Книга: Англия времен Ричарда Львиное Сердце. 1189–1199. Королевство без короля
Назад: I. 1189 год
Дальше: III. 1191 год

II

1190 год

Поспешные и необдуманные меры, предпринятые Ричардом для организации успешного управления в его отсутствие, привели к возникновению проблем почти сразу, едва ему удалось пересечь Ла-Манш. Утвердив союз Гийома Лоншана и Гуго де Пюйсе, но не определив границы их власти, как и власти других юстициариев, Ричард невольно подготовил почву для раздоров. Генрих II также оставлял государство на двух юстициариев, однако он выбирал людей, обладающих способностями к управлению, и только тех, в эффективности совместной работы которых был уверен.

Ричард же назначил людей, прежде всего, не обладавших достаточным опытом, впрочем, некоторые навыки в администрировании у них все же были, поскольку один был епископом и управлял Дарэмом, второй был канцлером Ричарда в Пуатье. Основное же беспокойство вызывало не то, насколько опытны они в делах государственных, а как слаженно смогут работать вместе. Возможные проблемы, вероятно, совсем не заботили Ричарда, а ему следовало предполагать, что проблемы неизбежны, когда союз состоит из двух людей горделивых, амбициозных и переполняемых чувством собственной значимости.

Распри начались, как только король Ричард покинул Англию. «Они спорили, кто из них главный; угодное одному не устраивало другого». Новости достигли короля в Нормандии. После Сретенья 2 февраля 1190 года король назначил конференцию с канцлером с целью отправить делегацию влиятельных мужей в Англию. Однако в Нормандию прибыла мать Ричарда, Алиенора и привезла с собой вечную невесту Ричарда Алис (Адель) Вексенскую, с которой Ричард был помолвлен двадцать один год. Их величеств сопровождала великолепная свита: два брата короля, Иоанн и Джеффри, архиепископ Болдуин, епископы Дарэма и Или, чьи ссоры были основным поводом встречи, епископ Иоанн Норвичский, Годфри Винчестерский, Реджинальд Батский, Губерт Уолтер из Солсбери и, разумеется, Гуго из Ковентри.

Посовещавшись с прибывшими и теми епископами и баронами, которые уже были при нем, Ричард в начале марта огласил решение, которое изменило положение дел лишь отчасти, не затронув при этом фундамент проблемы. Король назначил Лоншана верховным юстициарием Англии, в то же время Гуго вменялось нести ответственность за земли от реки Гумбер до границ с Шотландией. На встрече опять не удалось четко ограничить зоны власти каждого юстициария, кроме того, Ричард продемонстрировал свое безразличие к благополучию государства и неспособность составить перечень поручений для двух его доверенных лиц. Управление Аквитанией, что было единственным опытом Ричарда, сводилось в большей степени к постоянным столкновениям с местными баронами, привыкшими к независимости, и от герцога требовалось удержать баланс сил, чтобы соблюсти порядок. В отличие от Генриха Ричард не испытывал интереса к управлению и не стремился решать проблемы. Король был заинтересован, чтобы Англией должным образом управляли в его отсутствие, дабы королевство поставляло ему необходимые средства для продолжения Крестового похода.

После вышеописанных событий два епископа, юстициарии Англии, отправили письмо папе Клименту III с просьбой наделить Гийома Лоншана полномочиями папского легата в Англии, поскольку архиепископ Болдуин, глава духовенства, покинул страну и отправился в поход.

Последующие меры Ричарда позволяют предполагать, что он все же имел определенное представление о том, что происходит в оставленной им Англии и каково истинное лицо его братьев. Он заставил Иоанна и Джеффри поклясться, что те не вернутся домой в ближайшие три года без его дозволения. Впрочем, вскоре он свел к минимуму пользу от совершенного, поскольку освободил Иоанна от обещания и позволил ему отбыть в Англию. Сделал он это по требованию матери, что указывает на различие их взглядов на возможное положение дел, которое вскоре могло сложиться. В случае смерти Ричарда Иоанн был очевидным кандидатом на трон. Второй возможный претендент был еще ребенком – Артур, рожденный 29 марта 1187 года после смерти отца, брата короля Джеффри II, герцога Бретани. Алиенора рассудила, что Иоанну, поскольку он является самым вероятным престолонаследником, лучше оставаться в Англии. Это будет служить гарантией, что, в случае худшего исхода, преемник сразу взойдет на трон, а не вынужден будет вступить в борьбу с врагами Ричарда.

Ричард же, напротив, не доверял амбициям Иоанна и Джеффри и не без оснований боялся, что один из них непременно попытается устроить смуту и украсть у него корону. Разумеется, у каждой версии были свои слабые стороны. Ричард словно решил позволить осуществиться обеим сразу, когда дал разрешение Иоанну вернуться и наслаждаться правлением в самых больших землях королевства, однако он не признал его своим наследником и приставил к брату вице-регента – не менее жаждавшего власти Гийома Лоншана.

Тем временем архиепископ Джеффри после примирения с братом в Дувре отбыл в Йорк, вероятно вместе с королем Вильгельмом, возвращавшимся в Шотландию. В Йорке ссора Джеффри с деканом собора и казначеем, несмотря на видимое примирение волей короля, вспыхнула с новой силой.

В канун Богоявления, 5 января 1190 года Джеффри объявил о своем желании присутствовать на всенощной в кафедральном соборе. Он вошел в храм с регентом хора Гамо и несколькими клириками и выяснил, что Генри Маршал и Бушар де Пюйсе не стали его дожидаться и велели начинать. Оскорбленный таким непочтением, Джеффри отдал приказ хору начать сначала. Присутствующие в храме предпочти повиноваться новому архиепископу. Казначей Генри Маршал потушил все свечи в храме, и молебен проходил в полной темноте. Архиепископ отчитал казначея и декана и запретил служить в церкви, пока они не вымолят прощения.

На следующий день жители Йорка собрались в кафедральном соборе на праздничную мессу. Архиепископ, декан собора, казначей и все клирики заняли свои места. Архиепископ заявил, что Генри и Бушар должны извиниться за провинность, но те не только не пожелали сделать это, но и разговаривали с Джеффри столь неподобающим образом, что сидящие рядом вынуждены были вмешаться и урезонить их, напомнив о должном уважении к сану. Джеффри вмешался и остановил людей, декан и казначей в ужасе бежали. Архиепископ отлучил непокорную парочку от церкви и известил народ, что служба не состоится.

По приказу Ричарда Джеффри отправился в Нормандию и встретился с королем в Льон-сюр-Мер. Ричард был настроен дружественно и относился к архиепископу с должным уважением. На следующий день он напомнил брату о деньгах, которые тот обещал. Джеффри надеялся собрать необходимую сумму в Англии, однако Гуго де Пюйсе присвоил себе право управлять пребендами архиепископа и отказался передать ему полученный с них доход. Джеффри ничего не оставалось, как признаться королю, что он приехал с пустыми руками. Выражение Ричарда стало хмурым, и он отказался выслушать объяснения и доводы брата.

Король задумался об аннуляции назначения Джеффри. Поскольку легат папы одобрил назначение и сам папа не внял обращениям противников рукоположения архиепископа, Ричарду оставалось только обратиться к Клименту III лично. Он послал Реджинальда, епископа Бата, и Бушара де Пюйсе в Рим с просьбой к папе аннулировать назначение. 6 января Бушар был отлучен архиепископом от церкви, и в Риме у него была возможность получить прощение папы.

Тем временем Ричард написал указ и разослал всем архиепископам по обе стороны Ла-Манша, приказав ни при каких обстоятельствах не позволять Джеффри исполнять обязанности священника. Наконец Ричарду удалось добиться от брата клятвы, что он не вернется в течение трех лет в Англию без дозволения короля.

Джеффри оставалось лишь молить брата о прощении и возвращении милости, поскольку денег купить расположение у него не было. Ричарда же тем временем убедили отложить выход в поход. Королева Франции Изабелла де Эно скончалась при родах 15 марта, и Ричард договорился о встрече с Филиппом в день летнего солнцестояния. Вероятно, все время, которое Ричард провел в континентальных владениях, Джеффри оставался рядом с королем. Он был с Ричардом в Туре, где тот в конце июня принял из рук архиепископа посох и котомку, непременные принадлежности пилигрима, а потом отправился в Везле, где в начале июля встретился с Филиппом.

Джеффри удалось собрать 800 марок, которые он незамедлительно передал брату, и обещал выплатить оставшуюся часть долга казначею в Англии. Ричард часто менял свое мнение, в связи с чем историки того времени приводят разные данные, поэтому доподлинно неизвестно, правда ли, что на Михайлов день 1190 года Джеффри владел 2000 фунтов, «с помощью которых намеревался вернуть милость короля и получить замок Руж в Анжу».

Джеффри оставался рядом с Ричардом еще два дня, когда армия вышла из Везле, а затем покинул брата, скорее всего вернув себе его милость. Прощаясь, Ричард поцеловал Джеффри и произнес: «Брат, что люблю я, любишь и ты; что я ненавижу, и ты ненавидишь, потому мы должны быть едины сердцем и духом».

Джеффри отправился обратно в Тур, где находился после своего рукоположения в архиепископы Линкольна. Архиепископ Тура Бартоломью был старым другом Джеффри, и он надеялся быть посвященным им. Тем временем из Рима вернулись посланники Джеффри и привезли письмо с согласием папы, датированное 7 марта 1190 года. Однако в связи с запретом Ричарда на посвящение брата на тот момент согласие не имело существенного значения. Джеффри остался в Туре и принялся отправлять одно за другим послания королю с просьбами разрешить посвящение и отменить запрет на выезд, ведь принцу Иоанну он позволил вернуться в Англию.

Архиепископ Болдуин, в свою очередь, не оставлял попыток избавиться от необходимости идти с Ричардом в Крестовый поход. 31 декабря 1189 года им был посвящен в чин епископа Лондона Ричард Фицнайджел и Гийом Лоншан, епископ Илийский. Он не отказался от создания коллегии светских каноников, лишь думал изменить местоположение. Болдуин потребовал от епископа и монахов Рочестера выделить земли в Ламбе для осуществления своих планов. Все строения в Кентербери были разобраны, за исключением часовни, и все материалы перевезены в Ламбет. Кроме того, он пожелал взять с собой на Святую землю кафедру священника, за которой служил 13 января в Ламбете, чтобы оградить себя от врагов. Дабы держать непокорных монахов Кентербери под контролем, Болдуин назначил приором ненавистного ему Осборна.

19 февраля в Вестминстере архиепископом был созван церковный собор. Посовещавшись с епископами, Болдуин назначил Ричарда, архиепископа Лондона, представлять его интересы, а Гилберта Гленвилла, епископа Рочестера, своим викарием в епархии Кентербери, а также в церквах остальных поместий, принадлежавших архиепископу. Из Лондона Болдуин отправился в Кентербери и там 24 февраля получил посох и котомку пилигрима. 6 марта архиепископ отплыл из Дувра в Нормандию, где и присоединился к королю. Большая часть английского флота Ричарда I отправилась в Марсель, где им предстояло ждать короля, намеревавшегося прибыть туда через несколько месяцев.

Будучи в Руане, Болдуин повелел освободить от должности епископа Ковентри Гуго Нонанта, поскольку тот добился места шерифа Уорикшира, Лестершира и Стаффордшира. Хотя канон XII Третьего Латеранского собора 1179 года запрещает лицам духовным занимать светские посты, к соблюдению его относились весьма халатно, даже епископы служили кастелянами и становились юстициариями, как в случае Гийома Лоншана, канцлера, однако должность шерифа была невозможна для епископа, и Болдуин не мог этого позволить.

Узнав об этом, Гуго обещал оставить пост шерифа через две недели, перед самой Пасхой, и более никогда не претендовать на светскую должность «унижающую честь и достоинство духовного лица». Архиепископ известил своего представителя Ричарда в Лондоне о клятве Гуго и велел строго следить за ее выполнением. Гуго сдержал слово и освободил пост, за который уже сполна заплатил, к Михайлову дню.

После мятежа против евреев в день коронации Ричарда король издал несколько указов, защищавших их с такой силой, что все боялись помыслить напасть на них, пока король был в Англии. Однако стоило ему отбыть в Нормандию, как вновь стало закипать возмущение.

В то время достаточно крупная община иудеев проживала в Линне – зажиточном портовом городе, куда заходили в основном иностранные торговые суда. Уильям Ньюбургский, горько сожалевший о сложившейся ситуации, все же отмечал, что в случившемся виноваты, прежде всего, сами евреи. В январе 1190 года начались нападки на еврея, обращенного в христианство, с обвинениями в предательстве и лжи. Гонимый бросился искать убежища в церкви, на его крики о помощи откликнулись местные христиане и иностранные торговцы. Начались массовые волнения, однако стоит отметить, что жителей города сдерживали от открытого проявления гнева указы короля, чего нельзя сказать об иноземцах.

В толпе раздавались призывы убивать евреев и жечь их дома. Убит был даже врач-иудей, уважаемый в том числе и христианами, который в день особых злодеяний мятежников пожалел убиенных и выразил уверенность, что за такие поступки убийц неминуемо постигнет кара Божия. Торговцы поспешили загрузить все необходимое на корабли и убраться из города. Местные жители, вспомнив внезапно об указах короля, объявили зачинщиками торговцев.

Настроения людей перебросились из Линна в Норуич, где 6 февраля были убиты несколько евреев. Большая часть общины спряталась в замке и так спаслась от толпы.

Мятеж вспыхнул 7 марта в Стамфорде, где мотивы восставших выражались уже четче. В город в связи с ярмаркой перед началом Великого поста приехало много жителей ближайших селений, а также немало молодых мужчин, собиравшихся присоединиться к Крестовому походу. Когда они увидели, что «враги церкви Христовой живут так благополучно, в то время как они вынуждены собирать деньги на поход по крохам», то принялись грабить, с целью добыть средства на святое дело.





Многие жители и гости города их поддержали. Несколько иудеев были убиты; остальные бросились в замок, поскольку дома их были разграблены. Один из крестоносцев, юноша по имени Джон, поспешил уехать к друзьям в Нордгемптон, рассказал им о мятеже и поделился добычей. Друзья, позарившись на все деньги, убили Джона и вечером вывезли его тело за пределы города. Когда труп обнаружили, не без подсказки местного духовенства, было решено, что это один из убиенных мучеников. Об этом событии незамедлительно доложили епископу Линкольна Гуго, человеку здравомыслящему и в высшей степени благочестивому. Епископ не мешкая прибыл в Нортгемптон, где прочитал язвительную проповедь, отметив недальновидность тех, кто совершает подобные убийства, и жадность тех, кто их к этому подталкивает, польстившись на деньги, а также обещал отлучить от церкви всех, кто последует за ними.

Пламя мятежа перекинулось на север и дошло до Линкольна, где жил хорошо известный Аарон Линкольнский, богатейший еврей Англии, и один из самых состоятельных людей в стране. Город почти не пострадал от разрушений, что, вероятно, было в большой степени заслугой бдительного епископа Гуго и шерифа Линкольншира Жерара де Камвилла и коменданта замка Линкольн. Предупрежденные о том, что происходит на юге, они при первых же признаках начала беспорядков перевезли свое имущество в замок, а шериф и сотенный бейлиф быстро навели порядок.

Максимальной силы мятеж достиг в Йорке. Еврейская община там была самой богатой, у двух из ее членов, Бенедикта и Джойса, по описанию Уильяма Ньюбургского, дома были похожи на королевские замки. Злость и зависть способствовали объединению двух групп людей с разными интересами – одни были должны евреям, другие собирались в Крестовый поход против них. Во время одной особенно бурной ночи в марте толпа, обезумевшая от пожаров и ярости, напала на дом семьи Бенедикта, сам же он скончался предыдущей осенью, во время бунта в вечер коронации Ричарда. Ворвавшиеся убили вдову Бенедикта, его детей и всех, кто находился в доме, а потом подожгли жилище.

Почти все еврейское население Йорка, а это около пятисот мужчин и женщин, вместе с детьми бежали в замок, прихватив с собой имущество. Толпу на тот момент уже невозможно было сдерживать. На евреев открыли охоту, всем, кого удавалось найти на улицах, предлагали принять баптизм или умереть. Начальнику тюрьмы замка срочно понадобилось по каким-то причинам его покинуть. Когда он вернулся, евреи, напуганные и «не понимающие, кому можно доверять», отказались его впустить. Начальник тюрьмы вынужден был вызвать шерифа Йоркшира Джона Маршала. Вместе они принялись подбивать толпу атаковать башню, где скрывались евреи со своими семьями, а каноник-премонстрант, одетый в белое, раззадорил их настолько, что гнев людей достиг невероятной силы. К городским жителям присоединились рыцари графства, вызванные шерифом, а также все молодые мужчины из города и окрестностей.

К сожалению, шериф слишком поздно понял, что толпу уже не обуздать, и стал пытаться взять ситуацию под контроль. Не обращая внимания ни на чьи приказы, толпа ворвалась в башню. Единственным оружием евреев стали камни разрушенных стен, которые они и стали бросать в нападавших. Удачное попадание пробило шлем первого ворвавшегося, и он был убит. Исход осады казался очевидным, однако евреям удалось продержаться несколько дней, впрочем, у них не было иллюзий относительно своей судьбы.

Когда христиане привезли катапульты, будто готовясь к настоящему бою, евреи поняли, что близится их конец. В ночь на 16 марта, в полном отчаянии, они уничтожили все ценное, что могли, перерезали горло своим женам и детям, затем подожгли башню и покончили с собой. Те же, кто не смог решиться на такое, пробрались в замок, решив отдаться на милость толпы. Они обещали принять баптизм, если будут помилованы. Христиане дали слово, что с ними ничего не случится, но на следующий день, 17 марта устроили жестокую резню. Когда кровавое дело было окончено, толпа горожан прошествовала к церкви и разожгла в центре ее костер, спалив все векселя, регистрирующие их долги евреям. Это служит доказательством, что религиозная неприязнь была лишь прикрытием нежелания возвращать деньги, взятые в долг у ростовщиков.

Будущие крестоносцы, принимавшие участие в мятеже, тихо исчезли, а горожане, немного остыв, стали размышлять о том, какое наказание их ждет за содеянное, понимая, что оно неминуемо.

Последний акт этой кровавой драмы разыгрался на следующий день, в Вербное воскресенье, в Бери-Сент-Эдмундсе, где толпа расправилась с пятьюдесятью евреями.

26 марта канцлеру, находившемуся с королем в Нормандии, было отправлено сообщение о происходящем в Йорке. Когда Ричард узнал, что его приказы, обеспечивающие спокойствие и безопасность евреев, были нарушены, да еще таким вопиющим способом, его гнев перешел все допустимые границы. Как пишет Уильям Ньюбургский, король был взбешен по двум причинам – народ пошел против его воли почти сразу, как он покинул королевство, казна лишится существенных доходов, получаемых от евреев. Ричард отдал приказ Гийому Лоншану вернуться в Англию и наказать тех, кто нанес королю возмутительное оскорбление.

В начале поста в Нормандию прибыл брат Лоншана Осберт, ответственный за доставку средств из казначейства королю. Вероятно, именно он сопровождал брата в Англию. Едва ступив на землю, канцлер собрал внушительных размеров войско, во главе которого поставил также своего брата Генри Лоншана, шерифа Херефордшира, и отправился в Йорк вершить возмездие. На месте он первым делом лишил должности кастеляна замка Йорк и шерифа Йоркшира Джона Маршала за недостаточное рвение в подавлении мятежа. На должность шерифа Йоркшира был поставлен Осберт Лоншан.

В связи с тем, что архиепископ Болдуин отбыл с королем в Крестовый поход, а вступление в должность Джеффри, будущего архиепископа Йорка, то и дело откладывалось, церковь Англии осталась без главы, если не считать епископа Лондона, викария Болдуина. Король Ричард просил папу наделить Гийома Лоншана полномочиями легата, однако решение было вынесено Римом только к 5 июня. Яркий штрих к характеристике личности Лоншана добавляет его требование к встрече в Йорке. Несмотря на срочность дела и строгий приказ короля, он повелел, чтобы духовенство организовало торжественную процессию, непременно звонили колокола кафедрального собора, а ему выразили почести, которых достойны самые высокие фигуры церкви и государства. На это духовенство Йорка ответило, что Гийом Лоншан являлся епископом Илийским, юстициарием и более никем, потому его титул не заслуживает оказания высших почестей.

Лоншан, объявивший себя «удостоенным положения легата», которое к тому времени еще не получил, отстранил от обязанностей всех служителей церкви в Йорке, отменил службы, а колокола велел снять и спустить на землю. Отменить свое решение он был готов только тогда, когда виновные предстанут пред ним и будут просить прощения.

Из Йорка епископ Илийский, вероятно, отправился в Линкольн, чтобы покарать и там зачинщиков беспорядков. Согласно записям канцелярского реестра, сумма 15 шиллингов была потрачена на 60 пар железных кандалов, заказанных канцлером, ту же цифру указывает и Ричард из Девайса, находившийся в тот момент в Линкольне.

После отъезда из города Лоншан двинулся на юг и встретил коллегу юстициария Гуго де Пюйсе, которому король Ричард отдал под опеку земли севернее реки Гумбер и велел вернуться в Англию. Прибыв в Лондон, Гуго выяснил, что бароны Королевского совета запретили ему присутствовать на заседаниях, что было сделано, вероятно, по распоряжению Лоншана. Разъяренный епископ двинулся навстречу Гийому, пути их пересеклись в Блайте, в Ноттингемпшире. Гуго передал Лоншану приказ короля и выразил желание скорее приступить к исполнению государственных обязанностей, поскольку всем решениям в Англии надлежит быть принятыми только с его согласия.

Коварный Лоншан сбил Гуго с толку громкими словами о готовности подчиниться воле короля. По хроникам Ричарда из Девайса, он просил Пюйсе встретиться с ним через неделю в Тикхилле, находящемся всего в пяти милях от Блайта. Встреча состоялась, и Гийом Лоншан представил указ короля, датированный более поздним числом, чем вступление в должность епископа Гуго, в котором подтверждались его личные высочайшие полномочия и право принимать государственные решения. Роджер из Хоудена пишет, что Лоншан привез Пюйсе в Саутуэлл и бросил в тюрьму, что подтверждает и Гиральд Камбрийский. Существует, однако, и третья версия, по которой Лоншан захватил Гуго в плен и с ним прибыл в Лондон.

Невозможно не заметить, что между первой встречей Пюйсе с Лоншаном и яростной выходкой последнего прошло немало времени. Промедление не было свойственно взрывному и высокомерному Лоншану, что дает основания полагать, что неожиданное согласие Лоншана повиноваться приказу короля, высказанное при встрече с епископом, за которым последовал вероломный захват в плен, нужно было хитрому Лоншану лишь для того, чтобы выиграть время и получить от короля бумагу с более поздней датой, чем та, в которой говорилось об их с Пюйсе совместном регентстве. По отзывам современников, такое поведение вполне свойственно Лоншану, кроме того, как хранителю королевской печати, ему было несложно изготовить документ по всем правилам.

В Тикхилле, Саутуэлле или Лондоне, но Лоншан все же был агрессивен с епископом и позволил себе взять его под стражу. «Я арестовал тебя не как епископ епископа, – заявил он, – а как лорд-канцлер кастеляна». Лоншан вынудил Гуго отказаться от замка Виндзор и прилегающего к нему леса, право на опеку над которым ему было выдано королем; отобрал Ньюкасл-апон-Тайн и передал его Осберту Лоншану; в графство Нортамберленд назначил шерифом Уильяма де Стутевилла и, наконец, конфисковал поместье Садбердж, купленное епископом Гуго в сентябре предыдущего года за шесть тысяч марок. Ричард из Девайса отмечал, что Лоншан оставил епископа Гуго с одним мечом, которым король Ричард опоясал его, сделав графом Нортамберлендским.

В довершение всего Лоншан заставил епископа передать в заложники сына Генри и Гилберта де Лейа, дабы быть уверенным, что Пюйсе будет поддерживать «мир в королевстве и в душе короля».

Потерпевший полное поражение, разгромленный, лишенный всех земель и почестей, надежд на воплощение амбициозных планов, епископ Гуго отошел от дел и удалился в поместье в Хоуден, Йоркшир, чтобы там излечить свою боль и изгнать из сердца гнев и разочарование. Он пробыл в Хоудене всего несколько дней, когда появились несносный Осберт Лоншан и Уильям де Стутевилл с вооруженным войском и заявили о намерении вновь арестовать епископа, поскольку таков был приказ лорда-канцлера. Каким-то образом Гуго удалось отговорить их, он пообещал, что не покинет владения без разрешения на то короля или канцлера. Сам же немедленно отправил посланника к Ричарду I, с оповещением о том, как с ним обращаются.

Гонец епископа нашел короля в Марселе, где Ричард ждал прибытия флота в начале августа. Король был или, по крайней мере, хотел казаться взбешенным, узнав, что вытворяет Лоншан. Ричард повелел восстановить Гуго в должности и предупредил, что обрушит гнев Господень и свой собственный на того, кто посмеет отобрать у него владения. Согласно записям в «Путешествии короля Ричарда», он также вернул епископу Ньюкасл-апон-Тайн, а Роджер из Хоудена пишет, что Гуго получил обратно еще и графство Нортамберленд. Вероятно, это правда, так как в записях канцелярского реестра за 1191 год нет упоминаний ни о замке, ни о графстве, что свидетельствует о том, что Гуго де Пюйсе вернул свои владения до Михайлова дня 1190 года.

Удалив со своего пути человека, с которым должен был вместе трудиться на благо королевства, Лоншан обратил свое внимание на Уильяма Маршала, одного из юстициариев, к чьим советам и рекомендациям король Ричард велел ему прислушиваться. В отличие от многих у Маршала не было опыта в управлении. Рыцарь без земельного надела, он был преданным другом, прежде всего, Генриха Молодого, старшего брата короля Ричарда, до самой кончины Генриха в 1183 году, а потом и Генриха II, которому верно служил до самой смерти. Король Ричард отблагодарил его, отдав руку самой богатой наследницы Англии, Изабеллы, дочери Ричарда де Клера, графа Стригуил или Пембрука по прозвищу Стронгбоу (Тугой Лук). Уильям с удовольствием стал хозяином земель, принадлежавших графу, но официально титул графа Стригуил получил лишь после восшествия на престол Иоанна Безземельного.

Гийом купил пост шерифа Глостершира за 50 марок и получил право управлять замком Глостер. Теперь, когда в его руках был лондонский Тауэр и замок Виндзор, а также замок Йорк и, по крайней мере, какое-то время Ньюкасл-апон-Тайн, управляемый его ставленником, Лоншан обратил взор на запад, где основные его опасения были связаны с принцем Иоанном. Лоншан до сего времени не решался открыто бросить вызов брату короля, однако было ясно, что этим людям еще предстоит скрестить мечи, если канцлер не откажется от своих планов, предполагающих уничтожение препятствий одного за другим. Лоншан решил, что для упрочения положения ему необходим замок Глостер, его не смущало то, что принадлежал он Уильяму Маршалу.

Как только Лоншан осадил замок, в поместье прибыл Годфри де Люси, епископ Винчестера. Стоит напомнить, что Годфри был вызван королем в Нормандию на конференцию в марте. Там он заболел и долгое время не имел возможности вернуться в Англию. В его отсутствие Лоншану удалось захватить графство Гемпшир, замки Винчестер и Порчестер и даже главную вотчину епископа; за все владения Годфри заплатил королю в общей сложности 3000 фунтов.

Вернувшись в Англию, Люси обнаружил, что лишился всего, кроме сана. Ричард из Девайса приводит причину, которую считает единственной, по которой Лоншан решился выступить против Люси: «Власть всегда была нетерпима к тем, с кем приходится ее делить. Так было, есть и будет». В то время Годфри не обладал существенной силой, власть его была ограничена местом епископа, тем не менее он хорошо разбирался в государственных делах, оттого Лоншан видел в нем угрозу своему правлению, которое, с его точки зрения, должно быть единоличным.

Разумеется, Годфри не собирался бездействовать и ждать, когда будет уничтожен. Он принял решение выступить навстречу Лоншану, прежде чем тот возьмет замок Глостер. Лоншан первым делом постарался склонить епископа добровольно принять его условия.

– Ты пришел в подходящее время, друг мой, – произнес лорд-канцлер и тепло обнял Годфри. – Мне продолжать осаду или прекратить?

– Если ты хочешь мира, опусти оружие, – холодно ответил епископ.

Лоншан был настолько обескуражен ледяным приемом, что дал команду отступать и прекратить осаду.

Годфри удалось отстоять свои владения, но большего он не получил.

Несмотря на отступление, Лоншану удалось добиться почти полного подчинения юстициариев. Он даже не старался сделать вид, что прислушивается к советам людей, назначенных на должности королем, относился к ним с открытым презрением и вел себя на заседаниях Королевского суда агрессивно и властно. «Он выступал против клириков и мирян, не разбирался, кто прав, кто нет, в королевстве не было человека, взявшего на себя смелость ему противостоять ни на словах, ни в делах». Его несправедливые решения и поборы вызвали бурю протеста, оскорбленные им люди слали жалобы королю, а некоторые отправлялись к нему лично. Ричард снабжал всех сопроводительными письмами обнадеживающего содержания, похоже, он поступал так настолько часто, что можно считать это привычкой короля, и отсылал всех обратно в Англию к канцлеру. Лоншан имел возможность самостоятельно решать, следовать ли написанному королем, или, как было в случае с епископом Дарэма, позже принять противоречащие одна другой меры, выставляющие его самого в лучшем свете. Положение канцлера невозможно было изменить несколькими письмами, учитывая всю мощь находящейся в его руках власти в церкви и светском мире.

«Папа Климент Гийому, епископу Илийскому: Приветствую, сын мой. В соответствии с высочайшим пожеланием бесценного сына нашего, Божьей милостью короля Англии Ричарда, Мы, данной Нам властью, призваны наделить тебя полномочиями представителя в Англии, в архиепископстве Кентерберийском и Йоркском, а также в Уэльсе и тех землях, где правит данной ему королем властью благородный принц Иоанн, граф де Мортен.

Написано в Латеранском дворце, 5 июня в третий год Нашего понтификата (1191)».

Во втором письме не было ответа на вопрос, считать ли Лоншана главным юстициарием короля, но вместе с тем в нем было четко прописано, что Ричард наделяет лорда-канцлера всеми полномочиями, которые способна дать человеку монаршая власть.

«Мы, Ричард, Божьей милостью король Англии, приветствуем всех преданных подданных Наших.

Мы выражаем свою волю и приказываем, если почитаете вы Нас и самих себя любите, подчиняйтесь во всем лорду-канцлеру Англии, епископу Илийскому, ибо действует по Нашему велению и с Нашего согласия. Повинуясь ему, вы повинуетесь Нам.

Написано собственноручно в Байе числа 6 месяца июня».

Заручившись поддержкой короля, Лоншан окружил себя тысячей сторонников, начал действовать с невиданным размахом и разрушал в Англии все, что попадалось на его пути. Его выезды в монастыри, где он требовал оказывать ему гостеприимство, были похожи на налет роя саранчи, землевладельцы и знать были доведены почти до нищеты, которой предстояло продлиться несколько последующих лет. «Миряне стали в это время относиться к нему как к королю, и больше чем к королю Англии, а духовенство – как к папе и больше чем к папе, и действительно все они страдали от невыносимого тирана».

Гиральд Камбрийский, ненавидевший Лоншана, кажется, больше всего из современников, составил очень точный словесный портрет мерзавца, особенно отметив его высокомерие и амбиции: «Он был невысокого роста, имел отвратительную фигуру, уродливые ляжки, темные волосы его падали на лоб и почти закрывали брови, делая похожим на обезьяну. Карие глаза были глубоко посажены, нос приплющен, выражение лица хмурое и всегда сердитое. Борода начинала расти сразу под глазами и выглядела неаккуратной и растрепанной; губы постоянно сложены в усмешку, что, впрочем, является хорошей уловкой скрыть чувства. Короткая шея, сгорбленная спина, брюхо спереди выпирает больше, чем ягодицы сзади. Ноги кривые, а ступни, несоразмерно маленькому росту, огромные».

По описанию Гиральда, внутренне это был такой же неприятный человек, как и внешне. Помимо корыстолюбия, алчности, непомерного высокомерия и полной беспринципности, Гиральд так же приписывает Лоншану тягу к сексуальным извращениям. В дополнение к привычке всегда всех оскорблять, Лоншан открыто заявлял о ненависти ко всему английскому и не упускал случая высказать свое мнение в самых гнусных выражениях. Он привез из Франции труппу шарлатанов, называющих себя менестрелями, которым следовало петь ему хвалебные оды во всех публичных местах, когда же появлялся сам Лоншан, они заводили его любимые куплеты, в которых были такие строки:

 

Ты вершишь великие дела легко и гениально.

Никто не скажет точно, бог ты или человек.

 

Дни наивысшей славы Лоншан переживал, когда, будучи папским легатом, лордом-канцлером и верховным юстициарием короля в Англии, собрал в Вестминстере заседание Королевского суда 13 октября, желая больше покрасоваться и явить всем силу своей власти, нежели принять важные для церкви решения. В то время Лоншан и Гуго Нонант еще были на дружеской ноге. Когда епископ Гуго обратился к папе с просьбой разрешить заменить в Ковентри светских клириков капитула монахами, Лоншан проявил мудрость и пообещал выделить духовным лицам пребенды, часть из которых намеревался передать в пожизненное пользование кардиналам Римской курии. Поскольку монахи не имели возможности отправить своих посланников к папскому престолу, чтобы представлять их интересы, папа, так и не получив от них за шесть месяцев никакого ответа, принял щедрое предложение епископа.

Дождавшись решения папы, Лоншан на заседании Королевского суда постановил, что монахов необходимо выслать из Ковентри, Гуго Нонант может приступать к претворению своих планов. В канун Рождества монахов выгнали, епископ Лоншан приказал разрушить постройки монастыря и возвести на их местах дома для будущих каноников. Тогда приор Мозес все же решил отправиться в Рим, чтобы донести до папы свои жалобы.

Несмотря на то что Лоншан не был в высшей степени строг в высказываниях в адрес монахов, на этом же заседании он не преминул отметить, что черные монахи массово отправились в паломничества к святому Томасу Бекету и святому Эдмунду, мученику в Бери. На заявление одного приора, что епископ Илийский выезжает с эскортом более тысячи всадников, Лоншан ответил, что у аббатов и у самих слишком много лошадей.

Аббат Самсон из Бери-Сент-Эдмундса, отважный уроженец Восточной Англии, не желал подчиняться приказам взбалмошного француза весьма низкого происхождения, будь он даже легатом и канцлером. «Мы не смиримся, – говорил он. – Не примем приказы, противоречащие уставу святого Бенедикта, а там сказано, что аббат имеет право сам решать, как распоряжаться своими монахами. Я служу королевству. Тринадцать лошадей для меня недостаточно, хотя, возможно, их хватает другим аббатам; мне необходимо значительно больше, чтобы должным образом исполнять свои обязанности на благо короля и правосудия».

Несмотря на то что правление Гийома Лоншана вызвало много недовольства и приводило к беспорядкам, ему не удалось внести существенные изменения в общий курс управления государством. Генрих II и его советники весьма преуспели в создании эффективной на то время системы управления и подготовки людей, сведущих в государственных делах и преданных своей цели. Эта же система продолжала функционировать и в правление нового короля, даже когда тот находился за пределами страны и относился, очевидно, с полным безразличием к происходящему в королевстве, передав всю власть человеку, даже в малой степени не разбирающемуся в этом вопросе.

По-прежнему работала и крайне сложная система учета казначейством полученных шерифами денег. Несмотря на то что шерифы вынуждены были принять на себя дополнительное бремя в связи с увеличением сумм, получаемых королем за земли, титулы и должности, раздаваемые им весьма щедро. Судя по присылаемым отчетам, нельзя было предположить, что все эти люди лишь недавно заняли свои должности. Скорее они указывали на то, что в каждом графстве большинство людей трудились давно и постоянно и тщательно следили за счетами, доходами, а также пенями и штрафами, взимаемыми судом графства.

В глазах большинства подданных власть монарха представляли странствующие или разъездные судьи, посещавшие самые дальние уголки страны и готовые рассмотреть как прошения к королю, так и дела, административные и уголовные, находящиеся в компетенции не местного суда, а Королевского. Историки описывают положение в стране того времени как нестабильное, однако разъездные судьи выполняли свои обязанности с особой тщательностью. К концу года, к Михайлову дню 1190 года странствующие судьи побывали во всех графствах, за исключением Оксфордшира и Беркшира, а также, разумеется, тех, что были переданы принцу Иоанну.

Самая тяжкая ноша легла на плечи Жоффрея, сына рыцаря Питера, самого опытного и способного из пяти судей, заседавших в Королевском суде, а также на плечи аббата Бенедикта из Питерборо. Они посетили Линкольншир, Бакингемшир, Бедфордшир, Уорикшир, Лестершир и Нортгемптоншир, крупнейшие из шести судебных округов, на которые была поделена страна для удобства проведения выездных сессий.

Назад: I. 1189 год
Дальше: III. 1191 год