Рассказ о том, как Худжасте видела сон
и как попугай истолковал его,
а также история царя Уджаййини
Ночь сорок шестая

Когда золотистый хлеб-солнце посадили в горячую печь запада, а замешанный с камфорой хлебец-месяц положили на изумрудный стол востока, Худжасте принесла попугаю заставленный яствами стол и полный кувшин вина и сказала: «Сначала съешь все это, а потом послушай, что я тебе расскажу».

Опытный певец попугай поел, а затем сладким голосом повел беседу: «О хозяйка, я поел, подавай же мне то кушанье, что ты приготовила».

«Я сегодня после долгого времени задремала, — сказала Худжасте, — и увидела во сне прекрасного юношу, как будто держит он в одной руке хорасанское яблоко, а в другой — индийское манго. Затем он дал мне оба эти плода и ушел. Проснувшись, я не нашла яркого яблока и не почувствовала аромата манго».

Толкователь снов попугай ответил: «Благая весть! Этот прекрасный юноша — твоя судьба. Плоды же означают: один — твоего мужа, а другой — твоего возлюбленного, и в скором времени ты свидишься и с мужем и с возлюбленным, как царь Уджаййини, который добыл и друга и достал и возлюбленную». — «А как это было?» — спросила Худжасте.

«Говорят, — отвечал попугай, — что в Уджаййини был царь, глава всех царей своего времени и всех венценосцев своей эпохи. О нем есть много рассказов и историй в индийских книгах.

Как-то раз поехал он на охоту, и наконечники его стрел то пронзали сразу двух волков, то повергали на землю одновременно четырех львов. Внезапно ему попался зверь, мягкость которого называла твердой скалой соболя, нежность которого считала железной наковальней сахар.

„По нежности с этим животным не может сравниться и человек“, — молвил визирь. Все присутствующие заставили вылететь из убежища своих ртов восхваления и прославления. Кто сравнивал зверя с Туркестанским красавцем, кто уподоблял его китайской прелестнице.

Был среди придворных один повидавший мир старец. „На всех красавцев, — молвил он, — которые ходят по лицу земли, в конце концов подует страшный ветер, и от этого ветра тело их огрубеет. Но если есть кто-нибудь в мире, кто может сравниться с этим зверем по нежности, то это Карийе“. — „Кто такая Карийе?“ — спросил визирь. „Под землей есть город, который называют Мадинат ал-Кар,— ответил старец, — и есть там царь, которого зовут Вторым Рамой, а у него есть дочь, которую зовут Карийе“.

Старец так обстоятельно стал описывать ее красоту, рассказывать о ее прелестях, что присутствовавший при этом сын визиря, не успев дослушать его слова, сразу влюбился в нее, от одного рассказа о ней стал ее Вамиком. А этот сын визиря обладал познаниями в науке магии и колдовстве, обладал сведениями по части йоги и превращения. Раньше чем царь успел вернуться с охоты, юноша уже спустился в Мадинат ал-Кар.

Царь возвратился с охоты, и, когда прошло несколько дней, как-то раз его жена, взяв в руку зеркало, смотрела на себя в саду и говорила причесывавшей ее служанке: „Какую изумительную красоту мне дали! Какое обширное царство подарили моему мужу! Было бы удивительно, если б в мире нашлась еще одна такая красавица или нашелся бы царь, одаренный более просторным царством!“

Присутствовавший при этом попугай рассмеялся. Царица разгневалась и сказала мужу: „Или прикажи ему объяснить, почему он смеялся, или прикажи мне наказать его за это“. Царь спросил: „Эй попугай, почему ты смеешься?“

„Меня рассмешило самоупоение моей госпожи, — ответил попугай. — Она полагает и воображает, что такой красавицы, как она, нет во всем мире и такого мощного царя, как ты, нет на земле. Под твоей землей есть город, называемый Мадинат ал-Кар, там есть царь, которого называют Вторым Рамой, а у него есть дочь, которую зовут Карийе. Красота этой девушки подобна месяцу на небе, а твое царство по сравнению с царством того царя то же, что пылинка по сравнению с солнцем“».

Поистине, надо искать доказательств и в сферах месяца и солнца. Над каждым властителем есть властитель еще выше, над каждым подчиненным есть начальство. Арабы говорят: „Над каждым ученым есть наука“».

Нахшаби, над всякой тварью есть другая тварь, сильнее!
Если хочешь, на Симурга устреми свой взор, мой милый:
Перед мошкою ничтожной может в мире слон могучий,
Пред слоном — Симург великий похвалиться страшной силой.

«Охватила царя страсть к Карийе, запало ему в сердце желание добиться ее объятий. Поручил он все дела царства и государства одному из доверенных лиц, а сам под видом странника, в одежде йога, покинул город. Пришел он на берег моря и целый день с величайшим спокойствием простоял на берегу. Ветер — вестник моря, доставил морю весть, что пришел царь Уджаййини и с величайшим спокойствием стоит на берегу. Море приняло облик человека, с лица которого струилась вода щедрости, а изо рта сыпались жемчужины и драгоценные камни, пришло к царю и стало расспрашивать его о причинах прибытия: „Зачем ты пришел и по какой надобности утруждал себя? Если тебе что-нибудь нужно, скажи, я исполню твое желание. Если у тебя есть какое-нибудь дело, дай указание, и я займусь им“. — „Предо мной дело трудное, — отвечал царь, — решился я на обременительный шаг. Облегчи мне эту трудность и помоги свершить это дело“. — „Что же это за дело?“ — спросило море. „Под землей есть город, называемый Мадинат ал-Кар. Доставь меня туда“. — „Он на суше, а моя власть простирается только на влагу. Как могу я доставить тебя в этот город? Как могу указать тебе туда путь?“ — „Доставь меня только до пределов твоего царства. Если назначен мне в удел провожатый, то там я найду другого“.

Море взяло царя за руку, ввело в воду, нырнуло и сразу доставило на границу своего царства. Затем оно повернуло назад, а царь пошел дальше и пришел в сад, повествовавший о красотах рая и рассказывавший о прелестях райских кущ. По саду протекал ручей сладкой воды, и царь уселся возле него.

Спустя некоторое время пришли туда двое юношей. Они оказали царю величайшее почтение и сказали: „О чужестранец! Мы — два брата, а отец наш был чародеем. Он умер и оставил нам четыре вещи. Прошло уже много времени, но нет у нас судьи, который мог бы разделить их между нами, распределить их поровну. Будь столь добр, прекрати наши раздоры и раздели между нами наследство“. — „Что же это за четыре вещи?“ — спросил царь. „Во-первых, ряса, — ответили юноши. — Сколько бы кому-нибудь ни понадобилось динаров или дирхемов, столько он всегда сможет достать из ее складок. Во-вторых, шапочка, под которой всякий может найти столько пищи и питья, сколько ему нужно. В-третьих, пара деревянных туфель: стоит только сунуть в них ноги — и в каком бы городе или месте ты ни пожелал очутиться, если он даже будет удален от тебя на тысячи фарсахов, ты сразу окажешься там. В-четвертых, костяной меч: стоит только вынуть его во время вечерней молитвы в пустыне или в степи из ножен, как тотчас же появится населенный город с базарами и всеми принадлежностями городской жизни. Если поутру меч снова вложить в ножны, все, что появилось, снова исчезнет“.

Выслушав эти речи, царь молвил про себя: „Если дело мое удастся, то удастся оно лишь с помощью этих вещей. Если мне удастся осуществить мое желание, то только с их помощью“. Затем он сказал юношам: „Пойдите и принесите сюда эти вещи“.

Когда они принесли вещи, царь две из них положил в одну сторону, а две — в другую. Затем он взял два мяча, положил их на искривление чоугана, пустил один вправо, а другой влево и сказал: „Ступайте за мячами. Кто скорее вернется с мячом, может выбирать ту кучку, которую захочет, кто опоздает — получит то, что останется“.

Когда юноши побежали за мячами, царь взял рясу, шапочку и меч под мышку, надел туфли, пожелал оказаться в Мадинат ал-Каре и тотчас же очутился перед воротами этого города. Юноши же из-за своего позорного раздора лишились этих драгоценных вещей и потеряли эти редкостные драгоценности».

Спор и раздор ты оставь, Нахшаби,
Дервишу это приносит позор.
Мудрые люди всегда говорят,
Что меж роднею позорен раздор.

«Когда царь подошел ко дворцу Рамы Второго, он увидел сына своего визиря, погруженного в молитву в келье. Царь спросил: „В чем дело? Как ты попал сюда?“

„Я уже давно пробрался сюда, — ответил сын визиря, — так как влюблен в Карийе, но она не обращает на меня внимания. Ты же более известен и на земле и под землей, более знаменит от подземного царства и до Плеяд. Тебя в подземном царстве знают еще лучше, чем на земле, и Карийе сказала отцу: „Если ты отдашь меня царю Уджаййини, я выйду за него замуж. Если же нет, то я никогда не буду упоминать о муже и вовек не подойду к мужчине“.

Царь вел с сыном визиря эту беседу, когда кто-то доставил Раме Второму весть, что прибыл царь Уджаййини и стоит пред его дверями. Рама Второй вышел, повел царя во дворец, усадил его на край своего трона и обещал ему свою дочь.

На другой день устроили веселый пир, по обычаю, устроили торжество и брачное пиршество и по решению мудрецов и с согласия астрологов заключили брак по религии этой страны. Невесту посадили на изукрашенный драгоценными каменьями трон, золотое кресло, и устроили смотрины.

После многих трудностей и бесчисленных препятствий оба стремящихся достигли своей цели, оба желающих дождались осуществления своих желаний».

Стремящихся труд — это клад, Нахшаби,
Давно эти речи по миру идут.
Хоть много ты в жизни своей претерпел,
Но все же труды твои не пропадут.

«Увидев лицо Карийе, царь понял, что она во сто крат прекраснее его жены, а взглянув на царство ее отца, увидел, что оно в тысячу раз пространнее его собственного царства. Понял он тогда слова своего попугая и нашел понятным его смех.

Прошло несколько дней, и названые сестры Карийе начали говорить ей: „Твой муж вовсе не царь Уджаййини… Если он царь, то как попала к нему ряса и шапочка — признаки нищих, зачем ему костяной меч и деревянные туфли — приметы неимущих? Тому, кто достоин царского кафтана, нет дела до дервишеской рясы; глава, которая привыкла носить царский венец, не наденет шапочки нищих; рука, которой подобает кинжал солнца, не возьмет костяного меча, а ноги, привыкшие становиться на стремя полумесяца, не оденут деревянных туфель…“

Карийе передала эти слова мужу, и тот сказал: „О жена, берегись, не питай презрения к этим вещам, которые кажутся им ничтожными. За каждую из них можно отдать сто царств, ради каждой можно пожертвовать тысячью государств! Со временем ты узнаешь, сколь ценны эти вещи, в один прекрасный день поймешь, насколько они драгоценны…“»

Нахшаби, недоверия ты не питай,
На красоты наружные ты не смотри,
Коль снаружи ничтожною кажется вещь.
Ничего! Ведь она драгоценна внутри!

«Царь попросил у отца Карийе разрешения возвратиться назад. Тот позволил. Тогда царь взял Карийе на руки, забрал принесенные с собой вещи, надел волшебные туфли и тотчас же оказался на берегу того ручья, где ранее нашел эти вещи. Сын визиря принял облик мухи, сел царю на одежду и вместе с ним покинул подземное царство. Однако царю он об этом ничего не сказал. Некоторое время спустя пришли юноши — владельцы вещей. Царь положил перед ними все четыре вещи, попросил прощения и сказал:

„Знайте, что я гнусно и нечестно похитил ваши вещи, однако у меня было дело, которое можно было выполнить только с помощью этих вещей. Дело мое выполнено, берите же свои вещи, получайте свои пожитки в целости и сохранности“.

Но так как юноши были сыновьями чародея, то таких вещей было у них много, таких сокровищ было без счета. „Утрата этих вещей, — сказали они, — прекратила спор между братьями и уничтожила нашу распрю. Мы отдаем тебе эту причину раздора, дарим тебе это основание спора и, если желаешь, научим тебя науке о переселении душ и прочим сокровенным наукам“.

Затем они научили царя науке о переселении душ, и одновременно с царем узнал об этом и сын визиря. Царь встал, распрощался с юношами, надел деревянные туфли и тотчас же оказался в окрестностях города Уджаййини. Остановился он под деревом, а сын визиря принял свой обычный облик и поклонился царю. — „Как ты попал сюда?“ — спросил царь. „Я прибыл сюда еще раньше тебя“, — ответил сын визиря.

Затем царь и сын визиря отправились на охоту, чтобы добыть дичи, достать жаркого, так как их терзал и мучил голод. Царь уложил газель и хотел вернуться назад к Карийе. Сын визиря раскачал цепь коварства, изложил предисловие к предательству и сказал: „Благодаря царскому счастью я в том городе научился изменять свой облик и могу превращаться в муху. Если царь прикажет, я переменю свой облик на другой и покажу это царю“. — „Прекрасно“, — ответил царь. Тот сейчас же превратился в муху и через некоторое время снова принял образ человека.

„Это пустая наука, — сказал царь. — Если бы муха могла стать человеком, это было бы почетнее, а человеку не велик почет стать мухой. Вот я привез оттуда настоящую науку: я узнал способ переселения души, могу переселять свою душу в мертвое тело и оживлять его, а затем снова выходить из того тела, входить в свое собственное и принимать свой прежний облик“. — „То, что я умею, я почтительно показал тебе, — сказал сын визиря, — будь же столь милостив и покажи мне то, что ты умеешь“. Царь тотчас же покинул свое тело и переселился в тело газели.

Сын визиря тоже покинул свое тело, завладел телом царя, оставил газель газелью, отправился к Карийе, взял ее на руки, надел деревянные туфли и тотчас же оказался в царском дворце. В городе поднялся шум, люди заволновались — царь, мол, вернулся и привез с собой дочь Рамы Второго. Собрались все визири и сотрапезники, собрался весь народ и все подданные и все пошли облобызать ему руку и поглядеть на своего царя.

Когда служанка-небесный свод прилепила родинку ночи к лицу дня, а невеста-ночь раскрыла сосуд, полный дегтя, сын визиря захотел разделить ложе с Карийе и прогнать столько времени одолевавшую его тоску. Но Карийе из движений его поняла, что это не царь, вырвалась от него, оттолкнула его и сказала: „Что это за дом, не знающий покоя! Что за келья без светоча! Этот облик представляет собой в совершенстве царя, но самого царя в нем нет. Кто-то удалил его и завладел его телом“. — „Нет, это я“, — сказал сын визиря. — „Я прекрасно знаю все движения царя и все повадки моего мужа. В сердце мне запало сомнение, охватило меня подозрение. Дай мне несколько дней сроку и не приближайся ко мне. Если ты тот самый царь, я все равно принадлежу тебе. Поэтому, если можешь, не прикасайся ко мне, иначе я убью себя и опозорю и обесчещу тебя“.

Сын визиря поневоле оставил ее в покое. Прежняя жена царя тоже узнала об этом и притворилась больной и немощной. Он должен был оставить и ее и заняться другим делом. Каждый день приходил он к Карийе, но та не слушала его слов и держалась своего прежнего мнения».

Люди не все друг на друга похожи,
Знай, что природа у них не одна.
В мире бывает, что знает об этом
Лучше мужчины, мой милый, жена.

«Как-то раз газель наткнулась на мертвого попугая. „Лучше всего будет, — молвила она, — если я переселюсь в тело этого попугая, полечу в свой дворец и посмотрю, что там случилось, как обстоят дела и что он сделал с моей семьей“.

Царь тотчас же вошел в тело попугая и ночью полетел в свой дворец. Карийе он застал в одиночестве и поведал ей всю свою историю. Карийе и обрадовалась, и заплакала, и сказала: „Я утратила тебя и снова нашла. Но ты в образе птицы, а я — человек. Какая тебе от меня выгода и какая мне от тебя польза?!“ — „Нам поможет такая хитрость, — сказал попугай. — Когда этот презренный придет к тебе и начнет любезничать, ты скажи ему: „Мне в сердце запало подозрение, пришла в голову мысль, но теперь это подозрение ушло, мысли развеялись — ты несомненно мой прежний муж, но только ты обладал познанием, которым никто не обладает, — наукой о переселении душ. Ты много раз проделывал это передо мной, и, если ты еще раз проделаешь это передо мной, опасения мои совершенно исчезнут и подозрение полностью уничтожится“.

На другой день сын визиря пришел к Карийе, и она сказала ему все это. Он согласился. На конюшне сдох осел, и сын визиря покинул тело царя и тотчас же вошел в тело осла — место чрезвычайно для него подходящее. Дух царя, заключенный в попугае, вошел в свое тело, принял свой прежний облик. Царь приказал пытать осла и убить самым ужасным образом, а сам извлек из своих четырех вещей большую пользу и до конца дней своих прожил счастливо с Карийе и своей прежней женой».

Истомился по близким своим Нахшаби,
От тоски он покончить готовился дни.
В мире большего счастья не сыщешь, мой друг,
Чем спокойная жизнь возле мирной родни.

Дойдя до этих слов, попугай обратился к Худжасте с такой речью: «О хозяйка, как царь Уджаййини после многих трудностей и препятствий добыл возлюбленную и вернулся к прежней жене, так и ты, будем надеяться, в соответствии с тем благим сном, что тебе приснился, получишь мужа, но добудешь и возлюбленного. Но только свидание с другом возможно еще раньше, чем свидание с мужем. Ночь еще не пришла к концу. Вставай, ступай к своему другу!»

Худжасте хотела последовать его совету, но в то же мгновение пропели утренние петухи, Карийе-солнце показала голову из Мадинат ал-Кара, поднялся дневной шум, утро показало свой сверкающий лик, и идти было уже невозможно…

Нахшаби сегодня ночью собирался
Повидаться с другом нежным и прекрасным,
Только утро помешало это сделать:
Всем влюбленным утра вестник — враг ужасный.

Назад: Рассказ об эмире и змее, о неблагодарности змеи и погибели ее Ночь сорок пятая

Рассказ о том, как Худжасте видела сон и как попугай истолковал его, а также история царя Уджаййини Ночь сорок шестая

Рассказ о том, как Худжасте видела сон
и как попугай истолковал его,
а также история царя Уджаййини
Ночь сорок шестая