, было единственно возможной реакцией на твои действия. Кто недавно говорил мне, что хочет жить в мире и покое? У тебя в последнее время плоховато с логикой. Я бы даже сказал, что в последние несколько недель твое поведение стало иррациональным.

Йонас невольно взглянул в висевшее на стене зеркало и провел рукой по своим все еще седым волосам:

— Посмотри на меня! Вы хорошенько надо мной потрудились, и я имею право знать, почему и за что.

— Только не волнуйся! — воскликнул Лами. — Может быть, тебе налить чего-нибудь?

Йонас покачал головой.

— Признаю, это была наша ошибка. — продолжал шеф. — Один из моих подчиненных решил проявить самостоятельность. Он действовал без моего ведома. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Если бы со мной случилось такое, я бы, наверное, тоже здорово разозлился. Однако мы можем все исправить.

— Это еще не все, — сказал Йонас. — Я вовсе не жажду добраться до виновника моих злоключений и лично перегрызть ему горло. Меня интересует Хиоб. Ты лично обещал мне открытый и справедливый суд. Но вместо этого его заочно признали виновным по всем пунктам.

— Его признали виновным, потому что он был виновен. Его преступления были известны всем, и его участь ни у кого не вызывала сомнений. Незачем было создавать лишнюю шумиху. Что же касается приговора, скажу тебе по секрету: он получил гораздо меньше, чем заслужил. Разумеется, он находится в изоляции, и его лечат как любого преступника. Однако по отношению к нему я назвал бы такой приговор в высшей степени милосердным.

— А «лечение» заключается в том, что вы смоделировали у него синдром Альцгеймера? — поинтересовался Йонас. — И в этом тоже виноват твой излишне самоуверенный подчиненный?

— Любое лечение имеет побочные эффекты, — отвечал Лами, не моргнув глазом. — Однако если положить на одну чашу весов здоровье Хиоба, а на другую — безопасность общества, думаю ты догадываешься, что перевесит. Оставаясь здоровым, Хиоб представляет опасность…

— Точно так же, как и я? — перебил его Йонас.

Лами сокрушенно покачал головой, потом, видимо, решив не замечать выпадов бывшего подчиненного, продолжал:

— В настоящее время средняя продолжительность человеческой жизни составляет 150–160 лет. А пока Хиоб жив и здоров, само его существование угрожает жизням миллионов людей. В любой момент он может выйти на контакт с недовольными и создать новое подполье. Мы до сих пор не нашли его секретную базу — так называемую Звезду Хиоба, где он прячет оружие и отряды верных ему людей. Все новейшие методики допросов не дали никакого результата. Поэтому мы просто вынуждены были принять меры. В конце концов, это синдром Альцгеймера, а не болезнь. Никаких необратимых изменений в мозгу не происходит, просто обычные старческие недомогания начинаются на несколько лет раньше.

Йонас кивнул головой, чувствуя, как с каждой секундой угасает его боевой задор. День сегодня получился очень длинным, а этот разговор ни к чему не вел.

— Мои знания тоже представляли для вас опасность, — сказал он с усталым вздохом, — и вы решили слегка укоротить мою жизнь.

Внезапно Лами подошел к нему, снова положил руку на плечо и заглянул в глаза.

— Как представитель правительства я не обязан и не могу разговаривать с тобой на эти темы, — сказал он. — У меня другие задачи. Но когда-то я считал себя твоим другом. Мы много лет работали вместе, и я всегда знал, что могу полностью тебе доверять, — он взглянул вверх, на потолок и на описывавшую круги видеокамеру. — Так вот, то, что я сказал тебе как официальное лицо, я могу повторить как друг. Правительство заинтересовано в том, чтобы сохранить status quo. Мы признаем свою ошибку. Ты можешь получить возмещение — назови любую сумму. Если ты захочешь, мы можем вернуть тебя в КОР-группу. Что ты скажешь на это?

Йонас молчал.

— Ты понимаешь, что мы тебе предлагаем? — продолжал Лами. — Это ли не справедливость, которой ты добивался? Мы не считаем тебя преступником. Мы помним, что многие годы ты был бесстрашным защитником порядка и закона. И мы будем вести себя в соответствии с самыми высокими мерками законности, этики и морали.

— Я хотел бы поговорить с Серже, — сказал Йонас.

— Ты хотел бы поговорить с Серже? — Лами искренне удивился; с минуту он молчал, словно пытаясь разгадать тайный смысл слов Йонаса. — Что ж, наверное, это можно будет устроить. Это не так-то просто, но я могу заняться. А ты пока поживи в гостинице.

Лами быстро пожал Йонасу руку, вызвал секретаршу. Было ясно видно, что он торопится распрощаться с гостем — очевидно, какая-то мысль не давала ему покоя. Секретарша в свою очередь вызвала робота-лакея, который и проводил Йонаса в его новые апартаменты.

Теперь Йонас мог свободно ходить по улицам. Вероятно, он мог бы даже добраться до космопорта и взять билет на Луну или на Марс, а то и до пересадочной станции на Нептуне, чтобы улететь в одну из звездных систем, где пока еще не все находится под контролем.

Однако он не собирался сбегать.

Ожидание затягивалось. Серже занимал довольно высокий пост в их ведомстве, и у него, несомненно, было множество важных дел. Йонас не выказывал нетерпения. Он ждал много лет, подождет и еще пару недель. Он чувствовал, как тело с каждым днем освобождается от ядов, как возвращается к нему молодость. Волосы по-прежнему оставались седыми, но морщины сгладились, в глазах появился блеск. В мыслях больше не было путаницы, но воспоминания не спешили выстроиться в единую непрерывную цепь. Произойдет ли это со временем или ему суждено до конца дней жить с лакунами в памяти, Йонас не знал. В конце концов и здоровые люди с годами что-то забывают. Однако у него по-прежнему было много вопросов, на которые он не мог найти ответов, и эти вопросы касались его собственной жизни. Но возможно он хочет слишком многого? Едва ли найдется человек, который доподлинно знает, почему его жизнь сложилась так, а не иначе. В мире существует судьба, а не только произвол правительства.

От скуки Йонас стал совершать длительные прогулки. Однажды он добрался до океана, доехал на пароме до одного из маленьких островов вблизи берега, поднялся на смотровую площадку маяка и остановился у балюстрады, глядя на расстилавшееся внизу море. Царила осень, будний день, а потому здесь почти не было туристов. Только несколько человек рассеянно прогуливались по площадке.

— За тобой следят?

Йонас резко обернулся и увидел за спиной совсем юную девушку в пестрой рубашке и темной кепке, надвинутой на самые брови.

— Стой спокойно и смотри вниз, как раньше, — скомандовала она, заметив его движение. — Отвечай, за тобой следят?

— Нет, — отозвался удивленный Йонас.

— И все-таки будем осторожны! — решила незнакомка.

Йонас скосил глаза, разглядывая ее. Светлые волосы, карие глаза, решительное выражение лица.

— Я должна установить с тобой связь! — продолжала меж тем девушка вполголоса. — Твое сообщение было получено, кодовый номер подтвержден. Больше мы не получали сообщений и были сильно обеспокоены. Это правда, что Хиоб снова действует? Время ожидания закончилось?

— Скоро вы получите более точные сведения, — пообещал Йонас также в полголоса. Кажется, никто из находившихся на площадке не заинтересовался их разговором.

— Что мне передать остальным? — спросила девушка.

— Скажи, что они должны еще немного подождать. В ближайшее время я должен встретиться с Хиобом. Когда я расскажу ему все, что стало мне известно, я уверен, он снова вступит в борьбу. Вы должны набраться терпения.

— Спасибо, — прошептала девушка. — Я передам все в точности.

Она отступила назад, и Йонас повернулся, чтобы проводить ее глазами, но в этот момент на площадку поднялась туристическая группа и девушка мгновенно затерялась в толпе. Йонас еще долго стоял на площадке и, щурясь, смотрел на заходящее солнце.

Серже: Я очень рад, что могу лично пожать тебе руку прежде чем…

Йонас: Прежде чем что?

Серже: Прежде чем ты уйдешь на заслуженный отдых. Ты знаешь, что уже стал народным героем? Если хочешь, мы можем кое-что предпринять, чтобы твоя слава укрепилась.

Йонас: Снова заслуженный отдых? Мне предлагали вернуться в КОР-группу.

Серже: У меня другое предложение: ты получаешь привилегии, которыми могут пользоваться не более двадцати человек во всем мире.

Йонас: Я не хочу привилегий.

Серже: Тогда чего же ты хочешь?

Йонас: Я хочу, чтобы ты ответил на несколько вопросов. Они касаются меня и Хиоба. Думаю, в нашем деле было слишком много лжи.

Серже: Что ты считаешь ложью?

Йонас: Я пытаюсь нащупать общую закономерность событий.

Серже: Что ты имеешь в виду?

Йонас: Возможно, это будет нелегко объяснить. Я вижу определенную схему. Хиоб совершает очередную акцию, мы получаем призыв о помощи, следует подготовка, затем — главное действие с обязательным романтическим антуражем. Войска маршируют, война начинается. Хиоб преподносит сюрприз, с минуты на минуту должна разразиться катастрофа, но вдруг чудесное спасение!

Серже: Так что же тебе не нравится?

Йонас: Например, эпизод на Эксксоне. С чего вдруг Хиобу взбрело в голову нападать на наши основные силы? В этом не было никакой логики. Нападение на станцию Форд — тоже совершенно иррациональная история. Контроль над этой станцией не был нужен ни Хиобу, ни нам самим. Затем его пленение и наши приключения по дороге на Землю. Снова и снова чудесное спасение в самый последний момент — настоящий театр! Я достаточно ясно выражаюсь?

Серже: Я всегда знал, что ты неглуп. Ну хорошо, какой смысл скрывать от тебя то, что ты уже сам знаешь? Надеюсь, однако, что ты выслушаешь меня до конца и постараешься понять, какими соображениями мы руководствовались. Инсценировка — давно испытанное средство, которое используется для того, чтобы поддерживать жизненный дух народа, разбудить такие качества как сила воли, созидательная активность, творческие способности. Наша задача — давать импульс для развития, напоминать людям, что существует не только злоба дня, но и глобальные цели всей человеческой расы. Они должны помнить, ради чего живут. Они должны знать, что человек может стойко переносить любые испытания, если воодушевлен великой целью. Раньше люди знали, что Добро — это Бог, а Зло — это Дьявол. Но теперь в это не верят. И тем не менее Добро и Зло не должны стать абстрактными понятиями. Люди должны видеть конкретное воплощение Добра и конкретное воплощение Зла. Ты думаешь, это произойдет само собой? Конечно же нет, здесь не обойтись без инсценировки. Мы не можем полагаться на случай, мы должны направлять события так, чтобы в конце концов все стало на свои места: герой победил, а злодей был повержен. Речь идет о символах. А к символам следует относиться очень внимательно.

Йонас: Значит, все-таки театр?

Серже: А что плохого в театре? Еще Аристотель говорил, что мимы есть подражание природе, что искусство берет элементы из жизни и позволяет им достичь окончательного развития, что трагедия в полной мере разворачивает идею судьбы.

Йонас: Иными словами все, что я считал своим долгом, все, на что я тратил силы, все, что составляло содержание моей жизни, не больше, чем фарс?

Серже: Ты не прав. Это был не театр, не кино, это была реальная жизнь. Не было актеров, никто не учил роли, роли раздавала сама жизнь. Вы не играли в героев, вы стали героями. Мы лишь старались помогать вам по мере сил. Ты же не будешь винить нас за это? Ты в любом случае стал бы стражем закона, но не будь нас, об этом просто никто не узнал бы. Скорее всего, ты погиб бы, исполняя свой долг, но никто не знал бы о твоей героической смерти. Вот так выглядит реальность. Мы сделали тебя тем, кто ты есть, только и всего.

Йонас: Но мне не нравится тот, кого вы из меня сделали.

Серже: А ты когда-нибудь видел архивные записи? Ваши былые схватки с Хиобом, вошедшие в легенду? По их мотивам снято бесчисленное множество фильмов, поставлены спектакли, защищены диссертации. Их показывают в школах. Это фильмы учат людей мужеству, учат гордиться своим участием в свершениях человечества, а разве не за это ты боролся? Пойми наконец, что мы с тобой коллеги, а не враги.

Йонас: А если люди узнают правду?

Серже: То, что они видят, и есть правда. Думаю, тебе самому будет полезно взглянуть на архивные записи, я позабочусь о том, чтобы ты их получил.

Робот принес в комнату Йонаса целый чемодан дисков. Наконец бывший спецагент увидел то, что знали наизусть миллионы людей. Это было странное чувство — то, что казалось глубоко личным и полустертым воспоминанием, вдруг снова обретало плоть и кровь. Еще удивительнее было смотреть на себя со стороны, и думать о том, что в тот момент, когда ты находился на волосок от смерти или от победы, за тобой следили объективы камер, глаза операторов, которых заботило только то, насколько удачно ты вписался в кадр. Или съемку вели роботы? Он видел, как его отряд шагает по поверхности Эксксона; видел, как Хиоб прячется между скал; он видел, как они с Хиобом преодолевают лавовое поле; видел две летящих в космическом пространстве капсулы. Интересно, какой реакции ожидал от него Серже? Что он расчувствуется и предастся сентиментальным воспоминаниям о славном прошлом? Серже не учел одной мелочи. Миллионы людей свято верили в реальность этих пленок — у них не было возможности увидеть события с иной точки зрения, не было ее и у Серже. Он тоже всегда оставался зрителем, а не участником. Но Йонас мог сравнить то, что он видел сейчас, и собственные воспоминания, и вскоре он снова начал задавать себе вопросы. Вот камера показывает его отряд, вот перемещается на лежащего в засаде Хиоба. Враги совсем близко, оператор видит их, но не делает попытки предупредить Йонаса. Вот они с Хиобом среди потоков раскаленной магмы, их жизнь в опасности, но никто не торопится их спасать — съемка продолжается как ни в чем не бывало. Камера показывает Йонаса, лежащего в капсуле. Кислород на исходе, но никто не пытается хотя бы связаться с бесстрашным спецагентом, сказать, что помощь близка. Нет, Серже был плохим психологом. Он надеялся успокоить Йонаса, но только разбудил его гнев. Йонас провел бессонную ночь, и к утру в его голове созрел новый план.

Однако на следующий день, когда он попытался выйти из правительственного здания, дверь не открылась. Загорелось табло «ВЫХОД БЛОКИРОВАН», а за спиной Йонаса мгновенно оказались несколько вооруженных милиционеров. Они ничего не предпринимали, но наблюдали за каждым его движением. Йонас развернулся и пошел к себе, милиционеры остались у дверей. Времена свободы передвижений кончились. Но Йонас не собирался сдаваться. У него в рукаве оставался козырной туз, о котором охрана здания даже не подозревала. Ключом должно было послужить еще одно воспоминание, оно относилось к очень давним временам, когда Йонас был еще молодым и не входил в КОР-группу. Об этом происшествии он никому не рассказывал — прежде всего потому, что эта история казалась самой невероятной из всех, какие случались с ним.

После этого случая Йонас ни разу не встречался с Эдвардсоном. Но разумеется, он не мог не вспоминать об этой встрече, так как все, что он видел вокруг себя, все, за что сражался, было создано руками этого маленького седого старика. Работа приучила Йонаса доверять скорее личным впечатлениям, какими бы мимолетными они не были, чем официальным словам правительственных программ или учебников истории. Поэтому его не могло не радовать, что те несколько минут, которые он провел рядом с Эдвардсоном, ничуть не поколебали его безграничного уважения и восхищения. Это был человек, которому можно было доверять, человек, какого любой мальчик пожелал бы видеть своим отцом.

Понятно, что Йонас никому и ничего не рассказывал, и никогда не пытался воспользоваться полученным приглашением. Если он будет нужен, его позовут. В каком-то смысле его действительно «позвали», поручив ту работу, которую он исполнял в последующие годы. Он знал, что находится на особом счету у правительства, но считал, что такое особое положение предполагает большие обязанности, а не большие права.

Однако сейчас все изменилось. Йонас всерьез задумался о том, чтобы возобновить старое знакомство. Речь шла не только о потайном ходе, который знал старик, но о чем-то большем. За последние пару недель Йонас узнал много нового о государстве, за которое проливал кровь большую часть жизни, и теперь хотел бы наконец услышать внятный и разумный ответ на свои вопросы. В этом смысле лучшего собеседника, чем Эдвардсон, трудно было придумать.

Но как с ним связаться? Нельзя же просто поднять трубку и позвонить? Или все-таки можно? Если он попросит назначить ему встречу, сумеют ли Лами и Серже ему помешать?

Йонас проигрывал в уме разные варианты и постепенно приходил к выводу, что никакие хитрости и окольные пути здесь не помогут. Все они требуют времени, а время в этой ситуации работает против него. Поэтому он действительно поднял трубку, попросил соединить его с секретарем Эдвардсона, назвал свое имя, идентификационный номер и изложил свою просьбу. Через несколько минут секретарша перезвонила и предложила Йонасу пройти в приемную.

Он был очень доволен таким скорым решением дела, но едва он опустился на диван перед дверью в кабинет Эдвардсона, как его снова одолели сомнения. Удастся ли ему убедить старика? Поможет ли тот Йонасу бежать? И наконец, должен ли он, Йонас, впутывать этого человека в свои дела?

Кроме того, ему понадобится пропуск для выхода из охраняемой зоны вокруг правительственного квартала. Возможно, он просит слишком многого?

Так он сидел, разглядывая приемную и пожилую секретаршу с белыми, как снег, волосами, колдовавшую над огромным компьютерным терминалом. Он сидел спиной к входной двери, но мгновенно обернулся на еле слышный скрип петель — в помещение вошли Лами и Серже в сопровождении доброй дюжины роботов. Роботы мгновенно встали полукругом рядом с диваном, на котором сидел Йонас, отрезая бывшему спецагенту все пути к бегству.

— Я давно подозревал, что ты что-то задумал, — заговорил Серже, — но, конечно, мне и в голову придти не могло, что ты наберешься наглости, чтобы потревожить Эдвардсона. Тебе не кажется, что ты уже переходишь всякие границы?

— Эдвардсон ждет меня, и я не стронусь с места, — спокойно ответил Йонас.

Секретарша подняла голову и впервые взглянула на посетителя.

— Разумеется, Эдвардсон даже не знает, что ты звонил, — сказала она брезгливо. — В этот и состоит моя работа — заворачивать назад сумасшедших, которые считают, будто перед ними открыты все двери. Сам факт, что ты решил придти сюда, явно свидетельствует, что ты не в своем уме. — она повернулась к Серже. — Вы можете забрать его отсюда прямо сейчас?

Тот кивнул, и по его знаку роботы двинулись к Йонасу. Инстинктивно он напряг мускулы — ему не раз случалось сопротивляться тогда, когда сопротивление было бессмысленно, и это уже стало привычкой, рефлексом. Он даже не думал, сможет ли сделать что-то — просто он знал, что сделает все, на что у него хватит сил.

Серже и Лами стояли в паре шагов от него. Если удастся перескочить через кольцо роботов и добраться до кого-нибудь из бывшего начальства… Тем более они сейчас как раз смотрят в другую сторону… Минутку! А на что это они загляделись? Невольно он тоже повернул голову в сторону двери, которая вела в кабинет Эдвардсона. Да, все было действительно так, ему не пригрезилось.

В дверях стоял хозяин кабинета и с удивлением изучал многочисленную компанию, которая собралась в его приемной. Потом он увидел бывшего спецагента и улыбнулся.

— А, теперь я узнал тебя, — сказал Эдвардсон. — Ты ведь Йонас, Йонас Крюгер, не так ли? Очень мило, что ты решил ко мне зайти. Проходи, не стой!

Роботы и люди расступились, и Йонас прошел в кабинет. Эдвардсон похлопал его по плечу, закрыл дверь, указал гостю на кресло. Йонас невольно хмыкнул, представив себе, что творится сейчас в головах у Лами и Серже. Сам он не меньше их был ошарашен таким поворотом дела, но кажется Фортуна решила наконец повернуться к нему лицом.

Комната оказалась неожиданно маленькой и уютной. Толстый ковер на полу, старинные картины на стенах. Простой деревянный стол, на котором стояла ваза с цветами, несколько удобных кресел — вот и вся обстановка. Впрочем, в комнате была еще одна дверь — возможно, именно за ней находится пульт управления миром? Что там — мониторы, сложнейшие компьютерные системы, сканеры, приборы для массовой суггестии, трансляторы эмоций, психотронные генераторы? Или может быть, там хранятся неведомые миру сокровища культуры — полотна, статуи, книги, драгоценности?

Эдвардсон поймал взгляд Йонаса, но понял его по-своему:

— Да, вот и все мои апартаменты, — сказал он. — Это гостиная, там, за дверью, спальня. Хотелось бы еще библиотеку, но, наверное, это лишняя роскошь.

Казалось, он чувствует, что разочаровал гостя и хочет извиниться за это.

— Не подумай, что я имею что-то против современной техники, — продолжал Эдвардсон. — Например у меня здесь стоит замечательный голографический проектор, я люблю смотреть на пейзажи, особенно инопланетные. Не хочешь взглянуть? Конечно, ты многое видел своими глазами, и все же, возможно, я смогу удивить даже тебя.

Йонас кивнул, Эдвардсон положил ладонь на сенсор и тут же кабинет погрузился в полумрак, а одна из стен превратилась в голографический экран, по которому поплыли картины. Вот горная цепь, укрытая снегом. Со склонов гор в долину стекают молочно-белые реки. Пустыня, освещенная двумя лунами. Сплошной ковер цветов. Поверхность покрытая кратерами и разломами — дно высохшего моря, на горизонте вздымается гигантская лестница из мраморных и известняковых плит — бывший берег континента.

— Ну, разве это не прекрасно? — произнес Эдвардсон. — Впрочем, ты ведь не за этим ко мне пришел.

— Я пришел спросить, почему вы хотите уничтожить эту красоту? — спросил Йонас.

Едва эти слова слетели у него с языка, он тут же пожалел об этом. Не надо было говорить так резко, так грубо…

— Мы ничего не можем с этим поделать, — тихо ответил Эдвардсон; он не рассердился, скорее огорчился. — Это неразрешимая дилемма: пока человек не видит этой красоты, красота не существует. Есть только материя в трех состояниях: твердая, жидкая, газообразная. Есть электромагнитные волны и поля, есть атомы и частицы. Но красота существует только тогда, когда есть человек, способный ее увидеть. Но уже первый взгляд человека есть начало изменения мира или его уничтожения. Каждый твой выдох изменяет мир, но ты не можешь перестать дышать. Поэтому мы можем только предоставить событиям возможность идти своим чередом.

— Но вы понимаете тех, кто борется против такого порядка вещей?

Эдвардсон кивнул:

— Конечно, я понимаю людей, которые совершают бессмысленные поступки. Я понимаю людей, которые пытаются бороться с человечеством.

— Такие люди есть и будут всегда, пока существует империя, — осторожно сказал Йонас. — Но их всегда немного, и им не так просто найти друг друга. Но все же, когда они объединяются, они могут представлять собой серьезную угрозу.

— Не думаю, — ответил Эдвардсон. — Обычно их довольно просто вычислить и перессорить между собой.

— Тогда почему же вы этого не делаете?

— Знаешь сколько мне лет? — вдруг спросил Эдвардсон.

Йонас опешил. Он не понял, к чему этот вопрос, зато понял, что не знает ответа. В самом деле, сколько лет Эдвардсону? Йонасу казалось, что он был всегда.

— Мне 355 лет, — сказал собеседник, не дожидаясь ответа. — Около ста лет прошло в состоянии гибернации — когда-то я много путешествовал. Еще двести лет ушло на работу. Я застал самое начало освоения других планет. Разумеется, и тогда были недовольные, но все же человечество открыто гордилось своими свершениями. А чем мы будем гордиться, если нам не с кем и не с чем будет бороться, нечего побеждать? То, чем занимаются эти люди, бессмысленно, но не бесполезно.

— Но неизбежные жертвы с обеих сторон? В таких боях всегда погибают лучшие.

— Они действительно жертвуют своей жизнью, и цена такой жертвы высока. Если бы не было войны, кто стал бы ценить мир? Если бы не было зла, кто стал бы сражаться за добро?

— Но разве это не ставит под угрозу главные принципы, на которых построено наше общество? Вы можете предотвратить нарушение законов, но не делаете этого. Разве от этого вы не становитесь соучастником преступления?

— Я бы сказал, что речь идет не о соучастии, а об ответственности. Да, я принимаю на себя ответственность за все беззакония, которые творятся на планетах. И знаешь почему? Я видел последнюю войну на Земле — войну с Желтым Союзом. И я готов расстаться с жизнью и честью, лишь бы что-то подобное не повторилось. Столкновения на только что открытых планетах — это локальные конфликты, но война всех против всех — этого мы должны избежать любой ценой.

Йонас молчал, глядя на стену, где по-прежнему сменялись картины других миров — то виды планет, принадлежащих ближайшим звездным системам, то снимки, сделанные в других рукавах галактики с помощью тахионных телескопов. Так далеко люди еще не забирались, но они были готовы к новой экспансии — зонды проводили телеметрию, на верфях закладывались гигантские межзвездные корабли, человечество продолжало поиск иных миров, иных форм жизни, иного разума. И Йонас очень хорошо мог представить себе, что за этим последует: исследования, разработка местных ресурсов, затем терраформирование. Планеты будут заселены земными бактериями, простейшими, грибами, насекомыми, затем высшими растениями и животными. Новые плодородные пашни, новые сады, новые луга, на которых будут пастись стада, новые колонии, новые рынки…

— Значит, процесс разрушения остановить невозможно? — тихо сказал Йонас.

— Нам пришлось бы вернуться в самое начало, — отозвался Эдвардсон. — Нам пришлось бы изменить саму суть человека, а это едва ли разумно. Экспансия — древнейший способ выживания, придуманный человечеством, и вся наша цивилизация, вся наша культура нацелены на экспансию. Все, что составляет нашу историю: все войны, революции, великие открытия — все совершалось ради захвата новых земель. Однако к 2000 году практически вся Земля была освоена и превратилась в темницу для человечества. Но даже крысы способны выбраться из клетки, а уж люди — тем более. Вся наша промышленность и наука работают на то, чтобы любой ценой вырваться в космическое пространство. Да, при этом часто гибнет природа, но зато наша культура обогащается. Возможно, ты скажешь, что замена неравноценна, но это единственное утешение, которое на дано. Мир еще велик, и мы многое узнаем и поймем, путешествуя по нему.

Экран показывал снимки далеких галактик — облаков, состоящих из несчетного множества миров.

— Я сам видел множество чудес, — продолжал Эдвардсон. — И я хорошо понимаю, что защищают те, кто пытается бороться с нами. Я знаю, что они — хорошие люди, возможно лучшие из всех, самые здравомыслящие, самые совестливые. Они очень нужны нам, только они могут вовремя схватить нас за руку, вовремя напомнить, что человек — не пуп Вселенной.

Он снова коснулся сенсора, голографическая стена потухла, и в комнате загорелись обычные лампы.

— Мне показалось, у тебя были какие-то личные проблемы, — сказал старик. — Чем я могу тебе помочь?

Йонас коротко рассказал о том, что случилось с ним за последние дни. О том, что предлагали ему Лами и Серже. Эдвардсон негромко рассмеялся.

— У меня хорошие сотрудники, — сказал он, — но они не понимают глобальных связей и не умеют вникать в мелочи. Они затвердили общие принципы, но не знают, что иногда нужно действовать вопреки принципам.

Он встал, взял Йонаса за локоть и повел его к двери в спальню.

— Конечно, я помогу тебе, — продолжал он. — Оставлять в бездействии такого человека как ты — это глупо и расточительно.

Они вошли в соседнюю комнату. Эдвардсон коснулся стены, и перед Йонасом открылся длинный, слабо освещенный коридор, который уходил куда-то вниз, на подвальные этажи здания. Спецагент хотел уже шагнуть за порог, но старик удержал его.

— Подожди, не торопись. Тебе понадобится другая одежда.

Он открыл стоящий у стены шкаф, покопался в нем.

— Пожалуй это подойдет, — и он протянул Йонасу темные джинсы, темно-зеленую рубашку, черную куртку и черную кепку с длинным козырьком. — Прощай. Боюсь, мы больше не увидимся, ведь ты вряд ли надумаешь вернуться сюда.

Йонас снова попытался отыскать Хиоба. Для этого он просто подошел в кафе к терминалу базы данных и набрал старый код доступа к секретным файлам. Теперь, когда его память практически полностью восстановилась, подобные весьма удобные мелочи были в его полном распоряжении. Код оказался действительным и на сегодняшний день, и через несколько секунд Йонас получил адрес, который немало его удивил.

Вскоре он уже шагал по кварталу многоэтажных домов, окруженных цветущим садом. Все двери выходили на запад — на шумную многолюдную улицу, окна — на восток, где глазам жильцов открывался идиллический пейзаж.

Йонас положил руку на сенсор, дверь бесшумно отъехала в сторону. На пороге стояла Ноами или женщина, как две капли воды похожая на Ноами. Возможно, ее клон.

— Меня зовут Тесса, — сказала она. — Чего ты хочешь?

Йонас назвал свое имя и сказал, что хотел бы увидеть Хиоба. Тесса кивнула и повела гостя в дом.

Хиоб сидел у окна в инвалидном кресле, укутанный в пестрый плед. Окно было открыто, но жалюзи задвинуты, и в комнате царил полумрак. Было довольно душно, пахло гибискусом и водорослями; было слышно, как за окнами шумит море.

Хиоб молча указал Йонасу на свободное кресло. На его лице не было ни удивления, ни радости, Йонас вообще не был уверен, что старый недруг его узнал.

— Что привело тебя ко мне? — спросил наконец Хиоб.

Йонас обернулся. Тесса стояла в дверях и внимательно смотрела на обоих мужчин.

— Мы можем поговорить с глазу на глаз? — спросил Йонас.

— Если ты хочешь…

Хиоб сделал рукой знак девушке, и она вышла.

«Наверняка здесь есть и видеокамеры, и подслушивающие устройства», — подумал Йонас. Это однако не слишком его заботило: прежде чем постучать в дверь, он уничтожил процессор, сохраняющий записи, сделанные в этой квартире.

— Так чего ты хочешь? — снова заговорил Хиоб. — Побеседовать о старых добрых временах?

— Я тебе очень долго искал, — Йонас не знал, с чего начать. — Побывал в самых разных местах. Например, в тюрьме…

— Но я никогда не был в тюрьме, — удивился Хиоб. — Они помиловали меня, как и обещали…

Сзади послышался тихий шорох. Обернувшись, Йонас увидел, что Тесса снова стоит в дверях. Ему не хотелось ничего говорить при ней, но кажется, выбора не было.

— Я вижу у тебя признаки преждевременного старения. Со мной было то же самое. Это все из-за лекарств, которые они тебе дают. Такова цена их милосердия. Но мы можем покончить с этим немедленно.

Хиоб с улыбкой покачал головой:

— Твое старение возможно было преждевременным, но не мое. На самом деле я гораздо старше тебя. Я помню тех, с кем боролся, когда ты еще не родился. И с меня, пожалуй, хватит.

— А кто же будет бороться за справедливость? Недовольным всегда нужен вождь.

— С меня хватит, — повторил Хиоб. — Я устал. Мне нравится моя теперешняя жизнь. И я тебе не верю. Наверное, просто не хочу верить. Я всегда делал то, что должен, и сейчас я не хочу думать о том, был ли я прав. Прошлого все равно уже не изменишь. Это хорошо, что ты нашел время навестить меня, но, думаю, сейчас тебе лучше уйти.

Йонас упрямо покачал головой:

— Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Тебя ждут уже долгие-долгие годы. Ты не можешь обмануть людей, которые тебе верят. Твое равнодушие, твоя усталость — все это пройдет, как только прекратится действие лекарств. Еще остались задачи, которые по плечу одному тебе.

Хиоб вздохнул и отвел взгляд.

— Теперь я все чаще и чаще вспоминаю свое детство, — сказал он задумчиво. — Тогда моим миром были только море и острова. Мне казалось, я все забыл, но сейчас, когда у меня наконец-то достаточно свободного времени, я могу вспомнить каждую деталь — запах цветов, следы на песке, шорох птичьих крыльев. Это были попугаи, я собирал на пляже их синие, алые, зеленые перья. Это было лучшее время в моей жизни, и сейчас мне кажется, что я снова вернулся домой. Я останусь здесь, Йонас. Но спасибо за все, я надеюсь, мы останемся друзьями.

Мы останемся друзьями… Они должны были быть друзьями, но им пришлось потратить всю жизнь на войну друг с другом… Однако у Йонаса не было времени, думать об этом. Он и так пробыл здесь слишком долго и, возможно, сказал слишком много.

Он встал, протянул Хиобу руку, но тот уже мирно дремал в кресле, и Йонас не стал его будить. Тесса с безмятежной улыбкой приблизилась к Йонасу и проводила его до дверей.

Примерно час Йонас бесцельно шатался по городу, заходил в магазины, в кино, в парикмахерскую. Он проехал пару остановок по канатной дороге, полюбовался сверху городом — жилыми кварталами, куполами церквей, широкой лентой реки с паутинками мостов. Он пересек зону отдыха, где среди зелени садов пестрели многочисленные рестораны, голографические театры, вернулся в центр, вышел из кабинки и направился к огромному шару, увенчанному тремя башнями. Для надежности он попетлял по здешним переулкам, которые знал, как свои пять пальцев, и, убедившись, что за ним никто не следит, снова вернулся на площадь, подойдя к ближайшему видеофону.

— Я слушаю? — донеслось из трубки.

— Мы должны поговорить, — сказал он негромко.

— Все прошло по плану? — поинтересовалась его собеседница.

— Это нетелефонный разговор, — со вздохом ответил Йонас. Ему очень не хотелось разочаровывать девушку, но делать было нечего. — Мы можем встретится на том же месте в то же время?

— На том же месте в то же время.

Повесив трубку, Йонас снова сел в кабинку и поехал на вокзал. В кармане его рубашки лежала Пи-карта, выписанная на чужое имя — Эдвардсон позаботился обо всем. Поезд быстро выехал за пределы города, преодолел защитную зеленую зону, и вскоре Йонас увидел вдали сверкающую гладь Атлантического океана. Он дождался парома на остров Меррит, в ожидании условленного времени прогулялся по эспланаде. Был уже вечер, и здесь почти не было людей, но в полумраке белели остовы старых ракет-носителей — «Атлас», «Центавр», «Циклоп», «Союз», «Прогресс», «Икар». Здесь был исторический парк, куда водили школьников, чтобы рассказать им о первых героических годах освоения космического пространства. За корпусами этих пионеров космоса стояло множество других ржавых остовов — ракеты первого этапа межзвездной экспансии. Они вызывали гораздо меньший интерес, чем прославленные корабли первооткрывателей, и тропинки, ведущие к ним, давно поросли травой.

Внезапно Йонас обратил внимание на один из кораблей — он выглядел старым, но отнюдь не ржавым. Напротив, казалось, его только что отремонтировали. Йонас заметил, как на поверхности двигателей оседают капельки воды — значит, эта часть корабля была теплее, чем окружающий воздух. Корабль готовили к старту. Эмиттер разогревался, и вылетевшие из него электроны, двигаясь по спирали в магнитном поле, начали ионизацию газа в рабочей камере. Через несколько минут можно будет стартовать.

В сотне метров от корабля стояла группа людей. Кто-то из них заметил Йонаса, ахнул, указал на него остальным. И вот уже все лица обращены к нему. Стоявший на трапе человек в желтой униформе космофлота замахал рукой и крикнул:

— Хиоб!

Йонас остановился. С минуту он находился в замешательстве, потом догадался взглянуть на себя. Черная куртка, темно-зеленая рубашка, черная кепка. Именно так был одет Хиоб, которого они могли увидеть в голографических передачах или среди экспонатов исторического музея. Произошла ошибка. Эти люди приняли Йонаса за человека, которого они, вероятно, ждали всю жизнь, но никогда не видели своими глазами.

«Это будет для них страшным разочарованием, — подумал Йонас, — но тут уж ничего не поделаешь. Кому-то приходится приносить дурные вести».

Люди обступили его. На их лицах сияли улыбки. Ему жали руку, его хлопали по спине. Многие здесь были так же, как и он, одеты в темные рубашки и куртки, рядом на земле лежали увесистые рюкзаки. Они были готовы к путешествию, готовы оставить за спиной свою прежнюю жизнь и взглянуть в лицо неведомому. А он должен был одним словом перечеркнуть все их надежды.

«Все, дальше это не может продолжаться. Сейчас я скажу им правду», — думал Йонас. Однако он молчал. Они с Хиобом действительно должны были стать друзьями. Оба всегда делали то, что нужно было сделать. Сейчас нужно было молчать и принимать решение.

И тут какой-то парень спросил его:

— Куда мы летим? На Звезду Хиоба?

Все затихли. Все ждали ответа.

Йонас еще раз огляделся по сторонам. Перед ним были мужчины и женщины, старые и молодые, мускулистые и болезненные, принадлежащие к белой, черной и желтой расе. Калека в инвалидном кресле. Старик в джинсовом костюме. Мать с двумя сыновьями-подростками. И среди этих лиц было одно знакомое. Та девушка, которая говорила с ним на маяке. Он посмотрел ей в глаза, и она еле заметно кивнула. «Она все знает, — подумал Йонас, — и все же…»

— Да, — сказал он громко. — Мы летим на Звезду Хиоба.

Люди похватали с земли рюкзаки и заторопились к трапу.

Через четверть часа корабль стартовал к звезде, которой никогда не существовало.

Или, возможно, она все же была где-то там, в беспредельном космосе. Нужно было просто найти ее.