Рассказ о том, как осел пел,
а торговец хворостом танцевал
Ночь сорок первая

Когда отшельник четвертой обители, то есть солнце, ушел в свою келью запада, а суфий первого монастыря, то есть месяц, вышел из каморки востока, Худжасте пришла просить у попугая разрешение и сказала: «О поверенный моих тайн! О сокровище просьб! Говорят, что Омар ибн Абд ал-Азиз, который был халифом и восседал на троне халифата, не спал ни днем, ни ночью. Спросили его, почему он никогда не спит. „Если я буду спать ночью, — ответил он, — я погублю самого себя, а если буду спать днем, погублю своих подданных“. О попугай! Я тоже боюсь, что, если я выполню приказ друга, я выпущу из рук мужа, а если буду верна мужу, могу потерять друга. Поэтому я хочу покинуть их обоих, схватиться за ворот смирения и спрятать ногу под полу праведности».

«О Худжасте, — ответил попугай, — праведность и невинность всегда желательны, чистота и смирение всегда заслуживают одобрения, но для всякой вещи есть свой путь, для всякого дела свое время. Твоя невинность в данное время покажется столь же неуместной, как пение того осла». — «А как это было?» — спросила Худжасте.

«Говорят, — отвечал попугай, — что жил-был некогда некий осел. И дружил он с одной дикой козой, они постоянно были вместе, всегда покоились в одном месте. Как-то ночью в весеннюю пору паслись они вместе в каком-то саду. Внезапно осел пришел в восторг, пробудились его природные склонности, и он сказал: „О коза, если в такую прекрасную ночь, в такое очаровательное мгновение, когда сад полон благоухания, а ветерок струит мускус, я не запою сладостной мелодии, не может быть услады в моей жизни! Если я сейчас не начну распевать освежающих душу напевов, какой мне толк от моего веселья и какая мне польза от моего существования?!“»

«Дикая коза молвила: „О осел, что за речи ты произносишь? Ты лучше говори о вьюке и мешке, беседуй о портомое и погонщике. Нет голоса хуже твоего, нет звука противнее, чем твое пение. Какое дело ослу до музыки? Какое отношение у долгоухого к пению? А затем, мы ведь как воры забрались в этот сад, совершаем кражу. А какие жемчужины нанизали по поводу этого мудрецы? Что сказано было о птице, поющей не вовремя? Коли ты начнешь сейчас орать, садовник проснется, закроет ворота в сад, кликнет своих помощников и расправится с нами по-свойски. Тогда случится с нами то же, что было с ворами, забравшимися в дом богача и притаившимися в углу, чтобы украсть что-нибудь. А в том углу стоял кувшин, полный вина, фляга, наполненная этим напитком. Воры присоседились к ней, начали пробовать и сказали: „Время действовать наступит еще не сейчас. А пока мы понемногу разопьем его, немножко отведаем его“. Когда фляга обошла несколько кругов, воры подняли шум, стали распевать песни. Хозяин дома проснулся, удивился их пению и, поняв в чем дело, собрал всех домашних, связал воров и избил их“».

«„О коза, — сказал осел, — я — горожанин, а ты — деревенская баба, я — животное домашнее, а ты — дикий зверь. Разве может мужик оценить музыку! Разве может житель пустыни понимать толк в пении! Поющий отдает свою душу, а слушающий наполняет свою душу. Я сейчас запою, заведу мою песню, посмотрим, что ты скажешь, когда услышишь ее, что сделаешь, когда станешь внимать моему пению“.

„Какое сердце не стремится послушать пение, — молвила дикая коза, — какая душа не жаждет музыки! Но только кто может внимать твоему голосу? Кто может слушать твое пение? Ты свой рев называешь пением, своему крику даешь название мелодии, но если ты заревешь и начнешь петь, от этого пенья с тобой случится то же самое, что случилось с торговцем хворостом от его танцев“. — „А что с ним было?“ — спросил осел.

„Говорят, — ответила коза, — что однажды торговец хворостом отправился из города за хворостом в степь. Случайно в этот день в степи как раз сидели четыре пери, поставив перед собой волшебный кувшин. Все, что им было нужно, и серебро и золото, и пищу и яства, и напитки и благовония они сложили в этот кувшин, принесли его с собой, ели и веселились. Пригласили они и торговца хворостом, сделали его своим сотрапезником. Пробыл он там несколько дней, позабыв жену и детей.

Через несколько дней он наконец пришел в себя и сказал пери: „Я — торговец хворостом, и если я не принесу хвороста, то печь моя не нагреется и жена и дети не смогут накормиться. Я уже много дней веселюсь здесь, а что-то теперь с моей семьей! Если вы разрешите, я возвращусь домой и позабочусь о них“. — „Прекрасно, — сказала пери, — если ты что-нибудь хочешь от нас, попроси, мы исполним твое желание, отпустим тебя, и дадим тебе все, что ты хочешь, и пошлем тебя домой“. Торговец хворостом спросил: „Если я попрошу у вас что-нибудь, вы исполните мое желание?“ — „Да“, — ответила пери. „Ну так вот, я хотел бы тот кувшин, который стоит перед вами“. — „Бери его, нам этого кувшина не жалко. Мы в один час можем сделать сто таких кувшинов. Но только посуда эта очень хрупкая, и ты не сможешь ее уберечь. При малейшем толчке она разобьется, и починить ее уже будет невозможно“. — „Я буду беречь его“, — сказал торговец.

Пери дали ему кувшин, и торговец понес его домой. Через несколько дней получил он от обилия этого кувшина все, что ему было нужно, раздобыл все, что требуется для спокойной жизни. Он набрал столько благ мирских, что дом его наполнился золотом, накопил столько богатств мирских, что в его доме не оставалось свободного места. Торговец хворостом был человеком легкомысленным — деньги приходили и через пару дней сразу же и уходили».

Нахшаби, берегись, помни, кто ты такой!

Ведь песчинку с горой невозможно сравнить!

Коль слегка разживется пустой человек,

Он Каруном тотчас же начнет себя мнить.

«Как-то раз устроил торговец пир, созвал всех близких и родных и принес волшебный кувшин. Начал он запускать в него руку и всякий раз доставал оттуда все, что ему было нужно. Присутствующие были поражены и принялись восклицать: „Это не кувшин, это море сокрытых тайн! Это не сосуд, это таинственная сокровищница!“

Под конец торговец хворостом опьянел, начал танцевать. Поставил себе кувшин на плечо, пустился в пляс и каждый раз, когда дотрагивался до кувшина, восклицал: „О кувшин! Ты — капитал моего благосостояния! Ты — основа моего богатства! Ты перерезал канат моей нищеты! Покончил ты с моей обычной бедностью! Весь этот блеск и вся эта пышность идут от тебя! Вся эта радость и все это веселье вызвано тобой!“

Но когда он произносил эти слова, когда болтал этот вздор, нога его поскользнулась, кувшин упал с его плеча и разбился вдребезги, и все, что благодаря ему появилось в доме, сразу исчезло. Тотчас же веселье сменилось горем, вся радость несчастного превратилась в печаль. Поистине, разве может собака знать цену ошейника? Разве может осел оценить драгоценность? Этому бедняку упала на плечо драгоценная жемчужина, а он не знал ее цены. Этому несчастному свалился в руки драгоценный камень, а он по невежеству своему потерял его!“

„О долгоухий, — продолжала дикая коза, — боюсь я, что твое пение окажется для тебя пагубным, как стали бедствием танцы этого торговца хворостом“.

Но осел по своей ослиной глупости не послушал ее совета, поднял голову и приготовился зареветь. Коза молвила про себя: „Нет сомнения, что он все же заревет и всех разбудит“. Поэтому она поспешно убежала из того сада. Не успел осел зареветь, как сейчас же пришел садовник, схватил его, привязал его к дереву, избил его, переломал ему ноги и спустил с него шкуру».

Дойдя до этих слов, попугай обратился к Худжасте с такой речью:

«О хозяйка, как пение осла оказалось не ко времени, так и твоя праведность и невинность теперь не к месту. Вставай, ступай к другу и навести ожидающего тебя!»

Худжасте хотела последовать его совету, но поднялся дневной шум, утро показало свой сверкающий лик, и идти было уже невозможно…