Иоанн был в Бретани, где навещал своего племянника Артура, когда ему сообщили новость о смерти Ричарда. Первым делом он, конечно, пожелал обеспечить свое восхождение на трон. Единственным другим возможным наследником был тот самый Артур, которому в ту пору было двенадцать лет, сын брата Иоанна – Джеффри. Он был признан герцогом Бретани благодаря положению своей матери – единственной наследницы Конана Младшего, герцога Бретани. После смерти Ричарда знать Анжу, Мэна и Турени, а также Бретани склонялась к принятию его законным наследником. В Англии принцип строгого наследования по праву первородства еще не соблюдался, и мало кто старался продвинуть интересы Артура и отстоять его права на английский трон, который Ричард завещал Иоанну.
Поддержка двух самых влиятельных людей королевства, несомненно, сыграла большую роль в обеспечении восхождения Иоанна на трон. Хьюберт Уолтер, архиепископ Кентерберийский, и Уильям Маршал, близкий друг и доверенный советник Генриха II и Ричарда, присутствовали в Водрё, когда умер Ричард. Гонец, посланный, чтобы сообщить о смерти короля, застал Уильяма готовящимся ко сну. Он снова оделся и поспешил в Нотр-Дам-дю-Пре, где находился архиепископ.
– Неужели король умер? – воскликнул архиепископ, когда Уильям сообщил ему новость. – Теперь нам не на что надеяться. Без Ричарда некому защитить королевство.
Французы его захватят, и никто не сможет им противостоять.
– Мы должны поторопиться с выбором его преемника, – сказал Маршал. Это означает, что даже в этот период церемония выбора короля не была пустой формальностью. Уильям, очевидно, думал, что он сам, архиепископ и другие ведущие люди королевства были законными преемниками Витенагемота.
– Думаю, мы должны выбрать Артура, – сказал архиепископ.
– Милорд, это будет плохой выбор, – возразил Уильям. – У Артура не слишком хорошие советники, он высокомерен и излишне горделив. Если мы поставим его над нами, он принесет много несчастий, поскольку в нем нет любви к Англии. Подумайте о графе Иоанне. По правде говоря, он ближайший наследник и отца, и брата.
– Маршал, это твое желание?
– Да, милорд, и оно единственно правильное. Сын ближе земле отца, чем племянник.
– Маршал, будет так, как ты хочешь, но ты еще об этом пожалеешь, причем больше, чем о любом другом поступке в своей жизни.
Иоанн послал этих двух людей в Англию от своего имени, чтобы они совместно с Джеффри Фицпетером, графом Эссексом и главным юстициарием Ричарда, сохраняли мир, управляли страной и защищали интересы Иоанна, пока он сам не явится, чтобы предъявить права на корону.
Они уехали в Англию, а Иоанн стал незамедлительно действовать – обеспечивать безопасность своих владений. Вместе с несколькими доверенными лицами он в среду, 14 апреля, направился в Шинон, где находилась казна Ричарда. Роберт Тернем, ее хранитель, передал казну Иоанну, так же как и замки, за которые он отвечал. Иоанн присоединил к своей свите приближенных брата, принявших его как законного наследника Ричарда. Перед ними Иоанн поклялся преданно выполнять волю покойного брата, сохранять все законы и традиции на землях, которыми ему предстояло править.
Великий святой Хью Авалонский, епископ Линкольна, бывший советником еще Генриха II, прибыл в Фонтевро на похороны Ричарда и оставался там еще три дня, чтобы отслужить мессы об упокоении душ Ричарда и его отца. Хью был одним из самых уважаемых людей в Европе, и Иоанн, чтобы укрепить свои позиции, послал гонцов к епископу, приглашая его приехать.
Иоанн выехал навстречу епископу. Увидев его, он пришпорил коня и поскакал вперед, оставив своих спутников далеко позади. Он горячо приветствовал епископа и тут же стал просить остаться с ним и поехать в Англию. Но только Хью не любил королевские дворы и с еще меньшей симпатией относился к людям вроде Иоанна. Поэтому он наотрез отказался ехать в Англию, согласившись лишь остаться на несколько дней.
Они вместе поехали в Фонтевро, где Иоанн смог посетить гробницы отца и брата. Когда они прибыли в монастырь в сопровождении толпы знати, Иоанн лично постучал в двери алтарной части и попросил разрешения войти, чтобы увидеть гробницы и помолиться с общиной. Две монахини, вышедшие на стук, ответили, что в эти двери никому не позволено входить в отсутствие аббатисы, которая в отъезде, но вскоре должна вернуться. Иоанн начал настаивать, и одна из монахинь посоветовала ему последовать примеру своего благородного отца, который высоко ценил верующих, неукоснительно соблюдающих установленные обычаи и порядки.
Иоанн обратился к епископу Хью и попросил его использовать свое влияние, чтобы монашки вознесли молитвы от его имени, пообещав им богатые дары.
– Ты знаешь, – ответствовал епископ, – я ненавижу ложь. Не надо давать обещания, если не собираешься их выполнять.
Иоанн поклялся, что выполнит обещания, епископ поведал монахиням о добрых намерениях Иоанна и поручил его их молитвам. Затем Хью дал свое благословение, и они покинули церковь. Все это время Иоанн заверял епископа, что намерен вести праведную жизнь. Он показал епископу свое сокровище – висевший на шее камень в золотой оправе. Камень якобы был дан одному из его предков с обещанием Небес, что любой его потомок, кто будет его носить, никогда не лишится владений своих предков. Епископ упрекнул Иоанна за ребяческие суеверия.
Выйдя на церковное крыльцо, украшенное скульптурами из сцены Страшного суда, Хью указал Иоанну на изваяния королей с регалиями, ожидавших вместе с обреченными решения своей участи: «Идите вы, проклятые, в огонь вечный». Епископ сказал, что король не получит пользу, правя многими людьми, если правит собой так плохо, что оказывается обреченным на вечные муки.
Но Иоанн проигнорировал эти слова и подвел епископа к другой стене, на которой были изображены короли в красивых коронах, ведомые ангелами к райским наслаждениям. Он сказал, что епископ должен был показать ему эту картину, потому что он, Иоанн, намерен следовать примеру тех, кто на ней изображен.
Последние три дня Святой недели, записал биограф святого Хью, Иоанн всячески демонстрировал изменившееся поведение. Он был скромен и покорен в делах и речах. Когда к нему подходили попрошайки и желали ему удачи, он надлежащим образом их благодарил, низко кланяясь. И он отвечал на приветствия нищенок в лохмотьях, стоявших на обочинах дороги.
Вместе с епископом Хью он отправился в Бофор, что в Анжу, желая навестить овдовевшую королеву Беренгарию. Там же была и его мать. В Пасхальное воскресенье 18 апреля 1199 года епископ Хью отслужил мессу в присутствии Иоанна и двух вдовствующих королев, а также многочисленной знати. Три дня примерного поведения – на большее Иоанн не был способен, и еще не окончилась месса, а он снова вернулся к своей обычной непочтительности. Во время оффертория он подошел к алтарю, как обычно, с двенадцатью золотыми монетами, которые ему передал казначей. Он остановился перед епископом, который ожидал его дароприношения, и долго стоял, уставившись на монеты и встряхивая их в руке. Это продолжалось так долго, что присутствующие стали поглядывать на него с изумлением.
– Куда ты смотришь? – вопросил епископ.
– Я смотрю на эти золотые монеты, – ответствовал Иоанн, – и думаю, что, если бы они были у меня несколько дней назад, я не отдал бы их никому, а положил бы в свой кошелек, а теперь ты их заберешь.
Хью пришел в такое негодование из-за непочтительности Иоанна, что убрал протянутую руку и не прикоснулся к золоту, которое Иоанн предложил ему в высшей степени оскорбительной манере. Не позволил он Иоанну и поцеловать себе руку.
– Брось то, что ты держишь, и уходи, – приказал он. Иоанн бросил монеты на серебряный поднос для даров и вернулся на свое место.
Епископ Хью прочел длинную проповедь, целью которой был Иоанн. В проповеди он сравнил привычки хороших и плохих правителей и их будущие награды. Иоанн пребывал в крайнем нетерпении, поскольку торопился на обед, который, как обычно, подавался рано… Трижды он посылал слугу к епископу, требуя, чтобы он закончил проповедь и мессу, чтобы прихожане могли, наконец, поесть. Всякий раз, слыша столь дерзкое требование, епископ лишь возвышал голос и начинал говорить с большей горячностью. Все собравшиеся встретили его пылкую проповедь аплодисментами. Многие были тронуты до слез необычайным красноречием епископа.
Иоанн не получил Святого причастия в этот праздничный день, равно как и при коронации в день Вознесения. Биограф святого Хью утверждает, что, достигнув возраста ответственности, он вообще ни разу не причащался. То, что мужчина в то время мог идти по жизни, не принимая участия в святых таинствах, кажется невероятным, если не принимать во внимание абсолютно нерелигиозный характер жизни Иоанна. Он был крещен, и это, судя по всему, являлось его самым активным участием в христианской жизни.
Епископ Хью отбыл на следующий день после Пасхи, и Иоанн переключил свое внимание на город Ле-Ман, который заняли Констанция, Артур и их приверженцы. Знать Анжу, Мэна и Турени не была расположена принимать Иоанна в качестве короля. Люди утверждали, что Артур, как единственный сын и наследник старшего брата Иоанна Джеффри, является законным наследником и имеет право получить все, что имел бы его отец, если бы остался в живых. В Англии, с другой стороны, преобладало мнение Уильяма Маршала: Иоанн – сын Генриха II и брат Ричарда – имеет больше прав, чем Артур, внук одного короля и племянник другого.
Знатные люди этих графств собрались вместе, объявили своим господином Артура и сдали ему провинции. Констанция, мать Артура, привезла мальчика в Тур и доверила его королю Филиппу. Если Артур действительно был господином Анжу, Мэна и Турени, тогда Филипп, король Франции, был его феодальным правителем и имел право на опекунство. Филипп, услышав о смерти Ричарда, захватил Эврё и, конечно, желал, чтобы континентальные владения Ричарда перешли в руки Артура, мальчика, которого он мог подчинить своей воле, а не Иоанна, двуличность и коварство которого были ему хорошо известны. Филипп сразу отправил Артура в Париж к своему сыну Людовику – это сокровище следовало тщательно охранять – и овладел всеми городами, замками и крепостями, которые объявили своим господином сына Джеффри. Он также назначил в них своих губернаторов.
Иоанн и его мать, которой было уже далеко за семьдесят, захватили Ле-Ман, главный город Мэна. Чтобы наказать жителей за то, что они приняли Артура, Иоанн приказал разрушить городские стены, замок и все каменные дома.
Он оставил Элеонору и Меркадье, который был главой наемников Ричарда, чтобы разорять Анжу и заставить его покориться, а сам направился в Руан. У Артура не было сторонников в Нормандии, и там Иоанна приняли без вопросов как наследника Ричарда. В первое воскресенье после Пасхи, 25 апреля, он был опоясан мечом Нормандского герцогства перед главным алтарем Руанского собора. Сделал это архиепископ Уолтер Кутанс. Он же возложил на голову Иоанна золотой венец, украшенный золотыми розетками. Новый герцог поклялся, по версии Роджера Ховеденского, «в присутствии духовенства и народа, на святых Евангелиях и мощах святых, что он будет охранять святую церковь и ее служителей добросовестно, честно и без злых намерений, будет отправлять правосудие, уничтожать плохие законы и устанавливать хорошие».
Торжественность момента испортило непочтительное поведение Иоанна. Его сопровождала толпа разнузданных юнцов, которые аплодировали, хохотали и громко болтали на протяжении всей церемонии. Когда архиепископ вручал ему копье со знаменем герцога Нормандского, Иоанн отвернулся, чтобы обменяться шуткой с приятелем, и копье упало на землю. Это было воспринято как предзнаменование неспособности Иоанна держать и копье, и герцогство.
Положение Иоанна на континенте существенно улучшилось. Теперь он был признанным герцогом Нормандии. Аквитанию держала в своих твердых руках королева Элеонора. Захват Ле-Мана остановил продвижение сторонников Артура в Мэне, а героическими усилиями Элеоноры и Меркадье был восстановлен порядок в Анжу. Теперь Иоанн мог отправляться в Англию.
Тем временем послы обнаружили, что большинство английских баронов готовы без колебаний присягнуть ему на верность. Тем не менее владельцы замков поспешно укомплектовывали их людьми и завозили продовольствие в ожидании гражданских беспорядков, которые могли начаться. Да и весьма влиятельная партия сначала не выказывала желания принять Иоанна. Эту группу возглавляли Дэвид, герцог Хантингдон; Ричард, граф Клэр; Ранульф де Бландевиль, граф Честер, который после смерти Джеффри женился на Констанции Бретанской и, следовательно, был отчимом Артура; Уильям де Феррерс, граф Дерби; Валеран, граф Уорвик; Роджер де Ласи, констебль Честера, и Уильям Маубрей.
Их нежелание вряд ли объяснялось личными мотивами, и нет никаких указаний на то, что они считали Артура законным наследником, хотя его отчим был одним из членов группы. Вероятнее всего, они хотели воспользоваться случаем – Иоанну была крайне необходима их поддержка – и вырвать у него обещание сохранить привычные права баронов. Генрих II на протяжении всего своего правления стремился ограничить власть знати и заменить сильным центральным правительством неорганизованные местные свободы феодальной системы. Бароны все еще переживали из-за того, что Генрих сильно ограничил их безответственное поведение, а Ричард ввел огромные налоги. В восхождении на трон Иоанна они увидели возможность обеспечить гарантии неизменности их прав и свобод.
Представители Иоанна созвали этих баронов, так же как и других, в чьей верности были основания сомневаться, на встречу в Саутгемптоне и там дали слово, что Иоанн сохранит законные права каждого, если они присягнут ему на верность и поклянутся поддерживать мир.
Иоанн отплыл из Нормандии и сошел на берег в Шорэме 25 мая 1199 года. Он прибыл в Лондон на следующий день и 27 мая, в день праздника Вознесения, был помазан и коронован в Вестминстерском аббатстве Хьюбертом Уолтером. Аббатство по такому случаю было украшено двумя тысячами ярдов весьма дорогостоящей льняной ткани. Иоанн дал обычную тройную клятву: любить святую церковь и ее священнослужителей, защищать ее от нападок злых заговорщиков; избавиться от плохих законов и заменить их хорошими; обеспечить справедливость и правосудие во всей Англии. Не удовлетворенный этой клятвой, Хьюберт Уолтер предостерег Иоанна, предложив ему не принимать корону, если он не намерен в точности исполнить взятые на себя обязательства. Иоанн ответил, что с Божьей помощью все исполнит.
Матвей Парижский, писавший примерно через тридцать семь лет после этого события, утверждает, что Хьюберт Уолтер произнес следующее обращение: «Слушайте все, и да будет известно, что ни у кого нет первоочередного права стать преемником другого на королевском троне, если он не будет единодушно избран под руководством Святого Духа, благодаря высшим достоинствам его характера, по примеру Саула, первого помазанного царя, которого Господь поставил над своим народом, но не потому, что он был сын царя или имел королевских предков. Таким же образом после Саула пришел Давид, сын Иессея. Саул был избран, потому что он был отважный человек и подходил для королевского трона, Давид – потому что он был святой и смиренный. Таким образом, те, кто превосходил других достоинствами, возвышались до королевского трона. Но если какой-либо родственник покойного короля превзойдет других достоинствами, все должны согласиться на его избрание. Мы сказали это, чтобы поддержать дело графа Иоанна, присутствующего здесь, брата великого короля Ричарда, недавно усопшего и не оставившего наследников. И поскольку упомянутый граф Иоанн благоразумен, активен и безусловно благороден, все мы, милостью Святого Духа, единодушно избираем его за его заслуги и королевскую кровь».
Независимо от того, была произнесена такая речь или нет, представляется вероятным, что какой-то вариант выборов без голосования действительно имел место, согласно древнему английскому обычаю избирать короля из числа членов королевского дома. Это был последний раз, когда коронации английского короля предшествовала церемония выборов. В любом случае, выбирали Иоанна или нет, присутствие и участие основных епископов и баронов королевства удостоверяло тот факт, что его приняли без вопросов как законного наследника. Из тех, кого Хьюберт Уолтер успокаивал в Нортгемптоне, присутствовали графы Клэр, Дерби, Уорвик и Честер, и Валеран, граф Уорвик, нес в коронационной процессии правый государственный меч. Кроме трех архиепископов, четырнадцати епископов и упомянутых выше графов, в церемонии участвовали графы Лестер, Варенн, Солсбери, Стригуил, Норфолк и Арундел, равно как и много баронов. Епископ Дарема Филипп, преемник Гуго Падси, выразил протест, заявив, что коронация Иоанна не должна происходить в отсутствие его брата Джеффри, архиепископа Йорка, который уехал в Рим, но Иоанн не стал откладывать церемонию до его возвращения.
Вслед за коронацией состоялось празднество. Некоторое представление о масштабе банкета можно получить на основании того факта, что двадцать один бык был приобретен в Вустере и отправлен в Вестминстер для пиршества. А в это время Иоанн опоясал Уильяма Маршала мечом графства Пембрук и Стригуил, а Джеффри Фицпетера – графства Эссекс.
Уильям Маршал пользовался репутацией человека смелого, обладающего отвагой в бою, рыцарскими достоинствами и всегда руководствующегося соображениями чести. В те дни ему мог составить конкуренцию только король Ричард. Он покрыл себя славой на Святой земле после смерти молодого Генриха, чьим преданным спутником и наставником был долгие годы. Он всегда был абсолютно верен своему господину и входил в число самых доверенных слуг и друзей и Генриха II, и Ричарда. Он был сыном Джона Маршала, выдающегося воина, и его супруги Сибиллы, сестры графа Патрика Солсбери. Уильям был бедным, не имевшим земли рыцарем до своей женитьбы в 1189 году на Изабелле де Клэр, «la bone, la bele, la sage, la corteise de halt parage» – хорошей, красивой, умной, учтивой высокопоставленной даме. Она была единственным ребенком и наследницей Ричарда де Клэра, знаменитого ирландского Стронгбоу, второго графа Пембрук и Стригуил, и его супруги Ивы, дочери Дермота Макмурроу. Она принесла ему в приданое богатые поместья в Ирландии и Уэльсе, и через нее Уильям получил титул графа Пембрука и Стригуила.
Претензии Джеффри Фицпетера на графство Эссекс также шли по линии его супруги, Беатрис де Сэй. Ричард назначил его главным юстициарием, когда 11 июля 1198 года Хьюберт Уолтер оставил этот пост. Джеффри пришлось использовать много репрессивных мер, чтобы собрать деньги, которые Ричард вливал в свою кампанию во Франции, и, естественно, его популярность среди баронов изрядно пострадала. Однако он был преданным слугой короля, и Иоанн оставил его в должности.
В обоих случаях Иоанн лишь официально подтвердил владение землей двумя графами и их титулы, которые им принадлежали уже на протяжении десяти лет. Опоясанные мечами своих графств, они обслуживали короля во время пиршества.
В этот день Иоанн назначил своим канцлером Хьюберта Уолтера, архиепископа Кентерберийского. Хьюберт, родом из Восточной Англии, служил капелланом или клерком у своего дяди, Ранульфа де Гранвиля, главного юстициария при Генрихе II и одного из людей, ответственных за проведение больших правовых и административных реформ во время его правления. Хьюберт стал деканом Йоркского собора в 1186 году, а когда Ричард взошел на трон, он назначил его епископом Солсбери. Он отправился на Святую землю вместе с Ричардом, став своего рода главным капелланом английских крестоносцев. Он завоевал уважение армии своим рвением, духовностью, не лишенной практичности, и заботой о простых солдатах. Он стал архиепископом Кентерберийским сразу после возвращения в Англию в 1193 году, и в конце года Ричард назначил его главным юстициарием. В 1198 году, когда папой стал Иннокентий III, он возобновил действие старых указов, запрещавших священнослужителям занимать гражданские должности. Он приказал Ричарду освободить Хьюберта от должности главного юстициария и в будущем не позволять ему, или любому другому священнослужителю, занимать гражданские должности. Хьюберт оставил свой пост, который был отдан Джеффри Фицпетеру.
Когда Иоанн предложил ему должность канцлера, Хьюберт принял ее, вопреки церковному праву, прямым приказам папы и всем прецедентам. Один из его коллег, Гуго Бардольф, барон казначейства и юстициарий королевской курии, предупреждал его: «Милорд, если вы примете во внимание силу своего имени и величие своего положения, то не станете надевать на себя ярмо рабства. Мы никогда не видели и не слышали о канцлере, получившемся из архиепископа, но видели архиепископа, получившегося из канцлера».
Сразу после коронации Иоанн посетил святые места в Сент-Олбанс, Хартфордшир, Сент-Эдмундс, Суффолк, и Сент-Томас, Кентербери. Хотя в Бери-Сент-Эдмундс Иоанна и его свиту развлекали, не считаясь с расходами, с пышностью, присущей величайшему аббатству Англии, как отмечает Джоселин Брейклонд, единственным даром короля обители святого мученика стала шелковая ткань, которую кто-то из его слуг позаимствовал у ризничего и за которую не было заплачено. А на мессе, которую служили в присутствии короля, его приношение составило тринадцать пенсов.
Теперь никто в Англии не был склонен подвергать сомнению право Иоанна на престол, однако создалось угрожающее положение в Шотландии. Как только Вильгельм Лев, король скоттов, услышал о смерти Ричарда, он отправил в Англию послов с требованием графств Нортумберленд и Камберленд. Три человека, которых Иоанн поставил во главе правительства, не позволили послам продолжить путешествие, переправиться на континент и лично передать требования Иоанну. Вместо этого они направили Дэвида, графа Хантингдона, в Шотландию, чтобы тот передал своему брату-королю предложение дождаться прибытия Иоанна в Англию, прежде чем предпринимать какие-либо действия. Иоанн, услышав требования Вильгельма, передал ему, что, если шотландский король будет сохранять мир до его прибытия в Англию, он удовлетворит его требования.
После коронации Иоанна послы Вильгельма пришли к нему и напомнили о требованиях хозяина. Тогда Иоанн им ответил: «Когда ваш господин, король скоттов и мой возлюбленный брат, придет ко мне, я поступлю по справедливости как с этими, так и с другими его требованиями».
Он послал епископа Дарема в Шотландию, чтобы тот сопроводил Вильгельма в Англию, и 5 июня отправился в Нортгемптон, где намеревался его дождаться. Однако Вильгельм предпочел не ехать в Англию. Он передал через епископа Сент-Эндрюса сообщение, что, если Иоанн не выполнит его требования, он овладеет спорными территориями силой. Вильгельм назначил срок – сорок дней, – в течение которого Иоанн должен был ответить, и приступил к сбору армии. Иоанн поручил спорные территории Уильяму де Стутевиллу, который доказал ему свою преданность при осаде Тикхилла в марте 1193 года. Все угрозы и приготовления Вильгельма окончились ничем. Говорят, что он распустил армию после того, как получил предостережение о надвигающейся катастрофе – видение в церкви Святой Маргариты в Данфермлине.
Поскольку Англии ничего не угрожало, Иоанн переправился в Нормандию, оставив Хьюберта Уолтера канцлером, а Джеффри Фицпетера главным юстициарием. Он высадился в Дьепе 20 июня 1199 года и проследовал в Руан. Там к нему устремились воины, пешие и конные, предлагая службу против французов. Филипп встретил его в Руане 24 июня и получил возможность понаблюдать за чувствами норманнов. И он предложил перемирие до дня после праздника Успения – 15 августа.
В тот же день Джеффри, архиепископ Йорка, прибыл в Руан из Рима и был с почетом и приязнью принят единокровным братом.
Незадолго до истечения срока перемирия с Филиппом приехал граф Фландрии и присягнул на верность Иоанну. Появление столь могущественного вассала значительно укрепило позиции Иоанна, так же как и новость о том, что его племянник Оттон, сын его старшей сестры Матильды и Генриха Льва, герцога Саксонского, признан папой законным императором. Оттон послал ему сообщение, предлагая отложить заключение мира с Филиппом до тех пор, пока он не сможет направить дяде всю возможную помощь.
Тем временем несколько рыцарей из свиты Филиппа захватили избранного епископа Камбре, преданного сторонника графа Фландрского, и передали его Филиппу. Тот бросил его в тюрьму. Кардинал Пьетро Капуано, папский легат во Франции, наложил на страну интердикт, желая заставить Филиппа освободить священнослужителя. Одновременно, демонстрируя беспристрастность, он наложил интердикт на Нормандию, поскольку Филипп де Дрё, епископ Бове, находился в заключении с 1197 года. Филипп отпустил своего пленника, а Иоанн – своего, но не раньше, чем епископ Бове выплатил ему две тысячи марок за свое содержание. После освобождения Филипп де Дрё в присутствии легата и ряда других высокопоставленных священнослужителей дал клятву больше никогда в жизни не применять оружие против другого христианина.
Чтобы укрепить свои позиции в предстоящих переговорах с Иоанном, которые должны были означать конец перемирия, Филипп произвел юного Артура в рыцари и получил его вассальную клятву не только за Бретань, но также за Анжу, Мэн, Пуату, Турень и Нормандию. Уже 16 и 17 августа послы двух королей встретились в местечке между Бутаваном и Ле-Гоулет, но ни до чего не договорились. На третий день два короля побеседовали лично. Филипп потребовал Нормандский Вексен, на том основании, что дед Иоанна Жоффруа Анжуйский отдал его деду Филиппа Людовику Толстому в обмен на помощь в отвоевании Нормандии у короля Стефана. Для Артура он потребовал Пуату, Анжу, Мэн и Турень.
Иоанн не согласился ни на одно из требований, и два короля расстались, так ни до чего и не договорившись. Один из придворных Филиппа впоследствии спросил короля, за что он так люто ненавидит Иоанна. Тот, строго говоря, не сделал ему ничего плохого и в прошлом даже считался его другом и союзником. Судя по ответу Филиппа, была задета его гордость. Он ответил, что, перед тем как вступить во владения своими территориями, Иоанн должен был прийти к нему, попросить разрешения и дать за них вассальную клятву. В техническом отношении Филипп был прав, поскольку являлся феодальным сюзереном этих территорий. Однако Иоанн знал, что узы, связывающие их с французской короной, являются чисто формальными, и он не имел ни малейшего намерения допускать, чтобы король Франции имел право голоса в вопросах, связанных с территориями, принадлежавшими Генриху II и Ричарду.
Когда стало известно, что мира между Иоанном и Филиппом не будет, французская знать, бывшая на стороне Ричарда, пришла к его преемнику и присягнула ему на верность. Эти люди поклялись, что не станут мириться с Филиппом без ведома и согласия Иоанна. И тот, в свою очередь, обещал не заключать никаких договоров с Филиппом без учета их интересов.
Филипп начал кампанию с некоторой долей успеха. В сентябре он захватил замок Конш, что недалеко от Эврё, а в следующем месяце – Балун (Балон). Последний он сровнял с землей. Уильям де Рош, лидер бретонской армии Артура, выразил протест против разрушения крепости, которая относилась, по собственному признанию Филиппа, к юрисдикции Артура, на что Филипп заявил, что будет делать, что ему захочется, с территориями, отобранными у Иоанна, нравится это Артуру или нет. Этот инцидент открыл глаза Уильяму на тот очевидный факт, что его молодой хозяин является не более чем марионеткой в руках Филиппа, чтобы придать видимость законности его попыткам прибрать к рукам территории Иоанна. У него появились все основания подозревать, что французский король намерен оставить в своей собственности земли, отвоеванные таким образом.
Затем Филипп осадил Лавардэн, что на левом берегу Луары, недалеко от Вандома, но здесь впервые Иоанну удалось добиться успеха. Его армия внезапно атаковала французов, вынудив Филиппа снять осаду и отойти в Ле-Ман. Иоанн устремился в погоню и вытеснил французов из Мэна. Филипп доверил и город Ле-Ман, и самого Артура Уильяму де Рошу. А тот явился к Иоанну и устроил мир между ним и Артуром, в результате которого Иоанн овладел Ле-Маном и получил Артура и его мать Констанцию, которая недавно покинула своего второго мужа, Ранульфа де Бландевиля, графа Честера, и вышла замуж за Ги де Туара.
Когда Иоанн вошел в Ле-Ман, виконт де Туар, брат нового мужа Констанции, по требованию Иоанна прибыл к нему и сдал замок Шинон и сенешальство Анжу. Иоанн не доверял виконту, и был прав. В день прибытия виконта в Ле-Ман кто-то предупредил Артура, что его дядя, с которым он только что заключил мир, намерен держать его в заключении до конца жизни. Той ночью Артур, Констанция и виконт бежали в Анже (Анжер), который тогда был во владении Артура.
В этот момент был согласован другой мирный договор, на этот раз с Филиппом, и Иоанн мирно провел Рождество в Бюре, Нормандия.
Помимо этих энергичных деяний выдающихся личностей, год 1199 стал примечательным для Англии сильными дождями и наводнениями, которые смывали мосты и дома. Так разлившаяся река Туид смыла мост в Бервике.
Публикация нормативного документа, регулировавшего цены на вино, стала еще одним заметным событием года. Иоанн любил вино. Когда он ехал из Лондона в Нортгемптон во время первой седмицы на Пятидесятнице после коронации, потребовалось пятнадцать телег, чтобы перевезти емкости с вином, предназначенным для употребления королем и его свитой. Теперь он предпринял практические шаги, чтобы сделать вино доступным для его богатых подданных по цене, которую они могли себе позволить. Он установил максимальную цену на красное вино в размере четырех пенсов за галлон, а на белое – шесть пенсов за галлон. Также он постановил, чтобы в каждом городе, где продается вино, назначалось двенадцать инспекторов, призванных следить за соблюдением правил, касающихся цен и мер. Если кто-то нарушал правила, вся его собственность подлежала конфискации, а нарушитель оказывался в тюрьме до последующих распоряжений короля.
Этот нормативный акт был введен в действие в декабре 1199 года, и купцы немедленно стали жаловаться, что он их разоряет. Тогда цена была поднята до шести пенсов за галлон красного вина и восьми пенсов – за галлон бе лого. Но даже эти цены, вероятно, были значительным снижением в сравнении с теми, что купцы устанавливали ранее, поскольку Роджер Ховеденский отметил, что сразу после этого «страна наполнилась винами и пьяницами».
Иоанн и Филипп встретились в середине января 1200 года в районе Лез-Андели, где наконец договорились об условиях долговременного мира. Краеугольным камнем этой договоренности стал брак между единственным сыном Филиппа Людовиком, которому тогда исполнилось тринадцать лет, и племянницей Иоанна Бланкой, дочерью его сестры Элеоноры и Альфонсо IX Кастильского. Девочка была примерно того же возраста. В качестве приданого Иоанн согласился дать ей город и графство Эврё, все нормандские замки, которыми Филипп владел на день смерти Ричарда, и тридцать тысяч марок. В дополнение Иоанн поклялся, что не станет помогать ни деньгами, ни людьми своему племяннику Оттону в борьбе с герцогом Швабским, другим претендентом на императорскую корону. Короли договорились об очередной встрече летом, до которой все договоренности должны были претвориться в жизнь.
Иоанн доверил важную миссию получения руки Бланки для Людовика и доставки невесты во Францию своей матери. Отважная женщина выехала в разгар зимы в Кастилию, чтобы навестить свою дочь Элеонору и вернуться с внучкой.
Филипп испытывал постоянные трудности с церковью, что существенно усиливало его желание договориться с Иоанном. После смерти своей первой жены Изабеллы де Эно, матери Людовика, Филипп 14 августа 1193 года женился на Ингеборге, дочери короля Дании, отчасти рассчитывая возродить прежние датские претензии на английский трон. Как только они поженились, Филипп почувствовал непреодолимое отвращение к своей новой супруге – так он утверждал. Через три месяца он убедил своих самых сговорчивых епископов объявить брак недействительным на основании кровного родства. Ингеборга обратилась к папе, и он в 1196 году отменил решение епископов и запретил Филиппу жениться еще раз. Тем не менее Филипп в июне 1196 года сочетался браком с Агнес, дочерью Бертольда IV, герцога Меранского. В 1199 году папа Иннокентий III приказал ему отказаться от Агнес и вернуть Ингеборгу, свою законную супругу. Филипп отказался, и папа 15 января 1200 года наложил на Французское королевство интердикт. Сначала Филипп сопротивлялся. Он изгнал епископов и священнослужителей, которые соблюдали интердикт, конфисковал их собственность и наложил большие штрафы на мирян, выполнявших папский приказ.
Пока Филипп был таким образом занят, Иоанн в сопровождении Джеффри, архиепископа Йоркского, отправился в Англию, чтобы собрать деньги на приданое Бланки. Он отплыл из Барфлёра и высадился на берег в Портсмуте 27 февраля. И немедленно занялся сбором средств. Обычной расчетной единицей при налогообложении была мера земельной площади, которая называлась запашка и составляла около 120 акров пригодной для возделывания земли. Иоанн установил налог в три шиллинга на каждую запашку и, очевидно, не встретил трудностей при сборе средств, за исключением архиепархии Йоркской, где Джеффри не позволил королевским чиновникам собирать налоги с его земель.
Иоанн отправился в Йорк во время Великого поста, чтобы встретиться с Вильгельмом Шотландским, которого он вызвал, чтобы принять от него вассальную клятву, но Вильгельм снова не явился. Иоанн провел Пасху в Вустере и в конце апреля вернулся в Нормандию.
Тем временем королева Элеонора успешно выполнила свою миссию в Кастилии. Она вместе с Бланкой прибыла в Бордо и даже успела на пасхальные торжества. Понятно, что немолодая королева была утомлена продолжительным путешествием и отправилась в монастырь Фонтевро, где были похоронены ее супруг и сын Ричард. Бланку она поручила заботам архиепископа Бордо, который отвез девочку в Нормандию и передал Иоанну.
Иоанн и Филипп заключили договор в Ле-Гуле 21 июня 1200 года. Иоанн даровал город и графство Эврё Людовику, вместе с другими территориями, договоренность о которых была достигнута ранее, как приданое Бланки. На следующий день архиепископ Бордо обвенчал молодую пару в присутствии всего французского двора. Иоанн желал, чтобы церемонию выполнил его брат Джеффри, но архиепископ Йоркский не явился на вызов. Бланка уже в столь юном возрасте была удивительно красива. В те времена, когда королевские браки очень редко бывали счастливыми, Бланка и Людовик прожили вместе двадцать шесть лет, не расставаясь больше чем на день.
В день бракосочетания Иоанн и Филипп снова встретились, на этот раз в Верноне – на территории Филиппа. Филипп признал права Иоанна на континентальные владения, включая Бретань, и Артур, по совету Филиппа, присягнул на верность своему дяде за эту землю. Тем не менее Артур остался на попечении французского короля.
Теперь Иоанн мог поздравить себя с заключением соглашения в Ле-Гуле, устройством брака своей племянницы с сыном Филиппа и утверждением своего неоспоримого права на территорию, которой владел его предшественник. Чуть больше чем за год он отвоевал у Филиппа больше, чем его брат за десять лет правления, и, вероятно, он предвидел длительный мир с Францией. Правда, зная изменчивую натуру Филиппа, он не должен был испытывать иллюзий: французский король будет соблюдать договор лишь до тех пор, пока это будет отвечать его интересам. Безграничное честолюбие Филиппа, его вероломство и двуличность, а также его неустанные попытки всячески укреплять могущество французской короны были достаточными гарантиями того, что долгосрочного мира между Англией и Францией не будет до тех пор, пока английский король имеет юрисдикцию на территориях, принадлежащих, пусть даже номинально, французской короне. Хотя ситуация, при которой король Англии, являясь герцогом Нормандии, герцогом Аквитании, графом Анжу и Мэна, был феодальным вассалом короля Франции, его сюзерена, была логическим развитием феодализма, ее практические последствия были чреваты противоречиями. Лишь очень слабые сюзерены, такие как непосредственные предшественники Филиппа, которые воздерживались от взыскания причитавшихся им сборов в полном объеме, могли терпеть вассала, который был могущественнее своего господина. С другой стороны, английский король, один из самых влиятельных монархов Европы, не мог долго терпеть свое подчиненное положение по отношению к сюзерену не такому могущественному, как он сам.
Даже сильные и энергичные короли, такие как Генрих II и Ричард, видели сложность задачи. Нужны постоянные усилия, много времени, сил и средств, чтобы удерживать свои континентальные владения от открытого мятежа, а Филиппа Французского – припертым к стенке. Когда Филипп укрепит свои позиции и нарастит силы, задача станет крайне трудновыполнимой. Хотя Иоанн, безусловно, ускорил процесс, ни один английский король в подобной ситуации не мог бы сохранить Нормандию – территорию, за которую Филипп воевал с особым упорством.