В плену у машины
Павел упал на что-то ребристое, вскрикнул возмущенно, попытался встать, но почувствовал, что не может сделать и движения: грудь, живот и шею обхватили крепкие обручи.
Было совсем темно. Негромко шумели какие-то машины. Слышался скрип, как будто по наезженной дороге в морозный день катилась тяжелая бочка.
Что-то легонько и хаотично щелкало, как будто тысячи хищников окружили человека и точат свои зубы, чтобы наброситься на него. Павел даже съежился и наугад дернул ногой. В тот же миг что-то схватило ее, мягко остановило, стянуло валенок, носки. Прикосновение был щекочущим, металлическим.
— Я протестую! — воскликнул Павел. — Я — советский гражданин!
Никто не ответил, только послышался щелчок, и вспыхнул в темноте небольшой экран с причудливой, волнистой красной линией.
— Я протестую! — повторил Павел.
— … Я — советский гражданин! — подхватил кто-то очень знакомым голосом.
— Достаточно шуток! — вскипел юноша. — Что это за издевательство?! Освободите мне руки, в конце концов!
Он повернулся, желая вырваться из объятий, но они сжали его тело так, что у юноши даже потемнело в глазах.
— Ой! — вскрикнул Павел.
Объятия ослабли, щупальца начали сдирать с юношу одежду.
Убедившись, что сопротивление оказывать бесполезно, Павел Седых перестал сопротивляться, зато дал волю языку.
Он всячески ругал тех, кто его захватил в плен; указывал, ссылаясь на историю цивилизации, что раздевание пленников противоречит элементарнейшим основам гуманности, угрожал нападающим всеми возможными карами.
Невидимый собеседник сначала молчал, будто взвешивая прав обвинений, а затем спокойно повторил, разбивая слова на слоги:
— Я про-тес-ту-ю… Я — со-вет-ский гра-жда-нин…
«Погоди, погоди! — мрачно думал Павел. — Ты у меня запоешь по-другому!»
Мгла постепенно рассеивалась. Какой-то необычный свет наполнял сооружение. Голубоватым сиянием светилось все вокруг, предметы проступали легкими облачками из мерцающих микроскопических звездочек. Пожалуй, стены этого помещения были покрыты радиоактивной краской, способной светиться тысячи лет, не требуя внешней энергии.
Павел лежал один-одинешенек в углу помещения на своеобразном гамаке из упругих металлических щупалец. Юноша заметил еще такие же щупальца, только свернутые в клубок, а за ними — какие-то приборы на стенах.
— Я п-р-о-т-е-с-т-у-ю!..
Голос немного изменился. Теперь он звучал сухо, металлически.
И, странное дело, в соответствии со звуками красная подвижная линия на экране перед глазами Павла распадалась на небольшие отрезки, которые быстренько перебегали в верхний угол и замирали там. Против каждого такого зигзагообразного красного значка сразу же возникал синий — почти одинаковый по сложности, но геометрически четкий.
Металл и пластмасса вокруг. Танцует на экране красная линия. Тускло светятся предметы. Легонько вибрируют щупальца, которые держат Павла; они кажутся живыми, потому что теплые на ощупь и реагируют на его движения. И в этой призрачной полутьме кто-то невидимый кромсает слова, раздирает их на составные части с холодной методичностью машины:
— Я… в… э… в… ю… пр… т… с…
Юноше стало жутко. Хотя он был не из робких, таинственность окружения, неопределенность собственного положения вызывали в нем инстинктивный страх.
Экранчик вдруг погас, и теперь уже незнакомый певучий голос произнес:
— Пурт!.. Пурт!
— Не понимаю! — сердито отозвался Павел.
— Пурт! — повторил голос. Он что-то утверждал, объяснял, как бы просил произнести это звукосочетание.
— Ну, пурт. А дальше что?
Сразу же вспыхнул экранчик. Ярко-розовый свет ударил Павлу в глаза, и одновременно мягко раздался голос:
— Айт… Айт…
— К черту! — выругался парень и отвернулся от экранчика.
Голос подхватил его слова:
— Айт — к черту… Айт — к черту…
Красные змейки на зеленом экране перебегали, группировались в вертикальные ряды и становились рядом с синими, словно шел перевод с одного языка на другой.
Павел уголком глаза следил за экраном. Он начинал понимать, что от него требуют, но решил не обращать на это внимания.
Да только здесь бойкота не признавали: один из щупальцев обхватил ему голову и властно повернул к экранчика. Тот сразу же погас.
— Пурт!
— Темнота! — раздраженно ответил Павел. — Да что я вам — ребенок?!
Его апелляция осталась без ответа.
— Айт-пурт… Айт-пурт… — звучал голос, и экранчик то вспыхивал ярко, то гас.
Павел молчал, но недолго: щупальца начали сжимать голову все сильнее и сильнее… И когда уже не стало возможности терпеть, юноша крикнул:
— Хватит! Больно!
— Хватит, больно… Хватит, больно… — подхватил голос. — Плайте! Плайте!
Щупальца на мгновение ослабли, а затем сжали Павла с новой силой.
— Плайте!
— Да больно же! — вскрикнул парень, но объятия не ослабевали, и он добавил поспешно: — Плайте! Плайте!
Это повлияло.
— Плайте — больно! — удовлетворенно сказал голос, и пленник получил возможность свободно вздохнуть.
Теперь юноша уже не сопротивлялся. А «экзамены» продолжались: на экране вспыхивали разноцветные лучи, надо было назвать каждый цвет и выслушать соответствие на незнакомом языке.
В кабине раздавались звуки различной высоты и громкости; становилось то холодно, то жарко. На всякое такое изменение Павел должен был отвечать немедленно, задержка влекла наказание. Это был очень эффективный метод обучения: не прошло и часа, как Павел прекрасно усвоил сотню незнакомых слов. Но это дало ему о себе знать. Он был обессилен, подавлен, страдал от голода и жажды.
— Довольно — не выдержал он наконец. — Я хочу пить! Пить!
— Пить! — сказал голос.
— Воды! — Павел пошевелил сухими губами и проглотил слюну. — Воды!
Несколько секунд длилась пауза. Неизвестный или не понимал, или не хотел понимать. Однако щелчки участились, а щупальца зашевелились. Одно из них начало ощупывать Павлу руку и вдруг присосалось к его локтевой вене.
«Конец» — с ужасом подумал юноша. Рука не болела. Она только затекла, онемела, но чувствовалось — или, может, Павлу только казалось, — что из вены тонкой струйкой в полое щупальце вытекает кровь.
Опять пролетели неуместные воспоминания о фантастических марсианах Герберта Уэллса, которые питались человеческой кровью.
— Плайте! — крикнул он в отчаянии. — Больно!
Удивительное дело — щупальце немедленно освободило руку, метнулось в угол.
— Айт! — скомандовал Павел. Вспыхнул экранчик.
При ярком розовом свете Павел увидел, что на сгибе локтя виднеется темная точка — именно такую оставляет после себя пиявка, — но крови нет. Рука постепенно становилась чувствительной, вниз от плеча медленно катилась теплая волна.
— Ничего не понимаю! — пробормотал Павел. — С какой целью нужно было высасывать из меня кровь?
А непонятное — и к тому же неприятное — продолжалось. Щупальца исследовали каждый квадратный сантиметр Павлова тела, залезали в нос, в уши, одно пролезло в рот, а оттуда — в желудок. Не помогало ни отчаянное барахтанье, ни магическое слово «Плайте» — тварь делала свое дело.
Так продолжалось несколько минут.
И за это время юноша чуть не лишился рассудка — не от боли, а от непереносимости положения подопытного животного, с которым делают, что хотят. И вдруг объятия ослабли.
— Воды — оуе… — раздался голос. — Воды — оуе…
Одно из щупалец приблизилось к Павловым губам и обронило на них капельку воды. Павел жадно облизал губы.
— Оуе — вода!
Из щупальца потекла жидкость. Сладковатая и солоноватая, горьковатая и кисловатая, густая, душистая, она не напоминала ничего знакомого Павлу, но прекрасно утоляла жажду.
Павел сделал глотков двадцать и откинулся.
— Довольно!
Жидкость перестала литься. Почти одновременно с этим погас экранчик, а когда вспыхнул снова — на нем появилось изображение человека.
Павел ахнул: это его собственный силуэт, да еще и в каком виде!
Среди розовых мышц силуэта темновато светился белый скелет. Яркой голубизной сияли нервы и мозг. Желтыми сосудами текла кровь: черная — венозная, и красная — артериальная.
Изображение было живым. Периодически засасывали воздух и выдыхали его легкие, сокращалось сердце, напрягались и расслаблялись мышцы.
Павел видел себя как бы в разрезе.
К руке силуэта приблизилось извивающееся щупальце и присосалось. Несколько капель крови побежали вверх.
Неожиданно картина изменилась: как в микроскоп, Павел увидел и эритроциты и лейкоциты, и плазму — все то, из чего состоит кровь.
«Так вот оно что! — понял юноша. — Значит, у меня была взята кровь для анализа».
Следующие картины своеобразного фильма убедили его, что неприятные процедуры, которых ему пришлось пережить, были только этапами исследования человека.
— Оуе… — еще раз прозвучал голос.
И на экранчике в силуэт влилось то золотистое, блестяще. Жидкость просачивалась в сосуды, мышцы, кости.
— Оуе — вода…
— Нет, нет! Оуе — не вода! — воскликнул Павел, заинтересован всем увиденным. — Вода — это соединение водорода с кислородом!
Он дернул руку — щупальца выпустили ее — и написал пальцем на экране: «H2O — вода».
— Оуе — вода — нет, нет — это соединение… — голос звучал растерянно.
— Ну, как бы вам объяснить… — Павел задумался на минуту. — Вот атом кислорода… А это — два атома водорода…
Он нарисовал пальцем на экранчике атомы, сложил их в молекулу, а когда закончил, сказал:
— Вода!
— Оу, — подхватил голос.
— Оу — вода!
— Рот! — показал Павел на силуэте.
— Пут! — ответил голос.
— Желудок!
— Кейз. Желудок — Кейз…
Потом наступила пауза.
Погас экранчик. Щупальца зашевелились. Одно из них напихало Павлу в рот мелких безвкусных шариков, впрыснули жидкости — оуе, а другие начали укачивать его, как качает мать младенца. В то же время зазвучали тихие мелодичные звуки, будто где-то далеко на хрустальную плиту падали и медленно катились металлические колокольчики.
Юноша почувствовал, что засыпает… Но это было совсем не похоже на обычный сон. Отдыхало только тело. Или от перенапряжения нервной системы, или после необычного обеда, Павла сковало оцепенение. Он не мог сделать ни одного движения, хотя его глаза оставались открытыми, а мозг работал четко. Теперь юноша мог обдумать свое положение.
Его схватила и пленила какая-то машина. Какая именно? Зачем? И форма сооружения, и стандарты ее размеров, особенно эти криволинейные щупальца, были слишком необычны. Может, машина прибыла на Землю в космической ракете?
Неприятный холодок пополз у Павла по спине. Так вот что это за космические гости! Там, у Верхней Чащобы, осталась только скорлупа от ракеты, внешняя оболочка, а гигантский вездеход, который находился внутри, отправился в путешествие по планете и пленил первого, кто попался на пути…
Но кто же руководит этим вездеходом?.. Чей голос требует и объясняет?..
В голове Павла мелькнула странная мысль о том, что, может, там, на далекой планете, откуда прилетел космический корабль, царят совсем другие, неизвестные на Земле законы существования материи. Неземные существа не обязательно должны быть похожими на людей. Кто знает, не скрываются в упругих металлических щупальцах легко уязвимые студенистые «руки» какого-то сверхразумного спрута?
При мысли об этом Павлу стало жутко. Он вспомнил отвратительных обладателей прибрежных подводных скал и глубоких океанских впадин.
«Спрут! — с отвращением повторил Павел мысленно. — Неужели эти существа прикреплены к стенкам камеры навеки?»
Взгляд его невольно упал в угол, на скрученные в клубок щупальца. Время шло, но ни один из них не пошевелился.
«Мертвый?.. Спит?..»
Трудно представить, чтобы живое существо не сделало ни одного движения в течение долгого времени. Только машина может находиться сколько угодно в абсолютном покое.
Итак, Павел попал в плен к кибернетической системе. Радиоуправляемые машины — то, что было почти фантастикой четверть века назад — в настоящее время стали давно пройденным этапом. Управление на расстоянии уже не способно было контролировать технику сверхзвуковых скоростей, там, где за необходимые для действия доли секунды человек не успевал даже схватиться за нужные рычаги. Теперь в науке и технике основное место занимают кибернетические системы, которые выполняют сложнейшие задачи вполне самостоятельно по заранее составленной программе. Машины не только играют в шахматы, переводят с одного языка на другой, но и управляют машинами, даже могут ремонтировать самих себя и конструировать еще более сложные электронные системы.
Несмотря на это, Павел все еще надеялся: вот-вот откроется люк в стене, и в кабину заглянет какое-нибудь живое существо. Пусть оно будет некрасивым, как лягушка, или, наоборот, красивым, как самое совершенное творение природы, — все равно бы это было разумное существо, и с ним можно было попытаться найти общий язык.
Но никто не появлялся. Звучали, катились по хрустальной плите металлические колокольчики. Проходило время, но быстро или медленно — определить было невозможно.
И Павел Седых заснул.