Шестая книга

Сущность Целого податлива и послушна. Разум же, управляющий ею, не таит никакой причины, которая могла бы побудить его делать зло. Ведь зла в нем нет, он ничего злого не делает, и ничто не терпит от него вреда. Но все возникает и совершается согласно ему.

Пусть будет для тебя безразлично, терпишь ли ты, исполняя свой долг, холод или зной, клонит ли тебя ко сну или ты уже выспался, плохо ли о тебе отзываются или хорошо, готовишься ли умирать или сделать что-нибудь другое. Ведь смерть есть одна из наших жизненных задач, и для ее решения достаточно надлежащего выполнения текущих дел.

Не довольствуйся поверхностным взглядом. От тебя не должны ускользнуть ни своеобразие каждой вещи, ни ее достоинство.

Все предметы подлежат очень быстрому изменению: им предстоит или испариться (если сущность всего едина), или же рассеяться.

Правящий разум знает самого себя, знает, что делать и с какой материей имеет дело.

Лучший способ оборониться от обиды – это не уподобляться обидчику.

Платон писал, что величайшим наказанием за злодеяние является уподобление дурным людям, Диоген утверждал, что для того, чтобы отомстить врагу, нужно стать достойным, Юрий Никулин говорил: «Никогда не мстите подлым людям. Просто станьте счастливыми. Они этого не переживут» – в полном соответствии с советом киника Диогена.

В одном ищи радости и успокоения: в том, чтобы от одного общеполезного дела переходить к другому, памятуя о боге.

Господствующее начало само себя побуждает и направляет. Оно делает себя таким, каким желает, и от него же зависит сделать так, чтобы все казалось ему таким, каким оно само желает.

Все совершается согласно природе Целого, а не какой-либо иной сущности, объемлющей ли ее извне, или таящейся внутри, или же обособленной.

Или смешение, сплетение и рассеяние, или же единение, порядок и промысел. Если допустить первое, то что может побудить меня оставаться далее в этой дикой путанице и смятении? О чем мне еще заботиться, как не о предстоящем превращении в землю? Что может волновать меня? Что бы я ни делал, и до меня дойдет рассеяние. Если же допустить второе, то я преисполняюсь благоговения и мужества и уповаю на промысел.

Если обстоятельства понудят тебя изменить своему душевному равновесию, то поспеши вернуться к самому себе и не отступать сверх необходимости от размеренных движений своей души. Ведь чем чаще будешь ты возвращаться к гармонии, тем более и более будешь укрепляться в ней.

Если бы у тебя были одновременно и мачеха, и родная мать, то ты, конечно, относился бы к первой с уважением, но тебя постоянно тянуло бы к матери. Таковыми являются для тебя двор и философия. Постоянно же возвращайся к философии и ищи в ней успокоения; благодаря ей и жизнь при дворе не будет тебе в тягость, и сам ты не будешь в тягость другим.

Относительно мясных блюд и вообще подобных кушаний можно приучить себя к такому взгляду: это вот труп рыбы, это – труп птицы или поросенка. Равным образом фалернское вино – выжатый сок винограда, пурпур – шерсть овцы, окрашенная кровью улитки, соитие – трение известных органов и выбрасывание семени, соединенное с особыми спазмами.

Фалернское вино – считалось лучшим вином античной эпохи, самое качественное вино Римской империи, из Фалернской области, где выращивался виноград для изготовления этого вина. Фалернское вино выдерживалось несколько десятков лет, и его пары даже горели, что говорит о высоком содержании алкоголя. Интересно, что фалернские вина – белые или золотистого цвета, но у Михаила Булгакова, когда речь идет о фалернском вине, которое якобы пил прокуратор Иудеи Понтий Пилат, оно описывается как вино «цвета крови». В оправдание Булгакова можно сказать, что уже во времена Августа начали делать красные фалернские вина, правда, не такие крепкие, как белые.

Такого рода представления, доходя до самих вещей и проникая в них, дают возможность увидеть, каковы они на самом деле. Так следует поступать всю жизнь. Если какие-либо вещи кажутся нам безусловно заслуживающими нашего одобрения, следует обнажить их, прозреть всю их суетность и устранить ореол, придаваемый им россказнями. Ибо ничто неспособно так вводить в заблуждение, как тщеславие; и подводит оно тебя более всего тогда, когда тебе кажется, что ты занят самым серьезным делом. Посмотри-ка, что говорит Кратет о самом Ксенократе.

Кратет Фиванский (IV–III вв. до н. э.) – древнегреческий философ школы киников, считается самым известным из учеников Диогена Синопского. Одним из самых известных учеников Кратета был Зенон Китийский – основатель философской школы стоиков.

Ксенократ Халкидонский – древнегреческий философ, ученик Платона, руководил Академией Платона в 339–314 гг. до н. э. Упоминая о Ксенократе, Диоген Лаэртский пишет, что он отличался важностью и был сумрачен.

Большинство людей восторгается обыкновенно самыми обыденными вещами, относящимися к мертвой или растительной природе, как-то: камнями, досками, смоковницами, виноградными лозами, маслинами. Несколько более развитые люди – существами одушевленными, – к примеру, стадами мелкого или крупного скота. Люди, стоящие на следующей ступени развития, – тем, что одарено разумной душой, не имеющей, однако, вселенского характера, но обладающей специальными познаниями или же какими-нибудь дарованиями, или даже лишенной их: сюда относится обладание большим числом рабов. Тот же, кто чтит душу разумно-вселенскую и гражданственную, не смотрит уже ни на что другое. Его более всего занимает, как сохранить разумность и уважение к общественности в своей душе и помочь в том же своему ближнему. Одно спешит к существованию, другое спешит из него; и из того, что возникло, кое-что уже исчезло. Поток изменения постоянно обновляет мир, как непрестанное течение времени постоянно сообщает юность беспредельной вечности. Что могло бы стать для кого-нибудь предметом почитания в этом потоке бегущих явлений, ни на одном из которых нет возможности остановиться? Это было бы похоже на то, как если бы кто-нибудь вздумал облюбовать одну из пролетающих птиц, – а она уже скрылась из глаз. Такова же и жизнь каждого из нас – испарение крови и вдыхание воздуха. Ведь нет разницы между однократным забиранием и возвращением воздуха (что производим ежемгновенно), и возвращением самой способности дыхания, полученной тобой вчера или позавчера, при рождении, туда, откуда ты ее первоначально получил.

Ценно не выдыхание воздуха, имеющееся и у растений, и не вдыхание его, которым обладают и скоты, и звери, не способность получить извне представления и определяться стремлением, не стадная жизнь и не питание; все это ничем не лучше обратного выделения остатков пищи. Но что же, наконец, ценно? Выражение одобрения? Нет. Следовательно, и не выражение одобрения с помощью языков; ведь к этому-то именно и сводится то доброе имя, которое может дать толпа.

Итак, ты отрекся и от суетной славы. Что же остается ценного? Мне кажется, деятельность, согласная с твоей природой, и верность ей – т. е. именно то, на что направлены и все занятия, и искусства. Ведь всякое искусство стремится к тому, чтобы его произведения соответствовали тому делу, для которого они были приготовлены: этого добивается и садовод, заботящийся о виноградной лозе, и укротитель коней, и собачник. А к чему стремятся воспитание и обучение? Это-то и ценно. И если в этом отношении все обстоит благополучно, то ты уже не будешь нуждаться ни в чем другом. Но ты не можешь отказаться и от многих других ценностей? В таком случае ты не будешь обладать ни свободой, ни самоудовлетворенностью, ни безмятежностью. Тебе, по необходимости, придется завидовать, ревновать, подозревать тех, которые способны отнять у тебя ценимые тобою вещи, и злоумышлять против тех, которые обладают ими. Вообще, ощущающий недостаток в чем-нибудь из подобных вещей необходимо должен прийти в замешательство и начать хулить богов. Если же ты будешь бережно относиться к собственной душе и ценить ее, ты будешь удовлетворен самим собой, будешь ладить с людьми и соглашаться с богами, т. е. хвалить все, что они ниспошлют и назначат тебе.

Элементы несутся вверх, вниз и в круговороте. Движение же добродетели не следует ни одному из этих направлений, но есть нечто более божественное: оно продвигается вперед верным, хотя и трудно постигаемым путем.

Что делают люди! Своих современников, живущих вместе с ними, они прославлять не желают. А сами между тем чрезвычайно высоко ставят славу у потомков, которых они никогда не видели и не увидят. Ведь это почти то же, что огорчаться по поводу того, что уже предки не пели тебе хвалы.

Если что-либо тебе не по силам, то не решай, что оно невозможно для человека. Но если что-нибудь возможно для человека и свойственно ему, то считай, что оно доступно и тебе.

Во время гимнастических упражнений кто-нибудь оцарапал тебя ногтем или ударом головы поставил синяк. Мы не придаем значения этому, не обижаемся и не будем в дальнейшем смотреть на него как на злоумышленника, хотя и будем беречься его – не как врага или человека подозрительного – мы просто будем спокойно уступать ему дорогу. Пусть будет так и в остальной жизни: многого не должны мы ставить в счет тем, кто как бы упражняется вместе с нами на жизненной арене. Ведь можно, как я сказал, уклоняться от встреч, не подозревая и не ненавидя.

Если кто-нибудь может с очевидностью доказать мне, что я неправильно сужу или действую, то я с радостью изменюсь. Ибо я ищу истины, от которой еще никто никогда не потерпел вреда. Терпит же вред тот, кто упорствует в своем заблуждении и невежестве.

Я исполняю свой долг. Ничто другое не отвлекает моего внимания: это или нечто неодушевленное, или неразумное, или заблудшее, или же не знающее пути.

К существам неразумным и вообще ко всем вещам и предметам относись с великодушием и достоинством – как существо, обладающее разумом, к тому, что не обладает им. К людям же как существам разумным относись как к равным. И всегда призывай богов. И пусть будет для тебя не важно, сколько времени продлится такая деятельность. Достаточно и трех часов.

Стоики считали, что все, что создано, создавалось для богов и людей, ну а для остальных существ нет справедливости, так как они не обладают разумом и, собственно, эту самую справедливость не в состоянии ни оценить, ни понять.

Смерть уравняла Александра Македонского с его погонщиком мулов. Ибо они или были поглощены потенциями мира, несущими семена будущего, или же распались на атомы. Подумай о том, сколько явлений возникает в теле и душе каждого из нас в течение одного момента времени, и ты не будешь удивляться тому, как несравненно больше, вернее, все сосуществует в том Едином и Целом, которое мы называем миром.

Если кто-нибудь спросит тебя, как пишется имя «Антонин», то неужели же ты станешь выкрикивать каждую из составляющих его букв? А если на тебя будут сердиться, будешь ли ты так же сердиться в свою очередь? Разве ты не перечислишь спокойно и по порядку все отдельные буквы? Помни же, что и всякая обязанность составляется из отдельных моментов, которые можно перечислить. Их-то и должно блюсти, и без суетливости, не отвечая раздражением, надлежащим образом исполняя очередное дело.

Не жестоко ли не позволять людям стремиться к тому, что им кажется пристойным и полезным? Но, досадуя на их заблуждения, ты не позволяешь им этого.

Ведь они же всегда стремятся к тому, что им представляется пристойным и полезным. – «Но на самом деле это не так». – Тогда поучай и указывай, но не выходи из себя.

Смерть кладет предел способности получать ощущения, которые вызывают в нас стремления к блужданию мысли и служению телу. Позор, если в той самой жизни, в которой тебе не отказывается служить тело, отказалась бы служить душа.

Не иди по стопам Цезарей и не позволяй себя увлечь: ведь это бывает. Старайся сохранить в себе простоту, добропорядочность, неиспорченность, серьезность, скромность, приверженность к справедливости, благочестие, благожелательность, любвеобилие, твердость в исполнении надлежащего дела. Употреби все усилия на то, чтобы остаться таким, каким тебя желала видеть философия. Чти богов и заботься о благе людей. Жизнь коротка; единственный же плод земной жизни – благочестивое настроение и деятельность, согласная с общим благом. Во всем будь учеником Антонина. Подражай его настойчивости в деятельности, согласной с разумом, никогда не изменявшей ему уравновешенности и благочестию, ясности его чела, вежливости в обращении, презрению к суетной славе и рвению в познании вещей. Он никогда не проходил мимо чего-нибудь, не рассмотрев его внимательно и не отдав себе в нем ясного отчета. Как терпеливо переносил он несправедливые упреки, не отвечая на них тем же! Как ни в чем не обнаруживал он опрометчивости и как невосприимчив он был к клевете! Как тщательно исследовал он характеры и поступки! Как далек он был от желания все хулить, от пугливости, подозрительности и софистики! Как скромны были его требования, когда подымался вопрос о помещении, ложе, одежде, еде, услугах, и как он был трудолюбив и сдержан! Благодаря своему простому образу жизни он мог оставаться в одном месте до вечера, а естественные нужды удовлетворять лишь в определенные часы. Как он был верен и ровен в своих дружеских отношениях! Как терпеливо выслушивал он тех, которые откровенно высказывались против его мнения, и как радовался, если кто-нибудь предлагал лучшее! Как он был благочестив и в то же время чужд суеверия! Пусть свой последний час ты встретишь с такой же спокойной совестью, как он!

Очнись и приди в себя! Проснувшись и убедившись, что тебя тревожили только сны, ты вновь пробудись и смотри на все происходящее так же, как ты только что смотрел на сонные видения.

Я состою из тела и души. Для тела все безразлично, ибо оно неспособно к различию. Для души же безразлично все то, что не есть ее действие. А все ее действия зависят от нее же самой. Но и из действий – лишь имеющие отношение к настоящему. Ибо будущее и прошедшее – безразличны.

Труд для руки и ноги не противоречит природе, пока рука и нога делают то, что им свойственно. Точно так же и труд для человека как человека не противоречит природе, пока человек делает то, что свойственно человеку. Но если он не входит в противоречие с природой, то он и не есть зло.

Сколько наслаждений испытали грабители, распутники, отцеубийцы, тираны?

Не замечаешь ли ты, что простые ремесленники, приспособляясь до известной степени ко вкусу невежд, тем не менее крепко держатся разума своего искусства и не отступают от него? Не ужасно ли, что архитектор или врач более чтят разум своего искусства, нежели человек свой собственный разум, общий у него с богами!

Азия, Европа – только уголки мира, весь океан – капля в мире, гора Афон – ком земли в мире.

Афон – гора в Халкидике, высота 2033 м, сейчас официально именуется Святой горой. На Афоне находится 20 православных монастырей, подчиняющихся Константинопольскому Патриарху, это – крупнейший в мире центр православного монашества. Афон для всех православных – святое место, почитается в качестве земного Удела Богородицы. На Афон запрещен въезд не только женщинам, но даже самкам животных.

Все настоящее – мгновение вечности. Все ничтожно, непостоянно, подлежит исчезновению. Все исходит от одного общего руководящего начала непосредственно или же в силу необходимой связи. И пасть льва, и яды, и все вредоносное, как шипы или тина, есть сопринадлежность совершенного и прекрасного. Не воображай же, что оно чуждо тому, что ты чтишь, но постоянно возвращайся мыслью к источнику всего.

Кто видел настоящее, тот уже видел все, бывшее в течение вечности, и все, что еще будет в течение беспредельного времени. Ибо все однородно и единообразно.

Чаще размышляй о связи всех вещей, находящихся в мире, и об их взаимоотношениях. Ибо все они как бы переплетены между собою и поэтому – в содружестве друг с другом, следуя друг за другом в определенном порядке. Это объясняется непрерывностью движения, общей согласованностью и единством сущности.

Марк Аврелий излагает взгляды стоиков в области физики: все сущее в мире является единым, по словам Диогена Лаэртского, «все едино в силу единодыхания и единонапряжения между небесным и земным». Современные ученые считают, что эта теория стоиков может быть интерпретирована как теория физического поля.

Приспособляйся к обстоятельствам, выпавшим на твою долю. И от всего сердца люби людей, с которыми тебе суждено жить. Всякое орудие, приспособление, утварь будут в хорошем состоянии, если будут исполнять дело, ради которого они созданы, хотя создавший эти предметы и не находится при них. Что же касается вещей, созданных природой, то творческая сила находится внутри их и пребывает с ними. Поэтому ее следует особенно чтить и быть уверенным, что если ты будешь вести себя согласно ее желаниям, то все будет тебе по душе. Точно так же и все, принадлежащее к Целому, по душе ему.

Если ты сочтешь за благо или зло что-либо, не зависящее от твоего выбора, то тебе придется за наличие подобного зла или отсутствие блага обращаться с упреками к богам и ненавидеть людей, действительно являющихся причиной зла или отсутствия блага, или только подозреваемых в этом. При таком отношении к подобным вещам нам придется во многом поступать несправедливо. Если же мы будем считать благом или злом только то, что зависит от нас самих, то не будет никакой причины обвинять бога или объявлять войну людям.

Все мы содействуем единой общей цели, одни со знанием и пониманием, другие бессознательно. Поэтому-то, думается мне, Гераклит и говорит, что и спящие также действуют и содействуют происходящему в мире. Но каждый содействует по-своему: и разнузданный хулитель, и тот, кто пытается противодействовать происходящему и устранить его. И такие люди нужны миру. Следовательно, тебе предстоит решить, к кому себя сопричислить. Тот, кто правит Целым, все равно использует тебя надлежащим образом и обратит тебя в одного из содействующих и соучастников. Но пусть твое участие не будет подобно тому дурному и глупому стиху в драме, о котором упоминает Хрисипп.

Хрисипп из Сол – философ, представитель ранней стоической школы, считается вторым ее основателем, как тот, кто завершил окончательное оформление теорий стоицизма. Был учеником Клеанфа, а затем сменил его как глава стоической школы. О Хрисиппе рассказывают, что он умер от смеха, и эту версию его смерти изучают в истории медицины. Хрисипп является создателем теории о периодическом воспламенении мира и последующем его возрождении.

Марк Аврелий ссылается на высказывание Хрисиппа о том, что зло необходимо для общего миропорядка: «подобно тому, как в комедиях есть смехотворные нападки, которые сами по себе плохи, но сочинению в целом придают определенную прелесть, так можно осуждать зло само по себе, однако для всего прочего оно не бесполезно» – это высказывание Хрисиппа было процитировано Плутархом.

Разве солнце берется за дело дождя или Асклепий за дело Деметры?

Асклепий – бог врачевания и медицины в Древней Греции, соответствует Эскулапу в Древнем Риме. Интересно, что изначально Асклепий вовсе не был богом, а обычным смертным человеком, но за свое врачебное искусство был награжден бессмертием.

Деметра – богиня плодородия и покровительница земледелия в Древней Греции, являлась одной из наиболее почитаемых из пантеона Олимпа.

А светила? Не разнятся ли они между собой и не содействуют ли они в то же время друг другу?

Если боги задавались каким-нибудь намерением относительно меня и долженствующего произойти со мной, то их намерение прекрасно. Ведь бога, лишенного намерений, трудно и помыслить. А по какой причине должны они были бы стремиться причинить мне зло? Какой прок был бы от этого им или Целому – предмету их наибольших забот? Если же они не имели никаких намерений относительно меня лично, то уж, конечно, имели относительно Целого. В таком случае я должен приветствовать и любить свой удел как соединенный необходимой связью с Целым. Если же у богов вообще нет никаких намерений (такая вера противоречила бы благочестию), то не будем ни приносить жертв, ни молиться, ни клясться не будем – одним словом, делать ничего такого, что мы делаем как люди убежденные в существовании богов и в их общении с нами. Но если даже у богов нет никаких намерений относительно нас, то ведь я сам могу иметь намерения относительно самого себя – и должен рассмотреть, что мне полезно. Каждому полезно то, что согласно с его строем и природой. Моя природа – природа существа разумного и гражданственного. Для меня, как Антонина, град и отечество – Рим, как человека – весь мир. И только полезное этим двум градам есть благо для меня.

Происходящее с каждым из нас полезно Целому – этого достаточно. Но при внимательном наблюдении можно убедиться и в том, что вообще все, полезное для одного человека, полезно и другим людям. Полезное следует брать тут в более широком смысле, распространяя его и на вещи безразличные.

Постоянное повторение представлений в амфитеатре и тому подобных местах может под конец опротиветь, и однообразие сделать зрелище докучным. То же приходится терпеть и всю жизнь. Ибо и вверху, и внизу – все одно и то же, и из одного и того же. Но до каких же пор?

Постоянно думай о смерти различного рода людей, посвятивших себя различным занятиям, принадлежавших к всевозможным племенам, и дойди таким образом до Филистиона, Феба, Ориганиона. Затем перейди к другим. И нам придется отправиться туда же, куда отошло столько красноречивых ораторов, столько знаменитых философов – как Гераклит, Пифагор, Сократ – столько героев древности, а за ними столько военачальников и тиранов; затем Евдокс, Гиппарх, Архимед и другие люди, даровитые, возвышенного образа мыслей, трудолюбивые, искусные, уверенные в себе, и даже такие обличители тщеты и мимолетности человеческой жизни, как Менипп и ему подобные.

Все они – помни об этом – уже давно лежат в земле. Что в этом ужасного для них? А что для тех, имена которых уже совсем позабыты? Лишь одно действительно ценно: прожить жизнь по правде и справедливости, сохраняя благожелательность по отношению к людям даже лживым и неправедным.

Евдокс Книдский (около 408–355 гг. до н. э.) – древнегреческий механик, математик и астроном. Кроме того, был известен как целитель, философ и музыкант, занимался также законоведением и был неплохим оратором. До нашего времени дошли лишь упоминания об Евдоксе, а также его основные математические открытия, изложенные в «Началах Евклида».

Гиппарх Никейский (около 190–120 гг. до н. э.) – древнегреческий механик, астроном, географ и математик. Гиппарха считают величайшим из астрономов античного времени, он придал греческим геометрическим моделям небесных тел предсказательную точность.

Архимед (287–212 гг. до н. э.) – древнегреческий физик, математик и инженер. Известен своими открытиями в геометрии, создал основы механики и гидростатики, автор ряда изобретений и основополагающих открытий в физике. Об Архимеде рассказывают, что, открыв основной закон гидростатики, названный впоследствии его именем, он выскочил на улицу прямо из ванны, голый и бежал с криком «Эврика!» («Нашел!»). Архимеду приписывают также фразу «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир!».

Менипп Гадарский (вторая половина III в. до н. э.) – философ-киник, сатирик. Диоген Лаэртский рассказывал, что Менипп был рабом, а затем купил гражданство в Фивах, сделался ростовщиком, разбогател, но когда разорился, не выдержал такого испытания и покончил с собой. Его произведения до нашего времени не дошли, известны только свидетельства современников, пересказы и подражания, а также несколько отрывков, цитируемых другими авторами. В истории литературы известна мениппова сатира.

Если ты хочешь доставить себе радость, то подумай о добродетелях людей, с которыми ты живешь. Один отличается деловитостью, другой скромностью, третий щедростью, иной еще чем-нибудь. Ничто не доставляет такой радости, как вид добродетелей, проявляющихся в нравах живущих с нами людей и встречающихся в более или менее тесном единении. Поэтому всегда имей образ добродетелей перед глазами.

Разве ты досадуешь на то, что в тебе столько-то весу, а не в сто раз больше? Точно так же не досадуй на то, что тебе суждено прожить известное число лет, а не больше. Довольствуйся уделенным тебе временем, как довольствуешься данной тебе сущностью. Попытайся убедить людей. Действуй даже вопреки их воле, если это предписывается разумной справедливостью. Если же кто употребит насилие против тебя, то ищи убежища в удовлетворении самим собою, в спокойствии духа и воспользуйся препятствием для проявления другой добродетели. И помни что твое стремление всегда условно и ты не добиваешься ничего невозможного. Но чего же именно ты добиваешься? Только согласного с добродетелью стремления. Но его ты достигнешь, если даже то, к чему ты стремился, останется неосуществленным.

Честолюбец видит свое благо в чужом действии. Преданный наслаждению – в испытываемом им состоянии. Разумный же человек – в своей деятельности.

Вполне возможно не составлять себе никакого убеждения по поводу чего-либо и избавить душу от треволнений. Ибо сами вещи, по природе своей, не принимают участия в составлении наших суждений.

Приучай себя внимательно относиться к словам других людей и старайся по возможности проникнуть в душу говорящего. Но что тебе там делать? Не приносящее пользы улью – не принесет пользы и пчеле.

Подобную метафору использовали и Платон, и Аристотель, и Цицерон. Очевидно, что сравнение государства с ульем, с пчелиным роем представлялось весьма наглядным.

Если бы матросы вздумали бранить кормчего или больные – врача, то кого бы они стали слушать? Или как мог бы первый добиться спасения плывущих, а второй – выздоровления больных?

Сравнение государства с кораблем используется и другими философами. Эту метафору использовал Ксенофонт, Платон сравнивал правителей с кормчими и корабельными лекарями, Алкей (древнегреческий поэт и музыкант, жил около 620–580 гг. до н. э.), Феогнид (древнегреческий поэт, жил во второй половине VI в. до н. э.) и Гораций использовали сравнение государства с кораблем, а его населения – с корабельной командой, подчиняющейся капитану. Ряд исследователей считает, что в этом отрывке Марк Аврелий не просто высказывает мысль, подкрепленную красивой метафорой, но скрыто жалуется на императорскую долю: и кормчий, и врач могут отказаться от спасения матросов, которые не доверяют им и бранят их, но император не имеет такой возможности и вынужден спасать и тех, кто бранит его, и тех, кто не верит ему. Некоторые толкователи «Размышлений» считают, что тут имеет место не жалоба, а побуждение: возможно, брань матросов преследует цель не в высказывании недоверия кормчему или врачу, но это попытка заставить кормчего или врача принять меры к спасению экипажа. И, вероятно, продолжая аналогию, брань в сторону императора должна заставить его более тщательно выполнять свой долг перед государством и его населением.

Сколько людей, с которыми я вместе пришел в мир, уже оставили его!

Страдающему разлитием желчи кажется горьким мед; страдающие бешенством боятся воды, а детям кажется прекрасным мяч. На что же я буду гневаться? Или ты думаешь, что заблуждение менее способно к таким действиям, нежели разлитие желчи у больного или яд у страдающего бешенством?

Никто не может помешать тебе жить согласно разуму природы твоей, и ничто не происходит вопреки разуму общей природы!

Что представляют собою те, которым они желают понравиться, и ради каких выгод и с помощью каких поступков? Как быстро поглощает все вечность и сколько уже она поглотила!