Книга: Охотники ночного города
Назад: Часть четвертая Другая жизнь
Дальше: Эпилог

Часть пятая
Последняя охота

В свете настольной лампы, разгонявшей полумрак, плавали пылинки. В кабинете царила тишина. Он видел столько владельцев, что, казалось, обрел способность стариться, как человек.
Шкафы, выстроившиеся вдоль стен, блестели темным лаком. Побелка пожелтела от старости и сигаретного дыма, что когда-то клубами поднимался к высокому потолку. Дубовый паркет — неровный, бугристый — тихо поскрипывал, даже когда по нему никто не ходил. Все пытался вернуться к навсегда забытой форме, но всегда проигрывал неравный бой с сыростью и тяжелой мебелью. Лишь старая ковровая дорожка, выцветшая до всевозможных оттенков бурого, приглушала стоны паркета. Время не пощадило и ее — тяжелые ножки массивных деревянных стульев оставили в ней глубокие вмятины, которые ничем уже нельзя было прикрыть. Длинный стол для заседаний тянулся от письменного стола до самой двери. Когда-то за ним мог уместиться сразу десяток людей — порой взволнованных, кричащих друг на друга, спорящих до драки, а порой хранящих тяжелое молчание. Этот стол видел много совещаний. Он слышал такое, что если бы вдруг обрел голос, то был бы немедленно сожжен прямо в кабинете. Но стол умел хранить тайны. Даже сейчас, когда все стулья были плотно задвинуты под столешницу и лишь на одном из них сидел посетитель, стол мрачно сиял остатками лака, сочась своей значимостью — так, словно за ним снова решалась судьба десятков, а то и тысяч людей.
Посетитель, широкоплечий здоровяк с бритой головой, так и не снял длинное пальто. Уселся в нем на стул, немилосердно сминая жесткую черную кожу. Поставив локти на потертое сукно, он не отводил пристального взгляда от хозяина кабинета — маленького округлого человечка, сидящего за письменным столом и разглядывающего золоченую ручку, лежавшую у раскрытого ежедневника. Узкие губы бритоголового были сжаты, скулы напряжены, словно он собирался оскалиться. Его лицо даже немного заострилось, словно из-под маски человека проглядывала волчья морда. Хозяин же кабинета, круглолицый, толстощекий, напоминающий отъевшегося мопса, выглядел спокойным и равнодушным. Посетитель не вызывал у него никаких эмоций, а такие взгляды он видел и раньше. Но на нем все еще была темно-синяя форма, а на плечах — золотые погоны. А те, кто смотрел на него зверем… О их судьбе мог рассказать старый стол, но он предпочитал многозначительно молчать.
— Итак, — медленно произнес бритоголовый низким, рычащим голосом, полным нетерпения. — Что скажешь, Павел Ильич?
— Что скажу? — равнодушно переспросил хозяин кабинета, касаясь пальцем пустых страниц ежедневника. — Я все сказал, Саша. Еще в прошлый раз.
— С прошлого раза многое изменилось, — отозвался бритоголовый. — Очень многое.
— Я ничего не могу сделать, — отрезал Павел неожиданно резким тоном. — И не хочу.
— Все зашло слишком далеко, — прорычал гость, которого называли Сашей только в далеком детстве. — И ты знаешь это. Мы не можем оставить все как есть.
— Все действительно зашло очень далеко, — отозвался Павел, — даже дальше, чем ты думаешь. Многие недовольны.
— Отдай мне их, — Александр подался вперед, и кожаное пальто заскрипело. — Или просто отойди! Перестань их прикрывать…
— Нет, — отрезал Павел Ильич. — И ты прекрасно знаешь, что прикрываю их не я. Это не моя… область.
— Перестань, — бросил бритоголовый. — С твоими связями… Тебе нужно лишь поговорить с тем, чья эта область, и все.
— Саша, — мягко перебил его хозяин кабинета. — Ты не понимаешь. Здесь у нас не стая. Это целое гнездо стай. Ты мыслишь слишком просто и прямолинейно. Здесь так дела не делаются. Время приказов и разговоров за бутылкой прошло. Теперь все решает выгода.
— Тебе нужно денег? — вскинулся бритоголовый. — Сколько?
— Болван, — покачал головой Павел, взглянув на посетителя с заметным сожалением. — Как был головорезом, так и останешься. Деньги — прах. Я не могу сунуть взятку кому-то из них. Это гибкая система. Она колеблется, как весы: сегодня выгоден один союз, завтра другой. Это игра, у которой правила меняются на ходу. Это система сдержек и противовесов. Одно грубое движение, и все рассыплется. Деньги — это очень грубо. Это даже хуже выстрела в затылок.
— Тогда, может, выстрелить? — бритоголовый хмыкнул, с удовольствием наблюдая за брезгливой гримасой собеседника.
— Твои шутки все так же несмешны, — сказал тот. — Перестань паясничать.
— А что делать? — спросил Александр. — Что делать, Паша? Это начало войны.
— Которую начал ты, — с укоризной бросил хозяин кабинета. — И твоя стая.
— Нет, — вскинулся бритоголовой. — Не мы. Все начал безумный проныра Вещий, сколотивший банду из отморозков и вооруживший ее. И ты знаешь, до чего он дошел.
— Да, — неохотно признал Павел. — История с образцами… Это уже чересчур.
— Вот до чего довели ваши противовесы, — бросил Александр. — Мы должны ответить. Как раньше.
— Нам не нужна война, — отозвался Павел. — Никому из нас. Никому из них. Даже тебе не нужна. Хотя в этом я не так твердо уверен.
— Не нужна, — весело подтвердил бритоголовый, хотя его ухмылка утверждала обратное. — И я прекращу эту войну.
— Развязав новую, — с неудовольствием отметил Павел.
— Просто не мешай, — бросил Александр.
— Я не мешаю, — толстяк пожал плечами. — Я — нет.
— Мешают другие, — зарычал бритоголовый. — Поддержка. Финансирование. Крыша. Ты должен поговорить с другими.
— Нет, — отрезал хозяин кабинета. — Никто ни с кем говорить не будет. Это непопулярная тема. Вещий… Наделал много шума в последнее время. Им многие недовольны. И тобой тоже, хотя о твоем существовании знают далеко не все.
— А что я? — бритоголовый пожал плечами. — Постой…
— Я подчеркиваю, — с нажимом повторил Павел. — Ни с кем я говорить не буду. Эта тема вообще не обсуждается, она себя исчерпала. К этой проблеме теряют интерес.
— Значит, — осторожно проговорил бритоголовый, — к Вещему теперь не приедет на помощь отряд в погонах, увешанный оружием?
— Этого никогда не планировалось, — сухо отозвался Павел. — Не приезжал и раньше, не приедет и теперь. И к тебе тоже.
— Понятно, — бритоголовый выпрямился и забарабанил пальцами по столу.
Отросшие ногти глухо стучали по зеленому сукну, оставляя на нем глубокие отметины. Александр не отводил взгляда от круглого лица хозяина кабинета, сохранявшего полную невозмутимость.
— Значит, образцы, — с нажимом повторил бритоголовый. — Это уже край?
— Дальше просто некуда, — развел руками Павел. — Их нельзя выпускать из наших… лап. И когда ты обещал их вернуть, ты, как мне помнится, был уверен, что это дело пары дней.
— Все не так просто, — отрезал Александр. — Было. Но теперь… один на один, верно? Без резервов за спиной, без прикрытия, без официальной помощи.
— Официальной помощи никогда не было, — Павел Ильич нахмурился. — Все это миф. Выдумки. Не существует никакого Вещего. И отряда охотников на нечисть. Кто в здравом уме поверит в такое?
— Ха! — резко выдохнул бритоголовый и резко поднялся с испуганно взвывшего стула.
— Тише, — буркнул хозяин кабинета. — Не порти мебель.
— Спасибо, Павел Ильич, уважил, — злобно и весело щерясь, бритоголовый прижал руку к груди.
— Ступай, Саша, — раздраженно выдохнул Павел. — Ничем тебе помочь не могу. И разговаривать ни с кем не буду. Да и не с кем.
Александр подмигнул собеседнику, развернулся и широким шагом устремился к двери. Паркет скрипел под его тяжелыми сапогами, а стол по привычке хранил многозначительное молчание до тех пор, пока посетитель не вышел, хлопнув дверью. И лишь тогда стол позволил себе издать тихий осуждающий скрип.
— Сукин сын, — бросил столу Павел Ильич, промокая носовым платком внезапно вспотевший лоб. — Весь в мамашу, псина лохматая. А уж та такой сукой была…
Пряча платок в карман кителя, Павел обернулся к двери и внезапно оскалился вслед ушедшему посетителю, показав острые мелкие зубы.
— Ладно, — прошептал он. — Что сделано, то сделано.
Стол, шокированный оскалом владельца, благоразумно промолчал.
* * *
— Дурак ты, Кобылин, — печально сказал Григорий, укоризненно глядя на Алексея поверх кружки пива, уже поднесенной к провалу в разлохмаченной бороде.
— Знаю, — уныло признался Алекс, нервно двигая свою кружку по деревянной столешнице.
Григорий жадно припал к пиву, и белая пена осела на его бороде жирными хлопьями, неприятно напоминавшими шампунь. Кобылин отвел глаза, окинул взглядом темный зал ресторана, в котором Борода назначил встречу бывшему напарнику. Подвальное помещение, низкие потолки, под которыми застыли вечные клубы сигаретного дыма. Темно. Лишь от стойки, за которой застыла барменша, исходит яркий свет. Из темноты доносится бульканье, кашель, звон посуды. Слава богу, ничего не видно — темно, да и столы отделены друг от друга высокими деревянными стенками, образуя приватные кабинетики, пропахшие кислым пивом и перегаром. Да и барменша — одно название. Толстая баба лет сорока, типичная «бабаманя» из школьной столовки. Смотрит хмуро, неприветливо, словно намекая — вас тут много, а я одна, пошли прочь, ироды, не мешайте работать. Кобылин поморщился. Не ресторан — кабак, самый натуральный. Но кто же знал?
Когда Гриша позвонил наконец на домашний номер и предложил встретиться, Алексей с радостью согласился. Встреча с другом, которому можно высказать все, что накипело в душе, — этого Алексею не хватало больше всего. Оказалось, что за время работы в конторе он отвык жить один. Ему была нужна хоть одна живая душа, с которой можно было поговорить. Откровенно. О таких делах, о каких не расскажешь случайному знакомому. И вот Борода явился в назначенное время. Прихромал к столику, бедняга, поднявшись с постели ради одного молодого и глупого охотника. Прямо скажем — дурака.
— Просто слов нет, — выдохнул Борода, хлопая опустошенной в один глоток кружкой о столешницу. — Это же надо такое учинить — спалить общежитие!
— Да это не я, — обиженно вскинулся Кобылин.
— Знаю, — отрезал Григорий, шумно отдуваясь, — слышал. Все равно — дурак. Как ты уцелел, не понимаю. Герой, твою мать. Дуня Маклаудов. По всем раскладам ты должен был сдохнуть уже раз сто.
— Просто повезло, — отмахнулся Кобылин.
— Ты бы поберегся, Леша, — посоветовал Григорий. — Пруха — штука опасная. Сейчас везет, а потом разом как навалится… Зря ты в это дело полез, ой зря.
— А что делать было? — зло бросил Кобылин. — Всем же насрать было, так? Бегали по городу, покойников несчастных кромсали, а толку — ноль. Вернее два. Ноля.
— Ты это брось, — отозвался Борода. — Жизней мы спасли много. И в этом толк есть.
— А Олег что делал? Его бы послушал, так сейчас бы все и гонялись за мертвяками до сих пор!
— Да вышли бы мы на твоего некромансера, — нахмурился Борода. — Может, чуть позже, но вышли бы.
— Чего ж раньше об этом не подумали? — отозвался Алексей. — Дело-то плевое, все на поверхности лежало. Лишь чуть надо было мозгами пошевелить. Даже мне это удалось. А всю контору на это дело натравить — так за полчаса все выяснили бы.
— Если бы да кабы — то росли б во рту грибы, — буркнул Борода. — Чего теперь гадать.
— Гадать надо, почему Олег не сделал этого раньше, — сказал Кобылин. — Почему он сразу не предположил, что это дело рук некромансера, и не начал расследование. Почему вместо этого весь состав носился как угорелый по городу, стреляя направо и налево.
— Потому что охотникам положено стрелять направо и налево, — отозвался Григорий, и в голосе его зазвучали обиженные нотки. — Этим, знаешь ли, тоже надо кому-то заниматься.
— Это не охотники, а стая дикая, — в сердцах бросил Алексей. — Прав был подземник. Поодиночке все люди как люди, а как в кучу соберутся — толпа.
— Кстати, о стаях, — буркнул Гриша. — Ты уверен насчет оборотней?
— Я же тебе рассказывал. Это их рук дело. И наверняка они что-то еще придумают.
— Пока тихо, — Борода покачал головой. — Не нравится мне это.
— Надо копать, — жестко сказал Кобылин. — Рыть до седьмого пота. Что-то они затевают. Надо их опередить. Узнать, в чем тут дело. И урегулировать вопрос.
— Ишь, слова какие, — Григорий нахмурился. — Где только нахватался? Урегулировать… Пострелять бы их всех, тварей.
— Может, и не пришлось бы стрелять, — тихо ответил Алексей. — Если с умом подойти. Может, по-другому проблему можно решить.
— Э, нет, — ухмыльнулся Борода. — С клыкастыми особо не поговоришь. Это тебе не подземники. Тут кровь за кровь много веков. Ладно, Леша, не горячись.
Борода потянулся и ловко подхватил с края стола полную кружку пива, из стратегического запаса, предусмотрительно принесенного от стойки. Подняв кружку повыше, он двинул ее в сторону Кобылина.
— Давай, Леш, — сказал он. — За твое чудесное спасение. И за успешную операцию.
Кобылин с неохотой поднял свою кружку и стукнул ею о кружку напарника. Шапка жидковатой пены перехлестнула через край.
— Древний обычай, — провозгласил Борода, поднося кружку ко рту. — Сразу видно, что отравы в стакане нет.
Алексей с сомнением отхлебнул из кружки. Праздновать не хотелось — не видел он никаких причин для радости и веселья. Что-то назревало, что-то нехорошее, и от этого на душе скребли кошки. Да и пиво было жидкое да кислое.
— Что дальше-то будешь делать? — спросил Борода, вытирая остатки пены с усов бумажной салфеткой.
— Придумаю что-нибудь, — Кобылин пожал плечами. — Надо бы прикинуть, что затевают оборотни. Обмозговать.
— На рожон не лезь, — посоветовал Гриша. — Не думай, что бессмертный. Это опасное заблуждение. Да, везет тебе, Леха. Но фортуна особа непостоянная. Это когда девка к тебе задом поворачивается — хорошо. А когда сама фортуна…
Кобылин раздраженно махнул рукой и припал к кружке, пытаясь заглушить кислятиной неприятную горечь, проступившую на языке. Не помогло.
— Ты принес? — спросил он хриплым шепотом, отодвигая кружку.
— Сумка под столом, — коротко отозвался Гриша. — Не дергайся, потом посмотришь.
— Спасибо, — искренне сказал Кобылин. — Спасибо, Гриш.
— Принес сколько смог, — отозвался Григорий, задумчиво пощипывая кончик бороды. — Вряд ли такое получится еще раз.
— А что, Вещий не велит? — ухмыльнулся Кобылин. — Он следит за вами всеми, что ли?
— Да нет, — отмахнулся Борода. — Про тебя в конторе не вспоминают. При Олеге. За глаза судачат, конечно, но официально про тебя ни слова. Был Кобылин да весь вышел. Забыли. В приказном порядке.
— Понятно, — протянул Алексей с затаенной угрозой. — Списали, значит.
— Списали, — кивнул Григорий. — И скажи спасибо, что списали, а не выписали. Понимаешь, о чем я? У нас, конечно, не контора глубокого бурения, но кто знает, что начальству в голову стукнет.
— Я понял, — буркнул Кобылин. — Премного благодарен. Ты поэтому советовал на рожон не лезть? Не мозолить глаза конторе, не создавать конкуренции?
— Не создавать ненужного шума, — мягко поправил Борода. — Не привлекать к себе внимания. Ты посидел бы тихо полгодика. Глядишь, забылось бы многое. А может, даже все.
— Не могу, — честно признался Кобылин. — Может, и хочу, но — не могу, Гриш. Как подумаю, что сейчас волосатики что-то затевают, так и подмывает выскочить на улицу да учинить всем встречным поперечным допрос с пристрастием.
— Верю, — Борода печально вздохнул.
— А что про меня говорят? — спросил Кобылин, нащупывая ногой тяжелую сумку под столом. — Ну, не при Олеге.
— Говорят, что дурак, — буркнул Григорий. — Женька Бонд страшно поругался с Олегом из-за тебя.
— Ну? — удивился Алексей. — И чего?
— Да ничего, — отмахнулся Борода. — Не в первый раз. Помирились потом, общее дело важней. Ребята-то тебе сочувствуют. Вроде как героем тебя считают. У тебя больше дел на счету, чем у иных старичков.
— А старички — завидуют? — криво ухмыльнулся Кобылин.
— Чего дуракам завидовать, — вздохнул Борода. — Старички ставки делают, как долго ты продержишься. На сколько твоей удачи хватит.
— Понятненько, — сухо отозвался Кобылин и хлебнул пива, что казалось теперь не таким уж кислым.
— Ты не бесись, — мягко сказал Борода. — Пережди малость, пока гнев уляжется. Тебе сейчас нужна холодная голова. Опять ты меня удивил Леха. Это другие думают, что тебе везет, а я вижу, есть в тебе огонек. Искорка. Только не давай ей в пожар разгореться, понимаешь? И сам сгоришь и других спалишь.
— А тебе-то что? — буркнул Кобылин, нагрубив больше от неожиданности, чем от вредности. — Ну, загорюсь синим пламенем, и что?
— А то, что двух Вещих Олегов город не вынесет, — спокойно отозвался Борода. — Нам и одного многовато.
— А, — отозвался Кобылин, от неожиданности открыв рот. — Я как-то… не думал об этом.
— А ты подумай, — посоветовал Григорий, неловко выбираясь из-за стола. — Подумай, откуда берутся такие… Обиженные.
Кобылин вскинулся, отставил кружку, начал подниматься, чтобы помочь другу, но тот вскинул руку.
— Сиди, — велел он. — Мне уже пора. А ты уходи минут через пятнадцать после меня. А лучше через полчасика.
— Уже уходишь? — с тоской спросил Кобылин. — Ты прости, если обидел, Гриш, я сейчас сам не свой. Так и тянет с кем-то поцапаться. Выговориться.
— Все нормально, — прогудел Борода, похлопав друга по плечу. — Мне пора на процедуры.
— Может, на следующей неделе увидимся?
— Не знаю, — Григорий покачал головой. — Знаешь, я в больницу собираюсь лечь. Что-то у меня с ногой неважно. С суставом какая-то штука приключилась, когда я упал. Стар я стал для всего это дерьма, как говорил один генерал.
— О! — поразился Кобылин. — Как же ты сюда дошел?
— Как как, каком кверху, — буркнул Борода. — На машине приехал. Потихоньку, полегоньку, аккуратненько, без фанатизма. А ты думал, я эту сумку от дома пер?
— А, — протянул Алексей. — Так вот ты что имел в виду. А я думал, Вещий правда запретил видеться со мной.
— Не, — Григорий кровожадно ухмыльнулся в бороду, став похож на пирата. — Кишка у него тонка мне что-то запрещать. Но и правда не знаю, когда теперь увидимся. Ты побереги себя, Леха, ладно?
— Конечно, — искренне пообещал Кобылин. — Не буду лезть на рожон, вашеблагородь.
Борода рассмеялся и снова хлопнул напарника по плечу.
— Ладно, Кобылин, — сказал он, все еще ухмыляясь в бороду. — Пора мне, но, даст бог, свидимся.
Кобылин поднял руку и поймал пятерню напарника, крепко пожал.
— Ты, Кобылин, конечно, дурак, — задумчиво произнес Борода, освобождая пальцы из хватки Кобылина. — Но операцию ты в одиночку провел?
— Провел, — немного неуверенно согласился Кобылин.
— Дело, как ты там выразился, — урегулировал?
— Ну да…
— Жив остался?
— Да вроде жив пока, — растерянно отозвался Алексей. — А что?
— Поздравляю тебя, Леша, — сказал Борода, запуская руку за отворот своей огромной кожаной куртки. — Держи, охотник.
На стол перед Кобылиным хлопнулась толстая тетрадь в клеенчатом переплете. Пухлая, растрепанная, с темными пятнами от кружки на темно-синей обложке.
— Это что? — удивился Кобылин.
— Пригодится, — тихо сказал Борода. — Тебе она сейчас нужнее.
Алексей аккуратно отогнул обложку и увидел замызганную страничку, исписанную размашистым неаккуратным почерком.
— Дневник? — сдавлено спросил он. — Тот самый?
— Он и есть, — подтвердил Борода. — Ну, все, Кобылин. Бывай, охотник.
Борода отвернулся и, подхватив со скамейки длинную и крепкую трость с деревянным набалдашником, захромал в темноту зала. Кобылин с нерешительностью посмотрел ему вслед. Он не знал, что делать — то ли бежать за другом, чтобы ему помочь, то ли, наоборот, затаиться, чтобы дать напарнику время уйти. Наконец он очень аккуратно взял тетрадь и нагнулся. Под столом оказалась большая спортивная сумка, темно-зеленая, на молнии. Кобылин расстегнул замок, посмотрел на картонные коробочки без маркировки и очень аккуратно пристроил сверху них тетрадь. Застегнув молнию, он выпрямился и некоторое время рассматривал деревянную стену перед собой.
— Ладно, — сказал он наконец и взял новую кружку с пивом. — Живы будем, не помрем.
И немедленно выпил.
* * *
Сидеть на диване Кобылин любил. Сесть по-турецки, обложиться подушками, подвинуть поближе тарелочку с заранее приготовленными бутербродами из докторской колбасы — и получится лучший на свете отдых. Если к тому же запустить на ноутбуке кино, а то и просто книжку взять, это уже получится верх роскошества. Но в этот раз экран ноутбука мерцал разноцветными огнями хранителя экрана, а на коленях у Алексея вместо книги примостилась старая тетрадь в темно-синей обложке. От бутербродов тоже пришлось отказаться, не хотелось пачкать и без того желтую и захватанную грязными пальцами бумагу. Да и не до еды сейчас было Кобылину, содержимое дневника оказалось настолько захватывающим, что, будь даже рядом тарелка с любимыми бутербродами, — и не вспомнил бы о ней.
Тетрадь была старой, склеенной из полусотни клетчатых страниц, так и норовивших оторваться от корешка да выпорхнуть из плена обложки. Синие клеточки давно выцвели и из голубых квадратиков давно превратились в едва заметные силуэты. Да и чернила в некоторых местах так выцвели, что на их месте остались только вмятины на бумаге. К счастью, чернила были из обычной шариковой ручки, и большинство записей прекрасно сохранились. Тетрадь была старой, но не древней. Гораздо хуже было с почерком.
Едва открыв первую страницу, Кобылин обреченно застонал. Строчки, вившиеся по листу, съезжали то вниз, то вверх, буквы были все разного размера и к тому же наползали друг на друга. Написано все было широко, размашисто, словно автор сильно торопился. Предложения плясали по бумаге, слова свертывались в клубок, словно спутанные нитки, а сокращения, после которых и точек не было, ставили в тупик.
С раздражением пролистывая тетрадь, Кобылин думал, что было бы лучше, если бы текст был зашифрован. Тогда, подобрав ключ, можно было бы узнать наверняка, что имел в виду автор, поставив пять согласных подряд. То ли сокращение. То ли имя. То ли секретное слово…
Сначала Кобылин хотел читать все подряд, как положено, от начала к концу. Но так не вышло — текст не был связным, скорее это были краткие заметки или зарисовки того или иного события, как правило — пренеприятного. Иногда встречались рисунки. Их суть отлично описывал детский стишок — «палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек». Пролистывая страницы с рисунками на полях, Алексей испытывал разочарование. Кладезь тайных знаний о другом мире оказался всего лишь ежедневником, написанным скверным почерком. То, что удалось разобрать с налета, особого интереса не представляло — так, сухие заметки о проведенных операциях. Никаких подробностей, лишь скупые слова сожаления о смерти или благодарность за то, что никто не погиб.
Потеряв интерес к дневнику охотника, Алексей уже собирался отложить тетрадь, чтобы полистать ее позже. Но ради интереса раскрыл ее на середине. И уже не смог оторваться. Здесь были описания существ, рецепты непонятных составов, сухие слова об оружии и его действии на всевозможную нечисть.
Очнулся Кобылин, только когда свело судорогой шею. Разбирая почерк, что ничуть не улучшился, он скорчился над тетрадью, позабыв и про подушки, и про удобную позу на диване. И теперь был вынужден откинуться на спину и массировать затекшую шею. Дневник оказался более интересным, чем казался на первый взгляд. Самыми разборчивыми были скучные строки из жизни, — куда ходил, что купил. Но самые интересные моменты были выписаны так заковыристо, что их нужно было разбирать по одной буковке, как древние иероглифы. Но дело того стоило.
Поднявшись с дивана, Кобылин прошел на кухню, пошарил в холодильнике и сделал-таки бутерброды. Поставив кипятиться чайник, присел за кухонным столом, пытаясь осмыслить то, что открылось ему в дневнике.
Охотник. Дневник писал самый настоящий охотник-одиночка, у которого никогда не было поддержки, тот, кто не мог никому открыться. Это накладывало свой отпечаток, многое в тексте было описано иносказательно, так, что случайный человек мог принять фрагменты текста за описание снов или вовсе — придуманные волшебные истории. И только тот, кто сам столкнулся с миром из этих снов, мог понять, что таилось за намеками и как бы случайно оброненными словами. Это мог понять лишь другой охотник. Да и то Кобылин, к примеру, понимал далеко не все. Его опыта не хватало, чтобы полностью осмыслить все прочитанное. Но даже того, что он понимал, хватало с избытком, чтобы относиться к потрепанной тетрадке как к откровению. Это было именно то, что он искал — знания о жизни охотника, такого же одиночки, как и он.
Медленно потягивая ароматный горячий чай, Алексей размышлял о том, чем ему могут помочь новые знания. Мысли невольно вернулись к проблемам настоящего, что было не таким радужным, как казалось раньше. Да, теперь больше никто не указывал Кобылину, что ему делать. Но никто не собирался ему помогать. Это было… непривычно.
Единственная самостоятельная операция прошла из вон рук плохо, все пошло не так, как запланировано. Реальность вообще не имела ничего общего с планами самого Алексея. Борода был прав — в живых Кобылин остался лишь благодаря невероятной удаче. Прав он был и в том, что теперь следовало затаиться и не мозолить глаза Вещему, затаившему, совершенно точно, обиду на охотника-выскочку. Но Кобылин не мог отступиться. Мысли о планах оборотней так и лезли в голову, не давая покоя. Что они замыслили? Почему именно сейчас?
Да, что-то пошло не так. Алексей теперь это знал наверняка — за время работы в конторе он успел наслушаться историй о прежних временах. Самых разных — и невероятных баек, и вполне достоверных отчетов. По всему выходило, что оборотни активизировались совсем недавно — несколько месяцев назад. И сразу же работы у охотников прибавилось, словно кто-то нарочно будоражил нечисть, натравливая ее на людей. Кобылин не сомневался, что это было делом рук оборотней. Но что изменилось за последний год, почему они вдруг воспылали такой ненавистью? Вялотекущая война продолжалась годами, если не веками, и оборотни были лишь одной проблемой из сотен — достаточно агрессивной и опасной проблемой, но вовсе не самой главной. Теперь же, прямо на глазах, они превращались в проблему номер один. Почему?
Вернувшись на любимый диван, Кобылин сделал над собой усилие и отложил тетрадь в сторону. Вольготно устроившись на подушках, он откинулся на спину и принялся перебирать в памяти все разговоры с охотниками, что могли дать хоть какой-то намек на разгадку. По всему выходило, что проблемы начались, когда в некой конторе появился новый сотрудник — Алексей Кобылин. Стоило ему только приступить к работе, как неприятности стали нарастать как снежный ком, несущийся с горы. Так, может быть, проблема именно в нем? Может, это его невзлюбили клыкастые, да настолько, что попытались развязать настоящую войну со всеми охотниками? Лестно. Очень лестно. Есть простор для фантазии. Например, что существует древнее пророчество, которое гласит нечто вроде — придет смертный, лошадиным именем именуемый, да изведет племя оборотней, обратится погибелью неминуемой для всякой нечисти…
Алексей заворочался на диване, перевернулся на другой бок, аж зажмурился от удовольствия. Ах, какая приятная теория. Опять же невероятное везение прекрасно вписывается в древнее пророчество. Ведь такой смертный будет избранным. Ему предначертано совершить великие деяния, и ничто не может помешать ему, ибо сама судьба ведет его за собой…
Хмыкнув, охотник сел и почесал затекший бок. Очень лестно, но невыразимо глупо. Вот только мессии с кликухой Кобыла этому миру и не хватало для полного счастья. И в великие пророчества, что пишутся заглавными буквами, Алексей не верил. Ну ни капельки — потому что никогда с ними не сталкивался. Верил он в злобных оборотней, клыкастых и кровожадных, слишком уж похожих на людей и от того еще более страшных. Нет, Кобылин всего лишь действующее лицо, одна из фигурок на большой игровой доске, и далеко не самая главная. Что-то растревожило оборотней, совсем недавно. И вряд ли — новичок охотник.
Тем не менее в безумной идее было здравое зерно — так или иначе, но проблемы начались действительно тогда, когда некто Кобылин начал свою охоту под крылом Двух Нулей. Алексей помотал головой, пытаясь отогнать мысли о великом пророчестве. Нет, надо перестать думать о себе и подумать о других. Что еще произошло в это время? Ничего такого, о чем упоминали бы другие охотники в конторе. А он сам? С чего все началось.
Фродо и Сэм, вот с чего все началось, — признался сам себе Алексей. Два опытных охотника взяли с собой на операцию местного алкаша, чтобы он сыграл роль наживки. А дальше… дальше все пошло кувырком. И все же отправной точкой была операция Фродо и Сэма. Операция против оборотней.
Кобылин почувствовал, как сквозь тучи предположений пробивается лучик понимания. Вскочив с дивана, он заходил по комнате из угла в угол, пытаясь нащупать идею, что ускользала от него.
Фродо и Сэм проводят операцию против оборотней, в результате которой оба погибают, зато у Двух Нулей появляется новый охотник — Кобылин. И оборотни начинают сбиваться в стаю, подобную конторе. Это точно. Да. Они скопировали Два Нуля именно после этого, а вовсе не после того, как на свет из алкаша Кобылы появился охотник Кобылин. Нет, все это случилось после операции Фродо и Сэма, которым на самом деле удалось завершить операцию руками Кобылина и таки увести у оборотней загадочный чемоданчик с не менее загадочными образцами.
Остановившись, Кобылин медленно опустился на диван, боясь вздохнуть. Вот оно. Сэм и Фродо, которых давно списали со счетов, стащили у оборотней странный чемодан. Оборотни немедленно озверели — больше, чем обычно, — и пытаются развязать войну. Или уже развязали.
Откинувшись на диван, Алексей заложил руки за голову и начал насвистывать безымянный мотивчик, что преследовал его уже несколько дней. Вот теперь все сходится. Оборотни сильно обиделись на охотников. Видимо, очень дорожили этим чемоданчиком. Вот все и началось. И как раз по времени все это совпало с началом охоты некого Кобылина, который тут вовсе ни при чем, просто оказался не вовремя в ненужном месте. Нет, с сожалением признался сам себе Кобылин. Он тут «при чем», и очень даже. Именно он завершил операцию Фродо и Сэма, что должна была провалиться. Это он вынес чемодан из логова оборотней и отдал его Жене. И Грише. Так все и началось.
Кобылин резко сел, хлопнул руками по коленям. Что было в чемодане? Куда он потом делся? Зачем он нужен оборотням?
Пошарив в кармане джинсов, Алексей достал черный телефон, с которым никогда не расставался — даже сейчас. Экран светился, но был пуст. Индикаторы зарядки и уровня сигнала были в порядке, но в остальном экран был чист, словно сим-карту отключили от оператора. Вздохнув, Кобылин убрал телефон обратно в карман. Он знал, что нащупал правильные вопросы. К сожалению, на них не было ответов. Гриша… Гриша мог бы прояснить ситуацию. Хотя бы ответить на вопрос — куда делся этот проклятый чемодан. Но, к сожалению, Алексей не мог связаться с ним. Борода теперь сам выходил на связь — тогда, когда это было удобно ему. А теперь, когда он собрался лечь в больницу, он мог появиться на горизонте ой как не скоро.
Кобылин глубоко вздохнул и постарался успокоиться. Сейчас Григорий недоступен. Ладно. Значит, нужно начать все с самого начала. Потянуть за самую первую ниточку. И тогда, быть может, клубочек начнет потихоньку разматываться.
— Вернемся к истокам, — задумчиво произнес Кобылин. — Будем как дети…
Теперь он знал, что ему делать дальше.
* * *
К памятному торговому центру, что не раз снился Алексею в кошмарах, он подъехал на такси. Сунул водиле купюру, отмахнулся от сдачи и, поправив полы пальто, выбрался из машины.
Белый двухэтажный домик, сложенный из множества пластиковых плит, был на месте. Все так же ярко светил огнями и, казалось, ничуть не изменился. Кобылин запахнул пальто, поправил кепку, сделал глубокий вдох и только потом пошел по асфальтовой дорожке к знакомому крыльцу. Было немного не по себе. Прошлое, казалось, прочно забытое, неожиданно оскалилось в лицо. Все началось именно здесь, тогда — сто или двести лет назад. А может, и всю тысячу. Во всяком случае, именно так казалось охотнику, что на страшный миг вновь стал алкоголиком Кобылиным, впервые увидевшим труп, обезображенный выстрелом в упор. Именно тогда в нем что-то щелкнуло и сломалось. Словно предохранитель перегорел — там, в этом проклятом черном подвале. Пьянчужка Алешенька, которого хорошо знал участковый, умер в этой темноте. И наружу вышел новорожденный охотник, — трясущийся от холода и страха, потому что оказался в незнакомом и страшном мире, о котором раньше он и не подозревал. Казалось, это было так давно…
Кобылин поймал себя на том, что топчется у крыльца, не решаясь подняться на ступеньки, и сердито нахмурился. Ерунда. Теперь-то он не тот сопляк, которого загнали сюда охотники в качестве наживки. Он идет сам и знает, что его может там ждать. Тяжелая «беретта» надежно пристроена за широким двойным поясом, в кармане нож, и — самое главное — он готов к неожиданностям.
Запрокинув голову, Кобылин осмотрел здание. Окна светятся, в них мелькают людские силуэты. Зимний день короток, на дворе уже начало темнеть, но рабочий день в самом разгаре. Внутри полно людей, и день — не время оборотней. Все в порядке. Сжав зубы, Кобылин быстро взбежал по ступенькам, ухватился за пластиковый поручень на двери, распахнул ее и решительно шагнул внутрь.
Тут все переменилось — да настолько, что Алексей застыл, не веря своим глазам. Темный зал, уставленный игровыми аппаратами, пропал, словно его никогда и не было. На его месте как по волшебству выросли десятки маленьких павильончиков с прозрачными стенками, выстроившиеся ровными рядами. Сквозь витрины был виден разложенный товар — обувь, одежда, белье. По коридорам медленно, нерешительно, бродили одинокие покупатели, подолгу задерживаясь у витрин. В половине павильонов не было продавцов, некоторые палатки и вовсе были закрыты, но вокруг было чисто и светло. А вдалеке, на той стороне зала, маячил охранник в черной куртке, напоминавшей военную форму.
Кобылин молча снял кепку и медленно пошел по чисто вымытому коридору, похлопывая головным убором по ноге. Разглядывая витрины и товары, он пытался вспомнить, где располагался вход в подвал. Заранее составленный план действий, как обычно, не выдержал соприкосновения с грубой реальностью и разлетелся на мелкие куски. Что делать дальше, Алексей не знал и потому не торопился, пытаясь приспособиться к новым обстоятельствам.
Цель осталась прежней — разведка. Вот только, похоже, разведывать тут особо и нечего. Все переменилось. Чутье охотника подсказывало Кобылину, что тут он не встретит оборотней. Съехали клыкастые, бежали с поля боля. Или отступили на заранее заготовленные позиции, теперь уж это не выяснить. И наверняка позаботились о том, чтобы разные любопытные личности вроде беспокойных охотников не нашли тут никаких следов. Вместо перспективной ниточки расследования перед охотником оказалась пустышка — вскрытая раковина, из которой давно вынули жемчужину и бросили гнить в кучу мусора.
Кобылин, рассматривающий свое отражение в витрине, досадливо поморщился. Все пошло прахом. Развернувшись, он широким жестом надел кепку и собрался уже пойти прочь, как вдруг краем глаза заметил в дальней стене знакомую дверь. Медленно повернувшись, Алексей прищурился. Так и есть — та самая дверь, что вела в подвал.
Медленно, разглядывая кепки да ботинки, выставленные в витринах, охотник прошелся по коридору до стены. Глянул по сторонам — никого. Редкие посетители увлечены разглядыванием витрин, охранник куда-то сгинул. Никто не обращал внимания на еще одного зеваку, что не спеша прогуливался по залу, равнодушно разглядывая опустевшие ларьки.
Пройдя зал насквозь, Алексей остановился напротив двери, поправил воротник пальто, глянул по сторонам. Охранник ушел, рядом — никого. Лишь тихий гул голосов разносится по пустым коридорам.
Кобылин обернулся, осторожно потянул дверь на себя, та слабо щелкнула магнитным замком и приоткрылась. Алекс проскользнул в образовавшуюся щель и очутился на лестничной площадке, освещенной одинокой лампочкой. Осторожно прикрыв за собой дверь, Кобылин привалился к ней спиной и уставился на ступеньки лестницы, уходящие в темноту.
Он прекрасно помнил этот лестничный пролет. Никогда в жизни не забудет его. Там, на нижней площадке, он и принял из остывающих рук Фродо тот самый чемоданчик. Стена, что тогда была вся в дырах от пуль, была теперь ровной. Выкрашена в нейтральный бежевый цвет, ступеньки чистые, тоже крашеные. Ничто не напоминает о бойне, что случилась здесь не так уж давно. Но Кобылин помнил каждую мелочь — каждую капельку крови на полу, каждую дырочку в стене. Помнил запахи и звуки, помнил стук собственного сердца, что заставляло ходить ходуном щуплую грудь алкоголика Кобылина.
Оттолкнувшись от двери, Алексей медленно расстегнул пальто, так, чтобы можно было быстро добраться до пистолета за поясом, и начал медленно спускаться по ступенькам. Он знал, что внизу больше никого нет. Все говорило о том, что здание покинуто оборотнями — мелкие обыденные звуки торгового зала, приглушенный свет, мусор на полу, привычные запахи… И все же память подсовывала охотнику совсем другие картины, от которых волосы на голове становились дыбом. Только сейчас Алексей понял, как сильно он изменился. И даже ужаснулся той пропасти, что отделяла его от прошлой жизни. Она была так велика, что казалось, будто все случилось не с ним. Охотник Кобылин вытеснил из этого тела Лешеньку, словно и сам был оборотнем. Стройбат, Ван Хелсинг, Маклауд, — как там его называли охотники? Казалось, так было всегда. Только охота и крики в ночи. И только теперь Алексей понимал, что все это не так. Из полутьмы подвала ему в лицо смотрело собственное прошлое, его старая жизнь, что была у него до того, как он в первый раз спустил курок. Здесь, в темноте, таился самый опасный призрак из всех, что встречались охотнику, — он сам.
Шумно сглотнув, Кобылин решительно выпрямился. Прошлое мертво. Давно и прочно. Есть только дело, которое надо завершить. Есть та работа, без которой он снова упадет в темные глубины той слабой личности, что плыла по течению и медленно разлагалась, удобряя своими отходами землю. Нет. Только не это.
Сжав зубы, Алексей положил ладонь на рукоять пистолета и, разом успокоившись от знакомого холодка металла, начал спускаться.
Лестница привела его в знакомый подвальный коридор. Над головой светила тусклая лампочка в дешевом плафоне из пожелтевшего пластика. Алексей остановился. Та часть коридора, что уходила вправо, выглядела неплохо. Стены не так давно выкрашены все той же бежевой краской, пол выложен грубыми плитками, на потолке — ряд пластмассовых плафонов, небрежно прикрученных к грязному потолку. Вдалеке видна белая пластиковая дверь, перекрывающая коридор, — из-за нее доносятся едва слышные голоса. Видимо, там теперь расположились подсобные помещения магазина. Может быть, сейчас там балуется чайком тот самый охранник, что скучал в зале. А может, и не чайком.
Кобылин повернулся и взглянул налево, — это ответвление коридора выглядело более многообещающим. Во-первых, оно вело в абсолютную темноту, в которую, видимо, не решились сунуться даже владельцы помещения. А во-вторых, Алексей помнил, что в тот раз его повели именно сюда. Налево.
Распахнув полы пальто, Кобылин ступил в темноту. Под подошвами новых ботинок захрустела бетонная крошка, и Алексей подобрался, стараясь ступать осторожнее. Он крался по темному коридору, готовясь в любой момент выхватить оружие из-за пояса. В темноте чудились оскаленные морды — воспоминания о прошлом визите в подземелье ожили и казались осязаемыми.
Постепенно свет ламп остался за спиной. Алексей, пытавшийся вспомнить дорогу, пару раз свернул наугад и окончательно потерялся в лабиринте подвала. Остановившись, он обернулся. В принципе, он мог вернуться назад, все повороты были предусмотрительно запомнены. Но сейчас ему не хотелось отступать. Хотелось идти вперед, узнать, что скрыто там, в темноте. Но куда идти?
Почувствовав, что на лбу выступил холодный пот, Кобылин вытер его рукавом. Потом медленно опустил руку и закрыл глаза. Темнота властно задышала в уши, наполняя окружающий мир мириадами шорохов и скрипов. Словно наяву Кобылин увидел перед собой полумрак коридора и тело, распростертое на полу. Он узнал это место. Не открывая глаз, Алексей медленно вытянул из-за пояса пистолет и дал руке свободно повиснуть под тяжестью оружия. Все — как тогда. Страх. Темнота. Испуганно колотится сердце, по лбу ползут холодные градины пота. Вот и поворот — тот самый, из-за которого они вышли вместе с Фродо.
Не раскрывая глаз, Кобылин сделал шаг вперед. Прислушался к темноте и решительно зашагал по бетонной крошке, уже ничуть не скрываясь.
Теперь он шел быстро, уже не плутая, а двигаясь точно к цели. Страшные картины того вечера, что намертво въелись в память и заставляли Алексея просыпаться ночью от собственного крика, на этот раз пришли на помощь. Мельчайшие детали схватки в подвале, что заставляли Алексея зябко ежиться даже при свете дня, теперь вели его за собой подобно указателям на дороге. Ему не нужно было открывать глаз, — он видел перед собой тот путь так, словно шел здесь только вчера. Алексей мог пройти этот проклятый коридор с закрытыми глазами, просто по памяти. Так он и поступил.
Когда перед внутренним взором появилась распахнутая дверь, Кобылин остановился. Память показывала ему, что за дверью открывается большая и светлая комната, выложенная белой кафельной плиткой. Там был железный стол, шкафы со стеклянными дверцами, загадочные пузырьки, железный стул и камеры под потолками. Здесь было светло и страшно — как в операционной, готовой принять очередного пациента.
Кобылин открыл глаза. Перед ним расстилалась темнота, в которой с трудом угадывался силуэт открытой двери. Вытянув перед собой свободную руку, Алексей сделал шаг вперед и вошел в темноту. Осторожно ступая по хрустящим осколкам стекла, он дошел до середины пустоты и остановился, разглядывая темноту широко раскрытыми глазами. Повернувшись на месте, охотник постарался представить, как сейчас выглядит это место. Пустое, заброшенное, одинокое. Представив это, Кобылин вдруг рассмеялся. Сунув руку в карман, он достал маленький фонарик и щелкнул выключателем.
Ослепительный луч света наотмашь полоснул темноту, рассекая ее сгустившуюся плоть. Светлое пятно заметалось по сторонам, выхватывая из небытия самые разные предметы. Кафельная плитка — разбита, искорежена, словно ее пытались отодрать и унести с собой. Железные шкафы лишились своих стеклянных дверец, осколки от них разлетелись по всему полу. Железный стол, так похожий на хирургический, лежит на полу исковерканной грудой, словно его пытались разобрать, да так и не смогли. Лишь сломали и бросили умирать здесь, в темноте.
Алексей чертыхнулся, коря себя за глупость. Фонарик, конечно, можно было достать и раньше. Не то что можно — нужно! Но страх тех дней вернулся, выплыл из прошлого, сковал по рукам и ногам. А ведь это прошлое. Это было так давно… С тех пор он побывал в более серьезных переделках, видел более страшные и омерзительные вещи. Но первый раз — да, он запоминается лучше всего.
Хмыкнув, Кобылин медленно подошел к шкафчикам, высившимся у стен. Ему внезапно стало легко, словно с плеч упал тяжелый груз. Страх прошлых дней отступил, вернулся в темноту, растворился в нем без остатка. Алексей тихо рассмеялся своей глупости — надо же, носить в кармане фонарь и при этом со страхом всматриваться в темноту. В этом — весь он. Эти мелочи когда-нибудь его погубят. Когда-нибудь — но не сейчас.
Алексей лениво поворошил стволом «беретты» разбитое стекло на полках шкафчика. Темнота больше не казалась опасной. В ней больше не таились оскаленные пасти и — загадки. В этом подвале не было ничего интересного, и приходить сюда было глупо. Оборотни не оставили никаких следов — это следовало понять гораздо раньше. Они вычистили подвал, уничтожив все следы. Разгадку нужно искать не в прошлом, а настоящем.
Развернувшись, Кобылин еще раз обвел пустую комнату лучом фонарика, теперь медленно, рассматривая каждую деталь. Он не надеялся найти здесь что-то, просто решил, что раз уж попал сюда, то надо довести дело до конца. Как он и предполагал, ничего значительного — лишь обломки и осколки, свидетельствующие о том, что все следы своего пребывания оборотни уничтожили на редкость тщательно. Даже выдрали из стен проводку, что вела к камерам наблюдения, когда-то висевшим под потолком.
Окончательно успокоившись, Алексей опустил фонарик и засунул пистолет обратно за пояс. Потом резко обернулся, шагнул к двери, и в тот же миг пистолет, словно внезапно ожив, прыгнул ему в руку.
Кобылин замер — ему почудилось, что там, в темном коридоре, мелькнула чья-то тень. Долгий миг он разглядывал темный дверной проем, а потом выключил фонарь. И тут же сделал несколько шагов в сторону, стараясь не шуметь. Вновь замер, прицеливаясь в темноту и сдерживая дыхание. Ничего. Лишь обычные шорохи, скрипы и далекие людские голоса из другой части подвала.
Он выжидал больше минуты — пока глаза привыкали к темноте. Потом неслышно двинулся к двери, скользя в темноте, как призрак, совершенно автоматически, не прилагая к этому никаких сознательных усилий. Охотнику нужно было двигаться бесшумно. Он — двигался.
Тьма в коридоре пахла сыростью. Она обволакивала лицо тончайшей склизкой пленкой, жирной, неприятной. Кобылин чувствовал на языке ее гнилой вкус.
Осмотревшись, насколько позволяла темнота, он так и не заметил ничего подозрительного. Показалось? Нет, здесь точно было что-то. Оборотень? Нет, они слишком шумные и нетерпеливые, да и пахнут псиной. Нет, наверно, это еще одно непрошеное воспоминание, отголоски прошлого… Кобылин шумно сглотнул.
— Фродо? — тихо позвал он. — Сэм?
Он был готов к ответу. Больше того, он был уверен, что ему ответят. На миг показалось — сейчас. Но темнота промолчала. Она осталась безмолвной и глухой.
Тихо вздохнув, Кобылин опустил пистолет и зажег фонарь. Луч света запрыгал по стенам, покрытым пятнами плесени, лизнул дальний конец коридора, уходящий в темноту, затерялся в пустоте. Ничего.
Алексей медленно спрятал пистолет обратно за пояс, повернулся и побрел к выходу, на этот раз освещая путь фонариком. Да, теперь он мог пройти тут и с закрытыми глазами, но теперь это было бы на редкость глупо. Прошлое мертво, покрыто пылью, забыто. Алексей, чуть сгорбившись, брел по темным коридорам, чувствуя себя так, словно он прошел по тонкому мостику над бездонной пропастью. Напряжение, запоздалый страх и — облегчение. Он окунулся в прошлое и вышел из него, оставив позади все, что не давало ему покоя все это время.
У двери, над которой горела лампочка, Кобылин задержался. Застегнул пальто, спрятал в карман фонарик, отряхнул рукав от побелки. Потом сунул руки в карманы и начал подниматься по лестнице. Через площадку, на которой умер Фродо, он прошел даже не вздрогнув. Картины прошлого отступили, истончились, стали бесцветными, как старые фотографии. Они больше не имели власти над тем охотником, в которого превратился Алексей Кобылин.
Поднимаясь по ступенькам, когда-то залитым волнами теплой крови, он думал лишь о том, что нужно непременно связаться с Гришей. Эта ниточка расследования оборвалась, здесь уже ничего не узнать. Зато Борода должен помнить о загадочном чемоданчике. Быть может, он даже знает, что было в нем. Остается самое сложное — ждать.
Распахнув дверь, ведущую в зал, Кобылин наткнулся на охранника, вернувшегося таки на свой пост. Молодой лопоухий паренек с удивлением вытаращился на незнакомца, выходящего из подсобного помещения, и Кобылин с удовольствием отметил, что выбор одежды был правильным. Не слишком удобно, зато представительно, а значит — менее подозрительно.
— Слышь! — буркнул Кобылин за секунду до того, как с губ охранника сорвался окрик. — Где тут у вас поссать можно?
— Че? — растерянно переспросил охранник, проглотив свой вопрос.
— Ну, сортир у вас тут где? — с досадой бросил Алексей, хмурясь все больше.
— У нас его нет, — отозвался парень и спохватился наконец, — сюда нельзя, это служебные помещения!
— Да уж вижу, — сердито бросил Кобылин, решительно проходя мимо растерянного охранника. — Понастроили черте-те что, приличному человеку поссать негде!
Быстрым шагом он направился к двери, оставив за спиной растерянного паренька. Его никто не окрикнул, никто не остановил. Человек в пальто, спешащий по своим делам, не вызвал у посетителей никакого интереса.
Выскочив на крыльцо, Кобылин сбежал по ступенькам вниз и тут же заметил «шестерку» со значком такси на крыше, — водитель высадил пассажира у торгового центра и теперь собирался уезжать. Алексей замахал рукой таксисту и через минуту удобно устроился на заднем сиденье машины.
Назвав свой домашний адрес, Кобылин откинулся на кожаную спинку. Больше идей на сегодня не было. Оставалось только ждать звонка Григория. Или внезапного озарения, что расставит все по своим местам.
Усмехнувшись, Алексей закрыл глаза и тут же уснул — тихим спокойным сном человека, от которого отступились наконец ночные кошмары.
* * *
Ввалившись в прихожую Алексея, Борода устроил целое представление. Пока раздевался, кряхтел, сопел, ворчал, хмурился — всячески давал понять, что очень недоволен тем, что пришлось приехать в гости к бывшему напарнику. Кобылин стоически вытерпел все проявления неудовольствия Гриши, выслушал его ворчание, предложил тапочки, а потом пригласил на кухню. Он был спокоен, хотя внутри все кипело от нетерпения, ведь звонка Григория пришлось ждать два дня. Разговор получился быстрым, скомканным и прошел на повышенных тонах — Борода не мог взять в толк, зачем ему нужно приезжать в гости к Кобылину, а Алексей не хотел рассказывать о своих предположениях по городскому телефону. И все же ему удалось заинтересовать Гришу и уговорить его приехать.
Сильно хромая и опираясь на трость, Борода прошел на кухню, с кислым видом уселся за стол и скрестил руки на груди. Кобылин немедленно пододвинул ему готовую чашку чая, заваренного с пряностями и фруктами. Гриша настороженно принял чашку, отхлебнул и приподнял бровь в картинном удивлении. Сделав пару глотков, потянулся за печеньем.
— Ну, — сказал он, хрустя крошками, — теперь можешь мне рассказать, зачем вытащил из дома больного человека и заставил его переться на другой конец города?
— Есть разговор, — отозвался Кобылин, присаживаясь на табурет и наливая себе чай. — Серьезный.
— Да уж понял, — буркнул Григорий. — У меня в последнее время все разговоры серьезные. Давай, излагай.
— Ты помнишь, когда начались проблемы с оборотнями? — спросил Алексей.
— Дай подумать, — хмыкнул Борода, — значит, так, в пятом веке до Рождества Христова в Европе жили дикие племена…
— Гриш, я серьезно, — перебил его Алексей. — Оборотни в городе активизировались не так давно. Сколотили нечто вроде группы и принялись раздувать пламя старой вражды. Они объявили войну Двум Нулям, и ты прекрасно это понимаешь.
— Вроде того, — неохотно согласился Борода. — Есть такое мнение.
— Работы у конторы резко прибавилось, потому что клыкастые больше действуют чужими руками. Так?
— Да, работы прибавилось. — Григорий потянулся за следующим печеньем. — И правда год выдался весьма суетным.
— Ну и когда это началось? — напрямую спросил Кобылин.
— Ладно, ладно, — буркнул Гриша. — Давление мы почувствовали после того, как ты стал охотником. Доволен? Только заруби себе на носу, ты тут ни при чем. Не воображай, что вся эта катавасия заварилась из-за тебя.
— Я и не воображаю, — отозвался Кобылин. — Потому что это неверно. Но я на самом деле некоторым образом в этом виноват. Потому что все началось после того, как я вынес из подвала оборотней некий чемоданчик с маленькими пузырьками.
Алексей умолк, ожидая реакции напарника. Тот задумчиво жевал печенье и разглядывал кружку с чаем. Кобылин ждал. Борода был не глуп, и должен был с первых слов догадаться, куда идет разговор.
— Ладно, — наконец сказал он. — Предположим. Это выглядит более правдоподобно, чем предположение о том, что оборотни объявили войну лично тебе. Что дальше?
— Смотри, — Кобылин наклонился над столом. — Контора похищает у оборотней некий предмет, после чего проблем у Двух Нулей резко прибавляется. Тебе не кажется, что клыкастые немного обиделись?
— Кажется, — проворчал Гриша. — Да, это как бы укладывается в тему.
— Думаю, они сколотили активную группу по образцу Двух Нулей, — сказал Кобылин. — Та самая стая, о которой предупреждал подземник. И целенаправленно травят Два Нуля. Думаю, они желают либо полностью нас уничтожить, либо добраться до этого проклятого чемоданчика. А скорее и то и другое вместе.
— Я понял, — сухо отозвался Григорий, отодвигая кружку. — Предположение интересное. Но ты не думал, что они могут так поступать, просто потому что козлы по жизни и любят убивать?
— Причина и следствие, — напомнил Кобылин. — Мы украли чемодан и получили проблемы.
— Ладно, — согласился Борода. — Предположим, что это так. Что это меняет?
— Оборотни явно замышляют очередную пакость, — отозвался Кобылин. — Нам нужно знать, что именно они хотят сделать и как это остановить. Надо прекращать эту войну, потому что мы проиграем. Все будет, как с делом зомби — гоняемся за мелочами, распыляем силы, а оборотни строят свои планы.
— Вообще-то это все вилами на воде писано, — сказал Григорий. — Это все лишь догадки. В конторе не обсуждают… ничего такого. Просто прибавилось работы, и все. Повысилась активность нечисти, надо собраться с силами, выйти на поле боя, и все такое.
— То есть генеральная линия партии остается прежней, — стреляем во все, что движется, и думаем поменьше? — нахмурился Кобылин.
— Вроде того, — сухо отозвался Борода. — И знаешь что? Это работает. И довольно давно.
— Глупо, — нахмурился Кобылин. — Нельзя же не видеть очевидного.
— Кому надо, тот видит, — отрезал Борода, — а наше дело маленькое, стреляй да прячься.
— Ладно, — отмахнулся Кобылин. — Черт с ними, с Двумя Нулями. Пусть делают что хотят, а я этого дела так не оставлю.
Борода задумчиво поворошил пальцем горку печенья, рассыпал ее по тарелке. Потом глянул на Кобылина, что оставался спокойным и невозмутимым.
— Значит, подходим к самому главному, — сказал Григорий. — Что нужно тебе, Леша? Чего ты хочешь?
— Хочу знать, что было в этом чемоданчике и куда он потом делся, — просто ответил Кобылин.
— Да что ты привязался к этой хреновине, — расстроенно буркнул Григорий. — Ну сперли что-то у оборотней, и что?
— Нужна информация, — пояснил Кобылин. — Если я узнаю, из-за чего этот сыр-бор начался, возможно, я узнаю, как это прекратить. Войну нужно заканчивать, Гриша. Я чувствую, как зреет что-то нехорошее. Еще немного, и будет очень плохо. Оборотни явно не в себе и просто так не отступятся.
— Все чувствуют, — отозвался Борода и нахмурился. — Но никто не знает, что с этим делать.
— Гриш, что это был за чемодан? — напрямую спросил Кобылин. — Что Фродо и Сэм умыкнули из подвала? Что это была за операция? И куда ты дел этот чемоданчик — ведь я точно помню, что тогда, на дороге, я отдал его тебе и Жене.
— Куда дел — с этим проще, — задумчиво отозвался Борода, почесывая кончик носа. — Позвонили — надо забрать объект. Выехал, подвез Джеймса, он забрал чемодан, отвезли его в центр, Олегу. Все.
— А операция Фродо и Сэма? — подхватил Кобылин. — Что это было? Гриш, вспоминай, ты не мог не знать, в конторе всегда треплются об операциях охотников, даже если это не касается остальных.
— Да ничего особенного не припомню, — Борода нахмурился. — Сэм и Фродо всегда особняком держались. Порой сами себе задания находили, с Олегом всегда ругались…
— Ругались? — насторожился Кобылин. — Как я?
— Вроде того, — Григорий поджал губы. — Тоже любили своевольничать, романтики, понимаешь, ночного города.
— Так это была их затея, ну, с похищением? — удивился Кобылин.
— Нет! — Григорий вдруг улыбнулся, щелкнул пальцами. — Вспомнил! Был разговор, уже после. Вообще-то тогда все говорили о тебе. Как же, знаменитость районного масштаба, двое охотников сгинули, а случайный человечек уцелел.
— Операция, — напомнил Кобылин, не желая сейчас выслушивать сплетни о самом себе.
— Да. Это была операция конторы, — сказал Григорий. — Было задание. Поручили Фродо и Сэму. Они ребята были крутые, да и фантазией не обижены, тут ведь и выдумка была нужна, в лоб гнездо оборотней не взять.
— Да уж, фантазеры еще те, — буркнул Кобылин, вспоминая первую встречу с охотниками.
— Да, припоминаю, кто-то из дежурных трепался, — Григорий нахмурился. — Точно. Планировалось изъятие объекта. Послали Фродо и Сэма. Поступила информация, что в один из дней в гнезде оборотней будет пусто. Вернее, что там будет пара новичков, недавно укушенных. Ребята выбрали время и поехали. Дальше ты сам знаешь.
— Знаю, — согласился Кобылин. — Знаю, что мы попали в самый разгар пира оборотней. Фродо, светлая ему память, помню, очень удивился, заметив камеры наблюдения. В итоге — я с объектом изъятия, как ты выразился, выбрался наружу, а ребята нет.
— Да, погано вышло, — вздохнул Борода. — Не повезло.
— Так что в чемоданчике было? — спросил Кобылин. — Что Фродо и Сэм должны были унести у оборотней?
— А пес его знает, — махнул рукой Борода. — Сам знаешь, как это бывает, — приказали принести. Принесли. Все.
— Жопа, — с чувством сказал Кобылин. — Значит, как всегда. Олег послал ребят что-то сделать, те сделали ценой своей жизни, и никто не задает вопросов, почему и за что?
— Ты, Лех, не горячись, — посоветовал Григорий. — Ты же был на дежурствах. Знаешь, как бывает — бац, и ситуация развернулась на сто восемьдесят градусов. И ты уже не охотник, а дичь.
— Знаю, — буркнул Алексей. — А ты вот о чем подумай, — если бы не я, задание было бы провалено. Если бы Фродо и Сэм не взяли меня с собой, то оба просто сгинули бы без следа в том подвале. И ни чемоданчика, ни охотников — ничего.
— Постой, — нахмурился Борода. — Это ты на что намекаешь?
— На это самое, — кивнул Алексей. — Это могла быть подстава. Фродо и Сэма послали на смерть.
— Ты, Кобылин, дурак известный, — бросил Гриша. — Но, знаешь, это ты уже вообще. Того.
— А что? — притворно удивился Кобылин. — Что не так? У Фродо и Сэма были ссоры с Олегом. Потом Олег посылает их за какой-то штукой, говорит, что никого там не будет. А на самом деле там целое гнездо клыкастых. Никто ничего бы и не узнал, если б ребятам не пришло в голову взять с собой одного доходягу алкаша, который каким-то чудом выбрался наружу, да еще и вытащил чемоданчик, из-за которого погибли два лучших охотника конторы.
— Бред, — отрубил Борода, — не было никакой подставы. Просто непруха.
— Может быть, — согласился Кобылин. — Но теперь ты понимаешь, почему так важно узнать, что это за чемоданчик и что в нем было. Ты понимаешь, что будет значить, если он пустой или в нем какой-то ничего не значащий мусор?
Борода сердито засопел, отставил в сторону чашку с чаем, забарабанил пальцами по столу. Алексей молчал, он знал, что Грише нужно сейчас все обдумать. Он лишь прикидывается простачком на посылках у конторы. На самом деле Борода, наверно, единственный из всей конторы учился у настоящего охотника. Или хотя бы у его дневника. И поэтому не питает к конторе никаких теплых чувств. Она для Гриши не дом родной, не работодатель, а кунштюка, забавная вещица, нарушавшая традиции охотников. А если уж Борода изучил тот дневник, что передал другу, то он, похоже, единственный настоящий охотник в этой конторе вольных стрелков. Как знать, не работает ли он в одиночку по ночам? Он — не в обойме, он сам за себя, как и положено настоящему охотнику. А значит, он может взглянуть на все это со стороны. Отстраненно, непредвзято.
— Информацию выдает не Олег, — наконец медленно проговорил Борода. — Ты знаешь, что она поступает от информаторов, аналитиков, дозорных и черт знает еще от кого.
— Но охотникам ее передает Олег?
— Да, — неохотно признал Гриша. — Но тут такой момент. Если бы Олег подставил Фродо и Сэма, он тебя на пушечный выстрел не подпустил бы к Двум Нулям. Больше того, вряд ли бы протянул так долго, если бы ты был неугодным свидетелем. Отправили бы тебя домой, а через месяцок траванулся бы ты паленой водярой. Сгинул бы в своей квартирке, никто следов бы не нашел, да копать бы не стали.
Кобылин поежился — вспомнил, как тогда, передавая чемодан Грише в машину, все ждал выстрела. Действительно — один выстрел, и все проблемы решены.
— Да, тут не сходится, — признал он. — Но сомнения остаются, верно?
— Верно, — согласился Борода. — Ложечки, положим, нашли, но осадочек остался. Но к Олегу могла поступить паленая информация. Его могли ввести в заблуждение. Или у Фродо с Сэмом действительно мог быть черный день.
— Надо разобраться, — сказал Кобылин. — Слишком много неясностей. И надо подумать, как решить проблему с оборотнями.
Борода молча кивнул и одним глотком допил остатки чая. Потом завозился, поднимаясь из-за стола.
— Я пойду, — сказал он. — Надо узнать, откуда взялась информация о том торговом центре.
— И постарайся узнать насчет чемоданчика, — попросил Кобылин. — Если это пустышка, то тут совсем другое дело. Если нет, то надо понять, почему так разозлились оборотни.
— Постараюсь, — пообещал Борода. — Ты вот что, друг Кобылин…
Достав из одного из многочисленных карманов жилета ручку, Григорий наклонился над столом и написал на бумажной салфетке номер телефона.
— Это что? — спросил Алексей, принимая салфетку из рук напарника.
— Моя левая мобила, — пояснил Григорий. — Для срочной связи. Если что случится, звони. Но учти, только в крайнем случае и только чтобы связаться. Ничего по этому телефону обсуждать не нужно. Понял?
— Понял, — отозвался Кобылин, пряча бумажку в карман.
Борода подхватил свою неказистую трость и заковылял в коридор.
— Ты сам-то как? — спохватился Алексей, чувствуя себя виноватым. — Как нога?
— Хреново, — буркнул Борода. — Нужна операция на суставе. Я думал лечь в больницу, уже сегодня. Теперь придется повременить.
— Вот черт, — расстроился Кобылин. — Гриш, ты прости, что я на тебя это все вывалил. Просто больше не к кому обратиться…
— Да слава богу, что на меня, а не на Олега, — отозвался Борода, надевая куртку. — Ты, главное, сейчас дров не наломай. Затаись. Не мечись по городу.
— Затаюсь, — пообещал Алекс. — Пока ты не разберешься с этой информацией, ничего не буду делать. Да и в голову ничего не приходит, остается только ждать.
— Вот и жди, — посоветовал Борода. — И чтобы без глупостей, ладно? Хватит уже смертей. Я тебе сам позвоню, если что-то узнаю. Все, салют.
Кобылин закрыл дверь за Григорием, потом вышел на кухню и стал у окна. Он видел, как Борода вышел из подъезда и направился к своей «шестерке», припаркованной у соседнего дома. Наблюдая за тем, как напарник неловко забирается в машину, Алексей ощутил укол совести — это надо же, в самом деле, так озадачить больного человека. Грише надо лечиться, а не заниматься расследованиями.
Наконец белая «шестерка» тронулась с места и, порыкивая движком, скрылась за поворотом. Только после этого Кобылин отошел от окна и начал убирать со стола. Нужно было вымыть посуду. Прибраться в доме. Посмотреть видео. И ждать.
* * *
За ночь Кобылин совершенно измучился. Ворочался с боку на бок полночи — сон не шел, в голове вертелись обрывки предположений о планах оборотней, одно чудней другого. Хотелось действовать. Алексей чувствовал, что время уходит. Утекает по капле, сочится речным песком сквозь пальцы, бежит, летит, мчится. И он бесился оттого, что не мог ничего сделать.
Лишь ближе к утру забылся тревожным сном. Не выспался. Встал, долго болтался по дому, не зная, чем заняться. Потом, поймав себя на мысли, что готов взять оружие и очертя голову броситься на розыски оборотней, просто сел и полчаса сидел на полу, не думая ни о чем. Взяв себя в руки, Кобылин принял контрастный душ, чисто выбрился, позавтракал и занялся домашним хозяйством. Неторопливо и аккуратно перебрал залежи старой одежды, что на время ремонта были свалены в картонную коробку и спрятаны в шкаф. Рассортировав обноски и определив большинство из них в мусорное ведро, Алексей занялся обувью, оставив разбор старых бумаг на потом.
К десяти вся работа в доме кончилась. Алексей вытащил из шкафа купленный еще в прошлом месяце дисковый телефон и сменил свой старый домашний аппарат на новый. Задумчиво постучал по рычажку, дождался гудка. Весь процесс установки занял минут десять, и все, как назло, работало идеально. Постояв над телефоном, Кобылин медленно набрал знакомый номер. Выслушав длинные гудки, положил трубку.
Вадима по-прежнему не было дома. После того как его ранили оборотни — там, в лабиринте подземников, — Алексей старался не терять из виду проводника. Подземники обещали его вылечить, не дать превратиться в оборотня. И сдержали свое обещание. Через неделю Вадим вернулся домой — еле живой, ослабевший, но так и не обросший шерстью. Алексей иногда позванивал новому знакомому, проверял, как он там. На долгие беседы Вадима не хватало, силы еще не вернулись к нему, да и раны давали себя знать. Тем не менее и проводник был рад, что его не забывают, и Алексей чувствовал себя не таким виноватым. А пару недель назад Вадим сказал, что ему придется вернуться к подземникам. Появились осложнения, и Алексей догадывался, какого плана. Вряд ли поднялось давление или воспалилась старая царапина. Последние известия о судьбе проводника, что принес в контору всезнающий Гриша, гласили, что Вадиму предстоит провести у подземников не меньше месяца. Но зато подземные жители обещали поставить его на ноги, а им Алексей верил больше, чем всем врачам страны, вместе взятым.
Оставив в покое телефон, Кобылин принялся собираться. Уложив в сумку спортивную форму и обувь, он оделся поприличнее и отправился в спортзал на другой конец города. Абонемент на занятия еще действовал, его Кобылин купил себе сам и старался не пропускать занятия даже тогда, когда тренировался дома. На стрельбища он ходить перестал. Военные игры его больше не привлекали, а тренировать стрельбу из пластмассовых пистолетиков — только руку портить. Правда, один из игроков все обещал провести Алексея в загадочный Бункер, где, по слухам, собирались мужики тертые, далеко не игруны, но Кобылин так и не сподобился выкроить для этого время. Сначала было много работы, а теперь и вовсе не с руки.
Тренировки заняли всю вторую половину дня. Алексей излишне не усердствовал, подходил к занятиям с холодной головой. После физических упражнений заглянул в соседний зал, к борцам. Борцы-вольники, уже заканчивающие дневную тренировку, встретили старого знакомого душевно и, как всегда, не отказались помочь. В качестве дружеской помощи двое невысоких крепышей мяли Кобылина, раскатывали по ковру. Тот и не пытался бороться с ними, лишь старался уворачиваться да уходить от захватов. Он знал, что оборотни во много раз сильнее человека, спасти в бою могла только ловкость. Вот Алексей и ловчил, как мог. Получалось лучше, чем раньше — к концу он загонял двух ребят до седьмого пота и, лишь когда устал сам, оказался на ковре.
Вернулся домой Алексей спокойным и умиротворенным — физические нагрузки всегда успокаивали дух. Больше беспокоиться не хотелось, хотелось — отдыхать. На улице уже темнело, короткий зимний день подходил к концу. Отлежавшись на любимом диване и подождав, пока пройдут два часа после тренировки, Кобылин сделал себе легкий обед, что больше походил на завтрак. Потом почитал почту, проверил все форумы и сайты, по которым отслеживал интересную информацию. Даже немного подремал в кресле. А в седьмом часу в голове что-то щелкнуло. Кобылин встал и начал собираться.
Вычищенное и заряженное оружие отправилось в новую рабочую неказистую куртку, что не стесняла движений. Туфли отправились на полку, а в удобных разношенных ботинках Алексей заменил стельки. Собрал все, что нужно было для ночного дежурства, рассовал по карманам. Задумался. Потом выудил из груды старой одежды старую джинсовую куртку. Отхватил ножом, с которым никогда не расставался, рукава и превратил ее в жилет с карманчиками — ну точно как у Григория. Примерил. Получилось очень удобно. Алексей заново уложил все свое снаряжение, и большая часть его перекочевала в самодельный жилет. Весьма довольный результатом, Кобылин вернулся в комнату, взял кресло, вытащил его в коридор, поставил напротив тумбочки с городским телефоном, уселся в него. И стал ждать, не сводя взгляда с нового, блестящего аппарата.
Звонок раздался ровно в семь.
— Да, — сказал Кобылин в трубку, остро пахнущую пластмассой.
— Записывай, — раздался приглушенный голос Бороды.
Кобылин послушно взял ручку, лежавшую у телефона, и раскрыл чистый лист блокнота.
— Готов, — сказал он.
Под диктовку Алексей записал адрес и словесный портрет нужного человека. И лишь потом Григорий назвал его имя.
— Звать его Тимур, — буркнул он в трубку. — Он дежурил за пультом в тот день, когда планировали операцию… ну, ту самую. Информация пришла через него.
— Понял, — сказал Кобылин. — Точно он? А что, остальных проверил? Может, что упустил…
— Да ты что, — возмутился Гриша. — Их всего трое, работают посменно.
— Всего трое? — изумился Кобылин. — А мне казалось…
— Тише, — оборвал его Борода.
— А что… объект? — осторожно спросил Кобылин. — Удалось узнать, где он сейчас?
— Сейчас он у шефа, — отозвался охотник. — Что содержит, не известно. Но шеф его из рук не выпускает, держит при себе. Складывается впечатление, что в нем нечто ценное. Не пустышка. Намек понял?
— Ну и слава богу, — вздохнул Кобылин. — А то уж совсем оперетта какая-то получалась.
— Но что там внутри — не известно, — неохотно признал Григорий. — Да и вообще дело темное. Ты поговори с Тимуром, в частном порядке. Может, он знает, с чего это все началось.
— А ты?
— Мне нельзя, — сухо отозвался Борода. — И вообще, я в больницу ложусь. Прямо сейчас. А ты через час должен подъехать к Тимуру. Он в это время пойдет на дежурство, а ты встретишь его на улице. Он тебя знает в лицо, проблем не будет.
— Что с ногой? — озабоченно спросил Кобылин.
— Плохо, — отозвался Борода, — лишние нагрузки, говорят, отрицательно сказались. Осложнение.
— Прости, — выдохнул Алексей, сообразив, что в лишних нагрузках виноват он сам, не дававший Бороде лежать дома. — Гриш, мне так жаль, я же не знал, что так выйдет…
— Все ты знал, зараза, — буркнул Григорий. — И я знал. Но дела важнее, да, охотник?
— Да, — помолчав, признал Кобылин, крепко сжимая пластмассовую трубку. — Ты держись там, Гриш. Удачи тебе.
— Это тебе удачи, суета ивановна, — буркнул Григорий. — Тебе ее понадобится еще больше, чем раньше. Ну, все, иди. Потом свяжемся.
— Выздоравливай, — ответил Кобылин и повесил трубку.
Поднявшись из кресла, он вырвал лист из блокнота, сложил и сунул в карман. Потом обулся, накинул куртку — вот и все приготовления. Ему не нужно было собираться, он был готов.
Назад: Часть четвертая Другая жизнь
Дальше: Эпилог