Глава восемнадцатая

К Алене Григорьевне в хостел с утра явились гости – дочка с двумя гиперактивными близнецами лет семи-восьми. Близнецы устроили в коридоре гонки на самокатах, смачно впечатываясь после поворота именно в мою дверь, так что я практически бежал из номера, понимая, что поваляться в кровати под бубнеж телевизора уже не получится. А планы на этот четверг у меня были именно такие – поспать, поскольку уже в выходные в городе намечались массовые акции, и директор любезно разрешил мне заблаговременно взять отгул, выспаться, наконец, а заодно решить всякие мелкие бытовые вопросы.

Увы, планировать здесь что-то дальше ближайших часов – значит, бросать вызов самому мирозданию. Когда я уже удирал из хостела, мироздание, в лице одного из близнецов, въехало мне самокатом в лодыжку, а когда я картинно застонал и рухнул плашмя на линолеум, второй близнец деловито предложил:

– Семен, давай отрежем дяде сломанные ножки и пришьем новые. Так делал доктор Айболит, помнишь, когда лечил зайчика, у которого трамвай отрезал ножки…

Семен согласился и жестко пнул меня самокатом по второй, здоровой ноге.

Тут мне стало ясно, что играть с этими детьми дальше небезопасно. Я попробовал встать и покинуть поле боя, но не вышло. Поле боя стремительно превращалось в операционную – близнецы уже тащили из кладовки простыни и две палки, видимо, изображающие пилы для ампутации.

Остановить это удалось простым вопросом:

– Дети, а откуда вы возьмете новые здоровые ножки для меня?

Потом я поднапрягся и процитировал:

– И сказал Айболит: «Не беда! Подавай-ка его сюда! Я пришью ему новые ножки, он опять побежит по дорожке».

В коридоре хмыкнули, и следом из-за поворота вплыла Алена Григорьевна, как всегда, в белом халате и белой косынке на круглом добродушном лице.

– Слушайте, а ведь правда, откуда доктор Айболит взял новые здоровые ножки для зайчика? – вслух удивилась хозяйка и подмигнула мне.

– Отрезал у другого зайчика, – не сговариваясь, хором предположили близнецы, оглядываясь по сторонам в поисках донора конечностей.

– Ну да, у зайчика – у мотоциклиста, наверное, – не удержался я.

В коридоре еще раз хмыкнули, и оттуда появилась довольно полная светловолосая девушка лет двадцати пяти.

Она разглядывала меня с откровенным любопытством, слегка растягивая в вежливой улыбке пухлые чувственные губы. Помада на них была, на мой взгляд, слишком яркой.

– Доброе утро, я – Игорь, – официально представился я.

– Доброе утро, я – Анна. Вы уже уходите?

– Да, дела, к сожалению.

– Надеюсь, это не мои дети вас разбудили? Они такие хулиганы, вы уж их извините.

– Нет, что вы, вы меня извините, это я тороплюсь. Просто у меня встреча через двадцать минут, – соврал я привычно и, сдержанно улыбнувшись матери и дочке, бочком протиснулся к дверям.

На Бессарабской площади торговцы еще только разворачивали лотки, и в поисках утреннего кофе я свернул на Крещатик. Там, в небольшом киоске, я получил свой бумажный стаканчик из рук молоденькой продавщицы и пошел было дальше своим стандартным маршрутом в сторону Майдана, но не дошел – на широкой площадке возле здания городской администрации толпились очередные демонстранты, и я замедлил шаг. Как правило, перед зданием КГА аккуратно протестовали мелкие торговцы, или борцы за снижение коммунальных тарифов, или даже борцы за права животных.

Я подошел поближе, разглядывая этих очередных борцов. Интересно, что никогда я не встречал здесь борцов за право на родной для большинства украинских граждан русский язык, за право на свободу слова или на право на защиту от фашиствующих молодчиков.

На сей раз демонстрантами оказались, опять-таки, ларечники – судя по плакатам, которые они неспешно разворачивали, чиновники попрали их права на торговлю алкоголем. На мой взгляд, попрали вполне справедливо – торговля сомнительным пойлом, действительно, нуждалась в регулировании, которое невозможно было осуществить в нелегальных ларьках – а и, которыми сейчас был усеян весь Киев от центра до окраин.

Но и митингующие вызывали сочувствие – это были продавцы, преимущественно женщины лет сорока и старше, в неброской дешевой одежде, усталые внешне и внутренне. Вообще, женщины с усталым взглядом некрашеных глаз мне стали попадаться в Киеве все чаще. Они не хотят быть привлекательными, они даже не пытаются изображать успех, как это принято где-нибудь на Западе или в России, – нет, они всем своим видом показывают, что не живут, а выживают, и совершенно не стесняются этого обстоятельства.

Я постоял в толпе рядом с ними, послушал вечные разговоры о непослушных детях, дорожающих продуктах, сволочах-чиновниках и собрался идти дальше, потому что снимать такое смысла нет – наш читатель видел все это уже сто раз, и интереса подобный репортаж точно не вызовет.

Но рядом с толпой продавщиц вдруг показались напряженные, коротко стриженные молодые люди в черных кожаных куртках – их становилось все больше, пока до меня не дошло, что готовится большая заваруха. Я достал камеру из пакетика, и тут же, как по команде, вокруг началось множественное движение молодых людей, послышались команды:

– Первая десятка, выдвигаемся!

– Стас, бери своих, и давайте со двора! Там окно на первом этаже, оно без решетки, ломай раму и заходи!

– Все пошли, никто не отстает!

Продавщицы с не меньшим, чем у меня, изумлением наблюдали за действиями боевиков. Толпа молодых людей решительно пошла ко входу в администрацию, некоторые из мужчин на ходу забирали у демонстрантов плакаты и, перехватив поудобнее, шли с ними наперевес, как с копьями, к огромным деревянным дверям, гневно выкрикивая обрыдлые уже слоганы:.

– Украина понад усе!

– Героям слава!

– Смерть ворогам!

– Геть москалей!

Под традиционные лозунги украинских националистов толпа беспрепятственно зашла в холл первого этажа, но дальше, на лестничном марше за вторыми дверями, ее встретила жидкая шеренга полицейских и охранников в светло-зеленой форме. Через небольшую щель в дверях были видны напряженные лица обороняющихся.

Я с огромным трудом пробился сквозь толпу крепких молодых людей в холл. Боевики мне не мешали, а иногда и помогали пройти, увидев камеру на плече:

– Це дело, нехай журналюги снимут, как киевская власть беспредельничает!…

У дверей, ведущих на лестницу, шло активное противостояние – запереть их, похоже, не успели, и теперь обороняющие мэрию охранники с трудом сдерживали напор боевиков.

– Разом! Разом! Разом!

Несколько минут раскачивания полуприкрытых двустворчатых дверей дало ожидаемый результат – створки распахнулись, полностью открыв диспозицию обороняющихся. Всего на лестнице оказалось не более двух десятков испуганных охранников и пара полицейских. Последние демонстративно стояли, буквально сложив руки на груди, и всем своим видом показывая, что они здесь только наблюдатели.

– Ну что, москалики, приплыли! – раздался у меня под ухом торжествующий голос одного из вожаков атакующей толпы.

– Выдергивай зеленых человечков! – донеслась еще одна команда.

– А ну, иди-ка сюда, сволочь!, – закричал ближайший ко мне мужик в черной кожаной куртке и неуловимо быстрым движением сократил дистанцию с охранником напротив. Тот не успел отпрыгнуть назад и был схвачен цепкими сильными руками, которые тут же потащили его по холлу прочь. Другие руки, сжатые в кулаки, наносили удары по лицу несчастного.

Никто из охранников в цепи напротив даже не дернулся, чтобы спасти коллегу, – они просто стояли у дверного проема и смотрели в щель между полураскрытыми дверями, как их товарища избивают руками и ногами.

– Мразь!

– Кремлевская сволочь!

– Сепар!

– Гнида москальская!

В толпе нападавших постоянно происходило движение – те, кто успел нанести пару ударов, организованно отходили в сторону, чтобы к лежащему на полу охраннику могли подойти те, кто еще не успел поучаствовать в движухе. Охранник закрывал лицо руками и громко стонал после каждого удара. В толпе раздавались смешки:

– Что, не нравится угощение, зеленый человечек?

– Попробовал, москаль, украинского кулака?

– Так каждому сепару будет наказание, всех гадов накажем!

У боевиков получилось выдернуть из цепи еще одного охранника, и его так же жестоко принялись бить неподалеку. Этот неудачник уже не стонал, а жалобно выл, умоляя не калечить его ради малолетних детей и беременной жены.

– В Кремле будешь про своих детей сказки рассказывать, гнида москальская, – отвечали ему, пиная лежащего. Потом я увидел, как из цепи потащили третью жертву, и опустил камеру – мне стало физически противно снимать.

– Это правильно, не надо это снимать, – поддержал меня голос за спиной.

Я обернулся – там стоял один из лидеров боевиков, рослый мужик в красно-коричневом камуфляже и кожаной кепке с надписью: «УПА».

– Снимай лучше на улице, там митинг, речи толкают, и все такое. А сюда мы потом тебя позовем, как здесь закончим, – сказал он мне, нехорошо ухмыляясь крупным щербатым ртом, и я не стал спорить, направившись к выходу. А позади раздавался совсем уже истошный вой охранников – их били нарочито показательно, чтобы сломить дух оставшихся защитников здания.

На улице было по-прежнему многолюдно. Толпа женщин стояла аккуратным полукругом на площади перед входом, внимательно слушая речь какого-то невзрачного мужичка в потрепанном плаще.

– …власть должна прислушаться к требованиям простого народа! Долой коррупционеров и москалей! Так победим! Слава Украине!

– Героям слава! – послушно хором отвечали эти добрые женщины.

Я подошел к одной из них, на ходу поднимая камеру на плечо:

– Не расскажете болгарскому радио, что у вас тут происходит?

– Митинг у нас происходит, за свободу торговли. Мэрия хочет запретить нам торговать алкоголем, – с готовностью отозвалась продавщица.

– Это я понял. А почему бьют охранников мэрии?

– А, этих, – она равнодушно махнула рукой в сторону входа, откуда даже сюда доносились вопли избиваемых. – Так то чоповцы, частная охрана, фирма «Левый берег», их мэрия наняла охранять здание.

– А почему полиция охраной не занимается?

– Вот вы смешные вопросы задаете, – действительно рассмеялась она. – Полицейские не дураки, зачем им это надо – с правосеками рубиться, что у них, головы запасные есть, что ли? Никому неохота.

Я смотрел на нее, видимо, слишком тупо, и она сжалилась:

– Чоповцы эти получают хорошие деньги за охрану, они подработать согласились и знают, за что страдают. А полиции охранять мэрию никакого резона нет, они свою зарплату и так получат, – объяснила мне она.

– Последний вопрос – а почему охранников называют москалями, и вообще, за что их бьют?

– Так они в зеленой форме же, – снова удивилась моей беспросветной тупости продавщица.

– В зеленой форме? Только за это?

– Ну да, вы же сами видите – у них форма как у тех зеленых человечков была, которые у нас Крым отжали. Вот за это и огребают. За то, что «зеленые человечки».

Я опустил камеру и пошел вокруг здания мэрии проветрить свои запотевшие мозги.

Огромное десятиэтажное здание администрации, выполненное в стиле сталинского ампира, могло бы выдержать любую осаду, если бы об этом заранее кто-то позаботился. Но, похоже, чиновники мэрии сами не ожидали, что в поддержку обычно жалко блеющих киевских ларёчников вдруг выступят столь мощные силы, как националисты.

Впрочем, о том, что боевиков- – националистов используют при решении хозяйственных споров, я слышал и раньше, но все это касалось конфликтов между коммерсантами. Идея атаковать государственное учреждение спустя два года после переворота казалась мне дикой. Видимо, я еще не проникся, как следует, идеями Революции Достоинства, чтобы правильно оценивать ситуацию в стране.

Со стороны двора киевская администрация выглядела попроще: облупившийся фасад, стоптанные до глины газоны, покосившиеся рамы в оконных проемах. У одного из таких проемов стояла толпа короткостриженых мужчин – они вели себя необычно молчаливо и энергично помогали друг другу забираться внутрь здания, куда-то в коридор первого этажа.

Неожиданно для себя я прошел вперед, к самому окну, и сильные руки безропотно подсадили меня сначала на каменный выступ снаружи, а потом на подоконник довольно высокого окна.

Спрыгнув с подоконника, я оказался в туалете, причем, судя по отсутствию писсуаров, в женском.

Внезапно раскрылась дверь, в туалет вошла симпатичная блондинка в деловом костюме. Не дожидаясь визга, я с каменным лицом пошел мимо нее. Впрочем, никакого визга вслед я не услышал – видимо, местный чиновный люд за годы после революции привык тут уже ко всему.

В коридоре мэрии оказалось очень людно – с озабоченными лицами сновали женщины и мужчины в строгих костюмах, расшаркивались, сходясь на ковровых дорожках, старые знакомые, галдели по закуткам стайки каких-то хипстеров.

Я тоже придал себе озабоченный вид и быстрым шагом устремился вперед по коридору. Вскоре я вышел в широкий холл, где на роскошных кожаных диванах сидели несколько мужчин в узнаваемом зеленом камуфляже. Мужчины сильно сутулились, прятали лица и, судя по всему, пытались провалиться куда-нибудь под землю, но им мешал лакированный паркет.

Я выбрал себе незанятый диванчик рядышком и присел там, с озабоченным видом вытаскивая смартфон и демонстративно вглядываясь в его экран. Я и в самом деле почитал местные новости (про атаку администрации – молчок, новость дня – Кличко упал с велосипеда), сделал несколько скрытых снимков охранников, а потом невыразимо тоскливый голос позади меня спросил:

– Ну, чего вы до нас докопались?! Что мы вам сделали?! Зачем тебе наши морды фотографировать? Снова бить будете? А за что? Мы разве не патриоты Украины? Мы разве не против москалей и жидов?! Да только покажите – мы их сами ногами втопчем в землю до ноздрей!

Позади моего дивана стоял еще один охранник в камуфляже и печально смотрел на меня сверху вниз, негромко, но с выражением проговаривая свою патриотическую речь. У него была рассечена в кровь щека, наливался синяк под глазом, и в целом вид был не очень праздничный.

Я убрал смартфон в карман, но подбитого охранника это обстоятельство не успокоило. Он снова начал выговаривать мне за снимки, рассказывая, как он ненавидит москалей и жидов, пока я не прервал его, гавкнув в лицо что есть силы:

– Слава Украине!

– Героям слава! – рефлекторно отозвались, по-прежнему глядя в пол, все присутствующие, и мой собеседник тоже.

Я встал и молча пошел к лестнице через коридор к лестнице, ведущей на второй этаж. Было четкое ощущение, что в коридоре еще доносилось эхо от моего «слава Украине!», потому что чиновники, пробегая мимо меня, бубнили полагающийся ответ, даже не глядя по сторонам. Интересно, а если зигануть им, они также на рефлексах ответят: «Хайль!» и деловито побегут дальше?

На втором этаже все было точно, как на первом, только мужчин в зеленом камуфляже оказалось намного больше. Вид у некоторых был по-прежнему затравленный, и это меня не удивило, а вот реакция местных чиновников просто потрясла – они всерьез делали вид, что в упор не видят ими же нанятых охранников, пробегая сквозь потерянно бродящих зеленых человечков, как сквозь лес.

– Что нам сейчас делать, объясните, пан начальник, – приставал к лощеному пузатому мужчине в темном костюме один из мужчин в зеленом камуфляже. – По договору у нас время в двенадцать ноль-ноль уже вышло, мы можем уходить с объекта, верно?

– Верно, – отвечал пузан, нетерпеливо переминаясь на месте, будто спешил в туалет.

– Но тогда помогите нам отсюда выбраться, транспорт обеспечьте, – настаивал зеленый командир, прислушиваясь к долетающим сюда тревожным звукам с первого этажа. Там, похоже, продолжалась битва при парадных дверях.

– Закажите автобусы, мы оплатим, – равнодушно отвечал чиновник, нервно оглядываясь в поисках спасения от настырного собеседника.

– Да ведь не едет же сюда никто, все боятся, что стекла в машинах побьют, вы же понимаете, – с тихим отчаянием продолжал напирать охранник. Свою зеленую кепку он держал в руках, как будто снял ее при виде барина.

– Ну, мы заставить тоже не можем никого. У нас свободная страна.

– Да можете вы все! Вы можете полицию попросить, чтоб они свои машины подогнали. Нам хватит четырех грузовиков тентованных. Главное, чтоб полицейские в форме за рулем сидели.

– Я же дал вам телефон начальника Шевченковского управления полиции. Звоните ему.

– Я звонил. Не отвечает!

– Ну, другого телефона у меня для вас нет, – чиновник, наконец, вырвался от командира зеленых, почти бегом направившись, действительно, к двери с табличкой WC. Охранник остался ждать рядом, подпирая костлявыми плечами белую картонную дверь.

Я, уже не торопясь, прошел дальше по коридору, оглядывая местную публику. У охранников были серые измученные лица. Многие замотались в балаклавы, а сверху нацепили кепки. Впрочем, наблюдалось и иное поведение – несколько охранников с открытыми светлыми лицами встали кружком возле дверей, ведущих на лестницу, и спокойными уверенными голосами раздавали по рациям команды невидимым коллегам:.

– Сашок, занимай с ребятами позицию между первым и вторым этажом, там, где конкурс детского рисунка. Да-да, вот там. И спокойно отрабатывай, нам дали добро на дубинки и газ.

– Двадцать первый, проходим в правое крыло на первый этаж, со двора в женский туалет полезли шумеры, надо их там встретить и проводить обратно. Можно, да. Работайте.

Я заинтересовался, подошел поближе и, когда бородатый широкоплечий охранник закончил раздавать указания, негромко спросил его:

– Не расскажете болгарскому радио, что у вас тут происходит? И почему вы их называете шумерами?

Бородатый долго смотрел на меня, не мигая, потом поднял рацию и ткнул антенной куда-то мне за спину.

– А вы вон там почитайте, там все вроде доходчиво написано.

Я обернулся. За моей спиной на облупленной стене висел красочный стенд, на котором на украинском языке сообщалось о сенсационном историческом открытии, сделанном украинской наукой.

– Почитайте-почитайте, очень познавательно, – снова посоветовал мне бородач, едва заметно усмехаясь своими спокойными зелеными глазами.

Я послушно подошел к стенду и принялся читать: «Наконец-то, расставлены все точки над i в истории человечества! Мировой науке стало известно, как украинская нация создала человечество!», «Украина – прабатькивщина людства».

Это было написано плакатными перьями в качестве заголовка огромного стенда. Помнится, я такими перьями в советской армии рисовал «Боево Воинский листок».

Еще там было много рисунков, изображающих казаков, египтян и каких-то совсем уже древних людей, причем все они были нарисованы с характерными чубами.

Но текст на стенде завораживал больше всего: «Украинцы – - старейшая нация, которая не только дала миру 200 тысяч песен, но и сформировала историю человечества. Киевский институт памяти истории доказал, что в Библии говорится про украинцев, которые дошли до Иерусалима во II веке до нашей эры.

Украинцы – - самая древняя нация мира. Они расселились 6 тысяч лет назад на территории Европы, Азии и Африки. В четвертом тысячелетии до нашей эры украинцы заселили Палестину.

Цифры изобрели в Украине. Из Украины они попали в Индию, а оттуда в Европу под названием арабских. «Ригведа» была написана на берегах Днепра. Племена арийцев из Украины основали Иран в четвертом тысячелетии до нашей эры.

Украинцы дали начало санскриту. Английский язык также происходит из Украины. Подтверждением этому есть украинское слово «„мама“», которое похоже звучит на многих языках. Украинской свирели – 150 тысяч лет. Украинский оркестр народных инструментов играл уже 20 тысяч лет назад. Адам был украинцем.

10 тысяч лет назад украинцы изобрели лук и стрелы. 13 веков назад вся Центральная Европа была заселена украинцами. Римский историк I века до н. э. Юстин утверждал, что украинцы старее египтян.

Украинские женщины основали Королевство амазонок. Украинцы покорили всю Азию и обложили ее данью. Шумеры происходят от украинцев, которые основали Шумерию 5 тысяч лет назад».

Я зачитался, потом достал смартфон и начал снимать удивительный артефакт.

– Что, проняло? – позади меня встали несколько охранников. Эти громадяне тоже были с открытыми лицами, без балаклав и даже без кепок.

– Мне, как болгарскому журналисту, все это читать немного удивительно. Я-то был уверен, что цифры, английский язык и санскрит изобрели болгары, – отозвался я, убирая смартфон в карман куртки.

– Ты, главное, про Шумерию ничего такого не ляпни, особенно внизу, на Крещатике, – предупредил меня один из охранников. Лицо при этом у него было совершенно серьезное.

– Не-не, я им не открою своей болгарской тайны, не беспокойся за меня, – отозвался я, улыбаясь.

Но снова никто не улыбнулся мне в ответ. Больше того, ко мне подошел бородатый охранник и, деликатно понизив голос, спросил:

– Мы сейчас будем эвакуироваться. Хочешь, тебя тоже вытащим? Лишний комплект формы для тебя найдем.

Я изумленно вытаращил на него глаза:

– А с чего мне шумеров-то бояться? Я же простой болгарский журналист, – я вытащил из- – за пазухи удостоверение на шнурке и показал ему.

Бородач снова слегка усмехнулся уголками глаз и уже громче сказал:

– Болгарский журналист, ага. Бьют-то не по паспорту, а по морде. А морда и говор у тебя, извини, москальские. Ну, смотри, твой выбор. Мы уходим, через полчаса сюда эти зайдут.

Не могу сказать, что я сильно испугался, даже после увиденного внизу при утреннем штурме. Я отказался уходить, отступил к стене, чтобы не мешать зеленым человечкам собираться, и достал камеру из пакетика, потому что маскироваться тут стало совсем уж глупо. Судя по всему, все знали, кто я такой.

Охранники собрались в холле перед лестничным маршем, неторопливо оделись, нацепив даже тактические перчатки, построились повзводно и колоннами по двое направились вниз. Я пошел следом, держа включенной камеру на плече. Так мы спустились на первый этаж, потом пошли какими-то длинными и неожиданно пустыми коридорами, и внезапно вышли во двор, где я сегодня уже был.

Там галдела толпа человек в триста. Это были знакомые мне с утра боевики из партий «Свобода», «Правый сектор», УПА и прочая националистическая братва. Между ними и нами стояла плотная цепочка хорошо экипированных полицейских – в шлемах, бронежилетах, с дубинками и газовыми баллонами на поясе. Сразу за полицейской цепью несколько желтых автобусов урчали заведенными моторами.

Первая группа охранников вышла во двор и, намертво сцепившись руками, чтобы не вырвали и потом не забили, неуклюжей гусеницей направилась к ближайшему автобусу.

Толпа неонацистов взорвалась улюлюканьем и проклятьями:.

– Бей москалей!

– Мрази!

– Смерть ворогам!

Цепь полицейских заколыхалась, прогибаясь под напором снаружи, но устояла. Боевиков это разозлило, в охранников и автобусы полетели камни и бутылки.

Снимать атакующую толпу неинтересно, в кадре нужны были объекты атаки, и я быстро прошел к полицейской цепи. Правоохранители пропустили меня без каких-либо возражений, и я оказался среди хмурых и злых боевиков.

Впрочем, вопреки предупреждениям бородатого командира, националистов я не заинтересовал – все взгляды были прикованы к зеленым человечкам, выбегающим под градом камней с черного хода мэрии к спасительным автобусам. Очень быстро все автобусы оказались с пробитыми стеклами, но даже в таком виде толпа не выпускала машины со двора.

При этом между оцеплением и толпой проходили потрясающие диалоги:

– Ты кто такой?!

– А ты кто такой?!

– Я украинец!

– Это я украинец!

– Зачем защищаешь этих козлов?

– Они тоже украинцы.

– Они козлы! Они Крым отжимали!

– Ты идиот!

– Ты сам идиот! Сейчас морду тебе разобью!

Я здорово устал за этот день и совершенно искренне мечтал о том, чтобы этот дурдом закончился поскорее, но так не случилось. Последовала команда: «Покинуть машины!», и охранники побежали из автобусов, возвращаясь в здание мэрии. Камнями и бутылками их при этом уже почти не закидывали – кончились.

– Ушли, падлюки! Ничего, достанем еще! – выразил общее мнение один из моих соседей, лысый крепкий мужик в камуфляже с нашивками батальона «Донбасс» и еще какими-то непонятными для меня отличительными знаками. Внезапно он бросился к заборчику, ограждавшему газон, одним движением выломал из него доску и мощным броском швырнул ее над головами полицейских прямо в автобус, из которого выбегали последние охранники.

Доска пробила стекло и влетела в салон, оттуда раздались вопли и стоны. Толпа вокруг восторженно взревела и двинулась вперед, полицейское оцепление под этим напором сдало на пару шагов назад, но снова устояло.

У меня затекла рука, и я опустил камеру.

Лысый мужик повернулся ко мне, радостно скалясь:

– Всегда в кайф машины и витрины громить. А вот стекла вставлять мало кому нравится. Интересно, почему так, скажи мне, пресса?

– Просто ты избранный, – ответил я ему с совершенно серьезным выражением на лице. – Стекла вставляют обычные люди, низшая раса, быдло никчемное. А ты – особый. Ты стекла бьешь, и тебе это нравится. Потому что ты избранный, понимаешь? Ты – высшая раса.

– Точно, – кивнул он, высморкался в ладонь и вытер ее о штаны.

Меня вдруг не на шутку замутило, я отвернулся и пошел прочь со двора, не оглядываясь.