Глава 7

Может ли интеллект актуально познавать посредством интеллигибельных видов, которые есть в нем, не обращаясь к фантасмам?

1. Кажется, что интеллект может актуально познавать посредством интеллигибельных видов, которыми он обладает, не обращаясь к фантасмам. Ведь интеллект становится актуальным благодаря интеллигибельному виду, которым он формируется. Но для интеллекта быть актуальным – значит познавать. Следовательно, интеллигибельных видов достаточно для того, чтобы интеллект актуально познавал без обращения к фантасмам.

2. Кроме того, фантазия зависит от чувства более, чем интеллект от фантазии. Но фантазия может воображать актуально и при отсутствии чувственно постижимого. Следовательно, интеллект может в гораздо большей степени актуально познавать, не обращаясь к фантасмам.

3. Кроме того, никакие фантасмы не являются нетелесными, поскольку фантазия не выходит за время и пространство. Следовательно, если наш интеллект не может актуально познавать нечто, не обращаясь к фантасмам, то получилось бы, что он не может познавать нечто нетелесное, что, очевидно, ложно. Ведь мы познаем саму истину, и Бога, и ангелов.

Но против то, что говорит Философ в третьей книге «О душе» (431а 15), что душа ничего не познает без фантасмов.

Отвечаю: следует сказать, что для нашего интеллекта в состоянии нынешней жизни (при соединении с претерпевающим телом) невозможно актуально познавать что-либо без обращения к фантасмам. И на это указывают два знака. Во-первых, поскольку если интеллект был бы некоторой способностью, не использующей телесный орган, то ничто бы не препятствовало ему действовать при повреждении некоторого телесного органа, раз для его действия не требуется действие некоторой способности, использующей телесный орган. Но чувство, воображение и другие способности, относящиеся к чувственной части, используют телесный орган. Поэтому ясно: для того чтобы интеллект актуально познавал, не только воспринимая знание сызнова, но и используя уже полученное знание, требуется действие фантазии и других способностей. Ведь мы видим, что повреждение органа препятствует действию фантазии, как у безумцев, или, подобным образом, препятствует действию способности памяти, как у летаргиков; человеку в актуальном познании повреждение органа препятствует даже относительно того, знание о чем он имел ранее. Во-вторых, поскольку каждый может испытать относительно себя, что если он стремился нечто познать, он формирует для себя некие фантасмы вроде примеров, в которых он созерцает то, что он стремился познать. И поэтому, когда мы желаем кому-либо помочь познать нечто, мы предлагаем ему примеры, из которых он может для себя сформировать фантасмы для познания.

Основание этого в том, что познавательная способность пропорциональна познаваемому. Поэтому интеллект ангелов, который всецело отделен от тела, имеет надлежащим объектом интеллигибельную субстанцию, отделенную от тела, и посредством такого рода интеллигибельного он познает материальное. Человеческий же интеллект, который соединен с телом, имеет надлежащим объектом чтойность или природу, существующую в телесной материи, и посредством такого рода природы, посредством видимых вещей восходит даже к некоторому познанию невидимых вещей. Такая природа, существующая в некотором индивиде, по своему смыслу не может быть без телесной материи, как и природа камня по своему смыслу существует в этом камне, и природа коня по своему смыслу существует в этом коне, и так о других. Поэтому природа камня или любой материальной вещи может быть познана совершенно и истинно, только будучи познанной как существующая в единичном. Единичное же мы схватываем посредством чувства и воображения, поэтому необходимо, для того чтобы интеллект актуально познавал надлежащие ему объекты, чтобы он обращался к фантасмам, чтобы созерцать универсальную природу, существующую в единичном. Если же надлежащим объектом нашего интеллекта была бы отделенная форма или если бы природы чувственно постижимых вещей субсистировали не в единичном, согласно платоникам, то не надлежало бы, чтобы наш интеллект всегда познавал, обращаясь к фантасмам.

1. Таким образом, относительно первого следует сказать, что виды, сохраненные в возможностном интеллекте, когда он актуально не познает, существуют в нем хабитуально, как сказано выше (q. 79, a. 6). Следовательно, для того чтобы мы актуально познавали, недостаточно самого сохранения видов, но надлежит их использовать в соответствии с вещами, видами которых они являются и которые суть природы, существующие в единичном.

2. Относительно второго следует сказать, что уже сами фантасмы суть подобие единичной вещи, поэтому не требуется фантазии некое другое подобие единичного, как то требуется интеллекту.

3. Относительно третьего следует сказать, что нетелесное, которое не имеет фантасмов, познается нами по сравнению с чувственно постижимыми телами, которые имеют фантасмы. Так истину мы познаем из рассмотрения вещи, относительно которой мы созерцаем истину, Бога же, как говорит Дионисий (О Божественных именах, 1, 5), мы познаем как причину, как превышающее все сущее, и посредством отрицания всех свойств сотворенного. Другие же нетелесные субстанции, в состоянии нынешней жизни, мы не можем познать иначе как посредством отстранения или некоторого сравнения с телесным. И поэтому когда мы нечто познаем о такого рода вещах, нам необходимо обращаться к телесным фантасмам, хотя сами они не имеют фантасмов.