8. Что в тихом Лаваре водится

Плаке уже заканчивал допрос Юрия в присутствии Корбе, когда ему сообщили, что в квартиру Мохового-младшего в Лаваре рвался какой-то усач со шрамом через всю щеку и насмерть перепугал консьержку. Когда Плаке задал вопрос Юрию, знает он этого типа или нет, тот побледнел и отрицательно завертел головой. Плаке доложил о визите человека со шрамом Броссу, и комиссар сказал, что это, скорее всего, Корсиканец, и пообещал подойти. Увидев Бросса, мэтр Корбе сразу же принялся жаловаться ему, что инспектор оказывает на его клиента недопустимое давление и инкриминирует ему связи с каким-то типом, которого господин Юрий Моховой и в глаза не видел. Бросс посмотрел протокол, который вел Плаке, и сказал:

– Так-таки никогда не видел, мэтр Корбе?

– Мой клиент заявил об этом со всей определенностью, господин комиссар, – уверенно ответил Корбе.

– Что ж, в таком случае примите мои извинения, – проникновенно произнес Бросс, взглядом остановив Плаке, который пытался сказать что-то в свое оправдание. Юрия увели, и Корбе пошел вслед за ним.

Оставшись с Плаке, сказал:

– Если «Усач» – это действительно Корсиканец, то ясно, что они с Юрием Моховым знакомы. Я думаю, что в его квартире в Лаваре что-то есть такое, что могло интересовать этого громилу. Надо поэтому туда поехать и поговорить с консьержкой. Думаю, после этого у вас будет больше аргументов для разговора с нашим подследственным. Так что собирайтесь, Плаке, поедем с вами к этой перепуганной консьержке и заодно осмотрим квартиру нашего мальчика: ордер на обыск я уже получил.

Дорога в Лавар шла через давно осушенные болота, где местные фермеры выращивали теперь богатые урожаи овощей. Лучше всего здесь росли салаты и цветная капуста, редька и сельдерей. Вдоль шоссе стояли старые платаны и куда реже – одинокие виллы, куда хозяева, как правило, приезжали только на уик-энд и на каникулы, чтобы дети могли подышать деревенским воздухом. В Лавар после окончания войны переселились многие парижане со средствами. Там они и жили, а в Париж, над которым то и дело висит удушающий смог, ездили только работать и развлекаться. Поэтому Моховой выбрал для своего отпрыска лицей Лавара не случайно. Лицей был платным, и бедноту из ашелемов туда близко не подпускали. К тому же и дисциплина в Лаваре была строгой, и охрана глядела в оба, чтобы в лицей не проникали торговцы наркотиками и прочая уголовная шушера. По обе стороны центральной улицы, которая, как и во всех старинных городках Франции, называлась Гран рю, в конце семидесятых годов на месте старых неказистых домишек построили «кондоминиумы» – современные многоквартирные резиденции, связанные между собой застекленными галереями, подземными переходами и гаражами. Входные коды, стальные двери и круглосуточная охрана с собаками были для жителей этих урбанистических цитаделей серьезной гарантией безопасности от внешнего мира сельской и городской бедноты, от воров и налетчиков. В таких домах можно было, не выходя на улицу, купить все необходимое, сходить к врачу, в аптеку, в парикмахерскую, в ресторан, в сауну, в бассейн, в химчистку, в кино. Можно было провести там всю жизнь, приобретая все необходимое – от зубной пасты до самых изысканных развлечений, – ни разу не выходя на улицу. Это был город в городе, убежище для богатых, их гетто, куда они ушли добровольно в поисках безопасности, пусть даже и иллюзорной…

Юра Моховой жил на пятом этаже. Бросс с Плаке поднялись туда вместе с уже знакомой Плаке консьержкой, мадам Родригез, которая, несмотря на воскресный день, пришла к ним на помощь. Она без умолку говорила о страшном «Усаче», который неизвестно каким образом обманул охрану, проник в ее дежурку и принялся ее допрашивать о господине Моховом.

– И где только такой хороший и тихий мальчик мог завести такие страшные знакомства? Вы можете себе представить, – в ужасе шептала она, когда они подошли к квартире Юрия, – что этот усатый бандит угрожал разрезать меня на части?!

Квартира Юрия – небольшая студия с маленькой кухней и ванной – располагалась в самом углу длинного коридора, где Бросс насчитал еще семь квартир, отметив про себя, что не грех было бы на всякий случай опросить их владельцев по поводу возможных визитеров и подтвердить или опровергнуть заодно алиби Юрия. Он попросил Плаке заняться этим, а сам остался с консьержкой.

– Вы не открывали «Усачу» квартиру господина Мохового, госпожа Родригез? – спросил Бросс.

– Что вы, что вы! Я сказала, что у меня нет ключа. И к счастью, – заговорщицки подмигнула она, – у меня его в тот момент действительно не было. Господин Моховой перед тем, как уехать в пятницу, попросил меня заказать ему второй ключ. И я в тот же день отнесла его нашему слесарю.

– Вы точно помните, что это было в пятницу?

– Да, я еще передала господину Юрию эту английскую газету, которую он выписывает.

– «Интернэшнл Геральд Трибюн»?

– Да, кажется, так…

– С пятницы господин Моховой здесь не появлялся?

– Он уехал в пятницу, а потом снова заезжал ненадолго и почти сразу уехал…

– Вот как? Вы с ним говорили?

– Нет.

– А в субботу утром у вас появился этот, как вы говорите, усатый бандит, и потребовал открыть ему квартиру Мохового? – уточнил Бросс.

– Да… Но, к счастью, в это время в коридоре появился наш охранник, и этот тип увидел его через стекло моего офиса, – так мадам Родригез называла свою дежурку, – и убежал. Я страшно перепугалась. Страшно!

– Вы не знаете случайно, – спросил Бросс, – для кого мог делать ключ господин Моховой?

– Его регулярно навещала эта дама, – сказала Родригез, указав на стоявшую на письменном столе фотографию, на которой были запечатлены вместе Юрий, его отец и его мачеха Валентина. – Он сказал, что эта жена его отца, и я несколько раз открывала ей своим ключом, когда господина Юрия здесь не было. Иногда она привозила продукты, иногда убирала комнату. Обычно она бывала здесь днем, и только с января этого года они стали приезжать сюда иногда вместе вечером. Вообще-то гости у него бывали нечасто.

– Эта дама, – спросил Бросс, указывая на фотографию Валентины, – не оставалась здесь на ночь ни разу?

– Нет, хотя бывало, что уезжала поздно – в час, в два ночи. Я знаю, потому что соседи жаловались на громкую музыку…

Плаке вернулся довольно быстро. Соседка из ближайшей к Юрию квартиры подтвердила, что в пятницу слышала, как Моховой-младший что-то носил из своей квартиры в лифт, и из-за этого она долго лифт не могла вызвать. Было это где-то около четырех часов дня.

Обыск занял немного времени. Консьержка засвидетельствовала, что Бросс и Плаке обнаружили при ней в квартире господина Мохового автоматический пистолет «Парабеллум» с глушителем, шесть пистолетов Макарова и двадцать обойм к ним с патронами, двадцать гранат-«лимонок», пять автоматов Калашникова с запасными рожками к каждому, шесть взрывателей, две упаковки тротиловых шашек по десять в каждой, а также блок сигарет с добавками марихуаны. Ко всему прочему, у Юрия обнаружили пять пачек по десять тысяч долларов в каждой. Госпожа Родригез поставила свою подпись под протоколом и, пошатываясь от необычных впечатлений, ушла к себе со словами:

– Святая Дева Мария! Кто бы мог подумать? Такой тихий мальчик! Такой тихий мальчик!

– Да, – сказал Бросс. – Нет ничего страшней тихих вод.

Он и не знал, что это выражение примерно соответствует русскому: «В тихом омуте черти водятся».

В комиссариате Броссу сообщили, что звонили из русского посольства и потребовали передать трупы убитых граждан России для захоронения. Родственники приедут в Манг с этой целью завтра с утра. Заодно можно будет провести формальное опознание. Бросс принялся разыскивать по телефону Фидо, но того, как назло, нигде не было. А ему как раз пришла в голову небольшая идея о дополнительной экспертизе…

Фидо объявился уже к полуночи и позвонил домой Броссу. Шарлотт, как всегда перед сном, вот уже минут сорок плескалась в ванной, и Бросс, ожидая своей очереди, сидел перед телевизором. Фидо рассказал ему, что отыскал чудный ресторан в деревеньке Куан-де-Мартан к северу от Манга, километрах в пятнадцати. Его недавно открыл очаровательный старикан, который учился кулинарному искусству у самого Эскофье.

– Так вот, – сказал он, – представляешь, на закуску он подал филе-де-воляй по-бресски, с гусиной печенкой и артишоком. Затем на горячее был омар с лисичками. Причем соус он делает на сливочном масле с кораллом морского гребешка, представляешь?

– И запили вы все это «фронсаком» 1992 года?

– Обижаешь. У него оказалось чудесное «Пуйи фюме» 1989 года. Но десерт, его десерт – это сказка…

– Ничего, если я с тобой сейчас поговорю о трупах? – прервал его излияния Бросс. – Ты брал у убитых женщин биопробу на половой контакт?

– Только у той, которую выловили в Мерикуре, как ты просил…

– Возьми еще у хозяйки виллы. А в тюрьме – у Мохового-младшего. Причем постарайся все это сделать до девяти утра. Трупы нам придется завтра отдать…

– Понял, – сказал Фидо. – Когда ты это русское дело закончишь, поедем к этому старику. Идет?

– Идет, – согласился Бросс и пошел принимать душ в ванную, из которой только что вышла в халате и с книжкой в руках Шарлотт.

– Я тебя жду, – сказала она ему игриво. – Долго не задерживайся. Идет?

– Идет! – откликнулся он эхом.