35

Понедельник, 7 декабря, 04:44

Погода, преследовавшая их от самой Упсалы, так и зависла над Стокгольмом, расстилая первое в этом году снежное покрывало над кладбищем Скугсчюркогорден, задержалась в Фарсте, Тронгсунде, Лэнне, начала меняться в Йордбро и окончательно сдалась у замка Хэринге. Постепенно снегопад перешел в дождь со снегом, и на причале Нюнесхамна их ждала привычная картина. Шторм, достаточно чувствительный еще на пароме, превратился в настоящую бурю, швыряющую в окно гигантские снежки, когда они, добравшись до дома, устроились каждый со своим бокалом вина в большой комнате. Когда они ложились спать, метель все свирепствовала.

И все-таки Молли Блум разбудила не буря, а вой.

Во время поездки Бергер сидел как парализованный. Блум решила не трогать его.

Жан Бабино.

Она не могла ничего сказать, да и не хотела. Надо дать ему возможность самому переварить все это. Своими силами.

Ди в конце концов вспомнила хорошее местечко, где можно спрятаться. Вдовствующая тетушка ее мужа Йонни всегда проводила зимы на Канарских островах, следовательно, ее дом под Стренгнесом пустовал. И располагался он в довольно уединенном месте. Забив багажник всем необходимым, купленным по дороге в магазине, Ди сразу же отвезла семью Пачачи в дом тети Софии. На островок рядом с Ландсортом пришло сообщение: все под контролем. Али Пачачи даже взял с собой ружье, которое, как это ни удивительно, не сломалось. И с Аишей все было в порядке.

А Молли Блум разбудил вой.

Прежде чем покинуть Упсалу, Бергер и Блум заехали на мост Флоттсундсбрун. Несмотря на свое полупарализованное состояние, Бергер откопал явственные следы крови из-под нападавшего снега. Особенно тщательно он раскапывал кровавое пятно на перилах. Прорубь в черной речной воде начала покрываться коркой льда. А потом проехала уборочная машина и смахнула все следы вместе со снегом в Фирисон.

– Карстен мертв, – сказала Блум, ощущая, как первые капли вина обволакивают ее вкусовые рецепторы.

– Я же сказал, – подтвердил Бергер, откинувшись на диване. При других обстоятельствах можно было подумать, что он отдыхает после трудного дня.

Блум внимательно посмотрела на него.

– Может быть, нам все же стоит поговорить о Жане Бабино? – спросила она.

Бергер покачал головой. Похоже, он не спешил расстаться со своим полупарализованным состоянием.

Блум почувствовала, как на нее навалилась смертельная усталость. На самом деле, ей ничто не мешало пойти спать. Кроме поведения Бергера.

– Я не могу сейчас об этом говорить, – сказал он. – Давай обсудим это завтра утром.

Они легли каждый на свою сторону кровати в спальне. Блум на удивление быстро уснула, а Бергеру не спалось.

Как только он услышал, что ее дыхание стало размеренным и спокойным, он взял мобильный телефон.

А стоит ли ждать? Или лучше выспаться, прежде чем вся эта ландсортская история навалится на него с полной силой? Выдержит ли он теперь, в нынешнем состоянии, еще один отвратительный видеофильм Августа Стена?

Он так и уснул, вертя телефон в руках. Проснулся резко в половине пятого утра. В руке он по-прежнему сжимал телефон, причем так остервенело, что пальцы пришлось разжимать второй рукой.

Полежав пару минут, он понял, что сомнений больше нет. Он должен это сделать.

Бергер вышел в большую комнату.

* * *

В четыре сорок четыре Молли Блум проснулась от воя. В первую секунду она подумала, что с материка к ним каким-то непостижимым образом перебрался волк. Потом поняла.

И при этом ничего не поняла.

Она пробралась в большую комнату. Там было темно. Единственный слабый голубоватый источник света озарял мужское лицо; Бергер сидел, уставившись в свой мобильник. Поразительно бледный, с перекошенным лицом. Вновь раздался нечеловеческий вой. На этот раз казалось, что он доносится из другого конца комнаты.

Молли подошла к нему, присела на корточки, дотронулась до его руки.

– Боже мой, что такое? – спросила она.

Бергер посмотрел на нее так, будто она была исчадием ада. Блум потянулась к его мобильному телефону, и Бергер тут же схватил его.

– Ты должен рассказать, что произошло. – Блум старалась говорить как можно спокойнее.

Он посмотрел на нее еще более безумным взглядом. Но с какой-то новой резкостью.

– Моя семья обречена на смерть, – произнес он еле слышно.

– Что ты такое говоришь? – воскликнула Молли.

– Маркус, Оскар, Фрейя – всех их убьют. Мои близнецы мертвы. Маркус, Оскар.

– Нет, – возразила Блум.

– Да! – закричал Бергер. – Твой чертов папаша отправил их в могилу. Все трое мертвы. Ты это понимаешь?

– Мой папаша?

– Долбаный Август Стен.

– Нет, – повторила Молли.

– Почему ты это отрицаешь? Черт, я знаю, что этот душегуб…

– Что ты там получил? – прервала его Блум, снова потянувшись к его телефону. – Можно посмотреть?

Он вдруг замер. Отвел руку с телефоном. Потом взял себя в руки, покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Нет, нельзя.

– Почему нельзя? – спросила Блум. – Что ты от меня скрываешь?

– Да, теперь уже наплевать, – сказал Бергер, бессильно растекаясь по дивану. – Этот гад убил моих детей. После этого все вопросы излишни. После этого нет жизни. Все кончено.

Блум подсела к нему на диван. Забрала у него телефон и, не глядя, положила его на столик. Взяла руки Сэма в свои и крепко сжала, пытаясь поймать его блуждающий взгляд. С помощью внутренней силы ей удалось немного успокоить его.

За окном бушевала вьюга.

Некоторое время они сидели молча. Словно понимая друг друга без слов. Возможно, на какую-то долю секунды возникшее доверие перевесило взаимную подозрительность.

– Нет, – сказала наконец Молли. – Они не умерли.

– Как ты можешь меня поддевать в такую минуту, – произнес Сэм со слезами на глазах.

– Я не поддеваю, а говорю как есть.

– Тогда объясни.

– Август Стен собирался приехать на Ландсорт, чтобы убить твоих детей, ведь так?

Бергер поднял глаза, посмотрел на Блум в упор.

– Ты не можешь ничего об этом знать, – уверенно произнес он.

– А что, если могу? А что, если я скажу, что была там, в подвале? И сделала так, что Стен теперь не сможет появиться на Ландсорте?

Бергер потерял дар речи. Внутри него все замерло. Жизнь замерла. Где-то среди ее развалин подняла свою уродливую физиономию надежда.

– А ты что там делала? – спросил он. – Его же похитил Карстен.

Блум медленно покачала головой.

– Нет, – ответила она. – Это я его похитила.

– Но зачем? – воскликнул Бергер.

Она посмотрела ему в глаза и спросила:

– Он тебе отправлял фильмы?

– В которых рассказывал правду, – подтвердил Бергер. – Наконец-то он сказал правду. Что на него не похоже.

Блум кивнула.

– Да, – сказала она. – Понимаю. У него была камера. Наверное, он уронил ее на пол. И оттуда она продолжала посылать файлы, как только пробивался сигнал. И вот теперь ты получил последний, так ведь?

Бергер кивнул.

– Пообещай, по-настоящему пообещай, что все, что ты сейчас говоришь, – правда, – произнес он отчетливо. – На карту поставлена вся моя жизнь.

– Я говорю правду, – сказала Блум.

Бергер выдохнул. Было заметно, как целые килограммы страха сваливаются с его плеч. Спина выпрямилась, голова поднялась.

– Но зачем ты похитила собственного отца? – спросил он.

– Тут еще многое предстоит распутать, – уклончиво ответила Блум.

– И что с ним теперь? – спросил Бергер. – Его все СЭПО разыскивает.

– Он так там и сидит, – спокойно ответила Блум.

Бергер вопросительно развел руками.

– Что-то тут не так, – заметил он. – Зачем ты похитила собственного отца? Зачем ты похитила одного из главных начальников СЭПО?

– Он был насквозь прогнившим человеком, – мрачно сказала Блум.

– Был?

– И есть. Он весь прогнил. Я похитила его по личным причинам. Больше ты из меня не вытянешь. По крайней мере, сейчас.

– Ну, тогда не буду больше расспрашивать. Хотя, должен сказать, ты вывела семейную драму на новый уровень.

Блум глухо рассмеялась.

И тут же снова стала серьезной.

– А мне кажется, это ты выводишь семейную драму на еще более высокий уровень. После того как Пачачи назвал имя. Жан Бабино.

Бергер молчал, мрачно глядя перед собой.

Блум продолжала настаивать:

– Значит, в фильмах есть еще что-то о Бабино?

– В этих фильмах есть все, – ответил Бергер.

Блум указала взглядом на лежащий на столе телефон и сказала:

– Все то, что мне смотреть нельзя. Потому что там какая-то тайна.

– Я просто хотел избавить тебя от… – пробормотал Бергер.

– Я… похитила собственного приемного отца. Какая тайна может быть хуже?

– Ты уверена, что хочешь это знать? – спросил Бергер, пристально глядя на Блум.

– Да, – ответила та. – Уверена.

– Ты беременна, – сказал Бергер.

В комнате воцарилось молчание.

Ветер за окном завывал с новой силой, вьюга точно просилась в дом, как будто ей уже было тесно снаружи. Она желала проникнуть внутрь. В их сердца.

Молли Блум смотрела в пустоту.

– У меня очень смутные воспоминания о том, что происходило там, в глуши, – начал рассказывать Бергер. – О тех неделях, когда я лежал без сознания. Это все как сон, безумные сны, которых я видел множество. В одном из них я отчетливо видел родинку в форме звезды под твоей правой грудью. И мы занимались любовью.

– Ты просто видел меня голой, когда я принимала душ, – отозвалась Блум.

Бергер внимательно посмотрела на нее, заметил ее потухший взгляд, попытался понять, что он может означать.

– То есть ты отрицаешь произошедшее? В таком случае, кто же отец?

Блум положила руку на живот поверх нелепой пижамы. Она молчала.

– Нет, я никогда не видел тебя в душе, – сказал Бергер. – Я видел тебя полуобнаженной в доме на полюсе недоступности. Но тогда на тебе был спортивный топ. Который как раз закрывал то место. Я ничего не видел. Тогда.

Блум сидела с закрытыми глазами. Она расстегнула верхнюю пуговицу пижамной рубашки. Потом следующую, и еще одну.

Бергер сидел не двигаясь. Наблюдал.

Блум расстегнула рубашку до конца. Раздвинула половинки ткани.

Сэм поймал ее взгляд, попытался уловить все, что в нем было. Затем посмотрела на родинку под правой грудью.

Внутри его что-то оборвалось.

Он придвинулся ближе, положил голову ей на грудь, ухом прямо к сердцу. Оно стучало с бешеной скоростью. А потом начало замедляться, успокаиваться. Молли положила руку ему на щеку, и он почувствовал, как она уткнулась лицом в его волосы.

Потом начала всхлипывать.

А вьюга осталась снаружи.