Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Взрыв гранжа был совершенно не похож на то, как его решили изобразить на MTV.
Это были не набитые тестостероном боги рока с голой грудью, которые скулят, как тяжело им живется, потому что до автобуса приходится проходить аж по сто ярдов. Это не были и беззаботные бездельники в стиле сериала «Друзья», как их зачем-то изобразили в таких фильмах, как «Одиночки» или «Неспящие в Сиэтле». Суть была и не в Кортни «Аксель Роуз» Лав и ее муже-неудачнике. Нет. Главным были громкая музыка и дождь. Рвота, смех, полное неведение, где проснешься на следующее утро. Долгие часы скуки, ожидание, пока еще какая-нибудь вонючая группа проверит звук, в «ОК-отеле» и «Вог». Матрасы напополам и поездки в электричках, чокнутые партнеры, которые трахнут тебя не то просто так, не то пивной кружкой по голове. Вечеринки и мексиканское пиво, сладкий кофе и рубашки лесорубов. И хорошая доза здорового цинизма, чтобы через все это пройти.
Собственно, об одном «взрыве гранжа» нельзя говорить.
На самом деле их было два.
Первый случился вскоре после того, как я написал дебютную серию статей в «Мелоди мейкер», и продолжался с 1989 года до начала 1991-го. Другие критики и авторы из фанатских изданий, а также модные диджеи с энтузиазмом поддержали новую форму музыки родом из Сиэтла – прежде всего уходящую своими корнями в панк-рок, а не в сабербан-метал. Однако эту музыку играли в бесчисленных барах, гаражах и сырых репетиционных базах по всей Америке. Не только на тихоокеанском Северо-Западе. Местные музыканты жаловались на избыток внимания, хотя на деле чаще всего втайне наслаждались им. Это было интересно, забавно и даже помогло некоторым группам найти работу. В город, однако, переехало не так много команд из других мест, потому что, как бы ни расписывали модный и крутой сиэтлский звук журналисты, больше там делать особо было нечего. Замечательный пейзаж, но к прорыву в роке в таком месте не придешь. Ни «Microsoft», ни «Amazon» не стали бы великими, останься они тут.
Чуть ли не главной фишкой 1990 года стала продажа официальных футболок «Sub Pop» – но, черт возьми, там встречались и прикольные! Например, на тысячах тел фанатов красовалась надпись «LOSER» (неудачник), и это за пару лет до того, как появился Барт Симпсон, который «гордился тем, что добился немногого», а лень как стиль жизни захватила целое поколение. В Сиэтле, по крайней мере в тех рок-клубах, где часто появлялись «Mudhoney» и «Nirvana» и их друзья, считалось небезопасным выглядеть как мачо-спортсмен или фанат рок-н-ролла. Исключительно немодным считалось гоняться за успехами, особенно если успех приходил ценой множества усилий. Гораздо лучше было сдаться еще до начала. «Нас никто не любит – а нам плевать», – говорится в песне фанатов заштатного лондонского футбольного клуба «Миллуолл». Так относились к окружающему миру и музыканты гранжа, и их фанаты: термин «панк» изначально задумывался как оскорбление, издевательство вроде «пидорас». Мама с папой думают, что ты отстой, наказание Господне? Тебя не принимают крутые парни в школе на больших американских машинах и с паями в трастовых фондах? Так не дрейфь. Гордись этим.
Ты НЕУДАЧНИК – и ты этим горд!
Слово это изначально появилось на футболке, которую придумал Джефф Амент из «Green River».
– «Sub Pop» не был бы собой без Джеффа, – замечает Джулианна Андерсон. – Сам принцип «клево быть неклевым», прославление лузерства – все это Джефф Амент.
– «Лузер» – это придумка больше Боба Уиттакера [менеджера «Mudhoney»], чем Джеффа, – предлагает свою версию Джонатан Поунмэн. – Сделать футболки придумали мы с Брюсом. Джефф Амент пришел с футболками «Green River», на которых были, что характерно, изображены музыканты «Green River», и сказал: «Давайте запускать в продажу». И до того, как мы стали выпускать футболки «Лузер», именно те майки были лидерами продаж. Мы до сих пор иногда думаем, не перевыпустить ли какие-то из них. Мегаслоган!
– Нужно отметить и Тэда, – добавляет Меган Джаспер. – Тэд постоянно носил эту футболку во всех турне.
– Да, и у него еще была и песня под названием «Loser», – соглашается Поунмэн. – Но сама концепция, сама идея братства неудачников висела в воздухе уже давно. Думаю, Тэд носил эту футболку по довольно мрачным соображениям.
Конечно же, «Soundgarden», «Alice In Chains», «Screaming Trees» и «Pearl Jam» заключили контракты с крупными лейблами. Конечно же, «Sub Pop» стал привлекать неожиданное внимание – но можно найти параллели и с другими американскими городами: «Dinosaur Jr» и «Pixies» в Бостоне, «Amphetamine Reptile» в Миннеаполисе, записи «Merge» в Чэпел-Хилле, крутые и жесткие «Touch And Go» из Чикаго, «Sonic Youth» и ребята из мансард Манхэттена… Центрами музыкальной индустрии все еще оставались Лос-Анджелес и Нью-Йорк. Прорыв гранжа здесь был относительно скромным, невинным – он ограничивался десятками тысяч музыкальных энтузиастов в Британии и Европе; все увеличивалось число поклонников и в Америке. Но это должно было пройти. Так всегда бывает.
Только не на этот раз. Питательной средой для «Nirvana» в конце 1990 года стала предшествовавшая этому вспышка интереса к городу, его группам и образу жизни, невиданная – по силе и узости локализации – со времен хиппи из Сан-Франциско в знаменитое «лето любви» конца 60-х. Как заявили названием своего известного документального фильма «Sonic Youth», 1991-й действительно стал годом панк-рока… если под панком понимать то презрение, с которым музыканты из Олимпии Кэлвин Джонсон и Эл Ларсен, Курт Кобейн и Тоби Вэйл, Никки Макклюр и Лоис Маффео относились к «взрослому» вмешательству, ту их решимость, с которой они противились обычным уловкам индустрии, и желание идти собственными путями.
Однако когда «Nirvana» с помощью «Sub Pop» стала вызывать интерес воротил индустрии – чему способствовали и дьявольское обаяние Курта, и его горящие голубые глаза, и его тексты, наполненные таким яростным психозом, что миллионы подростков воспринимали их как обращенные лично к ним, – и особенно когда они выпустили на «DGC» столь блестящий крик ярости, как «Nevermind», это стало сигналом для тысяч других лейблов и телепрограмм, которые ринулись на штурм города.
Почти все без исключения самопровозглашенные судьи от индустрии начали продвигать группы, которые имели мало общего с «Nirvana» – и уж точно ничего общего с их родным домом, который они обрели в Олимпии.
Но тут у продюсеров вышла промашка.
А может, и не вышла. Джон Сильва, менеджер «Nirvana», любил «Sonic Youth» и «Beastie Boys», но ему не нравились «Beat Happening»: он не понимал привлекательности такой откровенно детской группы – без басиста и, что еще хуже, без какого-либо (в традиционном смысле) музыкального таланта. Добились бы «Beat Happening» успеха при такой же раскрутке? Сомневаюсь. Единственный альбом Дэниела Джонстона на серьезном лейбле – «Fun» 1995 года – разошелся менее чем в 20 000 экземпляров.
В начале 90-х музыкальная индустрия оказалась не готова к продвижению действительно альтернативной музыки. Панк-рок, который продают и популяризируют группы, испытавшие влияние «Nirvana», – «Green Day» и «The Offspring», «Rancid» и «Blink 182», – это традиционный рок под другим названием и даже еще больше опошленный. Совершенно неверно называть «Nirvana» панками – гораздо лучше подходит здесь определение «гранж», даже если этот термин создан для того, чтобы описывать специфическую музыку в специфическом месте и в специфическое время – собственно, именно их музыку. Гранж – словно грязный, неумелый хард-рок, который играется медленно, с усилителями на отметке 11. Конечно, этот термин вызывает отторжение из-за своей фамильярности. Его применяют по отношению к любому музыканту, который хоть раз в жизни послушал «Nirvana» или «Soundgarten» или просто прошел мимо распродажи. И уж точно этот термин никогда не применялся по отношению к мачистскому року, хотя в наши дни они стали синонимами.
После «Nevermind» все основные СМИ – даже столь известные американские тормоза, как «Роллинг стоун», «Спин» и MTV— захотели знать все о Сиэтле. Интерес этот не ограничивался музыкой. Закупаться в магазинах распродаж стало последним писком моды, топ-модели стремились перещеголять друг друга в «повседневности», телекамеры не сводили объективов с таверны «Комета».
– Может быть, неприятие было вызвано тем, что обман происходил просто невероятный, – предполагает бывший журналист «Рокет» Джиллиан Дж. Гаар. – Модная пресса писала о Сиэтле не так, как об Атланте или Миннеаполисе. И дело было не только в музыке. Речь шла обо всем стиле жизни – о том, как все пьют кофе, разогревают еду в микроволновке и носят фланель. На рекламе линии «Кей-март» «Обратно к школе» красовалось слово «гранж». Многие были просто в ужасе. А я только смеялась. Помню Лиз Смит [американская журналистка, ведущая колонку сплетен] в новеньких кедах «Конверс»… Да никто не носит новые «Конверс»!
– Ага, прикольно было, – ухмыляется басистка «Fastbacks» Ким Уорник. – Наконец-то все узнали, что Сиэтл – это не на Аляске. Я просто бесилась. Куча дерьмовых групп сразу забеспокоилась – они хотели контрактов. Ребята из «A&R» летали сюда, чтобы подписать следующую «группу-событие» – но мне было наплевать. Больше всего мне хотелось, чтобы нам предложили выпустить альбом и не надо было переезжать в Лос-Анджелес. До того как началась вся эта катавасия, для карьеры почти непременно нужно было переезжать в Лос-Анджелес или Нью-Йорк. А теперь они приходили ко мне сами – что ж, тем лучше.
Ширился лексикон гранжа, в основном благодаря воспаленному воображению хроникера от саб-попа Меган Джаспер: «махать плавниками» (говорить по телефону), «связан и околдован» (никуда не поехал на выходные), «ушлепок» (неинтересный человек), «штаны с приветом» (старые порванные джинсы), «жесткач» (неприятность), «в дрова» (выпивка) и «в десятку!» (еще кто-то из твоих приятелей подписал контракт с крупным лейблом).
– Я черкнула несколько слов, пока болтала с одним таким настырным журналюгой, – вспоминает Джаспер. – Убойная хохма. Было смешно уже в 1990 году – и по-прежнему смешно через полтора года. Хотя процесс замедлился. Помню, как ребята Тэда приходили в офис и использовали слово гранж только в шутку. Курт говорил: «Уж на следующую-то запись у нас все рассчитано. Это будет чисто конкретный гранж!» И все смеялись как над самой смешной шуткой в их жизни. Помню, что думала тогда: «Вся эта хрень подошла к концу. Надеюсь, это уже апофеоз». Но нет.
Второй «взрыв» гранжа случился в ту секунду, когда «Nevermind» в начале 1992 года взобрался на вершину чарта «Биллборда». Можно было физически ощутить, как потели тысячи «волосатых металлических [софт-роковых] групп», лихорадочно натягивая новенькие кеды от «Конверс» и «рубашки лесорубов» по сотне долларов и мчась на самолет из Лос-Анджелеса в Сиэтл.
– В какой степени успех «Nirvana» превзошел ваши ожидания?
– Безумие началось в январе 1992 года: альбом стал первым в чарте, а мы выступали в субботнем вечернем прямом эфире. Тогда я и понял, что это уже клиника. В прошлом году мы ездили в Европу и играли на главной сцене Редингского фестиваля, и уже тогда я подумал, что все это сумасшествие – но мы были в одной платежной ведомости с «Sonic Youth» и «Dinosaur Jr», хедлайнером выступал Игги Поп, а мы играли в полдень. Я не знал, что все это означает. Я просто думал: надо же, все они просто спятили. Но потом я вернулся домой, наш альбом стал золотым, мы попали в SNL, и тут я понял: нет, вот только теперь это безумие. Но до поры до времени все казалось довольно естественным, потому что не играли же мы на стадионах – мы по-прежнему выступали там, где было не больше 2000 человек. Мы еще не доросли до фестивалей типа «Монстры рока» и уровня «через четыре секунды толпа впадет в неистовство». Музыка оставалась той же самой, такими же были и люди. Когда мы играли на тех концертах, никто из наших зрителей не напоминал завсегдатаев «Монстров рока» – просто любителей «Nirvana» становилось больше.
Но тут я начал замечать, что мной стали играть в тяни-толкай. Меня вытягивали на интервью, в гримерку, выталкивали на сцену. И тут я подумал, что творится что-то странное. Не то чтобы меня это как-то задевало, но порой я отговаривался от интервью тем, что мне надо отлить, а когда меня спрашивали, чего это я такой нервный и подавленный, я иногда просто в ярость приходил. Я воспрял духом, но притом и очень устал. Подумай только, ведь я был в группе всего три с половиной года, и все произошло в такой короткий отрезок времени. Очень неожиданно.
– Все трое участников оказались не готовы к тому, что случилось в итоге…
– Да уж, нас застали врасплох. У нас никогда не было всемирных карьерных амбиций, потому что сама наша музыка совершенно не такая, чтобы мы вдруг стали лучшей группой мира. Она такая же, как у «Scream», у «Mission Impossible», у «Dain Bramage». Я пришел в «Nirvana» ровно потому же, почему пришел в «Scream», и тут-то все и прокалываются, если у них сумасшедшие амбиции и ожидания. Если музыки недостаточно самой по себе, то не надо ею заниматься. Когда я работал в мебельном супермаркете, то играл только по выходным, и это был настоящий праздник; эти выходные для меня значили очень и очень много.
– Ты все еще так считаешь?
– Да, так и оно и осталось. Сейчас многое по-другому, но я играю по тем же причинам. Я никак не могу, чтобы инструмент лежал рядом и покрывался пылью, никак. Это слишком большая часть моей жизни. Самый шокирующий вопрос для меня – что бы я делал, если бы не было музыки? А я ничем, кроме музыки, и не интересуюсь. И вся «Nirvana» такая же. Даже во время всего этого безумия я предпочел бы оставаться с ними, чем заниматься чем-то другим.
Интервью журналиста «Моджо» Стиви Чика с Дэйвом Гролом, 2005 год
9 января 1992 года «Nirvana» прибыла в Нью-Йорк на репетиции программы «В субботу вечером». Это был важный этап. Вечернее комедийное шоу было – и остается – серьезным мероприятием, поскольку оказывает значительное влияние на американскую поп-культуру. Иначе с чего бы его звезды Эдди Мерфи, Чеви Чейз и Дэн Экройд сделали такую долгую и славную (в отдельных случаях – слишком долгую и славную) кинокарьеру.
– Видеть «Nirvana» в этом шоу было невероятно странно, – восклицает Джонатан Поунмэн. – Словно бы с экрана сказали: «Привет, Средний Запад!» Они уже считались великими, но теперь у группы должны были появиться орды новых поклонников – просто потому, что программа «В субботу вечером» рассматривалась как источник всего модного.
– Я тогда увлекалась Киану Ривзом, – смеется Кэрри Монтгомери. – Он часто бывал на концертах «Nirvana», и Курт потом звонил мне и говорил: «Угадай, кто к нам приходил?» И вот в качестве рождественского подарка – за то, что я ему что-то там постирала, – Курт взял меня с собой на «В субботу вечером», чтобы я увидела Киану, потому что предполагалось, что он будет вести шоу. Мы летели с Венди [Курт заплатил за обеих]. Она до того ни разу не летала, так что мы полетели одним рейсом и жили в одном номере. Но Киану так и не появился.
10 января «Nirvana» записала живой концерт из девяти песен для альтернативного рок-шоу MTV «120 минут». Присутствовали Кортни, Венди, а также мама и сестра Дэйва; кроме того, явился и кое-кто из прессы. В тот раз многие в «Nirvana» увидели Венди впервые – и не уставая поздравляли Курта с тем, какая у него «крутая мамочка», что, разумеется, раздражало певца.
Модный журнал для девочек «Сэсси», связанный с «Riot Grrrl», предложил запечатлеть Курта и Кортни на обложке в качестве своего рода образца настоящей любви, и пара согласилась.
«Курт и Кортни сидят на дереве и Ц-Е-Л-У-Ю-Т-С-Я» – гласил заголовок неглупой статьи Кристины Келли. Журнал был намного круче, чем всякие «Роллинг стоун» и «Нью-Йорк таймс» – просьбы об интервью от этих изданий Куртни отвергли на том основании, что сейчас находятся вне зоны доступа.
В «Сэсси» довольно много места отводилось музыке, в частности таким группам из Олимпии, как «Bratmobile», «Bikini Kill» и «Nation of Ulysses» – а «Роллинг стоун» эти коллективы игнорировал. В отличие от 99 % рок-журналов, этот привлекал в качестве целевой аудитории и женщин, что особенно нравилось Курту.
– «Сэсси» был первым хорошим журналом для девушек-подростков, – поясняет Дженет Биллиг. – Он был круче, чем «17» или «Космо-герл». Здесь говорили с девушками как со взрослыми, а к музыке подходили со всей увлеченностью. Интервью устроила я – мы с Кристиной дружили, и в то время я была ответственной за связи с общественностью. Изначально интервью готовилось не для обложки, но раз уж оно было связано с «Nirvana», то на обложку так и просилось. Курту очень понравился журнал. В противном случае он бы не согласился на интервью и фотосессию. «Сэсси» нравился всем: умный, с изюминкой и адресованный любителям музыки.
Потом группа вернулась в репетиционную студию, чтобы пробежаться по песням, которые предназначались для SNL – «Smells Like Teen Spirit» и «Territorial Pissings». Ни продюсеры шоу, ни менеджеры «Nirvana» не желали, чтобы прозвучала вторая композиция, но группе было все равно. Также музыканты отказались репетировать свой классический разгром инструментов, чем остались недовольны сотрудники шоу – они предпочитали, чтобы все было проработано заранее; это удобно для оператора, но предает саму идею рок-музыки как спонтанного действа.
11 января, в день передачи, Майкл Лавайн сфотографировал «Nirvana», притом Курт клевал носом и явно был не в себе. Съемки шли в полнейшей тишине – Кристу и Дэйву категорически не нравилось поведение их солиста, особенно то, что он очевидно был под кайфом.
– Я спросил Курта, зачем он это делает, – говорит Лавайн. – Он ответил, что это единственный способ утихомирить желудок. На это я ответил: «Чувак, это единственное, от чего твой желудок разойдется еще больше».
Они зависали у меня дома весь день, – добавляет Лавайн. – Курту было так паршиво, что он едва мог открыть глаза или встать. Воздух в комнате можно было резать ножом. Курт бормотал: «Дай мне альбом „Flipper“, дай мне альбом „Flipper“», – я бросил ему экземпляр, он достал ручку и перерисовал обложку альбома [грубо намалеванную рыбу] себе на футболку.
Когда настало время идти на студию, группа проигнорировала присланный за ними лимузин от телеканала и предпочла отправиться в своем фургоничке. По дороге Курт блевал из окошка, а на месте держался намеренно грубо с ведущим шоу Робом Морроу и другими типчиками в костюмах.
Нам с вами это может показаться типичным для панк-рока поведением, но элита, которая привыкла ожидать иного от тех, кого использует, чувствовала себя исключительно непривычно.
Когда группа находилась в Нью-Йорке, остальные участники лагеря «Nirvana» обнаружили, что их пристрастие стало достоянием общественности. В день выхода интервью в «Сэсси» появилась статья в «БAM», изобиловавшая намеками на героин. Хотя никто не озаботился статью прочитать (журнал пользовался презрением фанатов), последствия это имело очевидные: всех интересовали загадочные часовые визиты в ванную, в то время как остальные ждут на сцене; бледные лица и необъяснимые провалы.
– Раздевалки в студиях SNL совсем небольшие, – отмечает Крэйг Монтгомери. – Комнатушка десять на двенадцать футов, туалета нет, а народу шесть или даже восемь человек – группа, жены, продюсеры, рабочие… Так что Курт и Кортни вышли в ванную и сидели там, казалось, несколько часов… Я был наивен и не знал, чем они там занимаются. Только потом меня осенило – и к тому времени те, кто работал с Куртом, стали заботиться исключительно о нем. Все делали свое дело и старались получать удовольствие. Ведь нельзя заниматься турне и продукцией и вместе с тем пытаться вытащить Курта из гостиницы на концерт, правда же?
– Знавал я кучу народу со стеклянным взглядом, которые притом беспрестанно кивали, – говорит Дэнни Голдберг. – Кортни хотела отправиться по магазинам. Это точно было не накануне шоу, но именно накануне все стало ясно. Курт был хороший парень, очень разумный, так что он редко говорил худое слово, но многие из нас стали о нем очень беспокоиться. Поэтому мы решили приехать в Лос-Анджелес – примерно тогда Кортни узнала о том, что беременна. Тогда он порой завязывал, порой снова начинал… – Дэнни вздыхает. – Но он по-прежнему оставался гением, у него были отличные концерты, прекрасные записи, замечательные интервью, – продолжает менеджер. – Он совершенно не являлся торчком в крайнем понимании этого слова. Внутри он был уже поражен, но у него случались длительные периоды ясного сознания. Как большинство наркоманов, обычно Курт отрицал, что принимает наркотики, – и порой по его поведению казалось, что он не лжет.
– Помнится, как-то вечером мне позвонил Джонатан [Поун-мэн], – вспоминает Антон Брукс, – и сказал: «Антон, у меня серьезная проблема. Твой друг сидит на героине». И я сказал: «Что, Курт?» И он отвечает: «Думаешь, Курт на героине?» Я ему: «Ну да». А он отвечает: «Нет, я имел в виду Марка – Марка Арма». И я думаю… блин. Не буду утверждать, что Курт сидел на игле еще до первой поездки в Британию, но он, наверное, уже пару раз пробовал. У меня было такое чувство, что они там все распоясались и столько травы курили, что хватило бы и кита вырубить. Пили и все такое, но тогда они были всего лишь подростки. Я всегда считал, что у него действительно что-то с желудком. Когда о героиновой зависимости стало известно, все стали думать, что если Курт отменил концерт или интервью, то это не из-за болезни или усталости, а потому что он под наркотой, чего никогда не было. Конечно, он мог опоздать на интервью – то было время рок-н-ролла, время опозданий; время Курта Кобейна – как в суровой пробке.
В гостиничных номерах Курта и Кортни всегда царил беспорядок. Со своей паранойей они не допускали до уборки никого: сами известные клептоманы, они подозревали в том же и других. Поэтому все валялось там, где было брошено: картонки из-под пиццы и пустые тюбики из-под косметики, грязное белье и дымящиеся окурки, подносы из-под еды и тележки для обеда, разбросанная повсюду одежда… Эта парочка могла превратить девственно чистый номер пятизвездочного отеля в занюханную комнатенку ночлежки в Олимпии меньше чем за минуту.
Дэйв и Крист считали Курта жалким. «Помню, как зашел к ним в номер, – говорил барабанщик Майклу Азерраду, – и впервые понял, что эти двое реально свихнулись. Они только что двинули и тупили в постели. Это было отвратительно и грубо».
– Началось разделение лагерей, – поясняет Кэрри. – Курт и Кортни против всех остальных. Эпизод из «В субботу вечером» был очень неприятным. Ничего смешного в этом не было. Я сидела рядом с матерью Роба Морроу, парня, который в итоге вел шоу, и мне было обидно и горько, потому что Киану не приехал. Так что мы не пошли на банкет – мы с Куртом и Кортни просто отправились домой, бросив остальную толпу. Потом в этом обвинили меня. Но во внепрограммных мероприятиях участие было добровольным. Всё финансировал Курт, так что при чем тут я? Но я оказалась паршивой овцой – ну и прекрасно. Доходы зависели от Курта. Группе, менеджерам, лейблу и всем остальным Курт нужен был здоровым, а он упирался. Теперь я понимаю – нельзя желать человеку умереть. То есть небезопасно принимать участие в таких вещах…
На саму программу Курт надел самопальную футболку «Flipper», а бородатый Крист красовался в футболке «Melvins». Грол был вообще голый по пояс и наносил жесткие удары по своим мощным барабанам. Несмотря на состояние вокалиста, исполнение «Teen Spirit» прошло вдохновенно и приковало к себе всеобщее внимание – хотя заметно было, что Курт не смотрит в камеру. Волосы он покрасил в отвратительный красно-розовый цвет – в последний момент, когда Кортни не понравилось, что Кэрри покрасила его в красный, синий и белый цвета. Песня «Territorial Pissings» закончилась ритуальными деструктивными актами; в конце концов, когда толпа кружила вокруг группы, Крист притворился, что решил выяснить отношения с Дэйвом, а затем схватил Курта и запечатлел на его устах французский поцелуй – победный салют гомофобам из числа поклонников металла и «Nirvana». В повторах SNL вырезала поцелуй.
«Это было спонтанное решение, – говорил мне Крист. – А на повторе они показывали другую концовку. Я знаю почему – когда два парня по телевидению целуются, это „шокирует“. Странно. По-моему, есть куча более серьезных проблем, чем сексуальная ориентация двух человек».
В биографии группы сиэтлский журналист Чарлз Кросс рисует впечатляющую картину передоза, который испытывал Курт через несколько часов после выступления. Кортни проснулась в семь утра и обнаружила, что другая половина кровати пуста, а ее любовник растянулся на полу, кожа у него бледно-зеленая и он не дышит. Проснись она минутами позже, он бы умер. Она вернула его к жизни, плеснув водой в лицо и двинув пару раз в солнечное сплетение. Пикантности эпизоду придает тот факт, что на следующей же неделе «Nevermind» вышел на первую строчку. Альбом разошелся уже более чем в двух миллионах экземпляров. Вот Курт на самом гребне успеха – и вот он валяется на полу.
Писатель подробно описывает картину разврата и запустения. «Недоеденные роллы и полусгнившие кусочки сыра переполняли пепельницы, – пишет он, впадая, вероятно, в художественное преувеличение. – Стая плодовых мушек роилась над пучком пожухлого салата». Как трогательно и иронично – особенно учитывая время событий.
Единственная проблема здесь в том, что вряд ли эти события действительно происходили – во всяком случае, не в том виде, как об этом заявляла Кортни. Я полагаю, что Кортни рассказала Чарлзу о передозе в вечер концерта частично для пущего драматического эффекта, а частично – чтобы снять с себя вину за ситуацию (поэтому же она сказала Майклу, что они с Куртом встретились раньше, чем на самом деле). Если Курт уже в начале их отношений схватил передоз, то с ее влиянием это не имеет ничего общего – таким она его встретила.
Так же, как Кортни превратила подлинные детали ее первой встречи с Куртом в фальшивку, перенеся встречу для большей аутентичности на более раннее время, так и в случае с этим лже-передозом: возможно, в реальности он произошел после концерта «Nirvana» в «Roseland Ballroom» в 1993 году. Там, помнится, Кортни слово в слово рассказывала мне о похожем эпизоде.
– Технически это возможно, – говорит Лавайн, который позже в тот же день делал фотографии для «Сэсси», – но они нормально выглядели, когда пришли ко мне, ну разве что немного устали. Я тоже думаю, что дело было во время роузлендского концерта.
В день фотосессии для «Сэсси» я по телефону брал у Курта интервью – он был в приподнятом настроении, рассказывал, как переключился на новости MTV и тут же услышал, что там объявляют о его помолвке с Кортни, о том, что «Nirvana» только что записала живую версию «Territorial Pissings» с явным намерением запустить ее в жесткую ротацию в «120 минутах». «Каково чувствовать себя лидером чарта „Биллборда“? – лаконично повторил Курт мой вопрос. – Да так же, как и шестнадцатым номером, только больше народу норовит поцеловать тебя в задницу». Он был весел, дружелюбен и совершенно не похож на человека, который за несколько часов до того пережил клиническую смерть. Но кто знает? Память откалывает шутки с самыми ясными умами.
От наркотиков паранойя у парочки усилилась. Они переехали в другую гостиницу – новехонькую «Омни-парк сентрал», но не избавились от своего недоверия к аутсайдерам. Помню, как однажды Кортни звонила мне из вестибюля «Омни». Она была в ярости и вообще явно не в себе, путано излагала, как ее обвинили в проституции и воровстве и как ее не пустили в номер мужа, после того как она спустилась в нижнем белье (как обычно, видимо, порванном и замызганном) в вестибюль купить сигарет. Она хотела, чтобы я позвонил администратору и подтвердил ее статус. Так и не помню, стал я звонить или нет.
– Ее хотели арестовать, – подтверждает Кэрри, которая тогда была с ними. – В гостинице решили, что она какая-то путана. Она как заорет: «Кэээрррииии!» А я: «Господи, я ее не знаю, Богом клянусь». Курт за ней всё никак не спускался. Пришлось это все-таки сделать мне. Она была так зла на гостиничный персонал, что каждый раз, проходя мимо лифта, воровала цветы у консьержки.
Подобные сцены были обычны для Кортни: тот хаос, который ее любовник творил на сцене, и сравниться не мог с ее поведением в повседневной жизни. Такие люди, как Кортни, встречаются очень редко, и еще реже им позволяют так себя вести.
– Курт в Нью-Йорке вел себя очень мило, дал нам денег на покупки. «Вы, девчонки, наверное, хотите купить себе дорогой косметики, так что вот вам бабло», – говорит Кэрри, подражая голосу Курта.
Пока Кортни, Кэрри и Венди покупали шмотки, Курт сходил на Авеню С за героином. «Там настоящая очередь, – рассказывал он Азерраду. – Юристы, бизнесмены в костюмах-тройках, просто торчки, всякое отребье – словом, люди всех сортов».
– Как он узнал, что мы хотим купить косметику? – продолжает Кэрри. – Конечно, мы хотели! Но потом Кортни стала злиться. Она не желала, чтобы он что-то покупал для меня. Ей нравилось, чтобы он тратил все деньги только на нее. Последний день нью-йоркской поездки стал и последним разом, когда я разговаривала с Куртом. Так глупо, стыдно даже вспоминать…
Кэрри понижает голос.
– Курт и Кортни начали рассказывать ближайшим друзьям, что они беременны, и Венди очень разнервничалась. Это для нее было уж слишком. И когда я вернулась из Нью-Йорка, мне позвонила Кортни: «Венди говорит, что, по твоим словам, я люблю Курта за его деньги, а ты любишь за его сердце». А я отвечаю: «Да я бы никогда такой ерунды не сказала. Дай, пожалуйста, трубку Курту». – «Он сейчас не может с тобой говорить. Он слишком расстроен. Лучше позвони Венди и разберись». – «Я в эти игры не играю, Кортни. Не буду я звонить Венди и обсуждать какую-то херню, которой к тому же и не было. Дай я поговорю с Куртом». – «Нет, не дам». Вот так меня отстранили от Курта, как и Иэна [Диксона], и – ну, может, Дилана в меньшей степени – почти всех, кто вмешивался в их жизнь.
– Взаимоотношения Курта и Кортни были бурными, – осторожно говорит Голдберг. – Они определенно любили друг друга. Порой они друг друга определенно ненавидели. Он испытывал к ней очень романтическую привязанность, но в то же время приходил от нее в бешенство.
Вернувшись из Нью-Йорка, Курт и Кортни переехали в двухкомнатный номер в Западном Голливуде, Лос-Анджелес. Город Курту не понравился: он быстро возненавидел его легендарную фальшь и обособленность, стал скучать по друзьям с Северо-Запада и даже по дождям – куда больше, чем ожидал. Он никогда не жил нигде, кроме Олимпии и Абердина, – даже в Сиэтле – и по переезде в такой огромный город быстро почувствовал свою инородность. Но сначала отстраненность, которую давал Лос-Анджелес, ему пришлась по вкусу, особенно потому, что все, чего он хотел, – это «трахаться и вставляться». Зато Лос-Анджелес очень подходил Кортни. Он соответствовал ее желанию преуспеть в глазах общества – прежде всего своей близостью к голливудскому гламуру.
– Курт любил своих сестер и вообще детей, – говорит Кэрри Монтгомери. – Когда он начал зарабатывать первые деньги, был день рождения его маленькой сестры [сводной] Брайан, и мы с Куртом пошли в художественный магазин и купили ей набор для рисования, мольберт и небольшую барабанную установку. Тогда он был счастлив как никогда. Мы поехали в Абердин, подарили ей все это и всю ночь смотрели с ней кино. Он ее обожал. Близок он был и с Ким [Кобейн] – она часто приезжала к Сюзи [Теннант] и подолгу жила там. Иногда приезжали его мама и двоюродные братья и сестры и обращались с ним как со знаменитостью, что выглядело странно. Возможно, мать просто гордилась им, а вот двоюродные братья даже заставляли его давать автографы.
Пара переехала на Норт-Сполдинг, 448, довольно спокойную улочку между Фэрфексом и Мелроузом. Стоила квартирка тысячу в месяц. Распорядок дня Курта мало отличался от того, которого он придерживался в Олимпии: он вставал, принимал наркотики, слушал музыку, рисовал и играл на гитаре. Смотрел телевизор допоздна. В то время, как говорил Курт, у него в день уходило на героин по 100 долларов.
Когда они были в Нью-Йорке, Кортни поняла, что беременна. Некоторые злые языки полагали, что беременность – лучший для Кортни способ укрепить свои позиции при Курте. Это не так. Курт был опьянен Кортни, как и она им. Будь то близость совместно сидящих на игле, или общая паранойя, или невероятный секс – без разницы. Курт считал, что нашел родственную душу. И Кортни тоже.
Курта стала здорово беспокоить мысль о том, что ребенок может родиться с отклонениями из-за того, что родители принимают наркотики. Он нарисовал в юности достаточно детей-уродцев, чтобы представить себе всю ужасную картину. Кортни посетила в Беверли-Хиллз специалиста по врожденным уродствам, который заверил ее, что риск, вызванный принятием наркотиков в первые месяцы беременности, минимален.
– Никогда они и не думали, что ребенок родится уродом, – твердо заявляет Розмари Кэрролл. – Я свела Кортни со своим гинекологом, который принимал обоих моих детей, и он был абсолютно уверен, что она родит нормального младенца. Все это были просто слухи в прессе.
Даже если так, «Куртни» все равно решили, что надо пройти детоксикацию, тем более что «Nirvana» собиралась в турне по Австралии и Японии. Они поселились в «Холидей-инн», менеджер турне Алекс Маклеод остановился там же, чтобы проверить, все ли в порядке с парочкой. Процесс был не из легких: ремиссия могла сопровождаться диареей, рвотой, мышечными спазмами, скачками настроения и бессонницей.
– Мы с Дэйвом пошли навестить Кортни после первого… чуть не сказала – саундчека, – смеется Дженнифер Финч, – но это когда альбомы записываешь. Ультразвукового обследования, конечно. Включили видеокассету, и Курт уселся у телевизора ее смотреть. Он вернул мое расположение – потому что я к тому моменту его почти ненавидела. Все было очень мило. Потом я напомнила Кортни, какая классная штука рок и как непросто быть мамой. Потому что я думала, что ей придется теперь сидеть дома или по крайней мере сократить пребывание на людях. Господи, какой же я была дурой. Как будто они оба еще имели какие-то представления о реальности!
Я: Откуда взялось имя Фрэнсис Бин?
– Словечко «Бин» (фасоль) появилось после разглядывания того ультразвука – она выглядела совсем как маленькая фасолина, – поясняет Дженнифер. – Так и было. Я считаю, что биология – штука угрожающая и отвратительная. Даже не верится, что Кортни через это прошла. Теперь понятно, почему она не могла бросить курить. Столько всего ждешь, будучи беременной.
Я: Мы все были разочарованы, что это не шутка.
– Да запросто могло быть и шуткой, – смеется исполнительница. – Всегда есть такая возможность, Кортни ведь была еще молодая. Когда приходится стать матерью, быстро взрослеешь. Слава богу, девочка родилась доношенной и здоровой. Пока не доживет до девятнадцати и всё не начнется по новой.
19 января Крист и Дэйв присоединились к своему вокалисту в Лос-Анджелесе для съемок клипа на «Come As You Are». Музыканты пришли в шок от состояния Курта: «Он выглядел плохо. Весь серый, – заявил Дэйв. – И очень печальный». Группа и менеджеры волновались из-за выбора сингла, обнаружив сходство в басовой партии с английскими протоиндустриалистами «Killing Joke» и их песней 1985 года «Eighties». Выбрать можно было из «Come As You Are» и «In Bloom». Голдберг высказался в пользу очевидно более коммерческой песни. Кевин Керслейк («Hole», Игги Поп) стал режиссером клипа, который снимался в трех местах – Уоттл-Гарден-парк в Голливуде, новый дом Куртни и ангар аэропорта Ван-Нюйс. Лица музыкантов снимали сквозь пластик и струи воды, чтобы сделать их размытыми и частично неузнаваемыми.
23 января «Nirvana» начала объявленное ранее турне по Австралии из 12 концертов.
Курту было совсем не до турне – болел желудок, проходила последняя стадия детоксикации. Но особенно его беспокоила перспектива остаться в незнакомой стране без наркотиков. Сразу же после приезда в Сидней он изменил табличку «Не беспокоить» на «Пожалуйста, сожгите мой номер».
Сразу же у него начались проблемы – как с окружением группы, так и с местными медиками: пытаясь облегчить боли в желудке (Алекс однажды вызвал для него «скорую»), он услышал, как один врач говорил другому: «Да это просто торчок, у него всё из-за наркотиков». Курт позже горько жаловался на то, что его проблемы со здоровьем постоянно приписывали употреблению наркотиков: так, Шелли Новоселич, посочувствовав ему, отправилась за витриолом. «Я хотел ей просто по морде вмазать, потому что она, как и все остальные, предполагала, что я принимаю наркотики», – жаловался Курт. (Ну так он же и принимал!) Концерт в Брисбене пришлось сократить, а еще один, во Фримантле, отменить. В итоге Курту дали метадон – который в Австралии именуют физептоном, – что помогло ему и при детоксикации, и от болей в желудке.
Первый концерт прошел в сиднейском «Phoenician Club» (сейчас не работает), на разогреве выступали местные коллективы «Tumbleweed» и «The Meanies».
– Мы играли с ними на четырех концертах, – вспоминает Уолли Кемптон, басист «Meanies». – Место шоу выбрали задолго до того, как «Nevermind» оказался на вершине, и все 1400 билетов разошлись в рекордный срок. Атмосфера была удивительной – смесь страха и безудержного веселья стремилась прорваться наружу. На следующий день наше выступление на «Big Day Out» начиналось за 15 минут до выхода «Nirvana». Толпы народа выслушали наши первые песни, а потом нам пришлось играть людям в спины, потому что все они потянулись к павильону «Nirvana»!
– В Австралии всё турне проходило очень круто, хотя у Курта были проблемы и он плохо выглядел, – вспоминает Баррет Джонс, который обслуживал барабаны Дэйва. – Погода была отличная, мы выбрались с промоутером в небольшой поход. Кенгуру очень классные! Большинство концертов были камерные, как в кафе колледжа. И у нас осталась свободная неделька в Сиднее.
– Было тепло, солнечно, и мне там очень понравилось, – говорит Крэйг Монтгомери. – Мы занимались экстремальным спортом с Кристом и Дэйвом… пока Курт искал наркоту, – вздыхает он. – Похоже, между Кристом с Шелли и Куртом установились довольно натянутые отношения, но в то время уже все понимали, что происходит, и старались получать удовольствие, несмотря ни на что. В любом случае, концерты были фантастические. Прошел концерт в Сиднее [на «Big Day Out»] на большой квадратной сцене вроде боксерского ринга, и аншлаг был такой же, как в старых клубах. Снаружи осталось больше народу, чем мог вместить зал. Выступление получилось просто ураганное.
В середине турне Курт согласился на интервью с «Роллинг стоун». Ему не нравился этот журнал – и лучшее рок-издание 70-х «Крим» Лестера Бэнгса, и библия панк-рока «Максимумрокнролл» были не в пример круче, как и вся британская пресса и большинство европейской, – но он подчинился требованиям со стороны руководства группы и товарищей-музыкантов. В знак протеста певец явился на фотосессию в самодельной футболке, на которой красовался слоган «Корпоративные журналы по-прежнему сосут».
После концерта в Окленде, Новая Зеландия, группа 12 февраля вылетела в Сингапур на пресс-конференцию. Сотни визжащих фанов встречали музыкантов в аэропорту – лейбл поместил объявление в местной газете, где указал точное время прибытия рейса. На той же неделе косящая под Кейт Буш Тори Амос выпустила слезливую фортепианную версию «Smells Like Teen Spirit», которая оказалась настолько забавной, что «Nirvana» позднее использовала ее в начале европейских фестивальных концертов.
После Сингапура музыканты полетели на несколько концертов в Японию. В Осаке группа вновь пересеклась с «Shonen Knife». Японское трио подарило Курту несколько подарков – игрушечные сабли и новую механическую версию игрушечной обезьянки Чим-Чим. Курту понравилась Япония, несмотря на продолжающиеся эскапады желудка. Кортни вновь была с ним, да и метадон свое дело сделал. Но кому не нравится Япония? Все эти невероятные наряды, странные куклы для педофилов рядом с огнестрельным оружием и вещами в стиле «Хелло, Китти» и мультиков. Погода оказалась, правда, не так хороша, как в Австралии. Было холодно и снежно, да еще музыкантов несколько шокировали зрители, которые вежливо сидели в своих ложах и дисциплинированно расходились после последней песни – никаких вызовов на бис, потому что это было в то время не в привычках японцев.
«Я возненавидел Японию, потому что там все чертовски вежливы, – говорил мне Дэйв Грол. – А меня это злило».
– Помню, как я гулял и думал, насколько же тут грязно, – вспоминает Баррет. – Смог в разгар зимы был жутко плотный. Таксисты носили белые перчатки, и все были слишком уж вежливы. Дэйв играл на барабанах «Tama», на одном концерте группа разбила установку, и тут появился президент «Tama». Он бы очень расстроен: «О нет, ему не нравятся наши барабаны!» Крист открыл огнетушитель, оттуда посыпался какой-то белый порошок, и никто вздохнуть не мог.
20 февраля – в день выхода «Come As You Are» в Штатах и 25-й день рождения Курта – по дороге на Гавайи Куртни решили пожениться. Для бракосочетания избрали День святого Валентина, но планы эти пришлось отложить, потому что Джон Сильва (а не Кортни, как утверждалось) настоял на том, чтобы Курт составил брачный контракт, касающийся будущих заработков. Согласно книге Чарлза Кросса «Тяжелее неба», суммарный доход Курта за 1991 год составил 29 541 доллар (27 000 долларов чистыми) – хороший куш для многих фанов (в том числе и для автора этой книги), но невероятно маленький для человека, только что продавшего более трех миллионов альбомов, на которых написал львиную долю песен, и постоянно выступающего с концертами.
Кортни действительно использовала славу своего мужа, чтобы выторговать себе контракт с «DGC», получив гораздо большие аванс и роялти, чем ее муж. (Подобное удавалось многим группам, которые подписывали контракты на волне успеха «Nevermind».) Она часто хвастала этим фактом, например, передо мной или Ким Гордон – как будто нас это хоть с какой стороны заботило, – и одновременно жаловалась на то, какой незначительной чувствует себя на фоне огромного успеха мужа. Напрасно мы старались убедить ее, что нужно мерить себя своей, а не чьей-либо еще меркой: из наших утешений она извлекла лишь идею о врожденном сексизме музыкальной индустрии.
«Единственная причина, по которой они так презрительно со мной обращаются, Эверетт, – то, что я вышла замуж за рок-звезду», – скулила она. Можно подумать, тебя пару месяцев назад друзья об этом не предупреждали.
24 февраля Куртни поженились в Вайкики-Бич. Дилан Карсон был вызван с двойной целью – как шафер и наркодилер Курта. «Я принял самую малость, не до конца», – косноязычно пояснял певец. Женщина-священник из объединенной церкви, выбранная наугад из телефонной книги, провела на закате краткую церемонию на скале над пляжем: Курт был в зеленой фланелевой пижаме, а Кортни в античного покроя шелковом платье. От церемонии у ближайших друзей Куртни остались явно не лучшие впечатления. Паранойя Курта и Кортни по отношению к друзьям прогрессировала, а из-за неодобрительного отношения тех к употреблению парой наркотиков поднялась на новые высоты. Присутствовали на бракосочетании только Дэйв Грол, Алекс Маклеод, Дилан со своей девушкой да двое роуди. Подозрительным было отсутствие двух старейших друзей Курта – Криста и Шелли Новоселич.
Кортни заявила, что они вели себя «очень хреново» по отношению к Курту, а Шелли к тому же не одобряла этот брак. Неудивительно, что Шелли придерживалась иного мнения. Она в основном возражала против того, что Кортни принимала наркотики во время беременности. «В тот момент она их, возможно, и не принимала. А возможно, и принимала. Не знаю, но мы предполагали», – говорила она Майклу Азерраду.
– Это был просто день скорби. И всю вину за это я возлагаю на Кортни, – говорит Баррет. – Меня беспокоило, что она во время беременности принимает наркотики. Я поговорил об этом со своей девушкой, она поговорила с Шелли, и Шелли начала думать о Кортни нехорошо. А я сказал: «С собой, ребята, можете творить что хотите, но у вас будет ребенок. Думаю, это неправильно. В любом случае. Впрочем, вы всё сами должны знать».
На следующий день после свадьбы Крист и Шелли вернулись в Сиэтл, оскорбленные поведением Курта. Вдруг показалось, что «Nirvana» уже не выйдет из тупика. И действительно, Крист не видел Курта еще два месяца – и почти не разговаривал с ним целых пять месяцев, в том числе и на репетициях.
Куртни же остались на медовый месяц на Гавайях.
Кали Де Витт: Я из Лос-Анджелеса. Родился в Канаде, но в три года переехал в Лос-Анджелес. Я проводил почти поровну времени в Канаде и в Лос-Анджелесе, но в Лос-Анджелесе чуть больше. С самого начала я был фанатом музыки. Когда в 1981 году вышел фильм «Упадок западной цивилизации» [картина лос-анджелесских панков], мой отец взял меня его посмотреть. Мне было восемь.
Я: А ничего у тебя был папаша!
– Да, не жалуюсь. Он брал меня и на фильм «Школа рок-н-ролла» [группы «Ramones»], и на «С детьми всё в порядке» [фильм «The Who»]. Он потом покупал мне эти альбомы, а я тащил их в школу. Помню, как во втором классе принес «Ramones». Мы часто переезжали. Я почти каждый год менял школу. Классе примерно в шестом школа мне вообще разонравилась.
Я: Сам ты играл в группах?
– Нет. Я пел в одной панк-группе, когда мне было тринадцать или четырнадцать. К счастью, с самого детства у меня были друзья среди действительно хороших музыкантов. Уже в шестнадцать лет я понял, что не создан для того, чтобы играть музыку; мне было достаточно просто слушать ее. Я уже в детстве начал ходить на концерты. Я пошел на «DOA» [влиятельная панк-группа] в 1982 году, когда мне было девять. С того раза я стал стремиться попасть на все концерты, на какие мог, особенно на панковские. В 1989 году, когда я учился в Лос-Анджелесе в десятом классе, открылось место под названием «Jabberjaw». Я отправился туда в те же выходные, а потом бросил школу, чтобы работать там бесплатно.
Я: И что ты там делал – в баре работал?
– Да, отвечал за кофе. Алкоголя там не было. Разве что на заднем дворе можно было купить капельку. Клуб находился в хипповском месте города, там бывали люди, которых интересовали только музыка, искусство и другие вещи, привлекавшие и меня. Я торчал там постоянно и помогал им в организации концертов. Я старался убедить их, что «Sub Pop» – это реально круто. А они отвечали: «Да ладно». Первая саб-поповская команда, которую я смог туда заполучить, называлась «Swallow», они были так себе, но с них дело быстро продвинулось до таких групп, как «Mudhoney». После того «Jabberjaw» стал знаменитым клубом.
Там я встретил Кортни. Мне было шестнадцать, я сохранял прекрасные отношения с родителями, но жил отдельно и все время проводил в центре Лос-Анджелеса. Кортни показалась мне пугающе взрослой леди. Дело было году так в 1990-м. Я немного боялся ее. Я знал, что она только что основала группу «Hole». Она была общительна и любила оскорблять людей, так что я ее действительно побаивался. Тем не менее она взяла меня под свое крыло и вела себя со мной как наставница. Она разрешила мне помогать ее группе, также я помогал «L7».
Я: Какой была Кортни, когда ты с ней только познакомился?
– Он показалась мне одной из самых умных знакомых мне женщин, забавная, легкая в общении. Она совсем не походила на то, что теперь из нее делают. Очень заводная. Помните, дело было до «Nevermind», так что мысль о том, что панк-группа может стать суперпопулярной, казалась нелепой. А вот она думала, что «Hole» станет великой группой. Мне было смешно, но группа мне нравилась.
Я: Как она выглядела на сцене?
– Уверенной в себе. Она порой задавала вопросы: «Как будет смотреться, если я повернусь вот так? Видишь это новое движение?» Она разговаривала со мной как с поверенным.
Я: Она старалась в то время на кого-то равняться?
– Ее целью в то время была Ингер Лорре из «The Nymphs». Сейчас все это уже не имеет значения, но тогда Ингер представляла для нее угрозу. Ингер была плохой девчонкой Лос-Анджелеса. Она говорила, что Кэт [Бьелланд] ее копирует, что «L7» недостаточно женственная группа. Она четко знала, чего хочет, имела представление о роли женщин в музыке и о том, как ее надо изменить. Мне нравилось в этом участвовать. Нравилось работать роуди «Hole», это было забавно, а в том возрасте я еще мог работать бесплатно. Я поехал в первое американское турне, и все мы тогда получали в день по двенадцать долларов.
Я: Опиши остальных трех участников группы.
– Кэролайн была этаким стимулом. Она не вписывалась во взгляды Кортни на то, как должна выглядеть группа. Кэролайн была неуклюжей и самоуверенной. Кортни немного побаивалась Джилл. Джилл стала привлекать внимание, потому что начала косить под «Black Sabbath» и публике это нравилось. После концерта в «Whiskey-A-Go-Go» [11 февраля 1992 года] народ судачил о том, какая Джилл клевая. Это был ее конец. Эрик работал менеджером, он держал руку на пульсе. «Hole» выступала на разогреве на концерте 14 июня, когда «Nirvana» играла в «Hollywood Palladium» с «Dinosaur Jr». Тогда я впервые увидел Курта.
Я: Ты общался с Кортни, когда она начала встречаться с Куртом?
– Я говорил с ней. Нью-Йорк очень впечатлил меня, когда мы попали туда во время турне. Я вернулся домой, накопил двести долларов и переехал туда. Я жил в кладовой. Но еще до того вышел альбом «Nevermind». Как люди вспоминают, что присутствовали при убийстве Кеннеди, так и я вспоминаю, как группа играла на MTV «Smells Like Teen Spirit». Я зазвал всех в комнату и сказал: «Поверить сложно». Это было просто нереально. Столько людей, почти у каждого в гостях я когда-то спал на полу, а теперь кто-то из них прорвался. Мне понравился «Bleach», но я даже представить себе не мог, насколько хорош окажется «Nevermind». И вот этот парень, с которым я приятельствовал, вдруг оказался вроде как герой.
– У группы «Unwound» была такая застольная песня, – вспоминает Слим Мун. – В ней они поднимали бокалы и пели: «Спасибо тебе, „Nirvana“, что обеспечила нам пиво, спасибо тебе, „Nirvana“, что разрешила нам тут репетировать». После выхода «Nevermind» соседи больше не звали копов и не стучали в стенку репетиционной с воплями «Что за грохот?!». Теперь они спрашивали: «Вы играете в группе? Вы знакомы с Куртом Кобейном? Можно угостить вас пивом?» Обычные люди, видя твою прическу в стиле гранж, теперь не плевали на тебя, а считали тебя крутым. Но хотя иногда нам действительно ставили пиво, в основном это не приносило особой радости: мы не хотели, чтобы нашу тайну знала вся Америка.
Я: Величайшим достижением Олимпии стало то, что в городе сохранилась культура андеграунда, несмотря на все новоприобретенное внимание.
– «Nirvana» стала знаменитой, – соглашается Слим, – но на нас это никак не отразилось.
Я: Не оттого ли, что «Nirvana» позиционировалась как сиэтлская группа?
– Именно так. Всеобщее внимание привлек Сиэтл. В особенности все группы-дуэты и группы, шедшие против тех правил, которые ныне кажутся смешными… все они в большом долгу перед нами. Феминистское движение пользовалось большим вниманием, но ничто из этого не могло затронуть Олимпии. Олимпия дрогнула, но не отступила под напором света прожекторов. На группы Олимпии в 1988 году влияло многое из того, что действует и на нынешних музыкантов: ранние синглы «Rough Trade», пост-панк…
Войти с помощью соц. сетей: