При выезде из переулка на Третье транспортное Павлу очень захотелось нажать на кнопку «паузы». Ассамблейщики в условиях кризиса не гнушались пользоваться своими экземплярами для преодоления московских пробок, во всяком случае, пока «паузы» было кому заряжать. Прибор на поясе землянина в зарядке не нуждался, но существовало и другое препятствие для бесконтрольного включения. Субъективное время, проведенное внутри контура, «пауза» вычитала из жизни владельца. На счету у Павла было не так уж много включений, несколько часов в общей сложности. Но по Ассамблее упорно ходили слухи о поседевших раньше времени экспертах, которые, бывало, просиживали под «паузой» сутками ради получения срочных результатов.

– Приехали, – прокомментировал Федор, притормаживая перед пробкой, – часок простоим.

– Тем лучше, – отозвался Павел. – Как раз стемнеет.

Часы на передней панели показывали полпятого, через час по зимнему времени действительно будет уже темно. Надо ж, как день-то пролетел!

– И чего хорошего? – осведомился Федор.

– Это же не просто приют – ночлежка. Постояльцы как раз соберутся, будет с кем поговорить.

– Точно. Не подумал…

Пару минут Федор терпеливо двигал машину за уляпанной снегом кормой троллейбуса. Затем поток опять застопорился. Павел вздохнул и нарочито безразлично проговорил:

– А вообще-то нешуточное дело намечается. Кратер опять же… Помощь нам не помешала бы, как думаешь?

Федор никак не думал. Он нахмурился и засопел, тщетно пытаясь не понимать намеков.

– Одним бы махом, – мечтательно проговорил Павел. – Как того ящера… Да и черт бы с ним, с кратером – пускай себе стоит. Понять бы только, в чем дело.

– Языком не устал молоть? – не выдержал Федор. – Она же ясно сказала: все кончено. Нет больше способностей.

– Да ты сам-то в это веришь? Мне ведь тоже говорила. А после мимоходом накачала и настроила «паузу».

Федор снова посопел. Дернул передачу, продвинулся на десять метров и опять затормозил.

– Я верю, – проговорил он твердо. – И тебе советую. Оставь девчонку в покое, для отдела она совершенно бесполезна. Нелюди и то поняли, только вы с Филиппычем не успокоитесь!

– Ну ладно, ладно. – Павел вздохнул. – Бесполезна так бесполезна. Все равно неизвестно, согласилась бы или нет… Крепко же она тебя зацепила, вижу.

– Да что зацепила, – пробормотал Федор. – Мать ее жалко. Намучаешься с такой дочерью.

– Вот про мать не тебе говорить, – заверил его Павел. – Для мамы у нас Филиппыч есть. Тоже мне два ловеласа-конспиратора! Через день один к матери, другой к дочери!

– А ты со свечкой стоял, что ли? – моментально озлобился Федор. – Моралист нашелся, б… Или я тебе дорожку перешел?

– Я эту девочку в деле видел! – отрезал Павел. – И не настолько сдурел, чтобы дорожки протаптывать! Угомонись на эту тему. А заодно приготовься, что в покое ее долго не оставят после всего былого…

Федор помолчал, снова протиснувшись на несколько метров вперед. Потом проговорил:

– Ассамблейщики под ее окнами постоянно пасутся. Не войдешь, не выйдешь, блин.

– Вот этим-то как раз скоро надоест. Ну, еще недельку подежурят, потом бросят. Людей у них не так уж много для постоянной наружки.

– Ну? – уточнил Федор. – Тогда почему надолго?

– Потому что ты останешься. Не знаю, насколько там у вас все серьезно, но месяца два-три ты за ней присмотришь. Потом можно будет и ослаблять потихоньку.

– Так… – произнес Сергеев. Помолчал и смачно повторил: – Та-ак!.. Это ты сам придумал или Потапов приказал?

– Да никто ничего не придумывал! – Павел фыркнул. – Шеф хотел сначала поговорить, да не стал. Потому что ты и сам не дурак. Будете с ней вместе – обязательно присмотришься. А куролесить начнет – сам же и остановишь. Не справишься – Потапова позовешь, только бы глупостей не успела наделать.

Сергеев снова умолк. Надолго – на целых три коротких рывка по пробке. Потом произнес:

– Не позову. Незачем. Нет у нее больше способностей.

– Жаль, – просто сказал Павел. – Все было бы проще. Но… на нет и суда нет. Забыли.

Федор не ответил. Поверил, нет? Неважно. В любом случае теперь он действительно станет приглядывать за Тамарой в четыре глаза. Прав был шеф… И одновременно не прав. Со своими в такие мелкие интрижки можно не играть – поговорил бы с Сергеевым прямо.

И все-таки жалко, если студентка окончательно утратила дар менталов. Как скажет Филиппыч: какие кадры пропадают!

Федор шумно вздохнул, то ли переживая за Тому, то ли справедливо обижаясь на шефа. Сказал:

– Если чужой действительно твой двойник – в приюте тебя узнают. Может, я один схожу поговорю?

– Чего? – Павел попробовал быстро перестроиться и проследить ход мыслей опера. А ведь правда: в ночлежке его должны были узнать. – Не надо. Лучше как раз вместе… Кстати, что за клиента вы там брали?

– Да как обычно – дурь в розницу… Мелочь уличная. Детей своих, сволочь, приспособил дозы разносить. Там же ночлежка семейная, типа с условиями.

– Не знал, что такие есть в Москве, – удивился Павел.

– Есть. Официально называется «приют ночного пребывания для иностранцев с детьми». Что за иностранцы – понятно? Особо ушлые там не первый год пребывают.

Павел кивнул. Уточнил:

– Брали недавно?

– Да с месяц назад. Я тогда еще про нелюдей ни ухом ни рылом…

– Тогда тебя тоже могут узнать. И про стрельбу сегодняшнюю все местные, конечно, в курсе. Придется на этом фоне что-нибудь изобразить. Иначе уйдут в отказ, тряси их потом…

– Придется – изобразим, – согласился Федор. – А нет – пусть на себя пеняют. Церемониться там не с кем.

Он в очередной раз дернул рычаг передач. Машины впереди и вокруг уже двигались, не быстро, но вполне равномерно. Бывают же вот такие пробки, которые встают без всякой внешней причины, а через некоторое время таинственным образом начинают ехать. Сначала медленно, потом быстрее, быстрее… И вот уже поток идет с нормальной городской скоростью, и водители пожимают плечами, не понимая, с какой стати последние полчаса глухо стояли в заторе.

Полтора десятка минут спустя Федор показал правый поворот и свернул на ближайшую развязку. Новый, отделанный согласно всем современным дорожно-строительным канонам кольцевой спуск с эстакады вел в короткий и заброшенный на первый взгляд проезд. Контраст был разительным, как будто крайний столбик ограждения отделял Москву от ее самой глухой окраины. Довольно свежий гладкий асфальт кончился мгновенно. Офисный «Форд» сразу нашел одним колесом рытвину, другим кочку…

– Угробишь машину – шеф распнет, – уведомил Павел, восстанавливая свое первоначальное положение на сиденье, но Сергеев и так уже сбросил скорость.

– Вон туда смотри, – показал он через лобовое стекло. – Оно – учреждение…

Павел всмотрелся. Дом как дом: серая, в меру унылая трехэтажка у дороги, без особых внешних признаков неблагополучия. Расположение, правда, не очень… Плохое, прямо сказать, расположение. Почти промзона, с одной стороны непрерывно шумит Третье кольцо, с другой – железная дорога. Далее по проезду начинаются какие-то совершенно нежилые не то склады, не то ангары за изломанным бетонным забором… Впрочем, все окна приюта светились, обитатели знали наверняка, что «честно» бомжевать гораздо хуже.

Федор затормозил у подъезда. Две подозрительные личности, приближающиеся от другого конца дома, тоже затормозили, присматриваясь, и похоже, готовые в любой момент дать деру в обратном направлении.

– Ну и?.. – выдавил Павел. – Что будем изображать?

Вместо ответа Сергеев откинул «бардачок» и достал наручники.

– Без особого творчества… Руки давай.

Павел пожал плечами. Замысел был прозрачен: утреннего клиента по перестрелке взяли и привели не то на очную ставку, не то на иные оперативные мероприятия. Не слишком представительно – для чистоты надо бы еще пару человек оперов и хотя бы одного криминалиста. Но для прижившихся в приюте могло и сойти…

– Сильно не затягивай, – хмуро произнес он, протягивая запястья.

– Ученого учишь? – Федор усмехнулся. – Выметайся из машины.

Вход в приют оказался свободный. Если какие-то социальные работники здесь и были – уборщики, санитары, раздатчики бесплатного супа, – то уж точно не было нормальной охраны. Что, в общем, понятно, если уж чего и стоило охранять, так это Москву от «иностранцев», а не наоборот. Минуя условный пост вахтера, Федор деловито осведомился у дедульки в куртке не по росту с засаленной неопределенной эмблемой на рукаве:

– Этот где жил?

– А-а… – Дедулька явно не ждал уже сегодня никакого начальства. Чайник он спрятать успел, но на четверть полный граненый стакан остался стоять перед ним на столике. Рядышком с нехитрой закуской: черной полбуханкой, луковицей и почему-то сушеной воблой.

– Этот, говорю. – Федор дернул за рукав Павла, который заранее нацепил тоскливо-отрешенную мину.

– Так это… – спохватился старичок. – Двадцать третья комната… Второй этаж и направо…

– Вперед, – скомандовал Федор снисходительным и в то же время брезгливым тоном.

Профессионал! Павел скривился и шагнул в сторону лестницы, в некотором удивлении озираясь по сторонам.

Простой – краска и побелка, – но довольно свежий ремонт, местами чистая ковровая дорожка, в меру чахлые растительные останки в горшках по окнам… Плотно закрытые фанерные двери с номерами – из-за некоторых действительно слышались детские крики и смех… И еще запах свежепомытытого дешевой хлоркой пола да того самого бесплатного, судя по аромату, супа. Все очень дешево, но чисто, без всяких следов притона. Жесткая забота администрации? Или прижившиеся сами понимали, что срок их пребывания в заведении обратно пропорционален количеству пьяных дебошей и таких вот милицейских приводов?

Крайняя дверь у лестницы вдруг распахнулась, и Павла едва не сбил с ног малолетний иностранный бомж. С громким абордажным криком пацан лет десяти обогнул короткий конвой и, топоча, устремился вдаль по коридору. За ним с таким же шумом и из той же комнаты вырвались еще двое, кажется, помладше. Один и впрямь потрясал абордажной саблей, и Павлу потребовалось целое мгновение, чтобы сообразить: клинок пластмассовый. Второму хватило грубо оструганной доски от ящика.

– Во дают! – удивленно высказался Федор. – Целыми днями в поездах да переходах милостыню клянчат, и все равно силы остаются.

– Дети… – неопределенно пожал плечами Павел, сам не понимая толком, что хотел этим сказать: то ли что сил у детей хватает на все, если есть хотя бы и бесплатный, но суп, то ли объяснить их способность, словно бы и не замечая, переносить вполне взрослые невзгоды.

В этот миг из двери высунулась женщина одной с детьми национальности, коротко и понимающе глянула на Павла, на его руки в браслетах и заголосила вслед пиратам что-то призывное и непонятное. Федор сосредоточился и толкнул «подследственного» в спину.

Второй этаж оказался точной копией первого и отдельного описания не заслуживал. Нужная комната в полном соответствии с предсказанием старичка-вахтера нашлась справа от лестницы. Сергеев по-хозяйски, не стучась, толкнул дверь. И так же по-хозяйски со словами «Давай, давай, не задерживай…» сначала втолкнул внутрь за локоть Павла, затем вошел сам.

Первое, что бросалось в глаза, – теснота. Нет, само помещение было вполне просторным – комната метров тридцать, пара окон и даже балконная дверь, намертво, правда, забитая гвоздями. Большая светлая комната… Если бы здесь не жили четыре семьи и с потолка не свисала бы единственная шестидесятиваттка на витом шнуре: несколько натянутых без всякой системы бельевых веревок с какими-то пеленками и подгузниками создавали слишком много темных углов.

Четыре женщины ахнули в унисон. Семеро или чуть больше детей замерли, сверкая в сторону гостей взглядами различной степени любопытства и настороженности. Двое совсем грудничков поменялись ролями – один заголосил во все горло, другой, наоборот, замолчал. Мужчин в комнате не оказалось, но все равно не вполне было ясно, как эта орава умещалась на четырех штатных кроватях, расставленных вдоль стен. Впрочем, несколько скатанных матрасов проясняли ситуацию – спальные комплекты, видимо, использовались здесь с максимальной эффективностью: кровати одним, матрасы другим. А если их рядом положить, то детей туда вообще человек десять влезет…

Павел невольно вздохнул, отчетливо понимая, что этим еще повезло. Лучше вдесятером на четырех матрасах, чем в пальто не по росту в канализационном коллекторе…

Одна из женщин вдруг бросила на кровать какое-то тряпье, на которое до того нашивала очередную заплату, порывисто встала и приблизилась.

– Так, – уверенно провозгласил Федор. – Гражданочка, вернитесь-ка пока на место…

– У себя в кабинете гражданкать будешь! – резко оборвала его женщина. К удивлению Павла, вполне славянской наружности. Ну да, с ярким ближнезарубежным акцентом, но отнюдь не беженка, каких он столько насмотрелся во время чеченских командировок, что это слово стало прочно ассоциироваться с определенной национальностью. Впрочем, бежали-то из тех мест как раз отнюдь не только чеченцы…

– Ну й що це за маскарад? – агрессивно осведомилась гражданка, пальцем подцепив Павла за наручники. – Я що, по-вашим, не бачу зовсим? Свого мужика вид виряженого не видризняю? Це кого ж ти мени привив, капитан?

– Что значит выряженного?! – попробовал возмутиться Сергеев, но номер не прошел.

– А те значить, що не Паша це!

Федор кашлянул и поперхнулся очередным вопросом или окриком.

– Ну тобто, може, звичайно й Паша, хто же його знаэ… – уточнила гражданочка и уверенно заключила: – А тильки не мий Паша!

Павел усмехнулся и повернулся к напарнику:

– Кажись, не прокатило. Снимай погремушки.

Федор полез за ключами.

– Ну, раз такая глазастая, – процедил он, – садись обратно на койку. Поговорим по душам. Остальных попрошу освободить помещение.

Он слазил за пазуху и махнул в воздухе красной корочкой удостоверения, как будто у кого-то еще оставались сомнения в его месте работы. Однако эффект оказался для опера неожиданным. Славянская гражданка была в комнате только одна, остальные принадлежали к тем самым классическим в понимании Павла беженкам, которые давно потеряли доверие к людям в форме и со всяческими удостоверениями. А вот напористости и громкоголосости каждой из них было не занимать.

В комнате немедленно начался бедлам. На смешанном кавказско-русском диалекте три женщины вывалили на Сергеева, а заодно и на его конвоируемого, воз и маленькую тележку причин, по которым они не могут, а главное, даже и не собираются освобождать помещение. Матерям тут же стали вторить выученные нехитрым приемам бытового экстремизма дети, отчего уловить конкретику и конструктивизм в многочисленных посылах и пожеланиях теперь было окончательно невозможно. Зато стало совершенно очевидным, что в их проблемах с жильем и регистрацией, в голодном детстве детей и беспробудном пьянстве безработных мужей, в последних терактах Аль-Каиды и во взяточничестве московских ментов, в русском шовинизме и в воровстве на кухне из общего котла, а также почему-то в развале Советского Союза виноват лично он – простой московский опер.

Сергеев с каменным лицом слушал этот базарный гвалт целых полторы минуты. Потом, убедившись, что самостоятельно эта местная «горячая точка» не остынет, поднял руку и гаркнул:

– А ну тихо, бабы! Распоряжение администрации! У всех, кого обнаружу в комнате, имею право проверять срок регистрации!

Первыми смолкли женщины. Секунду спустя дети. Кто-то из младших продолжил по инерции канючить, но тут же получил от брата подзатыльник. Затем образовалось сложное множественное движение, прерванное лишь на миг возгласом славянки: «Фарида, моих захвати!..» И вот в комнате уже осталось трое.

– Так, – снисходительно заключил Федор и повернулся к гражданке. – Имя, фамилия?

– Пыкина Таисия Антипиевна.

– Откуда знаешь, что я капитан?

– Так ще ж з тих самих пор, як ви Ермалая заарештували…

– Было дело, – согласился Сергеев. – Ты вот что, Таисия, говори по-нормальному. Умеешь ведь.

– Умею. – Женщина вздохнула. Отошла к своей койке, уселась. – Ну, спрашивай быстрее, раз уж пришел. А то мне ведь еще детей кормить.

Павла она игнорировала, видимо, сочтя инструментом неудачной инсценировки.

– Успеешь, – буркнул Федор, присаживаясь напротив. – Этого откуда знаешь?

Он кивнул в сторону Павла, но славянка даже головы не повернула.

– Этого я совсем не знаю. И откуда он взялся у тебя, не знаю. И куда Паша мой делся, не знаю! И кто был здесь утром до тебя!.. Мне самой, когда соседи сказали, впору в милицию было бежать!..

– Так чего ж не побежала? – решительно пресек Федор начинающуюся показательную истерику.

– А кто бы меня там послушал? Кто бомжа пропавшего искать станет? Ты, что ли?

– Вот я-то как раз ищу, – удивил ее Сергеев. – И он тоже ищет. – Федор снова кивнул на Павла и вдруг добавил: – Брат как-никак. Родная душа.

Женщина наконец всмотрелась в гостя повнимательнее, но вопрос все равно вышел брезгливо-недоверчивым:

– Близнец, что ли?

– А разве не похож? – произнес Павел свои первые в этом доме слова.

– Как две капли, – призналась Таисия. – Да только на свете еще и не то бывает. Чем докажешь?

Павел с Федором переглянулись. Этого вопроса следовало ждать, но придумать ответ Сергеев, похоже, не успел.

– Расскажи-ка лучше ты нам кое-что, – произнес он строго. – Сама родом откуда будешь?

– А какая разница, – немедленно насторожилась гражданка, приготовившись наглухо запереться. – Ну, допустим, из Иркутска я.

– Все правильно, – выговорил Павел, поворачиваясь к Сергееву. – Там я его и потерял. – И снова гражданке: – Вы ведь в Иркутске встретились?

– Да. – Доверия в ее голосе мгновенно прибавилось. – А вас как зовут?

– Кеша я, – брякнул Павел первое, что пришло в голову. – Иннокентий… Когда вы познакомились, он уже выписался из больницы?

– Из какой больницы?

– Да ясно из какой, из клинической.

– А вы откуда знаете, если потеряли?

– Да оттуда, что я там его как раз не застал. Только врачи говорили, что до выписки там было как до Пекина…

Таисия вдруг всхлипнула и потупилась.

– Не выписывался Паша никуда. Я ему одежду принесла, вот он и ушел. Сестрой я там работала…

– Когда это было? – встрял Федор.

– Да вот летом, в июле.

– Сходится… – пробормотал опер. Он имел в виду дату гибели экспедиции, но женщина поняла это по-своему.

– Так вы правда брат? И правда его потеряли тогда?

– Правда. – Павел вздохнул как можно более натурально. – Не в себе он из дома ушел. Ну, вы уже знаете, наверно, бывают у него такие приступы…

Расчет был прост: чужак в этом мире обязательно проявит свои странности. Пусть в мелочах, пусть ненадолго… Однако коренному обитателю Ствола они сразу резанут глаз.

– Ну да, ну бывают… – произнесла Таисия, – так что ж теперь, человека на произвол бросать?..

Тон у нее теперь был плаксиво-оправдывающийся, явно говоривший: любовь зла…

– Так, землячка, – распорядился Сергеев. – Давай-ка теперь по порядку все. Где встретились, как, когда? И что потом делали? Особенно он.

– Ну, я же говорю, в больницу к нам поступил. Без памяти, без документов, без родных… Жалкий такой, слабый… Ну, я за ним ходить стала… Потом он говорить понемногу начал, имя вспомнил, а фамилию как отрезало. Сначала вроде все понять пытался, в какой, мол, стране. Про порядки, про законы… Международным положением интересовался, между прочим! Про Ассамблею какую-то… Это я как щас запомнила: еле встает человек, фамилии не помнит, в каком городе не знает, а все туда же – о политике… А потом… потом, в общем… – Она махнула рукой и вновь всхлипнула, закрыв лицо.

– Потом все ясно, – снисходительно помог Федор. – Ночная смена, красавец выздоравливающий… В Москву поехать он уговорил?

– Он. Паша… Сказал, что здесь все окончательно вспомнит и что друзья тут есть, помогут, мол…

– А ты что ж, не соображала, кому веришь? Ладно, сама, так ведь детей с собой притащила!

– А с кем я их там оставлю! На прежнего мужа, пьянь подзаборную?

– Вот дура-баба, – совершенно искренне возмутился Федор. – Работу, квартиру тоже там бросила?

– Продала… – Таисия продолжала всхлипывать.

– Во как, – удивился Федор, – Так что же здесь по приютам обиваетесь?

– А все деньги украли. Прямо на вокзале. Паша в туалет пошел, вернулся – ни денег, ни памяти. Нашелся же гад – насмеялся над больным человеком…

Павел с Федором снова переглянулись. Кажется, чужак неплохо освоился с местной системой ценностей, если нашел применение такой немалой сумме.

– Ясно все с твоим Пашей, – пробормотал Федор. – Чем он здесь занимался? Почему на работу не устроился?

– Так ведь без документов же, – удивилась женщина. – Там восстановить не успели, в поезде проводнику немножко дали, так и доехали…

– Допустим. А что тогда он здесь делал?

– Может, знакомства какие, людей приводил? – подсказал Павел. – Это чтобы знать, где дальше искать.

– Да не было у него никаких знакомств! – Таисия снова скатилась на причитания. – И друзей никаких… Все выдумки, а то и вовсе бред… Это я недавно только поняла. Лечиться ему надо, а мы тут… совсем уж было уговорила обратно в Иркутск… Черт с ней, с квартирой, хоть угол какой снять… Меня ж на работу обратно сразу возьмут, не то что здесь…

– Ну-ну, – подбодрил Павел. – Уговорила – а он что?

– Согласился. Приволок два дня назад какую-то штуковину, жутко дорогую. На рынке, что ли, украл… Говорил, продадим, возьмем билеты. А его из-за нее сегодня… Чуть не убили совсем… А может, и не чуть… Господи, что ж теперь мне-то делать…

– Перестать выть, – грубо оборвал Федор. – Брать детей в охапку и ехать домой. Вот тебе адрес, завтра зайдешь, получишь билет на самолет. – Под изумленным взглядом Павла он размашистым почерком накорябал на попавшейся под руку газете адрес фабрики. – Держи. Спросишь Семена Филиппыча. И нечего на меня так смотреть… Кеша! Если мы так печемся о чужаках, то должны хоть помалу исправлять то, что они здесь творят!

– Вот это ты Пронину и расскажешь, – уведомил его Павел. – А он тебе объяснит, кто, что и кому должен.

– И ради бога. Билет пускай выдаст, а там хоть разобъясняется!

Павел пожал плечами. Посмотрел на ошарашенно молчавшую Таисию.

– Как хочешь. Я огляжусь тут, пожалуй. У бойцов с утра времени не было…

– У нас тоже, – буркнул Сергеев, поднимаясь. – Живее давай.

– Моргнуть не успеешь, – улыбнулся Павел.

И нажал под курткой кнопку «паузы».

Эффект оказался ожидаемым. Очередная слезинка Таисии так и не долетела до пола, Сергеев так и не распрямил нахмуренные брови, любопытная физиономия какого-то пострела так и не скрылась за приоткрытой дверью. Павел удовлетворенно кивнул и уже новым взглядом осмотрел комнату.

Что ценного для себя мог хранить здесь чужак? Артефакты с родины? Едва ли – слишком много этапов ему пришлось пройти по дороге в приют. Уже после больницы ничего внеземного при нем не осталось бы. Украденные деньги? Вряд ли он брал их, чтобы хранить. А если и хранил, то не под носом у сожительницы. Тогда что искать? Бумаги? Документы? Записные книжки?

Павел обошел помещение. Неторопливо перетряхнул кровати, развернул и снова свернул матрасы, не брезгуя койками беженок – чужак совсем не обязан был выбирать для тайника именно свою постель. Потом бесстыдно залез в обе имеющиеся в комнате тумбочки – ничего. Приподнял напоследок таз с какой-то незамысловатой стиркой. Табурет под тазом оказался опаленным и будто бы покрыт глазурью. В центре запекся светлый квадрат с прорезями, вроде крышки некоего прибора… Вот, значит, где был расплавившийся во время визита мобильной группы процессор. Таз, должно быть, поставили еще на горячее – в «крышке» четко выдавилась надпись «сделано в СССР» и знак качества. Старинный таз, нечего сказать.

И что же, это все? А как же стрельба в атланта?

Павел вернулся к двери – вести огонь чужак должен был примерно отсюда. На глаза тут же попалась свежая зарубка в дверном косяке. След от гильзы? Не похоже, слишком глубока. И все-таки… Согнувшись пополам, он тщательно осмотрел пол, отбросил ногой какое-то тряпье, сложенное у двери, по очереди приподнял стоящую тут же обувь.

В одном из поношенных детских ботинок со стоптанным почти до основания каблуком глухо брякнул твердый предмет. Павел перевернул ботинок над ладонью и получил в награду маленький светлый цилиндр, запечатанный с обеих сторон. Ну, правильно, чужак ведь пробил поле атланта, значит, и расходником из его оружия вряд ли была простая гильза.

Он поставил ботинок на место, вернулся туда, откуда начал экскурсию, и, постаравшись максимально точно скопировать исходную позу, выключил «паузу».

Сергеев моргнул. Таисия отпрянула. Похоже, что для них действия Павла все-таки не были абсолютно незаметными.

– Ой, – тихо сказала женщина. – Что это?..

– Где? – невинно осведомился Павел.

– Да нет… – Она потерла заплаканные глаза. – Показалось…

– Ну, тогда всего хорошего, – известил ее Федор. – Адрес не потеряй.

И первым шагнул в коридор.

Там он обернулся и энергично покрутил пальцем у виска.

– Брось, – проговорил Павел. – После визита ассамблейщиков местных уже ничем не удивить.

– Нашел хоть чего? – хмуро осведомился опер.

– Не очень много, – признался Павел, перекатывая «гильзу» на ладони. – Но гипербореи из этого что-нибудь выудят.

– Ну-ну, – скептически хмыкнул Сергеев и, не говоря больше ни слова, двинулся к лестнице.

Павел вздохнул – он тоже не слишком-то верил в гипербореев, а также в то, что из «гильзы» вообще можно выудить нечто стоящее, – и шагнул вслед за опером. На площадке второго этажа Сергеев разминулся с каким-то местным пацаном лет пятнадцати и устремился вниз. А пацан – совершенно цыганской наружности – цепко зыркнул на Павла и шмыгнул за угол.

– Эй, Больной, – донесся его громкий шепот. – Слышь меня? Больной, тебе говорю!..

Павел невольно притормозил. Пожалуй, чужака в приюте вполне могли окрестить Больным.

– Сюды подь, слышь? – не унимался пацан.

Павел нахмурился, сделал шаг в сторону от двери и максимально недружелюбно осведомился:

– Ну?

– Что – ну? – изумился пацан. – Это за тобой, что ли?

Он кивнул в сторону Сергеева, отсчитывавшего уже второй пролет вниз.

– Нет, – совершенно искренне ответил Павел.

– Тогда держи. – Цыганенок залез куда-то за пазуху и извлек нещадно помятый бумажный конверт.

– Ну, давай. – Решив ограничиться минимальным количеством слов, Павел протянул руку.

– Чё – давай?! – возмутился пацан. – А бабки?! Ты мне бабки обещал!

– Сколько? – Решив, что спор обойдется дороже, Павел полез за бумажником.

– Пятьсот! – выпалил цыганенок. – Зеленых…

– Чего? – Павел остановил руку с портмоне и приподнял голову пацана за подбородок. Уж больно невинные у того были глаза – так и светились честностью и простодушием. – Какие пятьсот? Я тебе с утра все наперед дал…

– Молодец, вспомнил. – В голосе пацана послышалось разочарование, но не обида. – Держи… – Он сунул в руку Павлу конверт. Дернул за рукав. – Слышь, Больной, где такой кожан надыбал?

– А ну, брысь! – гаркнул Павел. – Ишь, кожан ему…

Глядя на сверкающие пятки, он раскрыл конверт.

Билет на самолет. До Иркутска. Та-ак!..

Догнав Сергеева на первом этаже, Павел на бегу хлопнул его по плечу.

– В аэропорт! Мухой!

До любой точки Москвы из этой дыры в самом центре города можно было доехать только по Третьему транспортному. Поэтому Федор сначала сорвал машину с места – Павел едва успел захлопнуть дверцу – и лишь после этого коротко бросил:

– В какой?

– Что в какой? – не понял тот.

– В какой аэропорт? – терпеливо уточнил Сергеев.

Павел снова раскрыл конверт с билетом.

– Домодедово.

– Почему Домодедово? – снова спросил Сергеев.

– Потому что здесь так написано! – гаркнул Павел и сунул бумагу под нос оперу. – Читать умеем?

– Чего орешь? – спокойно сказал тот. – Думаешь, в Иркутск только из Домодедово летают?

Павел в удивлении посмотрел на напарника. Подумал секунду и достал телефон. Шеф снял трубку быстро, со второго гудка. Но сказать даже простое «алло» Павел ему не позволил.

– Сергей Анатолич, Филиппыч с вами?

– Да, вот только вошел… А что, собственно?..

– Попросите его быстро узнать, из какого аэропорта летит ближайший самолет в Иркутск.

Шеф на секунду отвлекся от телефона и сказал пару слов кому-то на фоне. Потом снова в трубку:

– А зачем тебе?

– Мой клон собирался лететь туда сегодня. Даже билет заказал, но мобильная группа спугнула раньше.

– Если раньше – значит билет не получил, – резонно заметил шеф. – Зачем тебе тогда в аэропорт?

– Это ничего не значит. После стычки он торопится и может попробовать купить другой билет прямо в кассе.

– Верно мыслишь, – одобрил шеф и неожиданно заключил: – Прекращайте-ка погоню и возвращайтесь в офис. Некогда сейчас в ковбоев играть.

– Не понял, – обронил Павел. – Его же на рейсе брать надо! Не так уж много их в Иркутск летит.

– Немного, – согласился Потапов. – Последний на сегодня полчаса назад ушел. Семен поднял кой-какие знакомства и пробил твою фотку по службам Домодедово и Шереметьево.

– И что? – тупо переспросил Павел, уже зная ответ.

– Ты улетел из Шереметьево, – уведомил шеф. – На самом дорогом аэрофлотовском рейсе – аэробусом. Поздравляю с хорошим вкусом.

– Спасибо… И что теперь?..

– Возвращайтесь, – оборвал Потапов. – Есть о чем подумать. Всем вместе.

Павел молча сложил трубку и засунул в карман. Повернулся к Сергееву.

– Отставить аэропорт. В офис.

– Мухой? – уточнил опер и, не дожидаясь ответа, принялся выкручивать руль к ближайшей развязке.