С тех пор как Тираэль стоял перед Источником в Заводях Мудрости, минуло немало людских дней. Воспоминание о том, что он заглядывал в чашу, постепенно исчезало, и он наконец почувствовал облегчение. Он видел нити времени и эмоции, чувствовал их связь и представлял будущий исход событий. Но Чалад’ар не предсказывала будущее – чаша просто давала понять, что может случиться, основываясь на том, что происходит здесь и сейчас.
То, что он увидел, не должно стать правдой. Смерть придет за ним, как и за всеми смертными, но не так скоро. И медленно расползающегося влияния черного камня души, которое оскверняет Небеса, еще можно избежать, если Тираэлю каким-то чудом удастся убрать камень с его помоста.
Но времени оставалось мало.
Через посланника Ауриэль он получил известие, что Совет отказался последовать его просьбе. Роль Тираэля как хранителя Мудрости была сведена к минимуму, их доверие к нему явно пошатнулось. Веками целью архангелов было одолеть Преисподнюю и достичь абсолютного мира. Но в последнее время Тираэль ощущал жажду крови куда сильнее, чем когда-либо. Он был уверен, что против него сплели заговор, и если он останется в Небесах, то дни его сочтены.
Но однажды он проснулся от необычного резонанса Арки, эхом разносившегося по парящим просторам Серебряного города, и на краткий миг все замерло.
Он знал, что означает эта Песнь Света: рождение нового ангела.
С тех пор, как он решил стать смертным, в Арке родилось несколько ангелов, но принимать участие в церемонии рождения он не мог, потому что стал им чужим, и ему оставалось только наблюдать. Тираэль поспешно оделся, лихорадочно шаря пальцами по ткани. Он ненавидел человеческую одежду, надевание которой занимало время, ненавидел прикосновение ткани к коже. Это напоминало ему о том, от чего он отказался, а не о том, кем стал.
Оказавшись снаружи, Тираэль присоединился к потоку ангелов, направляющихся к Серебряному Шпилю. Если они и поняли, кто он такой, то не подали виду. Никто не реагировал на его смертный статус, все внимание, словно в трансе, было приковано к Шпилю. «А если бы они заметили?» – задумался он. Все-таки Тираэль по-прежнему был членом Совета, пускай его больше и не слушали. Неужели он пал столь низко и столь стремительно, что жалкие остатки его гордости рассыпались прахом, который потом развеял ветер?
Терзаемый собственными мыслями, Тираэль стоял, возвышаясь над остальными. День был ясным, небо – голубым, воздух – свежим и бодрящим, и песня заставляла камни под ногами гудеть все сильнее, по мере приближения к Шпилю. Ангелы гармонично отзывались на Песнь Света, но из их бессмертных уст не исходило ни звука. Вместо этого их вибрации на совершенной частоте превращались в пульсирующую энергию. Во дворе Тираэль увидел толпу ангелов, собравшихся под парящим сооружением. Хоть он и видел Шпиль, остававшийся, как и все остальное, поистине великолепным, бесчисленное количество раз, его новая смертная сущность смотрела на него с неприкрытым восхищением. Высота Шпиля была почти непостижима, он устремлялся ввысь, словно два клинка, сверкающие кристаллическими гранями. Кольцевидные платформы делали его основание больше, в то время как остальные, не такие высокие башни и шпили, вырастали вокруг него. Почти на самой вершине находилось сооружение, напоминающее крылья ангелов. Здесь и располагалась Хрустальная Арка.
Хребет Ану.
Ану был первым существом – Единым, тем самым, из которого были созданы все существа света и тьмы, добра и зла. Единый изгнал зло, но оно обернулось чудовищным драконом Татаметом, первым воплощением Единого Зла, и два существа враждовали в течение целой вечности, прежде чем их последнее противостояние не привело к колоссальному взрыву, разрывая и разбрасывая останки их сущностей повсюду, тем самым создавая Вселенную. Шрамом такого создания стал Пандемоний, в то время как семь голов Татамета породили семь Великих Зол Преисподней, а тело его легло в основу их Царств. Хребет Ану превратился в Хрустальную Арку, а вокруг нее образовались Небеса.
Для Тираэля эта история была стара как мир, и за долгие годы существования архангела успела стать его частью, так что он редко думал о ней. Но чем ближе он подходил к огромному Шпилю, тем отчетливее становилось воспоминание о легенде, о чуде сотворения Вселенной. Здесь, на Небесах, обосновался свет и покой, в то время как хаос, тьма и зло обрели свой дом в Преисподней. Две стороны продолжали сражаться друг против друга в Вечном Противостоянии, и ни одна из них не могла одержать победу. И вот где-то там, ровно посередине, не принимающий ни одну из сторон, способный как на небывалые благодеяния, так и на разрушительное насилие, лежал Санктуарий, населенный расой людей.
Тираэль был очарован этой битвой между добром и злом, бушующей в душе каждого смертного. Та же борьба Ану и Татамета, только менее масштабная. Добро и зло, свет и тьма, жизнь и смерть. Куда отправляются люди после смерти? И куда уйдет он сам? Он знал, что у человечества много теорий на этот счет, но все они далеки от истины.
По неизвестной причине Тираэль подумал о чаше, все еще покоящейся на его груди. Он чувствовал, что обязан воспользоваться ей снова, но не осмеливался. Он боялся того, что может увидеть.
Ангелы, уже собравшиеся под Шпилем, почти целиком заполнили широкий двор, но как член Совета, Тираэль имел право претендовать на место у самой Арки.
Ангелы заметили его, когда он пробирался сквозь толпу. Он высоко держал голову, словно бросая им вызов. Никто не посмел препятствовать ему, и все же Тираэлю потребовалось время, чтобы подняться. Словно вода, сквозь замысловатые узоры и выемки в кристалле пробивались полосы света, эффектно вспыхивая почти у самой вершины Шпиля, и пульсируя в такт Песне так ярко, что резало глаза. Тираэль с трудом сдержал желание прикрыться рукой и взобрался по ступеням на платформу.
Те ангелы, что стояли на вершине Арки, принадлежали Империю; новый ангел, рожденный сегодня, будет распределен в Залы Доблести, и было принято, чтобы братья и сестры из того же царства платили дань.
Рождение ангела возможно лишь тогда, когда свет и звук находятся в совершенной гармонии, резонируя на одной волне, что приводит к огромному выбросу силы. Хребет Ану порождает ангелов, как продолжение самого себя. Поговаривали, что рождение нового ангела возможно лишь после смерти одного из прежних.
Со всех сторон поднимались огромные алмазные кристаллы. Мерцая, они создавали одну за другой волны яркого света, которые затем соединялись в центре, паря над головами ангелов. Движения становились все интенсивнее, пульсируя все быстрее, и резонанс достиг такой силы, что был почти оглушителен для смертных ушей Тираэля. Вибрация зрителей усиливалась вместе с резонансом. Песнь Света больше не дарила успокоения, а лишь перегружала его чувства. Все, что теперь видел и слышал Тираэль, изменилось с того рокового дня, когда он сбросил крылья в зале Ангирского совета. Он чувствовал себя так, словно прожил две жизни – одну, будучи бессмертным, а другую уже после того, как стал человеком – и они были никак не связаны между собой.
Как мог он оставаться здесь, среди ангелов, хоть один лишний день?
Внезапно, он испытал к себе отвращение – все, что было в нем доброго и святого, исказилось. Тираэль развернулся, стремясь уйти, но по мере того, как песня становилась громче, толпа двигалась вперед. Чувствуя, что его уши вот-вот не выдержат, архангел стиснул зубы и повернулся обратно. Световые пульсации соединились в единой мерцающей точке прямо над ним, тонкие, словно волоски, нити потрескивали и щелкали друг об друга. Волоски начали сплетаться, образуя замысловатое полотно, которое сворачивалось в кокон, и внутри него архангел увидел извивающуюся фигуру, сотканную из столь яркого света, что смотреть прямо на нее он был не в силах.
Но что-то пошло не так.
Он скорее почувствовал в воздухе, чем услышал какой-то диссонанс. Одна из нитей света, такая тонкая, что казалась просто трещинкой на поверхности новорожденной сферы, стала серой. Но она определенно была, этого Тираэль не мог отрицать.
Струйки света продолжали подниматься по хребту Ану и окутывать фигуру изнутри, присоединяясь к ней, а песня продолжала звучать все громче. Но одна-единственная нота, такая слабая, что ее едва можно было расслышать, не попадала в такт. Это заставило Тираэля вздрогнуть и повернуться к трепещущим в экстазе ангелам с распростертыми крыльями. Неужели больше никто этого не чувствует?
Возможно, он был источником этой ноты. Может, именно его присутствие здесь в смертном теле и стало причиной перемен. Но, положив руку на грудь, он не почувствовал никакой вибрации, никакого резонанса, его ядро было пустым и безмолвным.
Создание внутри сферы быстро росло. Он видел очертание сложенных крыльев и сияние ангела, которое усиливалось с каждой минутой. В самый разгар Песни Света сфера внезапно разлетелась на части, рассыпав на толпу нити света, и в тот момент, когда свет и звук достигли кульминации, новый ангел, паря над своими собратьями, развернул крылья, демонстрируя всю свою внушительную силу.
Песнь Света остальных ангелов мягко пульсировала в знак принятия и приветствия. Новорожденный был женщиной. Этот момент должен был стать необыкновенным, захватывающим и наполненным чистой радостью. Но было какое-то едва уловимое изменение, которое отбрасывало тень там, где ее не должно быть. Будто та серая нить, обвившаяся вокруг новорожденной сферы, проникла в ее сущность, и, хотя Песнь Света должна звучать с новым ангелом абсолютно гармонично, новый звук расходился с песней остальных. Это терзало уши Тираэля.
Казалось, ангелы по-прежнему ничего не замечали. Они гудели от волнения. Тираэль надеялся, что рождение вдохновит его и каким-то образом воссоединит с Небесами, но он не мог присоединиться к песне. Он уже с трудом мог что-то воспринимать, а смертные глаза и уши жгло огнем. Он вновь чувствовал себя чужаком среди бессмертных.
Песнь Света наполняла его ужасом.
«Дело в камне, – подумал Тираэль. – Его грязные щупальца добрались до Арки и осквернили рождение».
Эта мысль привела его в чувство. Влияние камня распространялось даже быстрее, чем он предполагал.
Тираэль вновь развернулся и, спотыкаясь, побрел прочь. Все его тело болело, а в голове роились ужасные мысли. Он был один против целой армии ангелов. Судьба всех Небес легла на его плечи. Если он потерпит неудачу…
Но он не имел на это права. Иного варианта не было – только не теперь. Он должен найти средство от болезни черного камня души, пока не стало слишком поздно.
Ангелы расступались перед ним. Он брел вслепую, глаза обжигало, пока внезапно его не остановил голос:
– Ты посмел явиться сюда сегодня?
Тираэль моргнул, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь пелену боли. Перед ним стоял Балзаэль. Остальные ангелы молчали. Место, которое они освободили, было предназначено лейтенанту воинов света, а не ему.
– Взгляните, мои братья и сестры, Мудрость дерзнула предстать перед Аркой, как смертный, но глаза его горят, а уши кровоточат! Разве это не оскорбление Ану и всего святого?
У Тираэля разболелось горло.
– Я все еще твой брат.
– Ты бессмертный, который решил оставить свой род и встать на сторону человечества! – Балзаэль обратился к толпе: – Могучий Тираэль, воплощавший собой Справедливость и сражавшийся против наших врагов на поле боя, больше не займет место среди архангелов. А теперь он является сюда, в святой праздник, чтобы запачкать Арку своей грязью! – Балзаэль указал на него. – Час расплаты уже близок.
Тираэля охватил гнев, резко и внезапно, вызывая желание слепо наброситься на Балзаэля с голыми руками. Но вокруг было много других ангелов, и он знал, что, если сделает это, охрана воина света схватит его, и тогда последний шанс на спасение Небес исчезнет.
Он с трудом подавил в себе ярость.
– Ты пришел арестовать меня, Балзаэль? Потому что, если ты попытаешься, ничего хорошего из этого не выйдет.
Балзаэль усмехнулся:
– Ты предстанешь перед судом, а не передо мной. Совет собирается завтра без тебя. Они будут решать твою судьбу.
Тираэлю удалось скрыть удивление. Так вот как это случится: нарастающие разногласия в оставшемся Совете и голосование за то, чтобы привлечь его к суду за измену. Он вспомнил о своем старом товарище Инарии и его бегстве с Небес, которое привело к созданию Санктуария. Инария заклеймили как предателя, но он был одним из немногих ангелов, которые осмелились восстать и вырваться из лап Вечного Противостояния, навсегда оставив Небеса.
Теперь и Тираэля ожидало то же самое.
«Но решение есть».
Оно пришло ему в голову внезапно, и как только план обрел очертания, Тираэль удивился, как же не додумался до этого раньше: конечно, план отчаянный, но в некотором роде похожий на тот, который он осуществил много веков назад. В очередной раз ему предстоит положиться на людей из Санктуария, чтобы добиться успеха. Но в этот раз все куда опаснее, а шансы на успех куда ниже.
Чаша направила его. Каким-то образом, Чалад’ар обострила его чувства, дала знания, которыми он раньше не обладал. Тираэль был в этом уверен. Он не знал, хорошо это или плохо, и у него не было времени на раздумья. Предстояло многое подготовить. Да будет так… а утром его уже здесь не будет.
Он покинет Небеса незамедлительно, разорвав связь с братьями и сестрами. Он соберет команду одаренных людей (архангел уже начал проверять имена тех, кто мог бы подойти) и приступит к их обучению. А затем они проникнут на Небеса, украдут камень и спрячут там, где его никогда не найдут.
Придет время, и ангелы примут его выбор. Они должны, иначе все, ради чего он трудился, будет напрасно.
– Тогда найди меня, когда будешь готов, – бросил он Балзаэлю. – Если осмелишься.
Тираэль пронесся мимо воина света, и толпа расступилась, позволяя ему уйти.