Рассказ о багдадском юноше,
о том, как он влюбился в рабыню, игравшую на лютне,
затем продал ее юноше-хашимиту, раскаялся в этом
и под конец все же достиг своей цели
Ночь сорок восьмая

Когда румийская рабыня-солнце ушла в покой запада, а китайский юноша-месяц вышел из лавки востока, Худжасте, обессилевшая, с глазами, полными слез, пришла к попугаю и сказала: «О попугай! Мудрецы говорят, что огонь бывает четырех родов: первый — это тот, который ест, но не пьет, — огонь дерева; второй пьет, но не ест — огонь ветра Самум; третий не пьет и не ест, это огонь в скалах, а четвертый и ест и пьет, и это огонь внутренний. Но насчет пятого огня, огня любви, я не знаю, весь ли он достался мне в удел или часть его досталась и моему возлюбленному». — «А я знаю, — ответил попугай, — что его он не жжет и не ведает он дыма этого огня. Чтобы ударить по рукам, нужно две руки, из одного камня нельзя сделать мельницы. Если бы он обладал такой же верностью и искренностью, как и ты, ваше желание несомненно осуществилось бы и вы достигли бы цели. Верность и искренность того багдадского юноши и его рабыни были одинаковы, и потому-то их желания и должны были сбыться, потому-то они и должны были достичь цели». — «А что с ними было?» — спросила Худжасте.

«Говорят, — отвечал попугай, — что жил-был в Багдаде некий юноша, обладавший несметными богатствами и великими сокровищами. И влюбился он в рабыню, игравшую на лютне, купил ее по дорогой цене, начал тратить на нее деньги и в конце концов обеднел, впал в бедность и нищету».

Нахшаби, слишком страстным, мой друг, ты не будь,
Слишком сильная страсть превращается в яд.
«Кто весь в страсть погрузился, всегда под конец
Станет нищим», — нам так мудрецы говорят.

«Как-то раз девушка сказала ему: „О ходжа, в дни богатства ты все тратил, а об этом дне ты и не подумал. Без пищи не обойдешься, оставь свои ласки — нам надо и хлеба. Предприми что-нибудь, чтобы достать пищи и чтобы я могла существовать“. А багдадский юноша постоянно приводил в свой дом знаменитых певцов учить девушку, обучать ее музыкальной науке, и поэтому она приобрела основательные познания в этой науке и в пении проявляла чрезвычайное искусство. Как-то раз стал он советоваться с другом и спросил: „Деньги мои ушли, а ремесла я не знаю, что же со мной будет? Как мне быть дальше?“

„О глупец, — отвечал неразумный друг, — будет лучше всего, если ты выдашь себя за музыканта и будешь ходить со своей рабыней на пирушки вельмож. Дни твои будут проходить в покое и довольстве, и появятся у тебя деньги“. — „Поистине, — воскликнул багдадский юноша, — кто посоветуется с глупцом, получит соответствующий совет, кто будет просить совета у дурака, получит дурацкий ответ! О глупец, как ты решился говорить такие речи! Как могу я есть хлеб, утратив честь?“»

Честь, Нахшаби, величайшее дело!
Кроме нее, в мире ценностей нет.
Тяжкая смерть — умолять о подачке,
Если нет чести, не мил белый свет!

«Прошло несколько дней, и девушка повела такую речь: „О ходжа, будет лучше всего, если ты продашь меня и на вырученные деньги добудешь все, что тебе надо. Так и ты избегнешь тяжкой нужды, и я снова добуду средства к существованию“.

Хозяин волей-неволей должен был согласиться на разлуку с милой и повел ее на базар. Некий юноша-хашимит, приехавший из Басры посмотреть Багдад, купил ее за пятьсот динаров. Продавец, взяв деньги, раскаялся и начал горевать, а девушка, увидав безумие хозяина, обезумела еще больше него. Они старались расторгнуть сделку, но ничего нельзя было сделать. Багдадский юноша поневоле взял деньги и пошел в степь. Он боялся, что, если он придет домой и увидит, что подруги там уже нет, разольется его желчь и сгорит его сердце. Подобно безумному, лишившись сил, вошел он в мечеть. Его начало клонить ко сну, положил он кису с золотом под голову и заснул. Какой-то мошенник заметил это, вытащил у него из-под головы золото и вновь вверг его в нищету».

Бойся ударов судьбы, Нахшаби,
Страшной разлукою время грозит.
Нить нищеты перервет небосклон,
Время же снова тебя поразит.

«Проснувшись, несчастный бедняк увидел, что киса с золотом исчезла. Став еще несчастнее, разорвал он на себе одежды, посыпал голову прахом и принялся оплакивать свою судьбу. Затем он пошел на берег Тигра и бросился в воду. Люди же подумали, что он тонет против своей воли, кто-то бросился за ним и вытащил его из воды.

Какой-то старец отвел его в уголок и сказал: „О сыночек, ты потерял деньги, утратил капитал… Но то, что ты хочешь убить себя, не особенно разумно. Ты не первый облекся в рубище бедности и испробовал чашу любви. Мужайся, быть может, твое уснувшее счастье обратится ясным днем“.

Тогда юноша немного успокоился, покорился своей судьбе и на другой день пустился в путь. Придя к реке, увидел он ладью, наполненную драгоценными товарами и ценной утварью. Он сказал матросу: „Предоставь и мне место в этой ладье“. — „В этой ладье поклажа некоего юноши-хашимита, — ответил матрос. — В такой одежде я не могу пустить тебя сюда. Но если ты во что бы то ни стало хочешь ехать, оденься в наше платье и ступай сюда. Тогда все будут думать, что ты принадлежишь к нашей команде“.

Услышав упоминание о юноше-хашимите и увидав всю роскошь и пышность убранства ладьи, юноша молвил про себя: „Не будет удивительно, если владельцем ладьи окажется тот самый покупатель, который купил мое солнце…“ Он оделся в матросское платье и сел в ладью.

Прошло некоторое время, и он увидел свою рабыню, окруженную служанками. Когда взгляд его упал на совершенство его подруги, силы его вернулись, и он начал восклицать: „О диво! Сердце мое, врата успеха отверзлись, больной нашел врача! Если ничего другого не случится, то, по крайней мере, будет хоть то, что я буду находиться в одной ладье с моей подругой!“»

Несчастному влюбленному достаточно какого-нибудь пустяка от возлюбленной, самый незначительный дар из рук подруги удовлетворяет его.

В два локона, друг мой, влюблен человек,
Любовь стала ныне судьею над ним.
Хотя бы весь мир его нежно любил,
Он волосом будет доволен одним.

«Некоторое время спустя начала девушка плакать. „До каких же пор будешь ты плакать и тосковать, волноваться и страдать! — воскликнул юноша-хашимит. Успокойся же наконец и порадуй нас своей музыкой! Не ты первая разлучилась с другом и рассталась с приятелем — многие пили из этой чаши и под конец надевали одежду терпенья“.

Так как хашимит настаивал на своем, девушка взяла лютню и стала петь. После этого она так расплакалась, что перед слезами половины глаза могла устыдиться река, и ладья чуть не потонула. Команда ладьи смутилась и огорчилась, и веселье ее превратилось в печаль. Багдадец молвил про себя: „Надо бы что-нибудь придумать, чтобы моя возлюбленная узнала, что я жив и еду с ней в этой ладье. Быть может, представится удобный случай, и я откроюсь ей“.

Внезапно такой случай представился. Он взял ее лютню и настроил на такой лад, на который, кроме него, никто не мог настроить ее. Была ночь, прекрасная, как беззаботная грудь, и чарующая, как коса красавицы. Господин молвил: „Девушка, разве в такую ночь ты не можешь попотчевать нас музыкой и не портить нам настроение слезами и рыданиями?“

Девушка взяла лютню, но не успела она прикоснуться к ней, как зазвучал лад багдадца. „Клянусь Аллахом! — воскликнула девушка. — Эту лютню настроил мой господин! Он находится с нами на этой ладье!“ — „О если бы он был в этой ладье, — молвил юноша-хашимит, — чтобы горе твое немного утихло и мы могли бы усладиться твоей музыкой! Но только разве среди нас есть чужой? Есть здесь кто-нибудь чужой или нет?“ спросил он матросов.

Те от страха ответили отрицательно. Багдадец же молвил про себя: „Не годится, чтобы об этом перестали говорить и обо мне уже больше не упоминали“. Он возвысил голос и крикнул: „Ходжа, я тот несчастный, которого ты ищешь!“

Пришел слуга и повел его к хозяину. Когда хашимит увидел, в каком состоянии багдадец (не дай никому Аллах такой муки!), сердце его сжалось, слезы закапали у него из глаз, и он спросил: „В чем дело? Что с тобой случилось?“

Багдадец поведал ему обо всем случившемся, рассказал всю свою историю. Всех присутствующих охватило горе, и все начали издавать горестные вопли».

Нахшаби, свое пламя старайся скрывать,
Хотя мускуса запах и трудно сокрыть.
Если только любви разгорится огонь,
Он и море и сушу способен спалить.

«Затем юноша-хашимит дал клятву: „Клянусь, что с того дня, как я купил эту рабыню, я не прикасался к ней и рукой и не услаждался ее пением. Поистине, она целые дни лила слезы. Как же можно было наслаждаться ее пением? Но раз дела ваши обстоят так и горе ваше столь велико, успокойся, ибо я всегда стремился поддержать падающего и поднять упавшего. Я даю тебе клятву, что как только мы прибудем в Басру, я отпущу эту девушку на волю, дам ее тебе в жены и позабочусь о средствах существования для вас“.

Когда девушка услышала это, жизнь снова вернулась в ее омертвевшее тело. Через некоторое время она попросила вина и запела так сладостно, что взволновалась река и развеселились птицы и рыбы.

Несколько дней провели они вместе. Как-то раз ладья пристала к берегу какого-то острова. Все занялись своими делами, и багдадец тоже сошел на берег, чтобы удовлетворить свою физическую потребность. Некоторое время бродил он по степи, а когда возвратился назад, то увидел, что друзья его уехали, а его позабыли.

Остался он там в одиночестве, без сил — снова вернулось горе, снова беда посетила его».

Поистине, кто может примириться с превратностями времени и злобою судьбы!

День счастливый удачей считай, Нахшаби,
Лютни звук колокольчик не может издать.
Кто умеет несчастья и беды прогнать?
Кто способен спокойно терпеть и страдать?

«Испив вина горестей и осушив чашу забот, пришел он в Басру. Он увидел большой город, огромное поселение. Несколько дней блуждал он по улицам, но так и не встретил никого из слуг юноши-хашимита.

Как-то раз сидел он возле лавки бакалейщика, и тот сказал ему:

„Если ты согласен вести запись моих приходов и расходов, я буду давать тебе каждый день по дирхему“.

Юноша согласился и начал вести записи приходов и расходов бакалейщика. Хозяин, убедившись в его порядочности и заметив его честность, дал ему в жены свою дочь. Но юноша постоянно грустил и тосковал, ни на одно мгновенье не мог отделаться от томления и тревоги.

Как-то раз он увидел одного из слуг хашимита, слуга тоже признал его, чрезвычайно обрадовался и повел его к своему хозяину. Хашимит горячо приветствовал его, оказал ему почет и сказал: „С того дня, как ты расстался с моей ладьей, я подозревал, что с тобой случилось несчастье или тебя разорвал дикий зверь. Прибыв в Басру, я обратился к твоей рабыне с такой речью: „Я дал обет твоему хозяину, что подарю тебя ему, как только приеду в Басру. Теперь он исчез, и я не знаю — жив ли он или умер. Что ты теперь будешь делать?“ — „Разреши мне где-нибудь в углу сделать могилу с его именем, — ответила она, — и постоянно жить возле нее“. Так она и сделала. В такой-то обители сделала могилу с твоим именем, облачилась в черное платье и молится за тебя“. — „Сведите меня на мою могилу, — молвил багдадец, — чтобы я при жизни мог посетить мою могилу и всю жизнь до конца молиться за ту, кто молилась за меня“.

Как только он подошел к своей могиле, девушка тотчас же признала его. И возлюбленный и возлюбленная испустили радостный вопль, оба томимые страстью зарыдали.

Затем хашимит дал ему девушку и подарил пятьсот дирхемов, чтобы жизнь его шла в покое и проходила в довольстве.

На другой день багдадец пошел к бакалейщику и рассказал ему всю свою историю, вернул брачный дар его дочери, с согласия бакалейщика расстался с ним и всю жизнь до конца прожил со своей возлюбленной».

Нахшаби, скоро ль свидишься с другом своим?
Скоро ль встречи добьешься с желанной своей?
Знаешь ты, что блаженством на свете зовут? —
Коли ищешь подругу и свидишься с ней!

Дойдя до этих слов, попугай обратился к Худжасте с такой речью:

«О хозяйка, так как верность желавшего и желанной были равны, они в конце концов встретились и до конца жизни не разлучались. Если верность твоего друга равна твоей верности, дело ваше удастся и вы тоже встретитесь. Но только верность нужно искать у возлюбленной, не у любящего, искренность нужно ждать от влюбленного, не от любимой. Ты влюблена, он — друг твой, ты — любящая, а он любимый. Покажи свою верность, встань, ступай к нему и не заставляй дольше ждать истомленного ожиданием».

Худжасте хотела последовать его совету, но неверный день разорвал покров зари, утро показало свой сверкающий лик, и идти было уже невозможно…

Нахшаби сегодня ночью собирался
Повидаться с другом нежным и прекрасным,
Только утро помешало это сделать:
Всем влюбленным утра вестник — враг ужасный.

Дальше: Рассказ о царе и трех братьях Ночь сорок девятая