1. Во Франции период с 1815 по 1870 г. отличался нестабильностью и частой сменой режимов. Талейран, принося присягу Луи-Филиппу, с улыбкой сказал ему: «Хе-хе! Государь, это уже тринадцатая…» Люди, которые столько раз присягали, а затем отказывались от клятвы в верности, не могли верить в законность любой власти. Ибо ценится только законная власть, то есть власть, которую почти единогласно принимают те, кем она будет управлять. Если это не так, то наступает анархия, разброд в умах, гражданская война. Французская революция лишила королей их величия. Кому же отныне принадлежало во Франции законное право? Оставалось ли оно атрибутом старшей ветви Бурбонов? Кое-кто еще в это верил, и в 1870 г. еще довольно много неисправимых монархистов хотели бы возвести на французский трон Генриха V. Но в памяти народа престиж этой семьи омрачала тень Карла X. Парижане с гордостью вспоминали, что уже дважды свергали представителей этой династии. Республиканцы опасались, как бы старшая ветвь Бурбонов не превратилась в партию реакции и мести. Младшая линия? В любой форме она не имела никаких законных прав ни по наследственной линии, ни в силу отсутствия народной поддержки. Империя? Находясь в изгнании, Наполеон III еще питал надежды и говорил: «Только я один смогу найти выход из сложившейся ситуации». Но бонапартизм, который стремился быть одновременно и наследственным, и якобинским, создавал такие противоречия, что режим просто не мог быть жизнеспособным. Республика? Это казалось логическим решением, поскольку всеобщее избирательное право было уже установлено и принято. Но для многих аристократов и представителей буржуазии она ассоциировалась с террором и беспорядком. Таким образом, любой режим неминуемо вел к расколу французского общества. Кровавый ров все еще сохранялся.
2. Каковы же были реальные силы страны? Начал формироваться союз между остатками бывшей аристократии, крупной буржуазией и крупными землевладельцами. При Луи-Филиппе фактически правили нотабли; во власти их представляли достойные люди. Герцога Брольи, Гизо, Тьера можно отнести к лучшим министрам старого режима. Во время Второй империи эта команда сошла на нет. Правила котерия Наполеона III. Финансисты, дельцы, а также просто энергичные люди бросались в рискованные предприятия. Перейр, Фульд, д’Эйшталь, Малле, делая свои состояния, способствовали развитию промышленности Франции. Лессепс, руководя строительством Суэцкого канала, поднял мировой престиж своей страны. Осторожные банкиры Луи-Филиппа долго и с недоверием присматривались к слишком смелому поколению. Затем произошло слияние. После падения империи союз богатства и знатного происхождения выступал почти единым фронтом. Одни с сожалением вспоминали о Луи-Филиппе, другие о Наполеоне III, а некоторые и о Карле X, но у всех были общие надежды на будущем. Они видели перед собой огромную и таинственную силу: всеобщее избирательное право. Что из всего этого получится и чего хотели французы в 1870 г.? В 1848 г. крестьянская масса проявила себя консервативной. За империю высказалось безоговорочное большинство. Церковь сохраняла свою силу. Поэтому нотабли имели основания надеяться, что избиратели вновь доверят им управление страной.
3. Но зарождались и другие течения. Обогащение страны не ограничивалось несколькими семьями торговых воротил. Масса мелких промышленников, мелких коммерсантов, сознающих свой успех, тоже требовали уважения. В каждом провинциальном городе преподаватели, врачи, адвокаты, нотариусы, фармацевты, ветеринары объединялись в либеральную группу, богатую талантами, которая жаждала равенства и в один прекрасный день с полным правом могла оспаривать свое превосходство над нотаблями. Население городов увеличивалось за счет деревни. Оно состояло главным образом из рабочих, которые не получили от Второй империи тех же преимуществ, что буржуазия. Воспитанный в требованиях соблюдения экономического либерализма, Наполеон III бросил рабочий класс на произвол закона спроса и предложения. Этот закон работал в пользу предпринимателей, потому что наемные кадры не были организованы. Поскольку население больших городов избирало выразителями своих интересов таких адвокатов, как Гамбетта или Греви, в стране возрождался республиканизм и социализм. Влияние Церкви, которое в провинции действовало в пользу нотаблей, в городах ощущалось слабее. С возникновением теории Дарвина родился конфликт, противопоставивший науку и религию. Республиканизм, социализм, антиклерикализм – все это усилия для продолжения революции или сохранения ее завоеваний.
Химеры Парижа. Фотография Шарля Негре. 1853
Бульвар Монмартр. Фотография 1870-х
4. В момент развала империи внутренняя политика Франции была подчинена ее внешней политике. За несколько лет карта Европы полностью изменилась. Франция уже не занимала лидирующих позиций. Болезненный факт для французов, но каждый разумный и честный государственный деятель вынужден был с этим считаться. Такое положение объяснялось несколькими причинами. Враги империи обвиняли ее в некомпетентности, в безнравственности режима, в разложении, в результате чего она забыла об армии. Фрейсине, хотя и республиканец, не принимал подобного объяснения. «Нельзя допускать, чтобы из-за незнания, чрезмерной скромности или партийных интересов вокруг нас твердили, что Франция недостойна самой себя. Те, кто это утверждает, озлоблены несчастьем или просто пристрастны». Самая значительная ошибка императора заключалась в том, что он защищал принцип национального самоопределения. Во имя этой абстрактной идеи он своими руками создал для Франции серьезных противников в лице других крупных держав. Отныне в Европе была не только Австрия, как во времена старого режима, но еще и объединенная мощная и агрессивная Германия. Некогда Франция, имея 25 млн населения, была в состоянии собрать армию, способную победить Европу. Однако демографический рост в соседних странах опережал Францию. Начиная с 1870 г. она остается великой державой, но уже не самой сильной на континенте. Ошибки империи сделали эту ситуацию очевидной, но не они ее создали.
5. Несмотря на то что «время колебаний» сделало Францию менее грозной в военном отношении, она оставалась все такой же богатой и процветающей. Никогда еще страна не обогащалась быстрее, чем при Июльской монархии и Второй империи. С одной стороны, это процветание было связано с промышленной революцией XIX в., ведь обогащение Англии, Германии, Бельгии происходило в это же время. С другой – оно было вызвано еще и тем интересом, который проявляли тогда правительства к развитию промышленности, средств связи и градостроительства. В свое время эти серьезные инициативы сопровождались скандалами; они способствовали слишком быстрому созданию крупных состояний, но следующим поколениям они предоставили необходимое материально-техническое обеспечение. Если во времена Второй империи бульвары отличались расточительностью, то мелкая буржуазия, провинция, деревня оставались верными традициям экономии французского крестьянина. В 1870 г. «вязаный чулок» лопается от золота. Оно понадобится, когда для освобождения Франции Временное правительство будет вынуждено сделать заем, и этот заем будет покрыт суммой, в четырнадцать раз большей. В ту эпоху вкладчик, принадлежащий к мелкой или крупной буржуазии, коммерсант или фермер представлял собой силу. Еще долгое время правительства, образованные в результате всеобщего голосования, смогут существовать только в том случае, если их изберет подавляющим большинством плебисцит, в котором участвует ограниченное число избирателей, в чьих руках сосредоточены финансы, и если они одобрены банкирами. Вплоть до войны 1939 г. радикальные или социалистические правительства Франции будут натыкаться на «денежную стену».
Всемирная выставка в Париже. Экспозиция французских паровых двигателей. Фотография Чарльза Торстона Томпсона. 1855