Глава 3. Господин наставник

Михайловская крепость. Сентябрь 1125 года

Открыв дверь на улицу, Тимка почти нос к носу столкнулся с белобрысым мальчишкой, которого он мельком видел у гульбища. Пацан тёрся у двери и пританцовывал от возбуждения.

– Ой, – хлопнул он глазами и, обнаружив за Тимкиным плечом знакомое лицо, воодушевился. – Лёнька! Здоров! А Кузнечик кто?

– Фу ты, Глузд, – фыркнул вышедший отрок. – Ну, сколько раз тебе говорено, чтоб ты на людей не кидался! А Кузнечика ты сейчас чуть не забодал.

– Вот хорошо, – обрадовался мальчишка и, мотнув бледно-соломенными, почти белыми, длинными волосами, скомандовал: – Бежим!

– Куда? – тормознул разогнавшегося было белобрысого Тимка.

– Как куда? – удивился Глузд. – В трапезную! Там Сенька бунтует, обед не начинает, говорит, десяток не весь. И ранетые поддакивают, говорят, Лёньки с Лёхой нету – нельзя. Порядок такой. А мамка сердится, уже поварёшкой махать начала. Я за вами прибёг. Быстрее надо! – и он сорвался в резвую рысь в сторону трапезной.

– Оп-па! Роська говорил, что если тётка Плава машет поварёшкой, то это к потерям в личном составе, – прокомментировал Алексей и быстрым шагом направился к трапезной. – Поспешать надо.

– А Глузд – сын тётки Плавы? – поинтересовался Тимка, догоняя старших отроков. – А чего я его раньше не видел?

– Болеет он часто, – ответил Леонид. – То в речку залезет, то под дождь попадёт. С ним всегда что-то приключается. Сейчас вот холодное молоко приключилось.

– Он, вообще-то, парень смышлёный, – добавил Алексей, – лучше него только Захарка считает. Но тётка Плава как-то сказала, что Глузд в детстве ежа проглотил. Тот до выхода докатился, да там и застрял – вот Глузду на месте и не сидится. Тётка Плава из него того ёжика выбивает, да только получается плохо.

– Свой пацан, – вынес вердикт Кузнечик, заметив выглянувшую из дверей белую шевелюру. – Сработаемся.

– Вечно тебя ждать приходится, – пробурчал Захарий, подвинувшись на лавке, чтобы освободить Тимке место напротив Семёна. – Тётка Плава уже обещала без обеда оставить. А сейчас вон на девках с кухни отрывается.

– Да ладно тебе! – заступился за опоздавшего Родька. – Он же не сам. Ну, чё сказали-то?

– А-а… Влетело. Всем влетело, Семёну больше всех, – скривился Тимка, глянув на пытающегося держать лицо боярича.

– А ему за что, он же меньше всех делал?

– Вот потому и больше всех, что меньше всех. Мне всегда больше всех влетало, когда в слободе пацаны что-то без меня вытворят. Правда, дядька Журавль, как Филимон, не зверствует, – Тимка привычным жестом потер задницу, развернулся к Сеньке и протянул руку. – Мир? Всё равно не слезут же.

– Мир, – согласился Сенька и добавил: – Вообще-то, это я сам должен был сказать.

– То пустое, – отмахнулся Тимка. – Что делать-то будем?

– А из-за чего драка была? – всунула любопытный нос подсевшая за мальчишечий стол Любава.

Тимка с Сенькой переглянулись – версию для публики они не успели придумать.

– Да так… Слоника не поделили.

– А что такое слоник?

– Зверь такой есть. Далеко живёт, в Индии. Как четыре быка размером.

– Больно здоровый. Сам не съешь, точно делить надо, – сообразил Родька.

– А у тебя что, есть слоник, чтоб делить? – удивилась Любава.

– Нет, – вздохнул Тимка. – Потому и вовсе глупо вышло. В общем, проехали.

– А задержали чего? – сдержанно поинтересовался Сенька.

– В наставники его произвели! – не удержался от комментария Лёнька. – Вон Лёху спросите.

– Теперь к Кузнечику на хромой кобыле не подъедешь, – обозначил диспозицию тот, стрельнув глазами в нахохлившегося Мартына. – А учить он нас будет. Ну, тех, кто раненый или вообще увечный. Мало ли вдруг чего, – вдруг смутился он.

– А нас? – возмутился Родька.

– Нас он и так учит, – отмахнулся Захарий.

– Ну и как тебе в новом чине, господин наставник? – весело выкрикнул один из отроков, что до того обретался в лазарете. – Проставляться будешь?

Тимка скорчил недоуменную физиономию и пожал плечами.

– Да как-то непонятно… – начал было он и умолк. Неожиданная мысль шлепнула хвостом по поверхности сознания и ушла в глубину, заставив крепко задуматься.

Любимое Дамирово присловье застряло на зубах, и произнести его, как собирался, Тимка не смог. «Непонятно, зачем оно надо, а главное, зачем оно надо мне?» Кузнечик посмотрел на улыбающиеся лица друзей и решил, что им он такого в жизни никогда не скажет.

Складские мальчишки? Вон как лыбятся. Значит, им это надо. Девчонки просто радуются, понятно, что Кузнечикова наука им так, посмотреть только, но им это, похоже, надо, особенно Любаве. Это зацепило, это почему-то оказалось очень важным, а почему? Тимка об этом думать сейчас не хотел. Лёнька и Алексей – эти Кузнечиковым достижением гордились, как своим. Да что там, понятно же, что если бы не они, Тимофей бы сейчас даже не понял, что это достижение.

Сенька отнёсся к новому статусу спокойно, как так и должно быть. Положа руку на сердце, можно смело сказать, что Семён, при всех своих непонятных заскоках – пацан правильный, а значит, и его, Тимки, новое положение тоже правильное. Даже Мартын смотрит твердо, хоть и чуть… Виновато? Боится, что буду мстить? Ну уж нет, не Мартын. Да и Комар глядит угрюмо, но не заискивающе.

Нужно бы над этим подумать, но чуть ли не впервые с того времени, когда Тимофей на площади перед школой был объявлен учеником своего деда, ни думать над этим, ни считать чьё-то поведение Тимке не хотелось. Пусть будет… ну вот как будет. Новоявленный наставник расплылся в улыбке и под общий хохот закончил:

– В общем, непонятно как-то.

– А чего тут непонятного? – пожал плечами Захар. – Что младшего в наставники определили? Так ты тут такой не первый. Прошка, вон, по щенячьему делу, Юлька по лекарскому. Потому что умеют. Семён своих гонцов гоняет, а Тихоня – вишь, вокруг Алексея круги наматывает? Точно попросится вместе с тобой стрелять учиться. Потому что Алексей этому делу учить умеет. К нам вон тоже – купецкие ученики заскакивают, по складскому делу спрашивают.

– Ага, умеем, – лыбясь во все зубы, поддакнул брату Родька.

– Умеем чего-то, – согласился тот. – Тятька наш говорил, что в наших местах издревле появлялись отроки, что чего-то умеют лучше других. А откуда – и сами не знают, умеют и всё. А бывает так, что не только умеют, но и научить могут. Харальд, первый сотник который, тож, говорят, из таких был. Потому Ратное и устроено иначе, чем окрестные селища, потому и выжило. О том, правда, не во всяком роду помнят. А то, что тебя в наставники определили…Тятька говорил, что Михайлов городок ещё чуднее Ратного устроен и что тут, в крепости, отроков такому научить надобно, чего никто и сам не знает. Вот и смотрят наставники, кто что умеет. Того и грузят.

– Это да, работы пригрузили по самое не могу, – Тимка поморщился. – Я вот сейчас подумал: как хорошо утром было. Помаршировал – и всё.

– А чего делать? И чему учить? – не удержался от вопроса Глузд, поёрзав на лавке.

«Не, ну точно ежик у него там. А вопрос-то хороший».

– Первая работа – доделать всё, что уже начали. А что ещё и чему учить? Не знаю покуда, – Тимка пожал плечами. – Чёй-то мне кажется, что наставники и сами не знают. Так что сейчас выбираем самое интересное, а там, глядишь, так и останется. В общем, вечером обсудим, – закруглился он, завидев вошедших в трапезную Макара и Верку.

Макар понимающе улыбнулся вслед Верке, которая припустила рысцой в сторону кухни, и, прищурившись, оглядел два десятка мордашек, уставившихся в его сторону.

– Что, празднуете? – ухмыльнулся он.

– Никак нет, наставник Макар, – отрапортовал Лёнька. – Вникаем.

– А это вы зря, – просветил Макар отроков. – Я вот в такое вникнуть не могу. Два сопляка в наставниках! Сказать бы – и смех и грех, так нет. Оба при деле. Я такого даже в сказках не слыхивал. Тебя уже просветили, что тебе теперь полагается доля от добычи Младшей стражи? Высоко тебя наставники оценили: чужаку заработанное кровью не отдают. Так что лучше празднуйте… сегодня.

Мальчишки застыли, переваривая эту мысль, но Макар, не обращая на это внимания, следил за реакцией крестника.

– Наставник Филимон хитрый, он своё найдет, как взять… А долю серебром дают? – у Кузнечика в голове явно закрутились колёсики, с помощью которых он, вероятно, и считал.

– Да как получится, – ухмыльнулся Макар. – Бывает серебром, а бывает и рухлядью.

– Скажи маме Вере, пусть серебром берёт, – мигом сориентировался Кузнечик. – А ту рухлядь мы потом и так выкупим.

– Говорил я тебе: учёный человек, – Захар пихнул брата локтем. – На ходу скарб считает.

– Научит? – тихо поинтересовался тот. Захар пожал плечами.

– Самим щёлкать не надо.

Макар, которого такая реакция здорово позабавила, скинул с плеча котомку и положил её на стол, подвинув в сторону Тимофея.

– На вот. Вощаник приходил, гостинец тебе передал. Сказал, ты разберешься. Ну, а возникнут вопросы, так кой-какие ответы он мне тоже передал. Так что, – прищурился наставник, – спрашивай.

Котомка, подталкиваемая руками мальчишек, быстро подъехала к Тимофею. В трапезной наступила полная тишина.

– Покажешь? – выразил всеобщее чаяние Глузд, чуть ли не улёгшись на стол, чтоб ничего не пропустить.

– А может, там секрет какой, – пробурчал Сенька и стрельнул глазами на мешок. – Лезешь, куда не просят.

Тимка молча развязал завязки и, заглянув внутрь, достал небольшую книжицу. Настроение у мальчишки резко испортилось. Вытащив вставленную между страницами закладку, Кузнечик прочел:

– «С первой по двенадцатую». Ну, другого подарка от него фиг дождешься, – буркнул он себе под нос.

– А это чего? – полюбопытствовал Захар.

– Задачник по математике. Учитель передал. Наверное, чтоб мне скучно не было. Двенадцать задач решить надо. Ну да, первая четверть почти закончилась. И пусть меня петух покусает, если это всё.

Макар улыбнулся – Вощаник как раз такую Тимофееву реакцию и предсказал. Да и про петуха забавно получилось, отроки вон тоже заулыбались, глядючи на Кузнечиково горе.

Тот опять полез в мешок и вытащил из него стопку листов и коробку.

– Ну, листы понятно, а в коробке что? – мальчишки заинтересованно вытянули шеи, сзади над ухом засопела Любава.

– Вот же… И не скажешь, что Феофан жлоб. Хоть и грек.

– А чего там? – заёрзал по лавке Глузд. В этот раз его никто не прервал.

– Бумага – ясно, ответы на задачи писать. В пенале… Ну, в коробке этой, – поправился Тимка, увидев недоумение в глазах присутствующих, – там перо и чернильница, чтоб писать можно было. А вот две кисточки и краски…

Тимка, пролистав привезенную пачку бумаги, выудил из неё несколько грубых, но совершенно белых листов.

– Кисточки, краски и грунтованная белым бумага значат, что ещё задание есть. Нарисовать что-то надо. – Тимка перевел взгляд на Макара. – Сказали, что?

Макар отрицательно покачал головой.

– Значит, рисовать на вольную тему… – Тимка задумался. – Во! Херувима ему нарисую. Всё равно на змее его рисовать.

– А зачем на змее херувима? – удивилась Елька.

– Так боярыня Анна змея заказала. Большущего! – Кузнечик развел руки пошире и осторожно посмотрел на Макара: а вдруг сейчас размер урежут? – Младшую стражу встречать, – подвел он обоснование своим запросам.

Макар ухмыльнулся, а Елька задумалась.

– Если для Младшей стражи, так не херувимов надо, а Спаса. Я маме скажу, – кивнула она.

– Спаса так Спаса, – пожал Тимка плечами. – Греку на бумаге нарисуем, а Младшей страже – на змее.

– А почему твой Фиван не жлоб? – заинтересовался Захарий. – Красок-то в коробке всего ничего?

– Много ты в красках понимаешь, – буркнул Тимка. – За иные по весу золотом дают, – и, увидев ползущие вверх брови Макара, добавил: – Тут таких нету, но по весу серебром втрое выйдет. А не жлоб потому, что нам в школе таких красок домой не давали, а тут на́ тебе! Вроде и подарок, а вроде и на три листа работы.

– Надолго работы-то? – решил посочувствовать Родька.

– Не очень. Завтра до обеда управлюсь. Только учителю такого говорить нельзя, – поделился опытом Кузнечик, ничуть не стесняясь находящегося рядом наставника. – Быстро сделаешь, так он ещё столько же задаст. А когда делом заниматься?

Гонцы, не привыкшие получать столько откровений за один обед, помалкивали, Захарий с Родькой осмысливали перспективы управления темпом выполнения задаваемой им работы, а Тимка, почесав макушку, задал Макару Самый Главный Вопрос:

– А когда отдать надо?

– Дядька Аристарх скоро к Медведю поедет, вот с ним и передашь.

– А если не передам? – прищурился Тимка. – Вощаник ничего не говорил, что будет?

Макар непроизвольно улыбнулся: все-таки мальчишку в слободе хорошо знали, и Вощаник специально предупредил – за свой интерес Тимка будет торговаться отчаянно.

– Чего будет, не сказал, – развел руками Макар. – Зато сказал, чего не будет. Гостинца не получишь, да такого, что ему ты точно обрадуешься. Только это не вся работа, там ещё есть, как раз того гостинца касаемая.

– Ясно, значит, лучше пораньше.

Тимофей опять потянулся к мешку и быстро вытащил из него оставшиеся вещи. Подозрительно осмотрел свёрток, похожий на те, в которых хранил свой инструмент, и осторожно его развернул. В нем обнаружился набор из десятка каких-то непонятных мелких ножичков, совсем немыслимых форм, несколько пузырьков, таких же, в которых Тимка хранил свои порошки, и пара пластинок зеленого воска.

– Вот из этого велено сделать цветок! – Макар с удовольствием наблюдал за Тимкиной физиономией, принявшей сейчас озадаченное выражение. – Самый красивый, какой придумаешь. Вот хотя бы какой у папороти может быть. Отдавать эту работу не надо, получишь гостинец – доделаешь. А серебро в крепости есть. Кто его даст, тому и цветок достанется.

– Ой! – взвизгнула Елька и сорвалась к выходу. – Я сейчас! Только к матушке сбегаю!

– Не куксись, – утешил Макар дочку. – Ельке этот цветок по-любому уйдет. Зато у тебя мастер остаётся. Ну, а что во фляге и во втором свёртке, я не знаю, – обратился он к Кузнечику. – Вощаник сказал, ты знаешь, что с этим делать.

Тимка взял флягу, вынул пробку и осторожно понюхал. Брови удивленно поползли вверх.

– Ничего себе! – он отставил флягу и потянулся к свёртку. – Из Медведева неприкосновенного запасу.

Глузд, непонятно как умудрившийся нюхнуть содержимое фляги, залился слезами.

– Вот кто тебя учил в крепкий уксус носом лазить? – ухмыляясь, спросил Тимофей и, обратившись к взирающим на него отрокам, расплылся в широкой улыбке. – Проставиться, говоришь? Шашлыки будете?

На ставший уже привычным обход постов, кроме Лёньки, к Макару напросился и Алексей. Хотя напросился – это слишком громко сказано; скорее, вертелся на виду, пока Макар не кивнул: «Ну что, идём, что ли?» Лёшка мигом пристроился возле наставника, почти зримо развесив уши в ожидании разговора.

– Ну и как там у вас всё прошло? – поинтересовался Макар.

– Хорошо прошло! – отчитался Леонид. – Тебя ждали. И шашлык штука вкусная. Вроде мясо как мясо, не первый раз на огне жарим, а вкус совсем другой. А на запах так вообще вся крепость, кроме часовых, сбежалась.

– А часовым не оставили? – полюбопытствовал Макар.

– Елька с Любавой отнесли. Та ещё и братом хвасталась. Говорит, даже палочку, на которую мясо нанизывали, и ту чуть не схрумкали.

– Замирились, значит, младшие?

– Так ещё днем, – ухмыльнулся Алексей. – Посмотрели друг на дружку и сказали, что неча делить слоников, особенно если их нету.

– Ну, про слоника я уже слыхал, – улыбнулся воин. – А с Мартыном как решили?

– А никак. Мартын с Комаром сами позади всех потащились. Может, и не пошли бы, Лёнька-то ему знатно смысл жизни пояснил, но Сенька велел всему десятку на кузню идти. А там все сделали вид, что и не было никакой драки-то.

– Вот так, значит, договорились?

Леонид покачал головой.

– Не договаривался никто. Само так вышло. Шашлык ему, как и всем, наделили, никто ничего и не вспоминал. Мартын тоже успокоился.

– А вот тут не верно, – не согласился Макар. – Раз так поступили, значит, кто-то так решил. А раз не договаривались, значит, решил кто-то один. Кто: Тимка или Семён?

Мальчишки задумались.

– Кузнечик решил, – выдал ответ к задачке Леонид. – Боярич обычно чётко приказывает, а никаких приказов не прозвучало. А Тимка умеет и молча распорядиться.

– Точно, – подтвердил Алексей. – Он так и сделал: просто передал мясо для него с Комаром, и никакой злости не было. Те так даже удивились. А потом за сказкой так и вообще всё забыли.

– Да? И что за сказка?

– Ха! Сначала девчачья сказка про Рикки-Тики-Тави была.

– Это ещё что за зверь такой? – поинтересовался наставник.

– Тимка как-то непонятно сказал, навроде ласки или хоря, что ли… – засомневался Леонид. – Он ещё, говорит, на змей охотится, здоровых таких!

– Ага, и змеи какие-то чудные, говорит, с капюшонами, как наши разведчики, – уточнил Лёха. – Только ласка, я думаю, против такой змеи не потянет, мала больно. Змеи-то с руку толщиной и длиннющие! Хорь, скорее.

– Зато ласка быстрая и увёртливая – как раз как этот самый… Как его? Вроде куст какой-то…

– Сам ты куст! Развесистый!

– Ладно, про зверя я понял, – прервал разгорающийся диспут наставник. – Но ты говоришь, это первая сказка. Значит, были ещё?

– Ага, ещё одна – боевая, Тимка такие не часто сказывает. Он из того воска, кстати, цветок начал резать, сказал, аленький цветочек выйдет. Ещё и удивился здорово – в одном из пузырьков кусочек блескучей глины нашёл. Говорит, философское золото. Если ею серебряную или медную вещь потереть, а потом на огне подогреть, то та вещь, как золотая, блестеть начнёт. Сказывал ещё, в Кордоне, ну, это откуда он родом, храм языческий стоит. Вот там позолоты за десять лет немеряно намостили. Когда огонь разводят, он изнутри как будто огнём полыхает. Только опасно это, надо знать, как делать, а то враз отравишься. А разве бывает такая глина, наставник Макар? – Лёнька не то чтобы не верил Кузнечику, но уж больно чудные вещи тот рассказывал.

– Бывает. Огненное золочение называется. Кресты и купола на церквах так и золотят. А вот что так травятся, я и не слышал. Ну, а дальше что было?

– Дальше Сенькины про шагоходную телегу запросили. Так Тимка ещё и про сияющие клинки рассказал, и про корабли чудные.

– Клинки сияющие? – переспросил Макар. – В темноте сияют?

– Не, на солнце, – пояснил Лёнька. – Или при луне. Тимка сказывал, что дед у него умел заставить клинок засиять. И он сам тоже помогал. Мелкие после шагохода-то всему верят.

– А вы? – заинтересовался Макар.

– Не знаем, – пожал плечами Леонид. – Говорил он уверенно. Красава вообще заявила: подумаешь, кладенец как кладенец… Похоже, что в слободе не только узорчатые клинки делают, но ещё и другое оружие. Вот интересно, луки у них какие?

– Про луки я ещё раньше спрашивал, – вставился Алексей. – Говорит, делали что-то мудрёное, но так и не получилось. То ли матерьялу нужного не нашли, то ли точно обработать не смогли. Прицел он, кстати, с того лука и слизал.

– Ну, в общем, это дело сделано, наставник Макар, – подвел итог довольный Леонид. – Замирились они.

– Что замирились, это хорошо, – удовлетворенно кивнул тот, – да этого мало. Ну-ка, давайте считать. Урядник-то у нас на десятке должен быть один, а получается их чуть ли не трое. По приказу урядник Семён, да только он по малолетству обгадился малёхо. Всё бы ничего, но в этой стычке набрали силу два других, которые не по приказу. Первый – Кузнечик, и он сейчас занят тем, что этот десяток разваливает. А второй – Мартын, и он сейчас пытается подмять под себя волю командира. И то, что младшие сейчас замирились, ничего не значит. Допустит Семён ещё ошибку, и всё вспыхнет с новой силой.

– Ну, с Мартыном всё ясно, а почему Кузнечик десяток разваливает? – удивился Лёнька. – Он же не делает ничего. Ну, нарочно уж точно.

– А не важно, нарочно или нет, – пояснил наставник. – Он разбивает его хотя бы тем, что он там есть. Требуют с него иначе, чем с других, кому-то да станет обидно, и потому в десятке всегда будет раскол. В воинском десятке нельзя быть немножко. Ты или входишь в него, или нет. Хотя в сильном десятке может быть и такое – берут человека для особой работы. Например, оружейника. Но десяток гонцов для такого пока слаб.

– Ага, значит, поэтому Кузнечика из десятка и вывели? – сообразил Алексей. – Не потому что наказали, а потому что это десятку опасно?

– Вот поэтому, – подтвердил Макар. – Да ещё и в наставники возвели, ни у кого и мыслей теперь не возникнет, что к нему обращаются иначе, чем к остальным. А обычно в таких случаях сильного унота переводят в другой десяток или ставят младшим урядником.

– Ага, другого десятка, посильнее, у нас сейчас нет, а урядником Кузнечик быть не может, он и унот-то пока никакой. Но теперь, выходит, раз его вообще из десятка выперли, авторитет он по-любому потеряет. А значит, и воинский статус.

– Авторитет он как раз не потеряет. Во всяком случае, пока Младшая стража не вернётся, – и, видя непонимание на лицах отроков, наставник пояснил: – Что Филимон Семёну сказал, помните? Раз оружейного мастера к делу не смог приспособить, так, значит, он тебе и не по чину. Надо что – сам с ним и договаривайся. А стреляли чтоб не хуже, чем Тимофей со своим прицелом. Только вот работы Тимке боярыня с Филимоном выделили – когда только спать будет.

– Ага, велели увечных обучать, – вспомнил Лёнька. – А ещё он с серебром работает и змеев делает. Вот почему гонцы вокруг него в кузне хороводы водили: им велели научиться стрелять прицельно, да и сами хотят, а прицелы делать некому!

– Верно. А вот воинский статус ему самому зарабатывать придётся. Простой путь он упустил.

– Тут ясно. А с Пустобрёхом что будут делать? Наказание какое? – полюбопытствовал Леонид.

– Ничего. Это как раз самое для него страшное. Ничего плохого, но и ничего хорошего. Будет теперь болтаться, как дерьмо в проруби… – Макар задумался. – Боярыня его не простит, да и наставники поостерегутся, так что младшим урядником ему теперь не стать, скорей всего, назначат Тихона. Почему так – это ему Семён должен пояснить. Как – не наше дело. Семёну боярыня пути присоветует. А вот для вас у меня другое задание есть. До гонцов надобно довести, что если они ещё раз такую свару хоть действием, хоть бездействием допустят, то из десятка вылетят. Все, кто её начнет, и все, кто молча будет стоять и смотреть. Свар за место подле боярича быть не должно. Пусть сами уяснят, а особенно Комару растолкуют. А как – это уже их дело.

Отроки задумались. Задание вроде бы и простое, но как к нему подступиться, они не понимали совершенно. Нет, по-своему, по-пацанячьи, как сказал бы Кузнечик, они бы справились. Присмотрелись бы, выждали момент да и объяснили по морде, благо право такое им дадено. Но сейчас это казалось неправильным – именно что по-пацанячьи, а отроки уже поняли, что такой простой подход в десятке гонцов не самый лучший. В рожу въехать – это силой заставить.

Леонид, насмотревшись на наставника Макара, признал: это плохо работает. Сам наставник, обучая их с Лёхой нелёгкой науке понимания младших, их самих ни к чему не принуждал, хотя и чувствовалось, что сделать это он может в любой момент. Он даже не накричал ни разу, как Прокоп, и не насмеялся, как Тит. Он пояснял, делал сложные вещи понятными, а самое главное – интересными.

– Заставить-то их можно, – с сомнением проговорил он. – Но только наставник Филимон говорил, что они понять должны.

– Это да, – согласился Макар. – Гонцы – это старший род. Силком их принудить держать строй можно, да только ненадолго. Подрастут, тех, кто их принуждает сейчас, не станет, и что тогда случится?

– Принуждение исчезнет – строй рассыплется, – Алексей вдруг сообразил, что хочет сказать наставник. – А старший род должен быть устроен так, что не их надобно принуждать в строю стоять, а они сами всех в строй ставить должны.

– Выходит… – теперь уже и Леонид оценил важность стоящей перед ними задачи, – выходит, если не поймут младшие, так всё зря? Вот всё, что мы тут в крепости делаем? Боярича не станет, и всё рассыплется?

– Поняли, да? – наставник невесело усмехнулся. – Только прежде чем за младших браться, вы сами-то что решите? Чего хотите? К старому вернуться или за новое держаться? По обычаю-то ведь просто и привычно. Домой вернётесь, место хорошее там займёте. А тут мало того, что горбом всю жизнь упираться, так ещё и первыми никогда не станете?

Отроки задумались. Говорил-то наставник правильно, но согласиться с ним что-то не позволяло.

– Стать главным Жабом на своём болоте? Как тот, что Тимка про Дюймовочку сказывал? – Алексей, похоже, принял для себя решение. – Нет, не сможем уже. Тут, в крепости, жизнь больше. Не захотим обратно, на кочку.

– Да и Жаб тот на кочке главный только до первой цапли, – поддержал приятеля Лёнька. – Нет, нельзя, чтоб всё рассыпалось.

– Значит, младших нужно не просто заставить, а заставить это понять, – кивнул своим мыслям Макар. – И сами вы не должны строй бросить, когда нас не станет. Это понятно?

Понимать, что от тебя хотят – это одно, а понимать, как это сделать… Вот это второе помощникам наставника давалось трудно.

– Мутно всё это, – пожаловался отрок наставнику. – Непонятно. Нет, что требуется, понятно, а вот что делать? Да и с Кузнечиком не всё ясно.

– Мутно, говоришь? – Макар вдруг широко улыбнулся. – Тимкино словечко?

– Не, – помотал головой Леонид. – От боярича Михаила слышал. Чудно, конечно… Но сразу понятно: вот это ясно, а вон то, значит, мутно.

– Ну, раз мутно, будем пробовать прояснить, – Макар изучающе посмотрел на отроков. – Я тут кой-чего сейчас понял, после разговора с вами.

Лёнька с Лёхой вопросительно уставились на наставника.

– Разговор с Тимофеем на правеже у наставников вы слышали. Что вам показалось необычным?

Мальчишки задумались.

– Говорил он как-то странно, – чуть поёжившись, озвучил своё наблюдение Алексей. – Особенно когда Сенька ушёл. Даже страшно немного стало.

– У нас так жрец иногда говорил, – подхватил Лёнька. – Вроде всё правильно, только жутковато, будто навь какая перед тобой стоит.

– Добро пожаловать в мир взрослых! – ухмыльнулся в бороду Макар. – Вот в этом и есть секрет Кузнечика. Он думает и решает, как взрослый. Да только вот кто ждет такого суждения от сопляка двенадцати лет? Даже подумать про такое не можем, ни вы, ни я, ни остальные наставники. А потому, когда видишь такое вживую… Да, становится жутко.

– Так что, в Кузнечике предок живёт? – Леонид не на шутку перепугался.

– Да если бы! – отмахнулся Макар. – Предок взрослый, его легко распознать и договориться с ним проще. Да только сопляк в Тимофее никуда не делся. Вот чем отличается взрослый от младшего?

Отроки пожали плечами.

– Младший чем думает? – продолжил наставник. – Чувствами. Справедливостью, желаниями, гордостью – да какими только глупостями мы не думаем по молодости, – Макар улыбнулся, явно что-то вспомнив. – Потом из этих глупостей у взрослого образуется внутренний костяк, который просто так не согнёшь и не поломаешь.

– Ага! – удивился новому открытию Леонид. – Но тогда… без этих глупостей не будет и костяка. Так?

– Так, – усмехнулся Макар. – А взрослый думает своими интересами. Интерес – вот ключ к той шкатулке, что зовётся душой взрослого. Мы-то по большей части всё это понимаем, да только услышать наши мысли из уст мелкого… Никто к такому не готов. А вот если применить это к Тимофею… Думает-то и считает он, как взрослый – своими интересами и интересами своих людей. Да только интересы у него соплячьи. Если вот так посмотреть на его рассуждения, то и сам Кузнечик становится понятным, и ясно, что ни нави, ни предка в нём нет. Думает он взросло, но о том, что интересно сопляку. Потому он и непонятен, потому с ним так интересно. А вот кем он станет, когда вырастет… По всему выходит, что костяк у Тимофея всё ещё растет, а значит, и нам сделать многое надобно.

Отроки ошарашенно смотрели на наставника. Да, в его словах крылся глубокий смысл. Они были вполне согласны с тем, что интересно Тимке было то же самое, что интересно и им, тут ничего не скажешь. Но решал он свой интерес так, как это делал бы боярин Корней или староста Аристарх. А вот это в голове не укладывалось никак.

– А как так можно? – выразил общую мысль отроков Алексей. – Так же не бывает!

– Получается, что бывает! Вот чего Филимон не понял: сработала его задумка! – и, глядя на недоумённые лица учеников, Макар пояснил: – Изменились младшие! Да вы на складских посмотрите. Вы, почти вои Младшей стражи, в бою раненные, с сопляками-обозниками как с равными говорите. И в мыслях нет, что они меньшие и кланяться вам должны. Да и не станут они кланяться более. А всего-то сказок наслушались, по словечку их разобрали и свой интерес в них нашли. А главное – защищать его готовы. Елька не за братом хвостиком ходит, а свой интерес блюдёт. Урядница! А вы-то сами? На совете наставников стояли как младшие, но почти равные, если уж сам Прокоп велел проще держаться. Да он и сам не понял, чего потребовал! А сколько вы около Кузнечика трётесь? Седмицу, две? И этого уже хватило. И как, чувствуете в себе навь или предка?

Совершенно офигевшие мальчишки отрицательно мотнули головами.

– А что чувствуете?

Отроки мучительно пытались поймать за хвост ускользающую от понимания мысль. Оно вроде понятно, что наставник говорил, но вывод сделать пока не получалось.

– Строй, – неожиданно произнес Алексей.

– Чего? – удивился Лёнька.

– Строй я тут чую, – пояснил свою мысль отрок. – Не, Кузнечик воями командовать не берётся, не его это. Да только он собирает вокруг себя нестроевых и делает из них строй. Не такой, как у воев, но всё равно… Строй – это ведь порядок, так? А как раз порядок вокруг себя он и создаёт. Вот как умеет только?

Макар тяжело вздохнул.

– Учили его.

– На комиссара этого?

– Наверно. Узнайте у него, между делом, что это за зверь такой.

Отроки покивали – самим же интересно!

– И по всему выходит, – продолжил свою мысль наставник, – что и его, и нашего боярича учили одинаково. Правда, у Михайлы не только суждения, как у взрослого, а и интересы тоже.

Макар задумался. Разное он про боярича слыхал. И что странный он, и что предок в нем проснулся. И что непонятно чего требует. Сам Макар того не слушал. Кровь – она сказывается, да и мало ли что в человеке поменяется, ежели его лось по голове копытом приложит. Но вот сейчас-то как раз и выходит, что ни лось, ни предок тут ни при чём. Учат этому. Неведомо, где отец Михаил ту науку взял, но похоже, что там за болотом, о таком больше знают.

Он посмотрел на отроков: сообразят, нет? Но вот с Анной на эту тему поговорить надобно.

– Это что же, Тимка наш, когда вырастет, как боярич Михаил, станет?

– Может, и станет, если доживёт… – Сообразили! Макар улыбнулся на слова про «нашего Тимку». – Я бы за такую учёбу вторую ногу отдал. Теперь понятно, почему такое условие было поставлено – Кузнечика не ломать. Слишком уж многое в него вложили. Но самое главное, выходит, что этому научить можно. А значит, именно так мы наших гонцов учить и должны.

– Так что нам сейчас делать? – озвучил вопрос Алексей.

– Лучшее, что мы можем сделать – не мешать, – пожал плечами наставник.

– Кузнечику?

– Нет. Тем, кто его обучал, – и, глядя на недоуменные физиономии своих подмастерьев, добавил: – А они нам, похоже, теперь родня.

* * *

Когда боярыня после ежедневного утреннего обхода крепости подошла к кузне, намереваясь обстоятельно поговорить с Кузнечиком на предмет его умения ковать серебро, работа в ней уже кипела вовсю. Возле широко распахнутой двери, прислонившись плечом к косяку, стоял Макар и чуть не жевал бороду, пытаясь не рассмеяться во весь голос. Мимо него наружу проскользнул Швырок, воровато оглянулся и помчался на голос оравшего где-то у лесопилки Сучка. Анна подошла, вопросительно поглядела на наставника и осторожно заглянула внутрь.

– А умножение тоже в столбик решать будешь? – любопытствовал Захарий.

– В столбик, – ответствовал Тимка, задумчиво подгрызая кончик стила, которым что-то выводил на вощёной дощечке.

– А на счётах можно? – продолжил перекрёстный допрос Родька.

– Можно, – Кузнечик перестал жевать пишущий инструмент и что-то начал карябать на воске.

– Тогда зачем в столбик? – удивился Захар, для которого счёты вот уже третий день были любимой игрушкой.

– Грек Фифан велел, учитель наш, – пояснил мальчишка, начав ожесточенно чесать уже изрядно подъеденным стилом за ухом. – Нализался своей химии, вот и мучит почём зря. Всё ему полную роспись подавай.

Тимофей напоследок что-то черканул на восковой дощечке и, видимо, удовлетворившись результатом, достал из стоявшей рядом коробки ещё что-то похожее на стило, обмакнул его в стоявший в той же коробке пузырёк и начал переписывать выкладки с дощечки на бумагу. Анна заинтересовалась, но мальчишек, сидевших к ней спиной, от дела отвлекать не стала. Подождут её вопросы, а вот услышать что-нибудь полезное, пока они её не заметили, шансы есть.

– А это что за действие? – удивился Глузд, тыкая в Тимкин задачник.

– Квадратный корень, – Кузнечик мельком глянул на страницу и вернулся к переписыванию.

– А круглый бывает? – деловито осведомился белобрысый.

– Не-а, – Тимка ни на секунду не отвлекся от работы. – Это к площадям относится. Берём участок земли в два на два шага. Прямая задача: какая будет площадь земли? Ответ – два в квадрате, то есть два помножить на два. Четыре квадратных шага… – Тимофей поднял глаза на задачник и ткнул в какую-то запись. – Вот так обозначается – двойка маленькая сверху. Обратная задача: имеется участок земли площадью в четыре квадратных шага. Какова сторона этого квадрата? Ответ – корень квадратный из четырех, равно двум.

– Это если квадратный участок, – возразил Глузд, – а если круглый? Тогда площадь в круглых шагах меряют? А если кривой? В кривых, как у дядьки Сучка вечером?

– В каких круглых? – Тимка удивился настолько, что даже отвлёкся от своего листа. – Шаги всегда квадратные. Вообще-то правильнее в квадратных метрах мерить. Метр – он как шаг, только для всех одинаковый. Вот столько примерно, – Кузнечик развел руки. – А квадратный метр вот столько в ширину и столько же в высоту. Вот этот стол… Считаем: два метра на метр с четвертью. Получается два квадратных метра и ещё четверть от двух. Всего два с половиной квадрата выходит. Первый наш змей в половину квадратного метра был. Новый, со Спасом и херувимами, будет, наверное, в полтора. Вот и значит, что он тянуть в три раза сильнее станет. Значит, и бечёвку надо тройную.

– А с кругами как? – не унимался Глузд.

– Круги круглые, а метры всё равно квадратные! – Тимка пожал плечами и вернулся к листу. – Квадратура круга называется.

– А корни как считаются, тоже в столбик? – полюбопытствовал Захар.

– Корни из чисел не считаются, они из них извлекаются. И да, тоже в столбик, – вздохнул Кузнечик и опять потянулся к своим вычислениям.

– А… – снова начал было Глузд, но, подняв глаза, подпрыгнул. – Ой, боярыня!

– Да сидите вы, – кивнула вскочившим детям Анна. – Не отвлекайтесь, я и так спрошу.

Захарий, покосившись на стоявшего в дверях наставника, осторожно подвинул боярыне Макаров табурет. Тимка уселся и, аккуратно вытерев тряпочкой стило и уложив его обратно в коробку, спросил:

– А о чем, боярыня Анна?

– Да обо всем, – добродушно проворчала боярыня, чинно усаживаясь на табурет. – О задачке, что решаешь, о бумаге, о красках. Или вот: пишешь ты чем?

– Так ручкой с пером, – удивился Кузнечик и передал ей пенал. – Это по бумаге. На воске стилом, на коже и бересте карандашиком. Вот этот свинцовый, а тот грифель, он из графита. Можно ещё угольком берёзовым, но тут у меня нет, а новых мы ещё не нажгли.

– Интересно как! Рукоять – это ручка?

Мальчишка кивнул.

– А перо не птичье, а… серебряное?

Тимка опять кивнул.

– Серебряными перьями у нас только десять человек пишут, которые в старшем классе. Я, Славко – он из Лешачьей ходит, дети старших мастеров, не все, правда. И ещё одна девчонка… Но она тоже хорошо учится. Остальные гусями пишут, пока в наш класс не переведут. Но это только тех, кто учится хорошо.

– Ещё интересней! – удивилась Анна. – Девицы вместе с вами учатся?

– В школе да, – кивнул Тимофей. – В других классах их полно, а у нас одна только.

– А учат чему?

– Наукам в основном. Всех – математике, природоведению, рисованию. Есть ещё урок, ну, там побегать, попрыгать, поиграть в чего-нибудь. Физкультура называется. Ещё чтение и письмо. Потом все классы по мастерским расходятся, а у нас ещё несколько уроков. Физика, химия, математика сложная, ну там алгебра с геометрией. Рисовать и чертить тоже трудные задания дают. По-гречески, ещё и по-свейски. Мы попробовали отпроситься, так Фифан пригрозился ещё и латынь на другой год. А ещё мальчишек бою учат. Ну, как у вас, только не так строго. Рукопашный и фехтование немного, а марширования вовсе нет. Вот из Лешаковой кто – тех да, крепко гоняют…

– А письмо какое? Ты как-то чудно пишешь, – спросила Анна, с непонятным напряжением разглядывая Тимкин лист.

Тот внимательно осмотрел свою работу.

– Чего тут чудного? – пожал он плечами. – Скоропись это. Мастеровые все так пишут. Уставом один лист полдня писать надо. А готикой или вязью так и вовсе долго, пока строчку нарисуешь. Правда, красиво получается, такой шрифт сам по себе узор. Нам на рисовании часто дают буквицы рисовать.

– Ну, скоропись так скоропись, – Анна, расслабившись, чему-то про себя покивала.

– Ой, прости, боярыня, – донёсся из-за горна Лёнькин голос. – Серебро поспело, Тимка сказать велел. Пережжём же.

Тимофей вопросительно посмотрел на Анну.

– Ты работай, коли надо, – отпустила она мальчишек, – в кузне сейчас ты хозяин, а я в гостях.

Тимка опрометью кинулся к горну.

– Ведро с водой на колоду, бери мешалку, закручивай воду, как я показывал, – кинул он на ходу Алексею, который стоял на мехах. Тот мигом поставил на срубленный пень ведро, схватил какую-то палку и закрутил воду лёгким водоворотом.

Тимофей аккуратно взял клещами находившийся в горне горшочек, заглянул, поболтал.

– Нормально, – удовлетворенно произнес он и начал тоненькой струйкой выливать расплавленное серебро в воду. – Видишь как? Наклоняешь горшок так, чтоб металл не через горлышко выливался, а через дырочку, что мы в горшке проковыряли. Тогда всегда тонко литься будет. Воду крутить обязательно, тогда и гранулы выйдут круглыми. Если вода нагрелась, то менять её надо.

– А зачем? – не удержался от вопроса Глузд.

– Это браслеты были, что тётка Арина дала. Мы их переплавили. А чтоб удобней было металл к плавке готовить, то вылили в воду. Видишь, какие зерна получились? – Тимка достал из воды несколько мелких шариков и покатал на ладони. Мальчишки вытянули шеи. – Несколько раз плавленный металл плохо льется, вот мы его и почистили. Во-первых, серебро воздушные пузыри отдало, что от прошлой плавки остались. Во-вторых, мы селитры добавили, она медь, что в серебре была, в окалину увела. В-третьих, мы расплав шапкой буры укрыли, вот она ту окалину в себя и забрала. А остальные примеси на поверхности зёрен проступили, ну так мы их тоже уберем. Вон та деревянная кружка с крышкой это что?

– Матрёшку начали точить, да не получилось. Коробок сделали, – отозвался Захар. – На складах таких коробков целая полка стоит.

– Значит, гранулы в коробок, воды и чуток, вот, мыла. – Тимка выудил из котомки ещё один пузырёк.

– Мыльного корня? – заинтересовалась Анна.

– Ну, про мыльный корень не знаю, – задумался Кузнечик, – а это мыло. Мы на химии иногда варим. Теперь, если короб этот тряхать долго, серебро и очистится. А если трясти лень, ну так в токарный станок тот коробок, и пусть крутится. И быстрее, и веселее.

– Если не в воду, так куда ещё можно? – заинтересовался Глузд.

– В масло, – ответил Кузнечик, стрельнув глазами на ухмыляющегося Макара.

– И что будет?

– Кузня сгорит, – деловито кивнул мальчишка и, отдёрнув руку, предательски потянувшуюся к заднице, добавил: – Проверено. Всё, Лёнька, давай следующую плавку ставь. Порошки запомнил?

Дождавшись Леонидова кивка, Тимка вернулся за свой стол и уставился на боярыню, ожидая следующего вопроса.

– Да ты садись, чего стоишь! – махнула та рукой. – По первому разговору почти ясно. С учёбой у вас хорошо дело поставлено. Десяток Семёна сможешь подтянуть?

Вот тут задумался уже Тимофей.

– У нас в Мастеровой большинство слободских учатся половину дня. А вторую уже к мастерам идут, ремеслу учиться. А тут как? Гонцы весь день то на стрельбище, то на плацу, то на выезде. Сколько им учиться получится? И чему?

– Вот и подумай, сколько и чему. А с наставниками я поговорю. Да что там, ты же теперь тоже наставник, – ободряюще усмехнулась она. – Вот соберёмся и подумаем. А ещё бы девичий десяток поучить писать красиво. И, может, этой скорописи. Я у Мишани такую видела. И ещё раненые отроки. Их тоже учить. Вот и надо подумать, как, чтоб всем полезно было. Ты вон Леонида с Алексеем попробуй в помощь, у них учить хорошо получается. Они и помогут.

Кузнечик от похвалы смутился и чуть покраснел.

– А на когда подумать надо? – всё-таки привычка к планированию действий в мальца была вбита жёстко. – На завтра? А то сегодня мне ещё задачки надо порешать, чтоб за душой не висели.

– На завтра у тебя не выйдет, – качнула головой боярыня. – Завтра наставник Макар в Ратное едет, у лекарки раненых отроков забирать, тех, которых уже можно. Это сейчас твои люди, значит, и тебе за ними ехать. Вот что им сказать, подумать тебе надо. Верка тоже поедет – она тебя с ратнинской родней познакомит. А то непорядок – новый человек в роду, а родным не представлен. Обидятся. Как с ними себя держать, о том будет у нас с тобой третий разговор, только это не сейчас, а перед ужином, нам для него и наставница Арина понадобится, и наставник Макар и Верка.

Тимофей задумался.

– А второй разговор у нас какой? – сориентировался он, посчитав до трех.

– А второй разговор… – Анна помолчала, подбирая слова. – Ты нам всё равно теперь родич, так что и говорить буду, как с родичем, и не последним. После деда твоего ты ведь слово держишь?

Тимка опять покраснел и сдержанно кивнул.

– Девицам из старшего десятка приданое надо, – продолжила боярыня. – Они из Куньего городища, приданого у них, считай, и нет – поди сейчас, после его разорения, найди, что у кого к рукам прилипло. Мы, Лисовины, род молодой, нам этими браками укрепляться надо, значит, и приданое должно быть… – Тимка удивился хищному выражению, промелькнувшему на лице боярыни, – чтобы свахи в очередь стояли. Вот для этого ты и нужен. Елькины и Любавины серёжки, ты говорил, мелочь, и расход проволоки на них небольшой… Но даже такая – пусть мелочь, но у каждой! – нам в Турове немало весу добавит. А если ещё что-то сможешь сделать, кроме серёжек… Ведь сможешь? – боярыня требовательно уставилась на мальчишку.

«Вот это развод! Папка говорил, что в ближайшую тыщщу лет конца света не будет, а значит, девки в роду в эту тыщщу лет точно не переведутся. На такое подрядиться – за всю жизнь не рассчитаешься и после смерти должным будешь. Прощайте, мои змеи воздушные, и всё остальное – тоже прощай. Да Фифан с этой боярыней и рядом не стоял! Не, не пойдет».

Тимка беспомощно посмотрел на Макара, тот напрягся. Анна, не вставая со своего табурета, умудрилась выпрямиться, всё так же выжидательно глядя на Кузнечика.

– А учить когда? – осторожно спросил мальчик. – Что важнее?

– Всё важно, – вдруг устало ссутулилась боярыня. Каким-то чутьем она вдруг поняла: сейчас она в разговоре с этим мальчишкой чуть не перешла черту, пересекать которую не стоит, потому что за ней начинается пропасть – пропасть потери доверия. – И учёба важна, и приданое важно. Когда и как всё это делать, я не знаю. Потому и прошу помощи мужчины рода. Понятно, что не самому тебе такие вещи решать, но помощи я прошу именно у тебя.

«Обложила со всех сторон. Против мужчины рода аргументов у меня нет. Но зато есть две разные работы, которые вместе выполниться не могут, и между ними можно вилять. Хорошо бы и третью до кучи».

Взгляд Тимки упал на задачник. Он поднял глаза на боярыню и лукаво ухмыльнулся. Макар, увидев такой поворот, опять прикусил бороду, чтоб не разулыбаться, боярыня подозрительно уставилась на Тимофея.

– А вы договоритесь с боярином Журавлем и Фифаном, чтоб школу прогуливать разрешили? А то совсем времени нет.

Анна задумалась. Ответ удивительно находчивого отрока был хорош, и не потому, что он указал и на другие стоящие перед ним дела, от которых никто ему отлынивать не даст. И не потому, что он обозначил и другие права собственности на свои умения. Прежде всего потому, что он, скорее всего даже не понимая этого, а просто чувствуя, чётко отделил обращённое к ней «вы» от своего «мы».

Анна поймала себя на мысли, что она понятия не имеет, кто такие комиссары, но похоже, что их таланты не ограничиваются безупречным владением ремеслом. И теперь она лучше понимала Аристарха, который озадачивался каждый раз, когда разговаривал с этим непонятным мальчишкой.

А ещё она вдруг поняла, что именно стоит за странным отроком и чего не смог понять Аристарх. Малец ведь прямо всем это говорил, и не один раз. Школа. За ним стояла огромная Школа знаний, которая давала ему возможность увернуться от взрослых тёток, требующих от него невесть чего. В этом и был секрет обаяния мальчонки: каждый, кто сталкивался с ним, чувствовал в первую очередь притягательность этих знаний и тянулся к ним. Школа, в которой учили не самого Кузнечика и его сверстников, а в которой учили его учителей и учителей его учителей. Откуда она взялась, Анна не представляла, но то, что это не от лукавого и на ее Михайле печати тёмных сил нет, боярыня поняла. И школу эту, жизненно важную для её рода, Анна упускать ни в коем случае не намеревалась. А значит…

– Про то время, что ты находишься не у нас, разговора не было, – аккуратно сдала назад боярыня. – Вернёшься к своим учителям – вот с ними и договаривайся. Мы говорим лишь о том времени, что ты здесь.

Вот тут пришла очередь задуматься Макару.

«Получилось, – удивился Тимка. – С чего бы это?»

Мальчишка принял свой самый торжественный и серьёзный вид и с достоинством кивнул.

– Так пока я тут, разговора тоже нет. Только сделать всё самому, ты сама сказала, ничего не выйдет, – Тимка задумался. – Юрка сказывал, что у нас той зимой несколько семей из доверенных в бега подались и знания с собой унести хотели. Сказал, что плохо они умерли, боярин сильно осерчал. Плохо будет, если он и на меня рассердится. Дядька Аристарх послезавтра с дядькой Медведем встретится, пусть у него спросит, чему можно учить, а чему нет. Жаль, что Фифана тут нет, – под конец вздохнул он, – с ним легче придумалось бы.