9. Сюрпризы доктора Фидо

Бросс встретил доктора Фидо на пороге морга. Фидо был человеком пунктуальным и уходил обедать, как положено, в 12:30. К тому же он любил покушать вкусно и сытно и не позволял себе разгрузочных дней даже по понедельникам.

– Какие у тебя впечатления от нашего утопленника? В двух словах, – попросил его Бросс.

– Хорошо. Человек из мешка убит в ночь с субботу на воскресенье. Его пытали, но недолго. Я напишу тебе заключение, увидишь.

– Да, странная история.

– Тем более странная, что этому парню выжгли свастику на лбу.

– Давай пообедаем вместе, и ты мне все расскажешь, – предложил Бросс.

– Идет, – ответил Фидо. По дороге в ресторан он сообщил Броссу, что человека в мешке, судя по гематоме в затылочной части черепа, ударили сзади по голове, отчего он мог потерять сознание. Затем его связали и пытали около часа, прижигая раскаленным металлом самые чувствительные места. – Пытали его жестоко, как в средние века – прижгли, задали вопрос. Не отвечает или отвечает не так – опять прижгли. И так пока человек не сломается. Потом обливали водой и снова пытали.

– Мы, кажется, нашли орудие пытки. Два металлических стержня. Видимо, одним прижигали тело, а другой нагревали на огне в это же время, – сказал Бросс.

– Возможно. – сказал Фидо. – Тебе виднее. А умер он от того, что ему пронзили сердце этим стержнем. Впрочем, я не исключаю, что под финал они использовали кинжал. Между прочим, эту пытку использовала святая инквизиция, когда, например, допрашивали тамплиеров. А позже точно так же пытали протестантов…

Фидо был большим знатоком Средневековья и не упускал случая поделиться своими познаниями. Он принялся рассказывать о том, как король Филипп Красивый был проклят Великим Магистром тамплиеров Жаком де Моле, которого он отправил на костер. И как потом….

Бросс слушал его вполуха. Слишком много непонятного было в этой истории. Все скорее напоминало какой-то ритуал, чем обыкновенное жестокое убийство. Официант принес им аперитив, и Фидо с видимым удовольствием потягивал свой кампари из высокого стакана, по краю которого шла полоска сахарного песка. Он всегда так пил кампари – по-американски.

Бросс проглотил свой пастис и сказал:

– А свастику когда ему выжгли? Во время пыток, или с этого начали?

– Это, кстати, любопытно, – ответил Фидо. – Он уже был на последнем издыхании, когда его заклеймили таким образом. Это какой-то нацистский ритуал. Во время войны у наци в тюрьме Плецензее работала гильотина. Там казнили и бойцов нашего Сопротивления. Так вот, некоторым из них выжигали на лбу свастику перед казнью.

Принесли горячее. Бросс заказал кролика, а Фидо – турнедо из говядины. Мельком взглянув на выбор Бросса, Фидо сообщил ему, что кролика лучше всего готовить по рецепту Генриха IV. Для начала его надо обжарить на сковородке, а на другой сковородке одновременно жарить лук только до такого состояния, чтобы он стал прозрачным. Потом все смешать, добавить куриный бульон, чеснок, два помидора, белые грибы и за десять минут до конца приготовления влить туда стакан белого вина. Сняв с огня сковородку с кроликом, надо выжать на него лимон и только тогда подавать. «Сейчас, увы, так не умеют», – заключил он рецепт королевской кухни XVI века и приступил к своему блюду.

Турнедо Фидо запивал своим любимым «фронсаком». «Наверное, он в своем морге читает учебник по кулинарии», – подумал Бросс, слушая рассуждения Фидо о том, почему с турнедо надо пить именно «фронсак», и желательно 1991 года.

Уже стемнело, когда Плаке подъехал к комиссариату со своими вещдоками и протоколом допроса Жерома, который он составил на своем ноутбуке по дороге, усадив вместо себя за руль фотографа. Бросс все еще сидел в своем кабинете, изучая все привезенное из Мерикура, заключения экспертов, включая протокол осмотра трупа шофера такси, первые результаты вскрытий доктора Фидо и протоколы допросов. Плаке внес в эту груду материалов следствия свою лепту – целый мешок вещдоков с баржи. Он сказал, что передаст все им добытое на «опыление», а сам займется такси, на котором приезжал Робинс номер два. Из английского посольства Броссу передали по факсу довольно приличный снимок Робинса. Помощник комиссара успел съездить в госпиталь и показать его Боле. Тот едва снова не упал в обморок, узнав своего клиента. Все добытое им в ходе следствия Бросс сложил в пластиковые пакеты, налепил на них чистые наклейки и на каждой проставил номера будущих вещественных доказательств. Бросс любил порядок во всем и мог по первому требованию найти у себя в столе и в досье любую бумажку. Его жена Шарлотт язвила по тому поводу: «Ты мог бы быть секретаршей у самого себя, Жан-Клод».

Бросс представил себе усмешку в уголках губ Шарлотт, понаблюдай она за тем, как он упаковывает свои «цацки» в пластиковые мешочки. Жена была полной ему противоположностью – воинственная неряха, она, как и положено человеку богемы, любую жилую и служебную площадь могла за двадцать минут превратить в нежилую. На ее половине царствовал беспорядок. Она вечно что-то теряла, искала и искренне визжала от восторга, когда все-таки потерянное находила. Шарлотт никогда не сумела бы объяснить, что ее связывает с Броссом. Она понимала, что он – ее alter ego, ее так и не реализованное второе «я», втиснуть в которое ее так мечтали родители Шарлотт, а затем, довольно долго, пока не махнул рукой, и Бросс. Поэтому, когда ее спрашивали, как они, такие разные, нашли друг друга, она, чтобы все отстали, отвечала: «Случайно. Он меня просто арестовал».

Бросс позвонил домой и предупредил жену, что будет очень поздно. «Постарайся все же не утром, – услышал он в ответ ее мурлыкающий голос. – А то я без тебя не усну». Бросс с благодарностью отметил про себя, что Шарлотт, видимо, почувствовала серьезность ситуации и не стала предъявлять на него права даже после срыва субботнего культпохода.

Убийство на барже по-прежнему оставалось двойной загадкой, но все же появились какие-то ниточки. И убийцы на барже, и убийцы этой несчастной у Мерикура искали ответ на какой-то вопрос. А потому пытали, мучили, истязали. И затем – убивали с особой жестокостью. Но пока это единственное, что можно утверждать наверняка…

Бросс попросил Плаке поискать шофера, который привез Робинса, а сам решил пройти в морг, где Фидо заканчивал работу над трупом мерикурской утопленницы. Спустившись по лестнице, он бросил монетку в питьевой автомат на входе в комиссариат и залпом выпил банку холодного тоника. Голова у комиссара пухла от событий этого действительно черного понедельника. Через двор он прошел в морг к Фидо. Тот заканчивал вскрытие Ротштейн. На другом столе рядом с ней лежал прикрытый простыней труп англичанина, убитого на барже Боле. С ним Фидо уже все закончил.

Теперь уже было ясно, что его сбросили в воду с носа баржи, привязав к мешку по его ногам свинцовые бруски для груза. А когда груз этот оторвался, так как размокла ветхая веревка, мешок, в котором было много воздуха, всплыл. Доктор Фидо подтвердил, что смерть этого несчастного наступила в час утра в воскресенье, а пытать его начали в субботу, часов в одиннадцать вечера. Метеослужба уточнила, что как раз в это время шел ливень с грозой и градом, и преступники практически не рисковали, что их услышат, тем более что жилые дома в Лиме стояли от причала достаточно далеко, а от Манга его отделяли мост и Сена. Но в любом случае выскочить из мешка и появиться на причале в понедельник в одиннадцать утра Робинс никак не мог, разве только что это и впрямь был оборотень. А в их существование Бросс не верил. Тут было что-то другое.

Самый большой сюрприз, однако, заготовил для него доктор Фидо.

– Ты знаешь, – сказал он ему, едва Бросс переступил порог его операционной, – этот убитый англичанин не прост. Года два назад, я сужу по состоянию шрамов, ему сделали ой-ой-ой какую серьезную пластическую операцию, видимо, сильно изменив его внешность. Что ты на это скажешь?

– Не знаю, что и сказать, – ответил Бросс. – Замечу только, что без особой нужды под нож хирурга никто не ложится. Не исключено, что пластическую операцию его вынудили сделать. Как ты думаешь, люди его заставили пойти на это или обстоятельства?

– Это уж ты покопайся. Я копаюсь в трупах. Теперь об этой женщине… Ее, видишь, убили не сразу. Тоже пытали, но с помощью пистолета… На теле этой дамы живого места нет, – продолжил Фидо. – Сначала, видимо, ее просто били, в том числе ногами. Не насиловали, кстати. Потом стреляли – на теле восемь пулевых ранений. Ей перебили ступни, левую голень, оба коленных сустава, оба локтевых и восьмым выстрелом в рот убили. Убийцы ее явно торопились. Вся эта пытка заняла меньше часа. И заметь, начали с ней работать в ночь с пятницы на субботу, а с этим парнем – в следующую ночь. Думаю, это не случайное совпадение, но тут ты разберешься без моих советов. Сбросили ее в воду, конечно, мертвой. Кстати, ни у него, ни у нее в легких воды нет. Значит, и он отправился на дно уже бездыханным.

– Да, ее вытащили из опрокинувшейся машины, убили таксиста и принялись за нее прямо на берегу. Привлечь к себе внимание в таком месте они не боялись. Стреляли из пистолета с глушителем, да и ночь была, дождь с градом, – сказал Бросс. – А потом бросили в реку, и к утру ее снесло течением почти что к самой плотине.

Отпустив Фидо домой, Бросс вернулся в свой кабинет. С отпечатками пальцев, как он тут же выяснил, дело пока обстояло неважно. На брусках и стержнях, поднятыми со дна водолазами, и на мешке с утопленником отпечатки пальцев есть, сообщил Броссу дежурный эксперт, который работал с вещдоками с баржи, но они так размыты водой, что выявить их почти невозможно, хотя к утру, может быть, удастся что-то сделать. Бросс достал свой блокнотик, куда он обычно записывал все свои наблюдения, и, порывшись в карманах, нашел ручку «Bic». Паста в ручке застыла, и он с минуту расписывал ручку, водя шариком по обложке блокнота. Потом записал: «Суда по всему, ночные гости работали на „Би-Би“ в перчатках. Ни на спиртовке, ни на мешке, ну нигде не удалось найти никаких отпечатков, кроме пальцев Жако и Жерома. Только на бобине с веревкой нашли отпечатки, но кому они принадлежат, по картотеке определить не удалось. Экспертиза, кстати, показала, что веревку, которой был связан замученный, отмотали как раз оттуда». На 12 часов ночи больше ничего сенсационного эксперты не сообщили и обещали, что утром закончат работать с вещдоками.