5. Медвежатник из ДСТ

Готье привез с собой в Манг специалиста по вскрытию сейфов, старого медвежатника из Марселя, который давно завязал, но регулярно работал на все спецслужбы Франции. Конечно, Готье направил запрос прокурору республики с просьбой дать ему разрешение на обыск, без чего Эрвилье попросил сейфы у Мохового не трогать и вообще зря не рисковать.

– Лучше строго держаться буквы закона, дорогой Готье, даже в том случае, когда вы имеете дело с российской мафией.

– В России этой букве не очень следуют, – ответил на это Готье и тут же получил сдачи.

– Вот поэтому они и получили Сталина, – парировал Эрвилье. – Надеюсь, ничего подобного для Франции вы не хотите?

Готье тем не менее получил в прокуратуре по телефону разрешение снять копии со всех записей в компьютере Мохового. Формально это можно было подвести под рубрику «срочный осмотр помещения», что при преступлениях второй и третьей категории разрешалось. А так как Готье был уверен, что имеет дело с первой категорией – угрозой национальной безопасности и заговором, то, как только Бросс приехал, он уговорил его вернуться на «Мандрагору». Готье тут же засел за электронику. Русский он понимал неважно и просто снимал на «флешку» копии со всех тех файлов, которые сумел вытащить из памяти четырех «Макинтошей» Мохового. С самого начала дело у него не заладилось. Легко снимались всякие копии счетов, какие-то пустяшные сообщения и заполнивший почтовый ящик Мохового спам. Но когда дело дошло до деловой корреспонденции фирмы «Наш уголь», Готье наткнулся на тройной кодовый барьер, который преодолеть не смог. Компьютерщики из русской оборонки сделали по заказу «РУСАМКО» прекрасную защиту, которую нельзя было быстро преодолеть даже профессионалам высокого класса. Когда на помощь Готье приехал главный программист ДСТ, он сразу же сказал, что на месте раскодировать компьютеры Мохового не берется – их надо перевозить к нему в «Бассейн». На это надо было получить разрешение у прокурора, на что наверняка уйдет целый день, и поэтому пока Готье решил заняться проверкой содержимого кофров Мохового, на что имел формальное право. Профессиональный медвежатник из ДСТ вместе с Готье вскрыл стол в кабинете Мохового и все его сейфы. Изучение их содержимого затянулось до поздней ночи. Готье составил акт, оприходовав все, что они нашли в кофрах. Помимо целого набора кредитных карточек Моховой хранил в сейфе солидные запасы валюты. Денег нашли около двухсот тысяч долларов. И еще тысяч на тридцать долларов разных европейских банкнот. Готье все это сфотографировал и оставил в сейфах, как все и было. Деньги его волновали сейчас меньше всего. Не вчитываясь, он быстро снял копии со всех найденных документов на свой сканер. В основном это были фактуры на поставки стрелкового оружия, бомб, противогазов, противотанковых ракет, танков и вертолетов.

Если бы Готье обнаружил эти фактуры при жизни Мохового, тому пришлось бы провести за решеткой не один год – мешки с «углем», а на самом деле с оружием, покойник поставлял сепаратистам на Корсику, в Испанию и на юг Франции посредникам ЭТА, в Ирландию и Англию, в Косово, в Боснию, в Ливан, в Сектор Газа, в Алжир, в Либерию, в Судан, на Цейлон и на Филиппины. Можно было подумать, что в южных широтах наступило резкое похолодание, раз там потребовалось столько «угля». Позже специалисты ДСТ расшифровали нехитрые коды Мохового, где марки угля соответствовали тому или иному типу оружия. Но даже одна только география операций французского филиала «РУСАМКО» впечатляла.

Дело это было затяжное, и Бросс, воспользовавшись тем же правом на осмотр, основательно прочесал всю виллу. Он вновь прошел по всем комнатам и перерыл все шкафы, прощупал все диваны и кровати. Затем включил освещение в саду и еще раз прошел по полосе охраны с ее коварными люками. Она шла по периметру всего каменного забора и была достаточно широкой, чтобы среднего роста человек ее не перепрыгнул. Так или иначе, не зная о существовании люков, любой, кто проник бы сюда, должен был наступить на эту полосу. А на ночь Моховой ставил команду «Открыто». Или «Вниз»? Надо было бы поискать прежнего хозяина виллы и разузнать у него все об этой странной системе охраны, мягко говоря, противозаконной. Люди все же не дикие животные, на которых ставят капканы, даже если это и воры. Впрочем, теперь уже привлекать к ответственности здесь было некого. Все, кто мог иметь к этому отношение, находятся в гостях у Фидо. Юра же к этому вряд ли причастен.

В столе Мохового Бросс нащупал тайник. Минут через двадцать его удалось открыть, и там обнаружили пистолет Макарова с двумя обоймами к нему, а также старинную казначейскую матрицу из тяжелого металла для производства ассигнаций достоинством в сто долларов.

– Черт возьми! – воскликнул Бросс, когда Готье показал ему этот шедевр. – Он еще был и фальшивомонетчиком!

Готье сфотографировал и матрицу, переписал номер пистолета и сказал, что вернется в Париж, чтобы рассказать о всех своих находках специалистам в «Бассейне». Готье не стал дальше разъяснять, чем был вызван его срочный отъезд. Но Бросс и сам догадался, что Готье больше всего волновали фактуры на поставки оружия. Что-то было доставлено давно, а что-то еще было в пути. Тут, конечно, нельзя было медлить.

Со всеми этими русскими делами, подумал Бросс, ему без Готье и вовсе не разобраться. Тут простым следователям уголовной полиции делать нечего. Все документы вернули на место, сейфы закрыли. Компьютеры, за которыми Готье обещал приехать на следующий день, выключили. Из всего, что было обнаружено, Бросс забрал с собой только матрицу, чтобы показать ее своим экспертам.

Проводив Готье до его машины, он пошел попрощаться с полицейскими, которых оставил охранять дачу. «Отпустить их, что ли, до утра?» – подумал он. Но потом решил, что это непорядок, не дай Бог, что пропадет. Он пожал руки сержанту Серо и его напарнику, смешливому и толстому сенегальцу Нгаби, сказал, что рано утром их сменят, и поехал домой.

Было полнолуние. Облака, летевшие над долиной Сены, то закрывали Луну, то разбегались в разные стороны, и тогда сонный Манг и поросшие буком холмы Лима смотрелись как посеребренные рождественские картинки.

Бросс подъехал к своему коттеджу около часу ночи. Шарлотт еще не спала. Мадам Гоген, как звали ее друзья за те картины на таитянские мотивы, которые принесли ей скромную, но все же известность, сидела у камина, свернувшись в кресле калачиком, и смотрела по телепрограмме «Арте» передачу о русском авангарде.

– Ах, это ты! – обрадовалась она мужу. – А я и не услышала, увлеклась. Не перестаю удивляться, какой талантливый народ эти русские. В литературе, музыке, в балете, в живописи! Сейчас рассказывали про русский авангард. Ты слышал про Кандинского? Ну, вспомни, я тебе рассказывала. Так вот, только сейчас в Москве показали его работы, которых никто там не видел последние пятьдесят лет. Ты представляешь, какое богатство едва не пропало.

Шарлотт болтала без умолку, но не забыла при этом вытащить из холодильника ветчину, сыр, ее собственного приготовления «таитянский» салатик с кайенским перцем и поставила на стол бутылку бургундского.

– Чудо ты мое, – сказал Бросс, целуя Шарлотт за ухом, где только и можно было увидеть, что ее прелестные рыжие завитки у самых корней – седые. – Любимое чудо.

Камин потрескивал, обдавая их теплом. Шарлотт уютно свернулась у его ног. Он был дома. Весь ужас этих страшных последних дней отступил от Бросса на время. И у него даже не возникло никаких ассоциаций, когда он вслед за Шарлот повторил:

– Да, да. Русские очень талантливые люди.