Ассимиляция России

(«The Wall Street Journal». 28 ноября 2001 г.)

Чем явился саммит Буш – Путин (В ноябре 2001 года. – Прим. ред.) в городке Крофорд, штат Техас, – повторением Ялты или Мальты? Хотя судить об этом слишком рано, но задаться таким вопросом пора. В 1945 году в Ялте очарованный Франклин Рузвельт побратался с «дядюшкой Джо» и в обмен на тактическое обещание Советов вступить в войну против Японии сделал стратегическую уступку, отдав под советский контроль Восточную и Центральную Европу. В 1989 году на о. Мальта ликующий Джордж Буш-старший тактически превозносил последнего советского руководителя как великого европейского государственного деятеля, получив взамен стратегическое согласие на то, что Германию, которую вскоре предстояло объединить, следует прочно привязать к Организации Североатлантического договора (НАТО).

Оба вышеупомянутых саммита были яркими проявлениями личной дипломатии. Этот аспект естественно привлек наибольшее внимание и вызвал лавину комментариев в средствах массовой информации (СМИ), которые обычно начинались с благоговейных ссылок на «новую эру», или «исторический прорыв», или «великое воссоединение» в американо-российских отношениях. В обоих саммитах в западных СМИ российских лидеров хвалили за то, что те сумели преодолеть тайную внутреннюю оппозицию их не всегда вполне очевидному личному желанию договориться с Соединенными Штатами по стратегическим вопросам.

Однако действительно важный урок из такой персональной дипломатии куда более прозаичен. Персональная дипломатия на саммитах не может преуспеть, если только она круто не замешана на решимости достичь твердо отстаиваемых стратегических целей, которая является производным холодных расчетов действительного соотношения сил между двумя собеседниками. Разумеется, персональная дипломатия способна смягчить жесткие углы встречи и может играть роль ширмы, за которой более слабая сторона имеет возможность без явного унижения делать уступки. Но если она сфокусирована только на тактических заботах, то может стать рецептом для последующего разочарования.

На Мальте президент США знал, чего хочет (в стратегическом плане) и что может получить (в тактическом плане). Его успех привел к окончанию «холодной войны» на условиях, которые представляли собой победу дела свободы, демократии и прав человека. Ялта была чем угодно, только не победой Запада.

Сегодня стоит вопрос: приведут или нет новые отношения между Джорджем Бушем-младшим и Владимиром Путиным к дальнейшему расширению евроатлантического пространства и долгосрочной ассимиляции в нем постсоветской России; или, быть может, совместное участие в кампании против глобального терроризма будет иметь следствием договоренности, которые фактически подорвут политическую сплоченность интегрированного (евро)атлантического альянса, который является величайшим достижением Америки после окончания Второй мировой войны?

Ассимиляция России желательна и даже исторически неизбежна. У России в действительности нет выбора, поскольку ее громадные, но в основном малонаселенные территории граничат на юге с 300 миллионами мусульман (которых она основательно восстановила против себя своими войнами против афганцев и чеченцев), а на востоке – с 1,3 миллиарда китайцев. Но то, на каких условиях произойдет эта ассимиляция, будет определять, насколько стабильным станет Евразийский континент и насколько прочным будет (евро)атлантический альянс.

Быть может, внезапное прозрение г-на Путина теперь заставляет его больше не желать разъединения Америки и Европы, не выстраивать с Китаем отношений «стратегического партнерства», направленного против американской гегемонии, не создавать славянского союза с Белоруссией и Украиной, не пытаться подчинить Москве недавно обретшие независимость государства на постсоветском пространстве – то есть не добиваться всего того, к чему он активно стремился всего несколько недель назад? Но, как известно, имперская ностальгия умирает медленно, и она наверняка задержалась в главных институтах российской власти, в частности в вооруженных силах и органах безопасности, а также среди российской внешнеполитической элиты. Официальные выразители мнений этих институтов достаточно ясно дают понять, что поворот России к Западу должен сопровождаться важными уступками с его стороны, некоторые из которых могут оказать отрицательное влияние на общие ценности и жизнеспособные консенсуальные процедуры (евро)атлантического альянса.

К сожалению, в плане обоих вышеназванных ключевых вопросов – ценностей и процедур – упор на персональную дипломатию имеет тенденцию заслонять то, что должно оставаться ясно видимым. Если хотят, чтобы Россия была тесно ассоциирована с (евро)атлантическим сообществом, она должна себя вести в соответствии с европейскими стандартами даже в трудных обстоятельствах. Великобритания многие годы ведет борьбу с терроризмом в Ольстере, от которого страдают Лондон и даже королевское семейство, однако Белфаст не разрушен до основания, а примерно 30 тысяч ирландских мирных граждан не стали жертвами массовой резни. После нескольких лет кровопролитной войны Франция в конце концов признала, что алжирцы – не французские подданные. Разве эти уроки не имеют касательства к войне г-на Путина в Чечне?..

* * *

Недавняя инициатива Великобритании, которая, надо полагать, с молчаливого одобрения Соединенных Штатов Америки предложила создать новый механизм принятия решений для укрепления сотрудничества между НАТО и Россией, тоже таит в себе опасность запутывания в процедурном плане того, что должно оставаться ясным. Разногласия в НАТО решаются путем консенсуса, тогда как членство в этой организации строится на основе общего обязательства способствовать совместным интересам национальной безопасности. Однако англичане предлагают создать новый орган «Совет Россия – НАТО», в котором Россия и сегодняшние 19 государств – членов НАТО будут рассматривать возможные меры по укреплению совместной безопасности. Этот орган будет заседать на регулярной основе, тем самым дублируя ныне действующий в структуре НАТО высший руководящий орган – Североатлантический совет. В отличие от ранее созданного консультативного совместного совета НАТО – Россия, в котором НАТО и Россия фактически встречаются один на один (формула 19 + 1), английское предложение предусматривает обсуждения на равноправной основе среди всех 20 членов совета.

Нетрудно вообразить себе политические последствия английского предложения. Российская сторона, надо полагать, будет приходить на каждое заседание с четкой собственной позицией, а вот остальные 19 участников совета не успеют выработать единую позицию государств – членов НАТО. Россия де-факто станет участвовать в обсуждениях политики НАТО и сможет играть на расхождениях во взглядах союзников по НАТО еще прежде, чем ими будет сформирован консенсус. Это формула для внутренних раздоров, а не для укрепления сотрудничества с государством, не являющимся членом НАТО. Она может свести НАТО к чему-то вроде Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) (которая не способна ни к каким действиям) или же расколоть НАТО на соперничающие блоки, где государство, не являющееся членом НАТО, будет иметь возможность использовать в своих интересах традиционные трансатлантические или (внутри)европейские распри.

Странно, что предложение такой важности премьер-министр Блэр сделал как своим союзникам, так и России. Было бы более правильно тщательно изучить эту идею на предстоящей встрече государств – членов НАТО на министерском уровне, а не внезапно и – для некоторых членов НАТО – тревожно-подозрительно генеральному секретарю НАТО торопиться в Москву, чтобы положить английское предложение перед российским президентом, который ему обрадовался, что не очень-то удивительно.

По меньшей мере, на декабрьской встрече НАТО на министерском уровне следует отложить принятие решения по этому вопросу до тех пор, пока он не будет тщательно изучен. На кон, в дополнение к общим ценностям, поставлена сама сущность военно-политической интеграции альянса. Следует исходить в первую очередь из того, что любой совместный механизм НАТО – Россия, рассматривающий совместные шаги по укреплению безопасности, не должен стать заменой для прежних решений НАТО, касающихся желательности подобных совместных акций.

По-прежнему актуальный урок нескольких последних десятилетий заключается в том, что вовлечение России в западные структуры следует проводить на основе долгосрочной стратегии, а не ради зрелищных личных отношений или кратковременных тактических выгод. В следующем ноябре НАТО проводит встречу на высшем уровне в Праге, которую предполагается отметить принятием в состав этой организации новых членов из числа государств Центральной Европы. Это событие должно явиться исторически подходящим моментом – на котором, как хочется надеяться, будут присутствовать президенты России и Украины – для соединения расширения НАТО с последовательным вовлечением в него расположенных дальше к востоку государств, что может указывать даже на появление когда-нибудь в будущем панъевразийской системы коллективной безопасности, ядром которой станет НАТО. Держа курс на этот ориентир, Соединенные Штаты и их союзники должны иметь в виду коренные различия между Ялтой и Мальтой.