Глава 35. Исчезнувший начальник гестапо

Самое интересное состоит в том, что Мартин Борман – не единственный высокопоставленный чиновник Третьего рейха, которого подозревают в работе на советскую разведку. Бывший начальник политической разведки нацистской Германии бригадефюрер Вальтер Шелленберг после войны утверждал, что другим советским агентом был начальник государственной тайной полиции, то есть гестапо, группенфюрер СС Генрих Мюллер.

Шелленберг утверждал, что первые подозрения появились у него весной 1943 года. По его мнению, после поражения под Сталинградом Мюллер перестал верить в победу Германии и сменил хозяина. Ловкий начальник гестапо просто перешел на сторону сильнейшего, в конце 1943 года установил отношения с советской разведкой, а в мае 1945-го вслед за Борманом – или вместе с ним – бежал к русским.

Именно поэтому Генрих Мюллер исчез так же бесследно, как и Мартин Борман. Один из немецких офицеров, вернувшись в пятидесятых годах из советского плена, уверял, что своими глазами видел Мюллера в Москве. Эту версию вслед за Шелленбергом повторяют некоторые историки.

Возможно ли, что начальник гестапо был в реальности советским агентом?

Группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции Генрих Мюллер был педантом и бюрократом. Его главная забота состояла в том, чтобы все бумаги были зарегистрированы и разложены по папкам. Коллеги жаловались, что беседовать с ним было невозможно, любой разговор больше походил на допрос.

Генрих Мюллер окончил восьмилетку и поступил учеником механика в авиационные мастерские в Мюнхене. В 1917 году пошел добровольцем на войну, стал летчиком. Награжден Железным крестом первого и второго класса. В 1919 году был уволен с военной службы как инвалид войны в звании вице-фельдфебеля. В том же году пошел на службу в полицию. Аттестат о среднем образовании получил, уже служа в полиции.

Мюллер питал зависть и ненависть к образованным людям и однажды злобно сказал:

– Всех этих интеллигентов нужно загнать в угольную шахту и взорвать!

В двадцатых годах Генрих Мюллер работал в политическом отделе управления полиции Мюнхена и занимался коммунистами. Мюллер считался главным специалистом по конспиративной деятельности компартии, поэтому в 1933 году, когда нацисты провели чистку полицейского аппарата, его оставили на прежней должности. Он представил новому начальству докладные записки о тайной деятельности компартии и агентурной работе Коминтерна и советской разведки.

Мюллер восхищался методами НКВД. Говорил, что хотел бы знать, каким образом чекистам удалось заставить маршала Тухачевского подписать показания о том, что он работал на немецкую разведку. Наверное, с завистью говорил Мюллер, у русских есть какие-то наркотики, которые даже маршалов делают безвольными.

Начальник гестапо почти не ходил в отпуск и никогда не болел. Он не ездил по стране, а сидел в кабинете. Он принципиально держался на заднем плане, был молчуном. Мюллер стригся очень коротко, почти наголо, только спереди оставлял пучок волос, разделенный пробором. Он был невысокого роста, с карими глазами. Между прочим, для Гиммлера темный цвет глаз был признаком неполноценности. Темноглазые и темноволосые баварцы ему не нравились. Но для эффективного работника Мюллера было сделано исключение.

Генрих Мюллер стал делать карьеру, не будучи членом партии, что выводило из себя местных партийных чиновников. Они плохо относились к Мюллеру, пока Гиммлер не помог ему получить партийный билет. Мюллер успешно продвигался по служебной лестнице и наконец возглавил гестапо. В декабре 1940 года он стал бригадефюрером СС и генерал-майором полиции, а 9 ноября 1941 года – генерал-лейтенантом полиции и группенфюрером СС. В январе 1942 года получил крест «За военные заслуги» второго класса с мечами.

После смерти ценившего его Гейдриха Мюллер больше не получал повышения, он так и не стал обергруппенфюрером. Только после ликвидации участников заговора 20 июля 1944 года его наградили Рыцарским крестом. Но новый руководитель Главного управления имперской безопасности Эрнст Кальтенбруннер был номинальным начальником, и реальная власть Мюллера усилилась. Он принимал важнейшие решения в сфере репрессивной политики, но всегда излагал их от имени Гиммлера или Кальтенбруннера.

Аппарат госбезопасности в Германии не был образцом эффективности и надежности, как принято считать. В марте 1943 года на почтамте в Варшаве были обнаружены посылки, адресованные в разные германские министерства. В посылках находилась взрывчатка со стандартным взрывателем британского производства. Когда посылку открывали, она взрывалась. Еще один взрыватель был с замедлителем. Если бы коробку не вскрыли, через какое-то время она бы все равно взорвалась.

Кальтенбруннер распорядился принять дополнительные меры предосторожности и с особым вниманием отнестись к небольшим посылкам. Педантичный Гиммлер пожелал выяснить, как аппарат реагировал на это предупреждение. Выяснилось, что многие подразделения даже не были оповещены, остальные не приняли предупреждение всерьез.

В качестве начальника гестапо Мюллер руководил расправами на оккупированных территориях Советского Союза. По его вине погибли сотни тысяч советских военнопленных. Именно Мюллер подписал инструкцию «О порядке обращения с советскими военнопленными».

Известно, что у советской разведки был агент внутри центрального аппарата гестапо. Но звали его не Генрих Мюллер, а Вилли Леман, оперативный псевдоним – Брайтенбах. Судьба его трагична. В 1938 году, когда сотрудников советской резидентуры в Германии отозвали домой и расстреляли, связь с Брайтенбахом прекратилась. Два года он ничем не мог помочь Советскому Союзу, потому что к нему никто не приходил. Связь была восстановлена в начале 1941 года и вновь прервалась с началом войны.

В 1942 году то ли от отчаяния, то ли по глупости Брайтенбаха погубили. Пароль для связи с ним дали неумелому и неподготовленному парашютисту, которого перебросили через линию фронта. Его сразу поймали, и он выдал Брайтенбаха.

Генрих Мюллер не работал на советскую разведку. И Мартин Борман тоже не работал. В годы войны ни у немецкой, ни у советской разведки не было агентов такого уровня. Точнее было бы сказать, что у обеих разведок вообще не было агентуры на территории противника.

Советская разведка, и военная и политическая, до войны имела хорошие позиции в нацистской Германии. Но вся агентурная сеть вскоре после начала войны была уничтожена гестапо. Военная разведка располагала нелегальными резидентурами в Бельгии, Голландии, Франции. Политическая разведка, входившая в состав наркомата внутренних дел, имела мощную резидентуру в Берлине, осведомленных агентов в военно-воздушных силах, министерстве иностранных дел, министерстве экономики и на оборонных предприятиях.

Советские агенты передавали в Москву много информации, особенно в первые месяцы войны. Но слабым местом была радиосвязь. По указанию центра разведчики часами сидели на ключе и не соблюдали правил конспирации. Гестапо пеленговало один передатчик за другим, и в 1942 году была ликвидирована вся разведывательная сеть – несколько десятков человек.

Захваченную рацию и арестованного радиста гестапо обязательно использовало в радиоигре. Генрих Мюллер высоко ценил возможности радиоигр. Каждую радиоигру санкционировал лично Гитлер, потому что в Москву передавалась не только искусно подготовленная дезинформация, но и подлинные данные о состоянии вермахта. Мюллер и Шелленберг были уверены, что радиоигры у них проходят успешно. Но вряд ли так было в реальности. Не потому, что в Москве сразу понимали, что радисты работают под контролем, а потому, что профессионалы всегда подозревают возможность измены.

Впрочем, из этого следует, что и к реальным сообщениям собственной разведки, когда разведчики еще на свободе и передают важные сведения, относились как к возможной дезинформации. Так что во время Второй мировой войны пользы от политической и агентурной разведки было немного.

Вальтер Шелленберг с гордостью писал, что в 1941 году немецкой разведке удалось обмануть советских разведчиков, поэтому и начало войны застало Москву врасплох. На самом деле советская разведка предупреждала Сталина о концентрации вермахта вдоль западной границы. Дело было не в отсутствии информации, а в неумении ее интерпретировать и в нежелании Сталина посмотреть правде в глаза.

Такой же болезнью страдало и немецкое высшее командование. Тот же Рейнхард Гелен в 1943 году получил информацию, из которой следовало, что советское командование знает о готовящемся наступлении немцев под Курском. 4 июля Гелен доложил руководству сухопутных войск: «Исходя из общего военного положения, проведение операции „Цитадель“ в настоящее время ничем не обосновано и не оправдано… Русские ожидают наше наступление в указанном районе уже в течение нескольких недель… Считаю запланированную операцию „Цитадель“ ошибкой, за которую потом придется серьезно расплачиваться».

Тем не менее наступление началось, и после отчаянных танковых сражений немцы потерпели на Курской дуге полное поражение. Это была последняя попытка вермахта вести наступательные действия на Восточном фронте.

Немецкая разведка не могла похвастаться особыми успехами ни в предвоенные годы, ни в годы войны. На Восточном фронте ни адмирал Канарис, ни бригадефюрер Шелленберг, ни генерал Гелен не добились никаких успехов. Отсутствие агентуры на территории Советского Союза немцы пытались компенсировать заброской парашютистов, но безуспешно.

Немцы в массовом порядке десантировали в советский тыл бывших военнопленных, которые, чтобы спастись от неминуемой смерти в концлагере, соглашались работать на немецкую разведку. Абсолютное большинство сразу же сдавалось органам госбезопасности. Шелленберг утверждал, что у него были источники в штабе маршала Рокоссовского. Или Шелленберг это придумал, чтобы придать себе весу, или это была подстава. Немецких агентов в штабе Рокоссовского не было. Львиную долю информации, вспоминал генерал Гелен, давали боевые части, которые брали пленных и допрашивали их, вели авиационную разведку.

Кое-что давало прослушивание радиопереговоров советских войск в прифронтовой полосе, потому что советские офицеры пренебрегали правилами безопасности – не пользовались кодами, а называли все своими именами. Внимательно читалась советская пресса; несмотря на строгую цензуру, она позволяла составить представление о происходящем в Советском Союзе.

Британская разведка могла бы считать свои усилия во время войны неудачными, если бы не деятельность криптографов, мастерски расшифровывавших немецкие телеграммы, и удача с расшифровкой немецких военных кодов с помощью «энигмы». Человек, который внес огромный вклад в победу союзников, – это немец Ханс-Тило Шмидт, работавший на французскую разведку. Еще в тридцатых годах он передал французам информацию о разработке в Германии шифровальной машины «Энигма». В 1938 году польский инженер, который участвовал в установке «энигмы», воссоздал конструкцию шифровальной машины. А после поражения Польши «энигму» тайно переправили в Англию. Всю войну англичане читали секретные телеграммы немецкого командования.

Англичане старались не показать немцам, что их шифротелеграммы читаются врагом. Прежде чем использовать перехваченную информацию, британское командование думало, как обосновать свою осведомленность. Утверждают, что англичане заранее перехватили сообщение о намерении немцев уничтожить Ковентри, но не стали спасать город. По тем же причинам англичане передавали Сталину только малую часть перехватываемой ими информации. Но в Москве не печалились. Один из советских агентов, Джон Кернкросс, работал в британском центре дешифровки секретных немецких телеграмм.

У немцев были свои успехи в этой сфере.

Немецкая разведка перехватывала и читала плохо зашифрованные телеграммы американского посланника в Каире, который информировал свое начальство в Государственном департаменте о военных планах англичан в Северной Африке и на Ближнем Востоке.

Один из агентов абвера в Соединенных Штатах прислал вырезку из газеты, в которой говорилось о том, что президент Франклин Рузвельт свободно беседует по телефону со своими послами в разных странах, потому что их переговоры кодируются. Телефонный кабель был проложен по дну Атлантического океана.

Подразделение радиоразведки абвера долго пыталось найти способ подслушивать президентские разговоры. Летом 1941 года глава немецкого почтового ведомства и его главный инженер нашли техническое решение. 7 сентября система кодирования и раскодирования телефонных переговоров заработала. В марте 1942 года в Голландии началось строительство станции перехвата трансатлантических переговоров. С той поры высшее руководство Германии получало записи трансатлантических переговоров Рузвельта и Черчилля, а также их помощников и сотрудников. Переговоры немедленно расшифровывались и секретным телетайпом передавались в Берлин. Через два часа спецсообщение уже читали Гиммлер, Гейдрих и Шелленберг. Характерно, что Канарис не получал эти перехваты.

Расшифрованные слова американского президента и британского премьера позволили Гитлеру узнать о готовящемся переходе Италии на сторону союзников. В мае 1944 года немцы перехватили переговоры Рузвельта и Черчилля о формировании единых сил для высадки в Нормандии. Но эта добытая разведкой суперсекретная информация все равно не помогла нацистской Германии – Гитлер не смог помешать ни капитуляции Италии, ни успешному открытию второго фронта в Европе.

Почему же столь серьезные люди, как Гелен и Шелленберг, утверждали, что рейхсляйтер Борман и группенфюрер Мюллер работали на советскую разведку?

Если бы речь шла о ком-то другом, можно было бы предположить, что они оба заблуждались. Сразу после войны трудно было понять, кто чей агент. Но Шелленберг и Гелен – столь циничные и прожженные политики, что о заблуждениях говорить не приходится. Это была сознательная дезинформация. Гелен и Шелленберг, не сговариваясь, набивали себе цену. Если русские так ценят Бормана и Мюллера, значит, американцы и англичане должны вдвое ценить Шелленберга и Гелена!

Шелленберг с Геленом добились своего. Они оба были военными преступниками. Но Шелленберга приговорили всего к шести годам тюремного заключения и быстро выпустили. А Гелен вообще избежал суда, дожил до глубокой старости и в полной мере успел насладиться жизнью.

А что же в реальности произошло с Борманом и Мюллером в мае сорок пятого?

Теперь уже у историков нет сомнений, что Мартин Борман погиб тогда в Берлине. Кто-то из красноармейцев подстрелил его.

С начальником гестапо сложнее. В конце войны здание гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе, дом 8, было сильно разрушено. При мощной бомбардировке 2 февраля 1945 года некоторые сотрудники гестапо просто скрылись, воспользовавшись фальшивыми документами. С января сорок пятого один из аппаратчиков занимался только тем, что готовил всем желающим фальшивые документы. Несколько дней жгли секретные бумаги.

Работать в старом здании стало невозможно. Мюллер перебрался в один из бараков в Ваннзее. Потом обосновался в опустевшем здании на Курфюнстенштрассе с большим подземным бункером. Рядом с ним находился его старый друг Кристиан Шольц, до сорок первого они вместе служили в гестапо. Потом Шольца перевели в Научно-исследовательский институт министерства авиации, созданный Герингом для перехвата радио- и телефонных переговоров. Мюллер рассчитывал с помощью своего друга использовать эти технические возможности в интересах гестапо.

Любовница Мюллера в последний раз видела его 24 апреля 1945 года. Мюллер обзавелся капсулой с цианистым калием. Любовнице он дал такую же. Но она не воспользовалась его любезностью. Начальник гестапо сжег все личные документы, которые хранил в ее квартире. С горечью сказал:

– Война проиграна, русские нас переиграли.

Накануне Мюллер разрешил всем сотрудникам гестапо покинуть Берлин, сказал, что сам вынужден остаться. Он приказал подготовить себе несколько конспиративных квартир в Баварии, но уехать не успел или не сумел.

После самоубийства фюрера Генриха Мюллера уговаривали бежать. Он отказался:

– Я не хочу попасть к русским.

1 мая в передвижном госпитале он осмотрел труп только что отравившегося начальника берлинского гестапо штандартенфюрера Вильгельма Бока. Начальник госпиталя предложил Мюллеру прорываться вместе со всеми. Мюллер не захотел:

– Попадем к русским, и они меня повесят.

В тот же день Мюллер вместе с Кристианом Шольцем распрощались с товарищами, которые решили прорываться из Берлина. Начальник гестапо и его друг почему-то пребывали в хорошем настроении. На вопрос, что он собирается делать, Мюллер уверенно сказал:

– Ждать.

Около десяти вечера кто-то его спросил:

– Ну что, группенфюрер, собираемся?

Мюллер ответил:

– Нет, я не сбегу.

В ночь на 2 мая оставшиеся в живых обитатели бункера покинули его. Начальник охраны Гитлера группенфюрер Ганс Раттенхубер предложил Мюллеру прорываться вместе:

– Генрих, пошли с нами, сейчас самое время.

Мюллер отказался. Он вновь сказал:

– Нет, Ганс, режим пал, и я пал вместе с ним.

Недостатка в фальшивых документах у Мюллера не было. Фактически начальник гестапо был чуть ли не последним человеком, оставшимся в рейхсканцелярии. Никто не знает, что с ним произошло. Через несколько дней на одной из улиц нашли человека в генеральском мундире с документами на имя Генриха Мюллера. Труп похоронили на кладбище Берлин-Нойкельн. В 1958 году родные поставили ему памятник. Но мало кто верил в его смерть.

В сентябре 1963 года была проведена эксгумация предполагаемого трупа Генриха Мюллера. Берлинский институт судебной медицины установил, что найденные кости принадлежат разичным людям. Это вызвало волну интереса к судьбе Мюллера. В 1964 году западногерманский журнал «Штерн» сообщил, что бывший начальник гестапо скрывается в Албании и руководит отделом в албанской разведке. Его вроде бы опознал один инженер из ГДР. А через три года человека, похожего на Мюллера, обнаружили в Панаме. Его арестовали.

Западноберлинская прокуратура была уверена, что нашла Мюллера, и просила министерство юстиции добиться выдачи арестованного. Проблема состояла в том, что в архиве отсутствовали отпечатки пальцев Мюллера. Любовница Мюллера, увидев фотографию арестованного, сказала: похоже, это он. Но жена Мюллера выразила сомнения: у панамца волосы были более густыми, чем у ее мужа двадцать лет назад. Жена знала мужа лучше, чем любовница. Более тщательный осмотр показал, что человека арестовали напрасно. У него не было не только обязательной для эсэсовцев татуировки с указанием группы крови, но и шрама, оставшегося у настоящего Мюллера после того, как ему удалили аппендикс.

2 мая 1945 года начальник гестапо, видимо, либо покончил с собой, когда все покинули рейхсканцелярию, либо попытался бежать и был подстрелен. Подлинные обстоятельства смерти Генриха Мюллера, надо понимать, уже никогда не будут установлены.

Да и какое это имеет значение теперь, когда выяснилось, что все они, и Борман, и Мюллер, были не гениальными заговорщиками и не супершпионами, а самыми обычными чиновниками? Просто преступления, в которых они участвовали, настолько чудовищны, что это поневоле создает преувеличенные представления о масштабе их личности.