Воскресенье, 13 декабря, 10:14
Усталые лучи чарующего солнца сочились сквозь голые ветви осин и немытые оконные стекла, ложились тонким слоем светящейся краски на стены и пол лодочного домика. На старом часовом механизме, со всеми его колесиками, пружинками и крючками, еще даже не успела скопиться пыль. Как и на лежащих повсюду якорях, буйках и канатах.
День Святой Люсии.
К этому времени лед уже обычно стоит на заливе. А сейчас там вместо льда лежало солнце. Сверкающее всеми цветами радуги.
– Ровно пятьдесят дней с тех пор, как все это началось, – сказал Бергер.
– А этому малышу ровно месяц, – ответила Блум, поглаживая живот.
Бергер открыл двери домика, но первым туда вошел не он. Маркус и Оскар опередили его. Обмениваясь восторженными возгласами, они обследовали все эти удивительные предметы из прошлого.
Сидя у столярного станка, Бергер и Блум наблюдали за ними. Сколько в них жизни. И сколько жизни в ней.
И даже в нем теплилась жизнь. Несмотря на повязку на пол-лица.
– Я вчера купил этот домик, – произнес Бергер.
Блум замерла, уставившись на него.
Разводя руки в извиняющемся жесте, Бергер пояснил:
– Противостояние между двумя конкурирующими фирмами достигло предела, домик достался мне по бросовой цене.
– И ты это проделал, пока я лежала в больнице?
– Да, как раз перед тем, как доктора объявили, что и ты, и наш малыш здоровы. Ты была права – у Карстена действительно имелся антидот.
– Он на это намекал, – подтвердила Блум. – Но врачи сказали, что это действительно сильнодействующий яд. Карстен обсыпал им пистолет, прежде чем передать мне. Сам-то он был в своих дурацких перчатках.
– Значит, яд замедленного действия.
– К счастью, безопасный для плода.
– Мы не можем называть его плодом. Это звучит не по-человечески.
Они помолчали.
Близнецы открыли дверь, ведущую к мосткам, и выбежали на улицу.
– Не знаю, насколько уместно говорить, что мы должны называть что-то так или иначе, – сказала Молли. – Я не знаю, что такое мы.
– Я тоже, – признался Бергер. – Но домик мой. И твой, если захочешь.
Она медленно покачала головой, а потом кивнула в сторону мостков, где близнецы нашли несколько крупных камней и теперь бросали их на замерзающую водную гладь.
– А как твоя семья? – спросила она.
– Они так и живут у меня, – ответил Бергер. – Я сплю на диване. Ничего еще не решено.
– Между вами с Фрейей тоже?
– В особенности, – кивнул Бергер. – Там и решать нечего. Потому что ничего не осталось. Она пытается понять саму себя. Если ей не понадобится защита идентичности, оформим совместную опеку. В противном случае все будет сложнее.
– Ты можешь их потерять?
– Сейчас вся опека на ней. Если ей сделают защиту идентичности, они попадут в какой-нибудь маленький шведский городок, и я никогда не узнаю, в какой. Тогда я их действительно потеряю.
Он закрыл глаза. Потом встряхнулся и сказал:
– А вот Ди завела себе аккаунт в «Инстаграме». На всех фото – пляж, море, купание. На последнем снимке она ныряет с самого высокого утеса в Нерье. Раз выкладывает фотографии, значит, по крайней мере, жива.
– Кто же ее сфотографировал? – спросила с улыбкой Блум.
– На этот вопрос она отвечать отказывается, – сказал Бергер. – Снято с балкона гостиницы. То есть она отдала свой телефон человеку, который находился на приличном расстоянии и который мог просто сбежать с ним. Интересно, кому можно так безоговорочно доверять?
– Совсем не обязательно, что все было именно так, – возразила Блум. – Кто-то мог сфотографировать ее и переслать снимки.
– Ты рассуждаешь как настоящий детектив, – заметил Бергер. – Это хорошо. Для будущего.
– Ты действительно считаешь, что мы можем отремонтировать домик и открыть частное детективное агентство?
– Да. Только при одном условии.
– Каком?
– Что мы будем доверять друг другу.
Она ничего не ответила. Бергер внимательно смотрел на нее.
– Между нами было много недоверия и подозрений, – сказал он наконец. – Я до сих пор не знаю, могу ли тебе верить до конца. У меня осталось много вопросов.
Она продолжала молчать. При этом помрачнела.
– У тебя остались от меня секреты, Молли? Например, у СЭПО ведь нет такой должности, как «администратор вертолетного транспорта», или как там ты его назвала? Как ты нашла меня на крошечном островке недалеко от Ландсорта?
Она сидела молча. Смотрела в пустоту. Перед глазами стояли два церковных зала.
– Кто-то нас спас, – продолжал Бергер. – Близнецы уже сидели в резиновой лодке, Фрейя туда как раз забиралась. Нас спас какой-то высокий и худой бледный мужчина. А потом, стоя на берегу, там, на острове Эйя, отдал нам честь. О нем в твоих отчетах не упоминается. Но ты ведь должна была его видеть.
Молли скорчила гримасу.
– Да, на острове были друзья, – ответила она уклончиво.
– Друзья! – воскликнул Бергер. – Что еще за друзья?
– На Ландсорте сохранилось несколько старых артиллерийских пушек. Под ними – подземные помещения. Там они и прятались. Как раз там и собирался укрыться Август Стен, чтобы похитить твоих детей.
– Но откуда эти друзья?
– Из Европы, – ответила Блум со слабой улыбкой.
Бергер вытаращился на нее с нескрываемым изумлением.
– Значит, эти «друзья» заранее знали об аукционе, потому что…
– …потому что я им рассказала, да.
Бергер чувствовал, что ему не хватает слов. Что весь его словарный запас исчерпан.
А Блум продолжала:
– До них дошла информация о том, что в СЭПО не один крот, а целых два. Я похитила Августа Стена, потому что он и был вторым – кротом, охотящимся на крота. Они знали про Стена, но не про Карстена; когда я очнулась, я не знала о предательстве Карстена, иначе не стала бы обращаться к нему за пистолетом. Нашим друзьям было необходимо добраться до информации, которой владел Али Пачачи. О Жане Бабино, об аукционе. Чтобы прибыть туда вовремя, не допустить проведения аукциона, остановить массовую продажу оружия, добраться до склада боеприпасов и задержать представителей сразу нескольких криминальных организаций. Хотя о том, что всей деятельностью заправляет Нильс Гундерсен, никто не знал.
– Но тебе необязательно было убивать отца.
– Он не был моим отцом, – возразила Блум, глядя на близнецов.
Те веселились на полную катушку.
– Ну, приемного отца. Тебе незачем было убивать его.
– Было за что, – ответила Блум. – Он виновен в государственной измене.
– Это, черт возьми, не причина! – вскричал Бергер. – У нас в стране смертная казнь запрещена.
Молли Блум вздохнула. Потом произнесла:
– У европейцев был тайный агент, который контактировал с организацией по торговле оружием, не зная точно, кто в нее входит. Я встречалась с ним на острове Эйя. Его зовут Хорхе. Только теперь до меня дошло, что Гундерсен понял, что Август Стен ведет свою отдельную линию. Ему нужно было видеть Стена мертвым, и одними словами Хорхе он бы не удовлетворился. Ему необходимо было увидеть труп, причем в ограниченные сроки. Медлить было нельзя. Совсем нельзя. Без трупа Стена вся операция провалилась бы. Вот так жестока жизнь.
– Ты убила отца, чтобы спасти операцию по захвату?
– Да, – подтвердила Блум. – Мы были вынуждены принимать быстрое решение. Пришлось срочно взвесить все за и против. Так обычно и происходит в мире, о котором ты не хочешь ничего знать. В том, который существует независимо от того, хочешь ты этого или нет.
Бергер смотрел на нее в упор.
– Ты была и остаешься океаном загадок, – сказал он.
– А ты-то сам? – парировала Блум. – Сколько времени прошло, прежде чем ты рассказал, что боролся под водой с Нильсом Гундерсеном и убил его?
– Он, по крайней мере, не был моим папой, – проворчал Бергер.
– В любом случае, теперь все позади, – сказала Блум. – Никаких больше тайн. Играем в открытую.
– What you see is what you get, – произнес, улыбаясь, Бергер.
– Давай не будем преувеличивать, – сказала Блум, тоже с улыбкой.
Они помолчали. Потом Бергер спросил:
– А тот бледный тип? Который спас мою семью?
– Один из европейцев, – кивнула Блум.
Они снова замолчали.
Наконец Бергер произнес:
– Значит, Август Стен был уже мертв, когда говорил со мной? Когда я смотрел его видеозаписи?
– Все, кроме первой, – подтвердила Блум.
Бергер покачал головой. Слишком долго он слушал мертвеца.
– Это точно была последняя тайна? – спросил он.
Блум медленно кивнула. Бергер смотрел на зимнее солнце, отражающееся в заливе. Смотрел так долго, что почти ослеп. Потом со слабой улыбкой спросил:
– На самом деле это потрясающе. Если мы перейдем на фриланс, у нас уже готовая уникальная сеть контактов. Европа. СЭПО, которое теперь подчистили. Национальный оперативный отдел – это через Ди. Мы будем бесценны, Молли.
– Хотя тогда мы станем ресурсами для неофициальных заданий, – сказала Молли. – Проще говоря, шпионами. Не уверена, что у меня остались на это силы.
– Тогда ты выбрала не ту профессию.
– Не исключаю, – произнесла Блум хрипловатым голосом. – Не исключаю, что займусь чем-то совсем другим. Теперь, когда у меня будет ребенок.
Бергер медленно кивнул.
– На ремонт домика все равно уйдет довольно много времени, – сказал он. – Нам необязательно решать что-то прямо сейчас.
Они посмотрели друг на друга. Кивнули.
– Иногда я задаюсь вопросом, откуда в мире столько зла, – произнес Бергер, глядя на мостки.
– И что, нашел ответ?
– Не совсем.
– Я убила своего отца, – глухо сказала Блум. – Сможешь ли ты жить с этим?
С улицы вбежали мальчики. По их лицам было видно, что они все еще во власти игры. Интересно, сколько это продлится, подумал Бергер.
– Да, – ответил он Блум, распахивая сыновьям объятия.
Крепко обнимая мальчиков, он поднял голову на Блум и твердо сказал:
– Да, я смогу с этим жить.
На заливе окончательно встал лед.