Книга: Гибель Урании
Назад: Друзья и враги
Дальше: Бой на полюсе

Кольцо сужается

Легонько щелкнул автоматический календарь. Число 20 в его окошечке изменилось на 21. Началась Третья декада Первого месяца Шестнадцатого года Атомной эры. До определенного мистером Кейз-Олом времени атаки на Союз Коммунистических Государств осталось ровно четыре тысячи двести двадцать пять часов.
Что можно сделать за час? Даже в масштабе всей страны — немного. Но бывают случаи, когда судьбу целого государства решают не годы и месяцы, а именно часы и минуты. Если на войне, перед решающим боем, удается заранее узнать направление, время и силы будущей атаки врага — можно считать, что бой выигран уже до его начала.
Еще совсем недавно Айт считал: достаточно физически устранить Кейз-Ола — и войны не будет. Потом стало ясно, что к войне стремятся все двести «мудрейших». Отсюда следовал страшный вывод: к человеческой крови стремится вся капиталистическая система.
Нет, эти беседы с коммунистами-каторжанами не прошли даром для Айта. Они были только первым толчком, короткой вспышкой света в темноте. Айт тогда не согласился с коммунистами, и начал искать свой собственный путь. Он двигался наощупь, спотыкался и падал… и все равно невольно приближался к той дороге, которой хотел избежать.
Ноль часов три минуты. Сидит Айт возле стола, ожидая вызов «Матери», а мыслями летел аж под облака над Монией.
Родная страна, проклятая страна, удивительная страна, полная чудес, полная противоречий! Твои честные труженики гнут спину в безвестности, а бездельники наслаждаются. Твои ученые, чтобы не умереть с голоду, создают ужасные средства уничтожения, а те, на чьей совести лежат миллионы жертв, организуют комитеты защиты бродячих котов и ставят мраморные памятники мертвым псам.
Но самым страшным, самым ужасным противоречием является то, что именно Мония — страна, которая достигла невероятного расцвета лишь благодаря тому, что никогда не воевала, — теперь с упрямством самоубийцы хочет войны.
Через четыре тысячи двести двадцать девяносто четыре часа семь минут, именно тогда, когда, как помнил Айт, на площади городов Союза Коммунистических Государств выйдут празднично одетые люди, чтобы отметить свой День Победы, с чистого неба обрушится смерть…
Одновременный взрыв трех тысяч трехсот атомных и водородных бомб!.. Ужас!.. И все это по воле одного Кейз-Ола!.. И неужели он такой всемогущий?
Ведь, если операция «Молния» осуществится, все человечество проклянет Монию. Да, Кейз-Ол будет виноват больше всех. Но равно будут виноваты и те, кто, даже не желая войны, придумывал, конструировал и строил средства уничтожения.
Правительство СКД должен узнать о грозящей им опасности заранее. Но как передать им такое сообщение? Как убедить, что это не провокация, а правда?
Щелкают и щелкают электрические часы на столе. Ноль часов тридцать минут. «Мать» все не вызывает своего старого «Сына». Айт уже начинает немного волноваться, но успокаивает себя: пожалуй, это случайная задержка. И он ждет, думая о том, как решить вопрос, от которого трещит голова…
Он попал в положение человека, который, неожиданно оказавшись посреди нефтяного озера, успел перехватить взведенную диверсантом зажигательную бомбу. Уже ползет дымок, вот-вот грянет взрыв… Что делать? Телом не закроешь: и сам погибнешь, и пожар не предотвратишь. До берега не добросишь — далеко. Кто-то другой должен поймать эту бомбу на лету, перебросить дальше, в безопасное место. И этот «кто-то» должен быть верным, храбрым и сильным.
Эх, если бы не погиб Лайн-Еу, все было бы по-другому! Его заменила неизвестная «Мать». Но кто ее поддерживает? Найдет ли она способ передать куда надо те несколько цифр, чтобы все человечество узнало, что ему грозит? Кому же передать?
Если бы Айт мог, он закричал бы сейчас на всю Монию: «Коммунисты, друзья! Я ищу вас! Вы очень, очень нужны, потому что я верю только вам!»
Нет, на призыв не откликнется никто. Коммунистическая партия жестоко преследуется, и если она существует, то лишь потому, что придерживается строжайшей конспирации. На «Звезде Кейз-Ола» Айту представлялась возможность сблизиться с коммунистами, однако он по-дурацки отшатнулся, а теперь, хоть и сожалеет, но уже поздно.
Минутная стрелка часов описала еще полкруга, и тогда в наушниках наконец-то зазвучал голос «Матери». Она говорила быстро и взволнованно:
— «Сын», прости за задержку — был обыск, еле сбежала. Гроза надвигается. Колесико нужно немедленно!.. Ты слышишь, «Сын»? — она помолчала, а затем ее голос прозвучал нерешительно, застенчиво. — «Сын», запомни на всякий случай мое имя. Меня зовут Тесси.
Несмотря на то, что все было серьезно, и Айт очень беспокоился за девушку, он не смог сдержать улыбки.
Ой, конспираторша Тесси, какая же ты еще наивная девчонка! Тебе везде мерещится романтика, а неизвестный «Сын», видимо, кажется юным и красивым. Твое счастье, что в Дайлерстоуне каждая десятая девушка — обязательно Тесси.
Может, с точки зрения настоящего конспиратора, следовало бы не отвечать этой девчонке совсем. Но тогда Айт потерял бы единственную связь с внешним миром. Да и опасность была не очень большой: даже если передатчик запеленгуют, можно все свалить на подельников Свайна.
— Слышу, «Мать»! — Айт умышленно изменил голос, и он прозвучал звонко, энергично, молодо. — Скажи, на кого ты работаешь? С кем ты?
Она, казалось, поняла неуклюжесть ее шифрования.
— Я — с теми, с кем был «Отец».
— Дочь пастырей?
— Нет, нет! Совсем нет!.. Мир… Защита… — Девушка никак не могла найти подходящих слов и, видимо, считая, что терять нечего, выпалила: — Комитет Защиты Мира!
— Ладно. Все.
Айт выключил радиостанцию и разочарованно покачал головой. Комитет Защиты Мира! Сколько их, этих всяческих комитетов, в благословенной Монии! Как только соберутся три-четыре скучающие дамочки — так сразу же и организуют комитет или общество. Им безразлично, кого и что защищать — только чтобы о них стало всем известно. «Защитники!!» Скучно и противно. А он, глупый, чуть не раскис. Конспираторша Тесси!.. Тьфу! Нет, уж пусть будет, как будет, но тайну придется передать Мэй.
Приняв такое решение, Айт повеселел.
Но день, который начался неудачно, приготовил для него, оказалось, только неприятности.
В час утра примчался перепуганный главный администратор и доложил, что ночью неизвестно куда делся один из лакеев. Обысканы все закоулки, проверена фотоэлектрическая сигнализация защиты стен и лифтов дворца, установлено, что не выходил и не садился в вертолет, — а человека нет.
Ясно было одно: лакей исчез. Может, это и впрямь был какой-то из сообщников Свайна — тогда надо поднять тревогу. А что если это тот, кто по поручению Мэй «покатил колесо» в белый свет?
— Знаю! — Айт нахмурил брови, величественно махнул рукой. — Вон. Никому ни слова, если не хочешь иметь дело с самим ясновельможным.
Этот ответ вполне удовлетворил главного администратора. Он вспомнил, как в свое время так же неожиданно исчез старый Свайн, и, успокоенный, ушел.
Айт собирался рассказать про этот случай Мэй, но не получилось отключить линию подслушки: Кейз-Ол сегодня с утра засел в кабинете, не пошел на обязательную прогулку. И это привело к страшному.
Как только Айт появился в дверях спальни Мэй, она жеманно пропела:
— Псойс, забери, пожалуйста, эту жестянку. Не знаю, как она вчера оказалась у меня в сумочке.
Айт глянул в ту сторону, куда указывала Мэй… и обомлел. Эту коробочку он узнал бы среди тысяч других. В ней лежала злополучная катушка с магнитофонной записью Совещания!
Дорогая, что ты наделала? Через чрезмерную осторожность ты губишь, сама не зная того, успех общего дела! И нельзя подать даже знака, чтобы предупредить тебя, нельзя даже взглядом выразить печального упрека, ибо, конечно, Кейз-Ол сейчас настороже и включил экран. О, его заинтересует твоя неожиданная «находка»!
Айт не ошибся. Едва он протянул руку к коробочке, как вдруг щелкнули невидимые динамики, и в комнате прозвучал резкий голос Кейз-Ола:
— Возьми! Ко мне! Немедленно!
Псойсу подобало выполнить команду полностью автоматически. Айт так и сделал. По дороге за эти две-три минуты он должен был обдумать все, приготовиться к самому неожиданному… нет ли еще какой наипотаеннейшей линии подслушки?.. Почему Мэй не сказала прямо, что катушку передал ей он?
Айт поспешно зашел в кабинет, положил на стол коробочку и, дыша словно загнанный конь, встал напротив Кейз-Ола.
— Главного следователя!
Айт нажал на соответствующую кнопку.
— Все!
Кейз-Ол злился. Видно было, что он еле сдерживает себя. Пожалуй, самые неприятные, самые страшные предположения возникали в его голове, поэтому он порой даже вздрагивал. Заговор! Заговорщики пробрались в неприступную крепость. Кто они? Может, и этот старый пес уже изменил?
Темные пронзительные глаза впились в Айта, будто хотели пронзить, просветить его мозг, ощупать каждую мысль. Такой взгляд действительно трудно выдержать, невольно хочется закрыть глаза и сделать шаг назад.
Айт сделал этот шаг не потому, что действительно испугался Кейз-Ола, а потому, что подражал Псойсу. Еще шаг, еще…
Кейз-Ол шел за ним. Потом остановился, ткнул пальцем на дверь:
— Прочь!
Бочком-бочком, по стеночке, пробирался к выходу старый дед. Вот он встал, простер руки к разгневанному повелителю… Но тот почему-то насторожился, напрягся, словно прислушиваясь к чему-то…
Невольно начал прислушиваться и Айт. Какой-то глухой хаотичный треск послышался из невидимого динамика — так, как будто кто-то сыпал картошку в ведро, или неумелый стучал по клавишам пишущей машинки.
— Стой! — Кейз-Ол метнулся к щиту электронно-вычислительной машины, повернул какой-то регулятор. — Сюда!.. Ближе!
Глухие удары стали звонкими, превратились в тарахтение.
Кейз-Ол покрутил рычажок еще сильнее, прищурил глаза и сказал почти ласково:
— Ты знаешь, что это такое, мой милый?
Айт знал. Кейз-Ол, как оказалось, был и умнее, и предусмотрительнее, чем казалось: он побрызгал что-то и где-то раствором радиоактивной соли; Айт коснулся этой вещи; на его лакейских перчатках осталось небольшое количество радиоактивного вещества. Но камера ионизации способна фиксировать и в тысячу раз более слабые излучения. Отпираться невозможно. Радиоактивные изотопы не врут.
— Это — твой смертный приговор, старый пес!
Кейз-Ол медленно поднял пистолет.
— Ты заходил в малахитовый сейф?

 

 

— Да, светлейший… — в голосе Айта прозвучало настоящее облегчение, ибо разве же не сам Кейз-Ол послал его за завещанием?
— Ты касался толстой папки на нижней полке?
— Нет, светлейший…
Теперь Айт понял то, что должен был понять с самого начала: раствором соли радиоактивного изотопа была обрызгана папка с планом «Молния». Только благодаря тому, что ионизационная камера почему-то была выключена, тревога не поднялась вчера! Но Айт понял, что он спасен: его перчатки касались и папки конверта с завещанием. Предусмотрительность Кейз-Ола — пустая.
— Взгляните, светлейший!.. Может, трещит потому, что я держался за пакет?
С брезгливой ухмылкой Кейз-Ол поднял мятый конверт, который, к счастью, Айт еще не успел выбросить, и понес к ионизационной камере. И с каждым шагом Кейз-Ола у Айта отлегало от сердца, а в мозгу нарастал победный смех: «Ох, глупец, что ты сможешь определить?! Радиоактивным стало не только завещание, но и ты сам!»
И действительно: тарахтение в динамиках все крепло. Кейз-Ол остановился, скомкал конверт и бросил его в угол.
— Ладно. Иди.
Айт еще раз победил. Если удастся выдержать еще одно, последнее, испытание — у Кейз-Ола развеются все сомнения. Но тут уже надежда только на счастливый случай. Катушка с магнитофонным записью Совещания сама по себе предать Айта не могла. Однако, в ее конце его голосом изложен план уничтожения «мудрейших». Если Главный Следователь захочет прослушать всю нить — провал неизбежен.
Провал неизбежен… Айт ходил, как в тумане. Ненависть каторжника БЦ-105, которая, казалось, уступила место холодной рассудительности, вспыхнула в нем с новой силой, помрачила сознание, требуя немедленных действий.
Играть роль пугливого, подлого Псойса Айту было уже невмоготу. Он с ужасом вспоминал те унизительные минуты, когда пришлось стоять перед Кейз-Олом безоружным и думать, что потерпел поражение накануне победы. И сколько еще медлить? Не следует ли покончить с триллионером сейчас, пока еще не поздно? Но что это даст?.. Место Кейз-Ола займет Хейл-Уф. Войны этим не отменишь.
«Конспираторша Тесси» выходила на связь ежедневно. Она умоляла, требовала отправить «колесико». А он даже не отвечал ей. Зачем им «колесико», когда мир и так неудержимо катится к гибели? Сорок… Тридцать семь… Тридцать пять дней осталось до начала войны! Всего лишь три тысячи пятьсот часов!
Айт чувствовал себя так, будто попал в огненное кольцо. Пламя все ближе и ближе… Уже нечем дышать… Еще минута — и терпение кончится…
Попробовать убежать, чтобы самому рассказать об операции «Молния»? Но кому? Все дороги перерезаны… Один-одинешенек! И та, которая должна была бы поддержать и помогать, не только не делает этого, но и вредит.
Уже несколько раз попадались такие «несчастные случаи», которые можно объяснить только чьей-то злой волей. Кислота вместо воды в стакане. Ток высокого напряжения в трубах ванны. Неожиданное и очень точно нацеленное падение тяжеленной люстры. Виновных установить не удалось. И Айт их и не искал, только удвоил осторожность.
А тут еще возвращающаяся молодость. Кончилась желтая паста — и, как трава после дождя, из розовой лысины полезли пепельные волосы. Они было мягкими, кудрявыми; и было ужасно больно, когда Айт их выдирал. К счастью, пластиковый колпак и шейный платок еще охраняли его надежно. Зато с зубами было настоящее бедствие: они выросли так, что искусственные челюсти уже едва-едва держались во рту. Щеки, которые раньше западали, теперь пополнели, разгладились, поэтому приходилось выдумывать всякие флюсы, чтобы подвязываться платочком. А самым страшным и самым радостным одновременно — было то, что Айт с каждым днем замечал в себе все больше айтовского. Для тех, кто видел его каждый день, он не менялся. Но фотоснимки свидетельствовали: Псойс переставал быть Псойсом. Старик превращался в совсем другого, не похожего ни на кого мужчину средних лет.
С какой стороны не глянь — наступал критический момент. Еще декада или две — и если не будет найдено выхода из невероятно сложного положения — все погибнет.
Айт искал — и не находил.
Назад: Друзья и враги
Дальше: Бой на полюсе

ligiodinee
buy chloroquine phosphate
ligiodinee
buy chloroquine phosphate
ligiodinee
buy chloroquine phosphate