Послесловие

Некоторые исторические персонажи были похоронены дважды; первый раз в могиле, под слоем земли; второй – под грузом их репутации. К этой второй категории можно отнести и Жака Кёра. Посвященных ему книг не счесть. Одни носят слишком общий характер, другие узкоспециальный. Но все они сводят его к не слишком привлекательной роли торговца, монетчика или же ошибочно называют его великим финансистом, иначе говоря, министром финансов, коим он никогда не был. Во многих исторических исследованиях подробно рассказывается о его состоянии и деятельности. Но все эти инертные детали, бухгалтерские ведомости, описи имущества, составленные вместе, не могут воссоздать живого человека. В лучшем случае за ними встает не слишком рельефный силуэт этакого афериста, интригана, честолюбивого придворного, восхождение которого было слишком стремительным, человека, от которого берет начало длинная череда впавших в немилость фаворитов, таких, каким был позже суперинтендант Фуке при Людовике Четырнадцатом.

Дворец Жака Кёра в Бурже, с двумя столь различными фасадами, посещают как диковину, свидетельство поворотного момента истории, где Средневековье уступает место Ренессансу. В общем, фиксируют лишь предшествовавший ему или последующий момент, и это разделение между прошлым и будущим довершает опустошение собственно реальности.

Почему у меня возникло желание заменить эти точные, но инертные образы романической реальностью, быть может менее обоснованной, но зато воссоздающей жизненный облик? Возможно, мне хотелось отдать долг. У этого дворца прошло мое детство. Я видел его в разное время года, в разную погоду, и порой зимними вечерами у меня возникало ощущение, что Жак Кёр все еще жив. Иногда я останавливался перед маленькой дверцей внизу, у выходящего на реку фасада, и, прикоснувшись к железной ручке, чувствовал тепло прикосновения владельца дворца.

Неподалеку от нашего дома находится дом, где родился Жак Кёр (во всяком случае, так считают). Какой контраст по сравнению с дворцом! Трудно отыскать лучшее свидетельство необычайной судьбы этого человека, чем сравнение этого скромного отправного пункта и места его триумфа. А между этими двумя точками – Восток, путешествие, порты Средиземноморья… В моем нелегком сером детстве именно дворец Кёра указывал мне путь, доказывавший силу мечты, существования иных краев, более изысканных, озаренных солнечным светом. Мне было необходимо воздать должное Жаку Кёру за то, что он сделал для меня. В какой-то момент у меня возник план вернуть его останки с острова Хиос, где он умер. Я заговорил об этом с другим почитателем Кёра Жаном-Франсуа Деньо, который был в восторге от этого проекта, как и от любого другого невероятного предприятия. Но вскоре нам пришлось столкнуться с фактами: нет доказательств того, что он был похоронен именно в Греции. Почтить Жака Кёра можно было только с помощью литературы.

Так постепенно я укрепился в намерении воздвигнуть для него романтическую гробницу. Я думал о римском императоре, герое романа «Воспоминания Адриана» Маргерит Юрсенар, и начал набрасывать заметки в том же ключе, не дерзая достичь высот ее дарования. Как обычно, я начал с того, что, читая и путешествуя, наугад собирал приметы его жизни, эмоции, набрасывал портреты – все, что могло бы помочь построить это здание.

Я построил его, основываясь на установленных фактах. К счастью, для создания портрета Жака Кёра недоставало многих подробностей, начиная с описания его облика. Удалось соблюсти последовательность конкретных событий, точно передать детали его жизни, в том числе последней фазы побега и странствий. Но в этой театральной постановке, где уже установлены декорации и выдан реквизит, важно было понять, как заставить персонажи ожить, как прописать их роли. Какую женщину следует облечь в одежды Агнессы Сорель (чей облик донес до нас художник Фуке)? Жак был близок к ней, она назначила его своим душеприказчиком, но что именно их связывало? Незнание определенных научно установленных фактов дает автору прекрасную возможность написать свой роман. Когда нет риска наткнуться на препятствия, создаваемые документами, включается воображение. Так зачастую было и у Жака Кёра. Вскоре я почувствовал, что он оживает, трепещет, думает, решает, действует, живет.

В этой книге мне хотелось следовать за своим персонажем, воскрешая предприимчивость и живость, что были присущи ему в детстве, его отроческие мечты, взрослый выбор, сомнения и ошибки. И в этот путь нужно отправиться без багажа, доверившись ему. Нам неведомо Средневековье. Ему тоже. Он поймет эту эпоху, проживая в ней свою жизнь, а мы – наблюдая за ним вживую.

Конечно, в этом плане Жак Кёр находится в лучшем положении, ведь жизнь провела его по самым разным дорогам. Редко кому на исходе Средневековья удалось побывать в столь различных мирах, познать и понять все – от темной, охваченной войной Франции до стран Востока, от Фландрии до Италии, от Лангедока до Греции; он посетил все эти земли, охватив весь известный в ту пору мир. И эти странствия сопровождались невероятно стремительным восхождением по социальной лестнице, что сродни приключенческому роману. Выйдя из низов, он добрался до королей и пап, до сильных мира сего, а после падения угодил в трясину тюрем и полного опасностей существования беглого узника. Амбициозные надежды Жака Кёра были оправданы и затем обесценены успехом, он испытывал постоянный страх, любовь улыбнулась ему лишь однажды, но потом в его жизнь вошла Агнесса Сорель, и ему стало ясно, какое счастье и какую боль способно вынести человеческое сердце.

Он не только понимал время, в котором живет, но и преобразовывал его. Момент, когда он появился на свет, и был моментом великой перемены. Закончилась Столетняя война с Англией, покончено с расколом Римско-католической церкви, продолжительное существование Восточной Римской империи завершилось падением Византии, исламский мир вплотную приблизился к христианскому. В Европе заканчивалась эпоха рыцарства, крепостничества и Крестовых походов. На смену ей приходило движение капитала через торговлю, власть денег, потеснившая землевладельцев, гений творцов, ремесленников, художников, первооткрывателей. Жак Кёр – человек этой революции. Он коренным образом менял взгляд западного мира на Восток, отказываясь от завоевания в пользу товарообмена.

Разумеется, было бы ошибкой полагать, что Жак Кёр знал о грядущих революционных переменах. Он не провозвестник современности. Он не пророк. Но он мечтал и давал своим мечтам возможность укорениться, прорасти в реальность. Единственный способ представить его живым – погрузить в жаркое бурление художественного вымысла. Необходимо представить его в повседневной жизни – провидца и в то же время слепца, в котором уверенность сменяется сомнениями, человека, не сознающего будущее, к которому он принадлежит в куда большей степени, чем ему кажется.

Не знаю, как бы он воспринял такой портрет, по всей вероятности скорее похожий на меня, чем на него.

Каждый будет судить по собственному разумению и приходить к собственным выводам. Самое главное, чтобы в этом мавзолее слов не упокоился мертвый герой, единственное, чего я хочу, – высвободить живого человека.