Глава 10
Сегодня мировая история должна быть написана заново!
Альфред Розенберг, 1930
Нижняя Австрия, окрестности города Ибс
30 июля 1945 года, 12:13 – 13:11
Привычка к дальним пешим переходам, приобретенная за годы службы в разведке, в очередной раз выручила Петра. Ноги гудели, от не совсем подходящей обуви на пятке появилась мозоль, но капитан упорно шагал вперед, с холма на холм, по направлению к Дунаю.
Идею добраться до Вены по реке ему подсказала Эльза. Она даже назвала адрес в Ибсе, небольшом речном порту, по которому проживал ее бывший свекор, всю жизнь проведший на реке. Правда, пятнадцать километров от Амштеттена до Ибса разведчику пришлось преодолеть на своих двоих. Избегая дорог, ориентируясь лишь по положению солнца.
Точно рассчитав, он взял немного левее и вышел на пустынный берег Дуная. Могучая река отражала бирюзу неба и была величаво спокойна, напомнив Петру родную Волгу. При воспоминании о доме он скрипнул зубами и ускорил шаг.
Город показался за поворотом реки, чистенький, словно вымытый. Суда, прилепившиеся к берегу, казались утлыми серыми лодчонками, и угрюмо возвышался над ними док. Со стороны гавани доносились вопли чаек.
Двигаясь так, чтобы постоянно быть скрытым кустами, Петр подобрался почти к самым причалам. Только после этого вновь рискнул выйти к берегу. Отсюда хорошо была видна фигура часового на крайнем дебаркадере.
Разведчик отступил и, обойдя по широкой дуге территорию порта, направился в сторону жилых районов. Квартал, где жили речники, нашел сразу – он начинался от самого порта, и висел над ним какой-то странный, особенный запах – то ли несвежей рыбы, то ли мокрой ткани.
Чужак в районе, живущем своей, замкнутой жизнью, в мирное время вызвал бы подозрение и повышенное внимание, но в этот день на улицах не было никого. Ибс словно посетило моровое поветрие.
Когда Петр постучал в калитку, за которой виднелся маленький домик с крышей из листового железа, из глубин двора навстречу гостю вышла большая овчарка. Она не рычала и не лаяла, лишь приоткрыла пасть, обнажив желтые двухсантиметровые клыки. Петр невольно отступил на шаг.
– Сидеть, Ганс, – раздался сильный, резкий голос, и собака, непокорно вильнув задом, всё же уселась на желтую пыльную землю.
На крыльце появился пожилой, но еще крепкий мужчина в полинялой рубашке защитного цвета и таких же брюках. Темные глаза его смотрели сурово, а серебристая щетина на подбородке казалась металлической.
– Чем могу быть вам полезен? – спросил он.
– Герр Клаус, – чувствуя смущение, начал Петр. – Я от Эльзы…
– Да? – поднял бровь старик. – Заходите.
Он с грохотом отпер калитку, и Петр шагнул во двор. Овчарка поднялась, из зубастой пасти донеслось недружелюбное ворчание.
– Место, Ганс! – рявкнул хозяин дома так, что разведчик едва не присел. Собака с недовольным видом закрыла пасть и потрусила куда-то за дом.
– Так что вам угодно? – спросил старик, поворачиваясь к гостю.
– Мне нужно добраться по реке как можно дальше на восток, – сказал разведчик, глядя прямо в карие, цвета крепкого чая, глаза.
– Это невозможно, – ни тени удивления не появилось на лице свекра Эльзы. – Причал охраняется. И вообще, зачем вам на восток?
– Мне надо в Вену, – проговорил Петр. – Я думаю, советское военное командование будет вам очень благодарно и компенсирует возможные затраты.
– Ну и дела, Эльза связалась с русской разведкой! – И старик захохотал. Петру оставалось только молчать и ждать.
Когда хозяин дома отсмеялся, лицо его снова стало серьезным, а глаза колючими.
– Вы уже слышали, что причалы охраняются? – спросил он. – Но если вам удастся обезвредить охрану, то я готов рискнуть. Мой катер заправлен и, в принципе, на ходу, так что – почему нет?
– Сколько часовых на причале?
– По-моему, двое, по одному на каждом из концов, – деловито ответил старик и неожиданно протянул руку: – Зови меня просто Клаус.
– Ясно, – кивнул разведчик, отвечая на рукопожатие. – Петр.
– Так будет лучше, – улыбнулся Клаус. – Ну что, сможешь избавиться от часовых?
– Сколько времени нужно на то, чтобы отойти от причала и выйти за пределы видимости?
– Отшвартоваться можно и за пять минут, – старик поскреб в затылке. – А разогнаться и отойти – еще десять-пятнадцать.
– Я справлюсь. Легче было бы, конечно, ночью, но ждать столько я не могу. Вы готовы отправиться прямо сейчас? – Петр ощутил дрожь нетерпения, пробежавшую по телу.
– Почему нет? – Клаус на мгновение задумался. – Только оденусь и возьму чего-нибудь из еды. Ганса я тоже не могу оставить. Так что дай мне полчаса на сборы. Посиди пока тут.
– Хорошо, – кивнул Петр и уселся на небольшую скамеечку под ветвями акации. Над головой колыхались ветви, запах листвы навевал умиротворенность.
Нижняя Австрия, город Вена
30 июля 1945 года, 13:57 – 14:26
– Хайль! – приветствие застало бригаденфюрера Беккера врасплох. Он уютно устроился в бывшем кабинете коменданта Вены и изучал доносы, поступившие к настоящему моменту. В этих бумажках обнаружилось много интересного, и Беккер настолько увлекся, что даже прозевал появление в кабинете постороннего.
– Хайль! – ответил бригаденфюрер лениво, поднимая голову.
С порога кабинета на него смотрел Йорг фон Либенфельс, весь какой-то округлый и обманчиво похожий на пожилого булочника. Портили впечатление горящие безумным пламенем глаза.
Беккер поспешно встал.
– Рад видеть вас, товарищ, – сказал он, воздевая руку. В формальной иерархии арманов фон Либенфельс стоял не выше бригаденфюрера, но реальная его власть, учитывая положение хозяина Шаунберга, места, в котором сам Беккер спасся от комиссаров, была гораздо больше.
– И я рад, – кивнул фон Либенфельс без улыбки. – Вижу, что вы неплохо устроились.
– Вполне, – ответил Беккер, жестом предлагая гостю сесть. – Вот, просматриваю донесения наших друзей.
– Хорошее дело, – одобрил фон Либенфельс, садясь. В руках у него появилась тонкая кожаная папка с застежкой в виде руны Лебен. – Но всю Вену вы освободить не смогли, так ведь?
– Да, – Беккер напрягся. На мгновение у него возникло подозрение, что фон Либенфельс прислан ему на смену. Такая мелочь, как отсутствие боевого опыта, не смутила бы верховного армана. – Русские дрались как бешеные и успели взорвать единственный мост. Но мы нанесли им большой урон.
– Я думаю, что вы сделали всё, что могли, – во взгляде гостя из Шаунберга не было гнева или раздражения, и бригаденфюрер несколько успокоился. – Но теперь настало время для других дел.
– Для каких же? – Беккер позволил себе иронично улыбнуться.
– Для очень важных, – фон Либенфельс не принял шутливого тона. Щелкнула застежка на папке, и на свет явилось несколько листков. – Для очищения города.
– От предателей? – уточнил бригаденфюрер. – Это уже выполняется, создана зондеркоманда…
– Это само собой, – прервал собеседника владелец замка Шаунберг. – Я говорю о другом. Вена, как истинно арийский город, средоточие духа германской нации, должна быть очищена от всех построек, созданных руками недочеловеков.
– Что? – Беккер не поверил своим ушам. – Здания? Но ведь люди опаснее…
– Такие мысли допустимы только для испорченного еврейской заразой! – Фон Либенфельс вскочил. Глаза его пылали, рот кривился. – Люди? Что они? Тлен и прах под сапогами арийских воинов! Расстрелять десяток тысяч предателей – дело нехитрое, гораздо сложнее уничтожить дух Содома, торжествующий в Вене благодаря уродливым архитектурным творениям, созданным представителями низших рас! Пока в святом городе есть хоть одно такое здание, мы обречены жить в вони, образуемой порчей удумов, пагатов и базиатов! Мы сможем обрести истинную арийскую духовность, только если сумеем одолеть дикость зверолюдей замаскированную под архитектуру! Это ад, геенна вокруг нас, которая нуждается в уничтожении!
Фон Либенфельса трясло, он вынужден был опереться руками о стол. На его губах пузырилась пена, и выглядел он самым настоящим эпилептиком…
Приступ закончился так же внезапно как и начался. Фон Либенфельс повалился на стул, хватая ртом воздух. Беккер поспешно сказал, наливая воды в стакан:
– Да, конечно, с этим нельзя не согласиться. – Стакан был опустошен в два глотка. Эмиссар из Шаунберга немного успокоился.
– Вот список зданий, которые должны быть разрушены в первую очередь, – сказал он, пододвигая к Беккеру извлеченные ранее листки. – Мы подготовили его на утренней медитации совета арманов. Поскольку тянуть время нельзя, я поспешил доставить его к вам, в Вену.
– Ценю вашу заботу, – сказал бригаденфюрер, стараясь, чтобы в словах его не было иронии, и погрузился в чтение. Первая же строка списка вызвала у него удивленное восклицание:
– Собор Святого Стефана? – Беккер поднял брови. – Так ведь венцы нас возненавидят, если мы причиним ему вред!
– Думайте о будущем! О великом арийском золотом веке! – прохрипел фон Либенфельс. – Ради него можно пойти на всё, даже на то, чтобы перетерпеть ненависть ограниченных людишек!
Просмотрев весь список, в котором значились, помимо прочего, церковь Санкт-Мария-ам-Гештаде, здание парламента, ратуша, музей истории искусств и естественноисторический музей, больница Штейнхоф – все довольно известные памятники архитектуры, Беккер хмыкнул.
– Непросто будет всё это выполнить, – почесав в затылке, сказал он. – Понадобится огромное количество взрывчатки, да и вот опытных саперов – не так много.
– Это сейчас самая важная задача! – чеканя каждое слово, сказал фон Либенфельс. – Привлеките солдат, танки, что угодно, но все эти здания должны быть стерты с лица земли в течение недели!
– Ладно, – Беккер ощутил хорошую спортивную злость, всегда возникавшую у него перед выполнением трудной задачи. – Я справлюсь. Совет арманов не будет разочарован.
– Надеюсь, – тихо сказал фон Либенфельс, и на круглом его лице появилась зловещая усмешка.
Нижняя Австрия, река Дунай
чуть восточнее города Ибс
30 июля 1945 года, 14:37 – 14:45
Свежий речной ветер омывал лицо, слизывал шершавым языком накопившуюся усталость. Петр стоял на носу небольшого суденышка, которое шустро двигалось на северо-восток, следуя течению Дуная. Равномерно шумел старенький дизель, Клаус стоял у штурвала, уверенно держа его в мозолистых руках. Даже овчарка Ганс, привыкнув к присутствию чужака на борту, перестала скалить зубы и рычать и улеглась на привычном месте у ног хозяина.
Увести катер от охраняемой пристани оказалось гораздо проще, чем думалось сначала. Часовой был только один, и тот практически дремал на посту. Петр легко подкрался к нему сзади и оглушил. Связанного немца спрятал в кустах, а сам поспешил к катеру Клауса.
Старик уже возился там, отвязывая швартовы. Через десять минут на катере со странным для речной посудины названием «Адриатика» заработал двигатель, труба выплюнула облако черного дыма, и берег потихоньку начал удаляться. Но только когда Ибс скрылся за поворотом реки, Петр, который всё это время был напряжен, как тетива лука, немного расслабился.
– Что заскучал? – поинтересовался Клаус.
– Да так, задумался, – ответил Петр, поворачиваясь к хозяину суденышка. – Пытаюсь догадаться, почему ваш катер носит такое имя.
– Это старая история, – речник улыбнулся. В серой штормовке и фуражке с кокардой он смотрелся как командир крейсера, а то и линкора. – Суденышко это было построено в восемнадцатом году для разведывательных операций Австро-Венгерского флота на Адриатическом море. В бою ему побывать не удалось, но название осталось.
– Такое маленькое, – не поверил Петр. – И для моря?
– Зато быстрое, – вздохнул старик. – Больше двадцати узлов, и это после тридцати лет службы!
– Ясно. – Разведчик окинул взглядом холмистый, поросший лесом берег и спросил: – И за сколько мы до Вены доберемся?
– Если всё будет нормально, то часов за пять, – ответил Клаус рассудительно. – Боюсь я за двигатель, правда. Но тут ничего не поделаешь. Остановить нас могут разве что в Кремсе, но это еще не скоро.
Петр почесал в затылке и принялся смотреть на воду. По ней бежала мелкая рябь, уничтожаемая, да и то лишь на некоторое время волнами, которые создавал нос катера. С близкого расстояния Дунай не выглядел столь голубым, как издалека. Вода слегка отливала бурым, словно сталь, чуть тронутая ржавчиной.
Нижняя Австрия, река Дунай
западнее города Кремс
30 июля 1945 года, 19:19 – 19:39
Интуиция не подвела старого речника. Двигатель на третьем часу работы надсадно кашлянул, а затем застучал, будто больное сердце. Клаус выругался, помянув черта и его бабушку, и бросился в моторный отсек, оставив у руля Петра.
Разведчик держал штурвал осторожно, словно хрупкий прибор, и боялся даже пошевелиться. Водить корабли ему ранее не приходилось.
Стук вскоре стих, но вместе с ним замолк и двигатель. Когда хозяин катера появился на палубе, то лицо его было мрачнее тучи.
– Всё, – сказал он и сплюнул за борт. – Готово.
С этого момента прошло два часа. Течение Дуная лениво тащило кораблик мимо зеленых холмов, на которых селения встречались с выдающейся редкостью. Клаус возился в моторном отсеке, надеясь исправить повреждения, а Петр освоился у штурвала, легко удерживая катер на фарватере.
Всё вокруг дышало спокойствием и безмятежностью, лениво плескала вода, шумел ветер, перетаскивая по небу облака, похожие на февральские сугробы, и даже звук работающего мотора, донесшийся снизу по течению, не взволновал Петра.
Чувство опасности заставил проснуться только стремительный серый силуэт, вынырнувший из-за мыса. На носу корабля грозящим перстом торчала пушка.
– Эй, Клаус! – крикнул Петр и в этот же момент разглядел на приближающейся посудине флаг.
Сердце дернулось и едва не выскочило через горло. Хотелось вопить и прыгать: на корме бронекатера вился на ветру бело-синий флаг с красной звездой и серпом и молотом на белой части.
– Наши, – прошептал Петр. – Наши.
– Что такое? – спросил хозяин «Адриатики», появившись на палубе.
Но разведчик не ответил. Он молча стоял и смотрел, как катер Дунайской флотилии, более чем троекратно превосходящий по размерам суденышко Клауса, подходит все ближе.
– Кто такие? – раздался крик с носа бронекатера.
– Капитан Радлов! – заорал в ответ Петр. – Венский гарнизон, двадцатая гвардейская стрелковая дивизия!
– Да ну? – удивились на бронекатере. – Вена отсюда далеко, а дивизия эта, как мы слышали, почти вся полегла, защищая город…
Петр ощутил, что его словно ударили по голове чем-то тяжелым. Перед глазами поплыли темные пятна, по телу прокатилась волна слабости.
– Я говорю правду, – с трудом ответил он. – Пусть обо мне доложат коменданту Благодатову.
– Мы сами знаем, что делать! – был ответ. Бронекатер подошел вплотную, и с него на палубу «Адриатики» соскочили несколько солдат морской пехоты. Металл загрохотал под их тяжелыми ботинками.
В одно мгновение они взяли на прицел Петра и Клауса, а голос с бронекатера велел:
– Поднимайтесь к нам. Там разберемся.
Петр поднял голову. Собеседник его, перегнувшийся через поручень, был немолод. Знаков отличия разобрать не удалось.
– Возьмите этот катер на буксир, – сказал разведчик, глядя прямо в глаза командиру бронекатера. – Его хозяин помог мне выбраться с занятой фашистами территории, и катер – его единственное имущество.
На лице офицера на миг мелькнуло сомнение, но оно мгновенно сменилось выражением суровой решимости.
– Ладно, – кивнул он. – Перебирайтесь к нам.
Пока Петр перелезал через стоящие вплотную борта, матросы сноровисто закрепили буксировочный трос. Клаус, следуя за капитаном, тихо ругался. Ганс яростно скалил зубы.
Один из матросов остался у штурвала, остальные взобрались на бронекатер, и лестницу быстро смотали. Корабль Дунайской речной флотилии заложил крутую дугу, отчего вода за бортами сердито забурлила, и взял курс на восток.
– Доставим вас к командованию, – сказал командир бронекатера, оказавшийся невысоким, на полголовы ниже Петра. – Пусть оно разбирается.
Разведчик кивнул и отвернулся. Радость от встречи улетучилась, осталась ноющая горечь, появившаяся в сердце после известия о том, что немцы атаковали Вену.
Восточная Германия, город Потсдам
30 июля 1945 года, 20:15 – 20:42
Дворец Цецилиенхоф – единственное здание в юго-западном пригороде Берлина, Потсдаме, которое осталось неповрежденным после штурма столицы Германии советскими войсками. По этой причине оно и было выбрано для проведения конференции о послевоенном устройстве Европы.
За обеспечение безопасности союзных делегаций отвечал непосредственно маршал Жуков, главнокомандующий группировкой советских войск в Германии. После получения тревожной информации из Австрии о действиях нацистских диверсантов он приказал удвоить численность охраны.
Преодолевшая до Потсдама более пятисот километров оперативная группа «G» столкнулась с хорошо организованной системой охраны, слабые места в которой можно было отыскать только после долговременного изучения. Но времени и ресурсов на это у оперативной группы не было, и командир ее, гауптштурмфюрер Шмидт, принял решение о прямой атаке.
Когда захваченная буквально час назад машина, ревя мотором, понеслась на ворота дворца, русские солдаты, их охранявшие, не растерялись и открыли огонь. Грузовик тем не менее врезался в ворота и взорвался.
Покинувшие кузов за мгновение до взрыва девятеро сверхчеловеков, пользуясь преимуществом в скорости передвижения, ворвались на территорию дворцового комплекса.
Но добежать до главного здания смогли только трое, остальных скосил плотный пулеметный огонь. Один за другим валились выкормыши подземелий Шаунберга на землю и умирали – тяжело, натужно.
Трое выживших сумели попасть внутрь здания, где учинили настоящее избиение охраны. Но, несмотря на почти пять десятков погибших советских солдат, усилия оперативной группы пошли прахом – до Верховных главнокомандующих ей добраться не удалось.
Западная Германия, Гессен,
город Франкфурт-на-Майне
30 июля 1945 года, 20:51 —21:27
Штаб командующего американскими экспедиционными силами генерала Эйзенхауэра находился в здании концерна «И. Г. Фарбениндустри». Производственные мощности этого, да и других предприятий избежали повреждений во время опустошительных бомбежек. Хитрые американцы заранее рассчитали так, что промышленность Германии удастся прибрать к рукам.
Оперативная группа «Н» проникла на охраняемую территорию с удивительной легкостью. Для этого были использованы неведомо как оказавшиеся в Шаунберге карты подземных коммуникаций Франкфуртского промышленного района.
Вот только при выходе на поверхность немцам не повезло – они почти сразу столкнулись с патрулем. Он был немедленно уничтожен, но далее оперативная группа действовала в условиях постоянного цейтнота, зная о том, что пропажа пяти рядовых и сержанта рано или поздно будет обнаружена.
Последний из солдат патруля был убит не сразу, а после допроса. Он рассказал всё о расположении штаба, о том, где проживают офицеры, размещенные в коттеджах для инженеров предприятия.
Заминировав штаб, оперативная группа атаковала коттеджи. На счастье генерала Эйзенхауэра, он в этот день отсутствовал, находясь в экспедиционной поездке по частям. Но прежде чем опергруппа была истреблена, ее солдаты успели убить всех, кто оказался в зоне атаки. А спустя десять минут после того, как на территории завода «И. Г. Фарбениндустри» затих последний выстрел, здание штаба дрогнуло и с глухим гулом рухнуло, похоронив под обломками штабную документацию и еще несколько десятков человек.
Несмотря на оперативность в тушении пожара, спасти не удалось почти ничего.
Нижняя Австрия, город Вена,
левый берег Дуная
30 июля 1945 года, 22:06 – 23:37
Бронекатер, миновав излучину Дуная, повернул на юго-восток. Глазам Петра предстала Вена, и, увидев ее, он сжал борт с такой силой, что металл под пальцами, казалось, прогнулся. Безупречно красивый в мирные дни город вновь стал таким, как в апреле – пораженным чумой войны.
На юге, над правым берегом, словно ифриты из арабской сказки, поднимались веретенообразные столбы дыма. Мост, недавно соединявший берега, исчез, на его месте сиротливо торчали останки опор.
До сих пор Петр не сознавал, насколько ему полюбилась Вена, город дивной и легкой архитектуры, в иные моменты более звучной, чем любая музыка. Почти каждое здание столицы Австрии было шедевром, и при этом очарование любой из улиц или площадей было особым, не похожим на другие. Город словно состоял из сотен оттенков красоты, был материальным воплощением самого понятия «прекрасное», и видеть его покрытым лишаями ран было почти физически больно…
– Давно это случилось? – спросил разведчик у командира катера, стараясь, чтобы его голос звучал ровно.
– Что? – не понял речник.
– Нападение немцев, – хмуро пояснил Петр. – Когда они напали?
– Вроде как вчера ночью, – пожал плечами командир катера. После обмена радиограммами со штабом флотилии, из которой поступил приказ срочно доставить капитана Радлова в Вену, отношение его к пленнику переменилось с холодно-подозрительного на самое доброжелательное. – Много наших там осталось.
Последовал кивок в сторону правого берега.
– Они сумели дойти до реки?
– Да, и очень быстро, – командир снял фуражку, пригладил седые волосы и вновь водрузил головной убор на место. – И наши саперы взорвали мост. Я как раз подобрал тут группу солдат и шел через Дунай, когда рвануло… Понятно, что это по необходимости, а всё равно жалко.
Петр так и стоял, разглядывая город, над которым потихоньку сгущалась тьма. Затем с причала бронекатер осветили прожекторами, и правый берег сразу пропал, растворился во мраке.
Штаб особой группы войск, в который разведчика привезли прямо с причала, расположился в небольшом особняке в районе Штадлау. Встретил Петра бывший комендант генерал-лейтенант Благодатов. На круглом лице его, усталом и осунувшемся, была написана искренняя радость.
– Вот уж не ждал, что ты вернешься! – сказал он, обнимая разведчика. – Думал, всё – погиб капитан!
– Нет, живой, – пробурчал Петр, чувствуя, что от смущения краснеет.
– Пойдем ко мне в кабинет, – сказал генерал-лейтенант и, повернувшись к полковнику Перервину, который также присутствовал при встрече, добавил:
– Иван Александрович, будьте добры, распорядитесь насчет чая.
Спустя десять минут Петр сидел в кабинете коменданта и пил горячий крепкий чай, сладкий почти до вязкости. Генерал-лейтенант взирал на разведчика почти с отеческой нежностью.
– Сейчас прибудет Конев, – сказал комендант, когда Петр звякнул подстаканником о стол. – И ты нам всё расскажешь. Думаю, что от твоих сведений многое будет зависеть.
Дверь открылось, и в помещение шагнул маршал – собранный, сильный, суровый. Офицеры одновременно поднялись.
– Добрый вечер, товарищи, – проговорил Конев, занимая единственный свободный стул. – Можете садиться.
Петр впервые видел легендарного полководца вблизи, и тот произвел на него ошеломляющее впечатление. В каждом жесте и слове маршала чувствовалась воля, привыкшая встречать сопротивление и преодолевать его, ломать собственной исполинской силой. Только такие люди могли остановить фашистов в сорок первом, когда те рвались к Москве, а затем разгромить и гнать до самого Берлина…
– Докладывайте, товарищ генерал-лейтенант, – приказал Конев, нарушив ход мысли Петра.
– Это капитан Радлов, – поспешно сказал генерал-лейтенант. – Был отправлен мной в разведку в район Линца двадцать пятого июля, связь с группой прервалась в тот же день. Сегодня взят на борт бронекатером Дунайской флотилии в районе Кремса.
– Вот, значит, как, – Конев бросил на Петра острый взгляд, заставивший разведчика похолодеть с головы до пят. – Очень интересно. И где вы провели пять дней, товарищ капитан?
– В плену, – ответил Петр твердо. – В замке Шаунберг, что находится на Дунае, чуть выше города Линца.
– В замке? – На лице командующего Центральной группой войск отразилось искреннее недоумение. – Вы не ошиблись?
– Никак нет, товарищ маршал, – глядя прямо в светлые и холодные глаза Конева, проговорил Петр. – Наша группа была захвачена в плен у города Иннса, после чего на автомашинах нас доставили в замок.
– Так что, центр нацистского мятежа расположен в Шаунберге? – поинтересовался комендант.
– Так точно, – склонил голову капитан. – Именно в этом замке расположен штаб восстания.
– Докладывайте подробно! – приказал Конев, и глаза его сверкнули.
– Есть, – сказал Петр твердо.
Повествование длилось недолго. Он рассказал о том, что в восстании участвуют специально подготовленные части, но умолчал о сыворотке, понимая, что после упоминания о сверхчеловеках его ждет в лучшем случае беседа с психиатром. Ничего не сказал о приборе под названием блуттер, о сумасшедших идеях, владеющих умами эсэсовцев, о странных и мрачных ритуалах, проводящихся в замке.
– Всё ясно, – вздохнул генерал-лейтенант, когда Петр закончил. – Непросто будет покончить с ними.
– Полностью согласен с вами, – мрачно кивнул маршал. – А кто возглавляет восстание?
– Некто профессор Фридрих Хильшер, – уверенно сказал Петр. – Со мной лично общался также человек в погонах бригаденфюрера по фамилии Виллигут.
– Совершенно неизвестные люди. – Некоторая растерянность отразилась на лице Конева. – Среди высших чинов СС людей с этими фамилиями вроде не было.
– А из военных – бригаденфюрер Беккер, – потерев лоб, добавил разведчик.
– Вот это уже интересно, – очнулся от задумчивости бывший комендант.
Они с маршалом переглянулись, и Конев сказал:
– Благодарю вас, товарищ капитан. Вы выполнили свой долг. Идите, отдыхайте. Форму вам выдадут новую, взамен этого…
– Разрешите вопрос, товарищ генерал-лейтенант, – сказал Петр, вызвав недоуменный взгляд маршала. – А что с Клаусом, с тем человеком, которого подобрали со мной?
Конев посмотрел на Благодатова, и комендант поспешно ответил:
– Катер его мы пока пришвартовали, жилье ему нашли. Соответствующие приказы я отдал. Всё будет в порядке. Не беспокойтесь, капитан. Идите!
Покидая кабинет генерал-лейтенанта, Петр, несмотря на похвалу командования, чувствовал себя отвратительно. Сердце терзало смутное чувство вины за то, что ушел, оставив своих солдат на растерзание фашистам…
Нижняя Австрия, город Вена,
правый берег Дуная
31 июля 1945 года, 8:37 – 9:23
– Ну и высокий же он, – бригаденфюрер Беккер вынужден был придержать фуражку. Иначе головной убор с «мертвой головой» непременно бы свалился, когда бригаденфюрер пытался рассмотреть верхушку Восточной башни собора Святого Стефана, что терялась в сером утреннем небе.
– Сто тридцать шесть метров, – подобострастно подсказал штандартенфюрер Циклер.
– Да, – покачал головой бригаденфюрер. – Знаю. С крыши собора Святого Стефана видна вся Европа. Когда он упадет, шуму будет очень много.
– Всё же, наверное, стоило расстрелять его из танков, – задумчиво сказал Циклер. – Ведь взрывчатки уйдет очень много.
– Из танков мы бы стреляли по нему неделю, – ответил Беккер твердо. – Столько времени у нас нет. Еврейская зараза должна быть стерта с лица земли как можно быстрее!
– А точно ли это строили евреи? – штандертенфюрер тоже задрал голову. – Вроде как земли германские, да и фюрер любил рисовать этот собор, насколько я знаю.
– Фюрер во многом ошибался, – голос бригаденфюрера был мрачен. – И поэтому потерпел поражение. Не будем повторять ошибок этого великого, но всего лишь – человека. Вы видели, Циклер, какие рисунки на лестнице внутри этого собора? Ну, на той, что ведет к кафедре?
– Никак нет, герр бригаденфюрер.
– А я видел, – Беккер сморщился и с отвращением сплюнул. – Лягушки и ящерицы – мерзость!
– И что? – Штандартенфюрер явно не понимал.
– А то, что это символы недочеловеческих рас! Чья участь – ползать по земле, словно ящерицы, и ютиться в сырости и грязи, как лягушки! Подобные изображения они использовали всегда, чтобы досадить германцам, исказить величие их духа!
– А, тогда понятно, – Циклер кивнул, но без особой убежденности.
– Всё закончено, герр бригаденфюрер, – доложил подбежавший сапер.
– Хорошо, ждите моего сигнала, – Беккер величаво кивнул, и сапер исчез, словно растворился в воздухе.
Он почему-то медлил отдать приказ и никак не мог понять, почему обычная решительность оставила его. В бою Хельмут Беккер не боялся ничего, благодаря чему и прошел путь от рядового рейхсвера до генерал-майора войск СС, получил Золотой и Рыцарский кресты. Но громада собора давила на рассудок, заставляя колебаться и сомневаться в правильности выбранного решения.
– И всё же он красив, – проговорил штандартенфюрер. – Даже немного жаль.
Беккер хотел одернуть подчиненного, но смолк, пораженный догадкой – ему тоже было жаль собор Святого Стефана, и именно поэтому он никак не мог отдать приказ. Подобное настроение было недопустимо для офицера СС, и бригаденфюрер ощутил растерянность и тревогу.
– А это что? – спросил Циклер, показывая на круги и разной длины полосы, выбитые прямо на наружной стене, невысоко над землей.
– Когда-то здесь был рынок, – услышал Беккер свой голос, доносящийся откуда-то издалека. – А на стене – меры для ткани и хлебов. Ткани отмерялись по длине, и любой покупатель мог потом подойти и проверить, не обсчитал ли его торговец. И хлеб нельзя было печь меньше положенного диаметра…
На мгновение бригаденфюрер замолчал. Только преодолев внутренний протест, смог заговорить вновь:
– Быстрее прочь отсюда, Циклер, – прохрипел он. – Еврейская магия начинает действовать и на нас. Скорее!
Они поспешно отошли от стен обреченного здания, пересекли улицу и, свернув в небольшой проулок, спустя десять минут заняли места на наблюдательном пункте, размещенном на безопасном расстоянии от собора.
– Начинайте, – сказал Беккер и поднес к глазам бинокль. Странное наваждение прошло не полностью, и вид стройной башни, возносящейся к небесам, вызвал почти физическую боль.
Земля вздрогнула, и до ушей долетел гул, глухой и низкий. Восточная башня собора Святого Стефана дернулась, начала крениться, а затем завалилась набок, со всё возрастающей скоростью устремляясь вниз. Навстречу ей рванулось огромное облако пыли.
Земля вздрогнула еще раз, словно бьющийся в агонии человек. Удар потряс, казалось, весь город. Бригаденфюрер был вынужден опустить бинокль и опереться за стену, чтобы удержаться на ногах.
Облако пыли поднялось выше и принялось увеличиваться. Оно напоминало странный гриб-дождевик, растущий чудовищно быстро и постоянно меняющий форму.
После первого звукового удара треск и грохот гибнущего здания воспринимались только в качестве фона.
Когда Беккер в сопровождении Циклера прибыл к месту падения здания, вид горы обломков, возвышающейся выше третьего этажа, заставил его на мгновение онеметь.
Подбежал гауптштурмфюрер-сапер, лицо его было грязным, словно он во время взрыва ползал по земле.
– Всё получилось, герр бригаденфюрер, – проговорил он, сверкнув улыбкой, особенно белозубой на фоне чумазого лица. – Правда, остался кусок Восточной башни, высотой метров в тридцать, но это, я думаю, мелочи…
– Ни в коем случае, – оборвал подчиненного Беккер, может даже с излишней резкостью. – Собор должен быть уничтожен полностью, превращен в груду хлама. И только после этого можно будет переходить к следующему объекту. Если вам нужны танки, то я дам вам их.
– Слушаюсь, герр бригаденфюрер, – сапер вытянулся, приложил руку к фуражке с черным кантом.
– Хорошо, что вы меня понимаете, – холодно кивнул Беккер. – Сколько зданий пострадало в результате взрыва?
– Примерно четыре десятка, – отрапортовал гауптштурмфюрер.
– Хорошо, – Беккер зевнул. Дало знать о себе недосыпание.
Сапер отдал честь, развернулся, и его поглотили клубы пыли.
– Великое дело никогда не бывает простым, – напыщенно сказал бригаденфюрер Циклеру, чувствуя, что успокаивает прежде всего себя, и двинулся к машине. В здании комендатуры его ждал завтрак, после которого будет возможность час другой поспать. Упускать ее Беккер не собирался.
