3.2. Магическая практика

Вернувшись в Таллин, мы с Йокси по-заговорщически замкнулись друг на друге, монопольно переваривая открывшуюся ситуацию. Нам прежде всего хотелось поэкспериментировать с нуль-энергией. Йокси тут же усвоил ужасную манеру по-тихому подходить к человеку сзади и незаметными пассами стараться нагнать на него гипнотический сон или хотя бы легкий сбой программы.

Я очень быстро заметил его штучки на себе, после чего обязал коллегу заключить двустороннее соглашение о принципиальном неиспользовании во взаимных отношениях такого рода трюков. Зато партнерское сотрудничество на этом поприще приносило прямо-таки фантастические плоды. Мы могли взять любого человека в магическое кольцо и, работая в двух планах одновременно, зазомбировать его до заранее определенного градуса утери самокритичности.

Классический опыт с гипнотизмом мы провели публично на флэту у Рейна Мичурина, где тогда собиралась таллинская психо-хиппоидная тусовка. Было, наверное, человек около двадцати: лежали с девушками вповалку, курили траву, где-то на кухне варили хань, из колонок доносились звуки оркестра Махавишну.

– А что, – вкрадчиво спросил Йокси, положив глаз на очередную залетную герлу, – есть желающие провести спиритический сеанс?

Желающие, разумеется, были. Требовался доброволец на роль медиума.

– Кто будет медиумом?

Руку поднял Аркаша, худощавый юноша-поэт с прозрачными глазами и неестественно яркими губами:

– Могу я!

– Ну вот и прекрасно!

Аркаша лег на спину, вытянув руки вдоль тела, закрыл глаза. Йокси сел в изголовье, я – чуть сбоку. Йокси начал качать поле, пассами навевая на Аркашино тело состояние тотальной расслабы и морфейного забытья. Я включился в этот же энергетический контур и, когда почувствовал, что медиум уже достаточно отлетел, дал ему мысленную команду сесть в позу лотоса. И тут его тело действительно шевельнулось и начало садиться с закрытыми глазами! В этот момент я почувствовал себя доктором Франкенштейном. Аркаша тем временем действительно сел и сразу же стал складываться в лотос (это когда ноги завязываются восьмеркой). И сложился! Хотя я досконально знал, что до этого он пытался заниматься йогой и именно лотос ему совершенно не давался!

Теперь же Аркаша, сидя в позе Будды, был готов пророчествовать – только спрашивай. Я задал ему мысленный вопрос, а он вдруг внятно ответил вслух. Никто вокруг, конечно, ничего не понял. И тут до Йокси дошло, что Аркаша сел в лотос именно по моей команде и мне же что-то сказал. Я подмигнул коллеге-гипнологу, который беззвучно застебался, показал thumb up и навис с растопыренными ладонями над затылком Аркаши с таким выражением лица, словно собрался перевернуть парня в воздухе. Но, видимо, перестарался с импульсом. Медиум неожиданно застонал и повалился ничком на пол, схватившись за голову.

– Блин, как голова болит! – донесся пронзительный стон поэта.

Народ ошарашенно смотрел то на него, то на Йокси: так что же, это и есть весь сеанс?

– Валера, ты, наверное, ему слишком сильный импульс дал, – подала голос залетная герла.

– Ну я же не хирург! – оправдывался Йокси, разводя руками.

Справедливости ради надо сказать, что Аркаша действительно был просто идеальным медиумом. Он входил в группу так называемых Йоксиных учеников, которых тот набрал в процессе своих опытов. Главной учебной базой служила общага, в которую Йокси переселился после очередной разборки с отчимом и демонстративной выписки из родительской квартиры. Теперь он числился рабочим какого-то строительного управления, но на работу не ходил, а сидел целыми днями у себя в «номере» на койке и гонял телеги про мистику обитателям общежития и гостям.

Благодарные слушатели периодически летали в близлежащий магазин за напитками, несказанно подогревавшими художественное воображение рассказчика и познавательский пыл аудитории. Соседом Йокси по комнате был Энди – старый хиппи и бабник, приехавший в Таллин вместе с Владом из Усть-Каменогорска. Его стараниями Йоксины лекции периодически посещались прекрасными дамами, привносившими в сухую атмосферу суровых мужчин-гностиков ауру софийной эротики. После всякого очередного прорыва в плерому Энди выходил из-за заветной кулисы к бражничающей компании и, делая челночное движение вверх-вниз двумя пальцами, кукарекал:

– Факи-факи, Юнайтед Стейтс!

Но слишком долго скрывать Рама от народа нам не удалось. Йокси рассказал про него нашему приятелю Аарэ – философу-шуньявадину, большому почитателю мощных психоделиков и восточной мистики. Аарэ, которого московские девушки прозвали Плохим, как раз подвергался тогда сильным приступам шаманской болезни: сквозь него как бы рвался наружу, в этот мир, некий неясный дух. Словно по наитию тайных магических идамов Аарэ хлебнул в конце концов сильную дозу астматола – специального курительного порошка против астмы, сваренного в виде своеобразного «щавелевого» супа, – и вышел в город погулять, расслабиться. Слава богу, центр в Таллине маленький, и очень скоро Плохой, совсем плохой, попался кому-то из знакомых на глаза. Говорят, глаза у него закатились, язык выпал, а сам он уже начинал синеть. Через несколько часов худо-бедно отошел. Вскоре после этого отлета Йокси предложил ему съездить в Лангерма «к Деду».

Отправились они туда, разумеется, не вдвоем, а с целой командой, которую Аарэ прихватил с собой, куда в числе прочих входили его московская подруга Оля, ее земляк Андрей Зайцев и душанбинец Вовчик Сафаров. Этот заезд к Раму стал фактически первым массовым десантом на философский хутор представителей нового поколения – ньюэйджевских хиппи, постепенно переходивших от рока к раге и от фри-джаза к тибетской мессе.

Со своей стороны, я повез к Раму Леннона: как-никак интересно было узнать, что скажет один мэтр по поводу другого. Леннона, конечно, поразила хуторская атмосфера с ее магическим декором, а потом мы приступили к опытам. Рам попросил Сашу лечь на спину и расслабиться, а сам с моей «помощью» приступил к нуль-энергетическому сканированию. Наконец мастер дал отбой. Поскольку Леннон не говорил по-эстонски, я выступал переводчиком.

– Ну что, – спросил я его, – как ты себя чувствовал, что видел?

– Да ничего!

– Как, совсем ничего?

– Абсолютно ничего! – Леннон зловеще-торжествующе сиял. – Все это полная профанация!

Ну что ж, я так и перевел Раму: мол, клиент утверждает, что ничего не чувствовал. Рам спокойно взглянул на Леннона, потом посмотрел на меня и заявил:

– Да, у Саши – очень сильный концентративный блок, который не пропускает мои тонкие медитативные излучения. Как всякая концентративная личность, он противится любому влиянию извне и особенно всему, что может размыть этот блок и раскрыть подсознание. Поэтому неудивительно, что он ничего не чувствовал. Однако надо сказать, что у него есть особый магический талант, но в силу его концентративности можно сказать, что это больше талант концентративной или черной магии.

С тех пор Рам так и стал называть Леннона Черный Саша, или Black Sasha.

Тем летом я собрался опять съездить куда-нибудь на юг. Однажды я разговорился об этом с Яной – длинноногой блондинкой из Белоруссии, с которой дружил тогда Мичурин. И тут оказалось, что у Яны есть в Сочи очень классный товарищ, у которого она недавно отрывалась. По ее словам, он занимался йогой и должен был принять меня как родного.

Вот так я и завалился к нему прямо с вокзала как снег на голову: «Яна дала адрес». Парень, конечно, опешил, но обещал пристроить. Первым делом он предложил выйти в город погулять. Идем мы по набережной, тут навстречу – блондинистая такая девушка, слегка хулиганистого типа. Оказалось, тоже йогиня – да еще какая!

– Послушай, – спросил ее мой новый друг, – можешь устроить человека из Таллина, знакомого Яны?

– Без проблем!

Оказалось, что у йогини в садике есть небольшой пустующий сарайчик, где я могу прекрасно, а главное, бесплатно устроиться на любое время. Сама она жила в частном домике вместе с мамой и своим другом, тоже йогом. Я, разумеется, с благодарностью принял предложение. Благо, домик находился практически на набережной, так что купаться можно было ходить прямо со двора. Как выяснилось, в Сочи обитала целая оккультная компания. Кругозор ее членов формировался на базе произведений Блаватской, Папюса и Рамачараки.

– Владимир, зачем тебе весь этот оккультизм, зачем тебе тайное знание? – спрашивала меня во время очередного застолья йогиня. – Вот мы уже люди конченые, нам пути назад нет. А нужна ли тебе такая ответственность?

Одна из девушек, которую звали Таня, была как две капли воды похожа на основательницу теософского общества и не без оснований считала себя ее перерождением. Вместе со своим другом Володей она даже появилась у нас в Таллине в начале осени каким-то странным транзитом служебной командировки. Ребята хотели съездить в Лангерма, но времени у них для этого было, к сожалению, слишком мало. Не то что у некоторых…

Поздней осенью 1975 года, как только выпал первый снежок, на пороге моей таллинской квартиры нарисовался человек с огромной рыжей шевелюрой. Он представился Димой и сказал, что специально приехал с визитом вежливости к нашему эстонскому мэтру. Мы, конечно, прокатились на хутор и с Димой, которого близкие друзья звали Рыжий, и очень подружились. А в следующий раз, на Рождество, он приехал вместе со своей шакти, которую называл Тарой. Это была очень симпатичная девушка с глубоким взглядом темно-карих цыганских глаз.

В канун Рождества у Рама на хуторе собралась целая компания. Помимо Рыжего с Тарой и меня, тут были Эдик и Леннон. Последний привез с собой в неизменном портфеле весь джентльменский набор, включавший пару банок сопалса, свечи и изображения магических идамов. Кроме того, к комплекту прилагались красные шелковые перчатки и бумажный карнавальный колпак звездочета – мой подарок по случаю наступающего Нового года.

Каждое Рождество Рам встречал специальной медитацией, апогей которой приходился на полночь по центральноевропейскому времени – то есть на ключевой момент рождественской мессы в Риме, проводимой самим верховным понтификом. Рам считал, что в период крупных религиозных праздников происходит сгущение гипномагического поля, накачиваемого соответствующей паствой. Особенно силен этот эффект в случае, когда религиозный праздник совпадает или стоит близко по времени к равноденствиям и солнцестояниям, особым пунктам переполюсовки космической материи. Дед полагал, что йоги, медитирующие в такие моменты, привносят в гипномагическое поле коллективной религии тонкое нуль-излучение, которое эмансипирующим образом действует на спиритуальную интуицию всех включенных в поле личностей.

На этот раз Рам предложил проделать коллективный эксперимент. Он попросил меня выступить в качестве медиума, который должен будет отождествиться с мистическим Христом, рождения которого в эти минуты ожидали все западные христиане. Я лег на спину в центре комнаты, Рам устроился в головах, а остальные гости сели по кругу. Все, за исключением меня, должны были концентрированно посылать Раму свою энергию, которую тот собирал в единый пучок и, преобразовав, использовал для погружения меня в транс.

Я ощущал, что куда-то проваливаюсь, а потом вдруг увидел приближение некоего круга. Но тут оказалось, что это вовсе не круг, а купол собора Святого Петра в Риме, наблюдаемый с высоты птичьего полета. Я же сам, как бы в позе распятия, раскинув руки, спускался сверху, глядя вниз, и зависал над куполом. Потом словно бы издалека донесся голос Рама:

– Голосовые связки свободны, можешь говорить…

Он меня расспрашивал на предмет того, что конкретно я наблюдаю и ощущаю, и я «в прямом эфире» передавал информацию с места события:

– Нахожусь в Риме, над собором Святого Петра. На площади народ со свечами. Погода летная, небо ясное.

Через некоторое время купол вновь превратился в белый круг, а потом в вихрящуюся галактику, постепенно рассеявшуюся в черной пустоте открытого пространства.

Я пришел в себя, лежа на полу в окружении сидящих фигур.

– Ну вот, – сказал Рам, – Иисус вернулся с ватиканской мессы!

Наша месса была, по некоторым параметрам, конечно, на порядок круче. Ведь здесь речь шла о непосредственном нуль-энергетическом проникновении в магическое поле архетипов. Рам предложил официально зафиксировать это событие. Он сел за стол, включил радио в ожидании ночной сводки новостей, потом достал открытку с изображением Тары, взял цветной фломастер и надписал: «Святое семейство». Как он объяснил, «святое семейство» – это все мы, то есть он сам – Святой Дух, я – Иисус, Тара – мать Мария, Эдик – благочестивый Иосиф, а Леннон с Рыжим – апостолы Петр и Павел. Теперь мы должны были оставить внизу свои автографы.

В этот момент по радио совершенно гротескно заиграл какой-то нэповский фокстрот. Стоявшего рядом со мной Эдика прямо передернуло. Я посмотрел на него и все понял. Эдуард только что поступил петь в церковный хор и очень ревниво относился ко всяким неканоническим жестам. Можно себе представить, как в его глазах могла выглядеть наша компания: в полумраке лесного хутора, при свечах и мерцающих по углам комнаты фонарях, украшенных фосфоресцирующими мантрами и бросающих разноцветные отблески на покрытые магическими диаграммами стены; вокруг стола столпились странные персонажи: седовласый хитрющий старик с длинной бородой, человек в круглых очках и шутовском колпаке, странная бледная панночка из гоголевских фантазий, всклокоченный рыжий черт и еще некто, выдающий себя чуть ли не за самого Мессию! И все это – под чудовищный фокстрот и общий хохот собравшихся.

Вот так святое семейство! Несовместимость очевидного и декларируемого была настолько кричащей, что Эдик просто застонал и тут же зашелся паралитическим стебом – причем открытку подписал. Рам достал из ящика стола большую круглую печать общества адвайта-веданты, которое он когда-то создал во Франкфурте-на-Майне, и, дунув на нее, приложил под подписями. Ом Рама Там!

В ту ночь мы много говорили о духах и способах управления ими. Рам, в частности, рассказал о каббалистическом взгляде на Иисуса, о превращении тетраграмматона в пентаграмматон и тайном значении средней буквы «шин». А потом он полез на чердак. Через несколько минут он спустился, весь в сене, осторожно держа под мышкой плотно перевязанную картонную папку с толстенным фолиантом. Развязав веревки, Рам раскрыл папку, и в ней оказалась еще одна, на которой крупными буквами было написано «Saladuste Saladus», что по-эстонски означало «Тайна тайн».

Это был рукописный трактат о магии знаковых систем. Почти половину объема всей пачки листов занимал иллюстративный материал с большим количеством схем, рисунков, символических рядов и графических пасьянсов. На вопрос, почему папка хранится на чердаке, мэтр отвечал, что, достанься она КГБ, ему не избежать репрессий, и еще неизвестно каких, ведь он и так жил в Эстонии под перманентным надзором КГБ. Свободно передвигаться Рам мог лишь в радиусе 10 километров от дома, а любое более далекое путешествие требовало получения специального разрешения в местном отделении МВД. Прямых обысков, правда, власти не устраивали, но это могло произойти в любой момент, особенно после того, как в Лангерма зачастили компании пестрой молодежи.

В книге тайн, помимо прочего, описывались методы нагнетания секретными службами массовой шизофрении, что неизбежно должно было привести к разрушению самой системы, которую эти же самые службы призваны охранять. Лично я абсолютно и бесповоротно узрел неизбежность скорого краха совдепа после прочтения именно этой книги – еще в годы самого разгара брежневизма.

Возможности магической борьбы с советской системой интересовали нас с Ленноном практически с самой первой банки, открывшей эфирную перспективу противостояния магических идамов. Видимо, ментальность непримиримых антисоветчиков и здесь давала себя знать. Обращаясь в эфирных сферах, начинаешь схватывать определенные магические закономерности, связывающие нашу вселенную и все в ней происходящее, в том числе по части общественных процессов. Под определенным углом эфирного ви́дения силовым центром совдепа представлялась мумия Ленина, на которой как бы замыкались энергетические линии гипномагической инфраструктуры всей системы. Джокер сообщил, что, поразив мумию, можно добиться краха советского строя. Самое эффективное – это, конечно, физическое уничтожение тела вождя пролетариата, но даже сильная психоэнергетическая атака в состоянии серьезно поколебать устойчивость системы.

Чтобы «торпедировать» Мавзолей, нужно было проникнуть в пространство его астральной проекции. Для этого требовалось с помощью джокерских паролей войти в магическое бардо и уже оттуда отправляться дальше. Прежде всего надо настроиться на волну советского астрала. Попадая в это поле, вы с удивлением обнаруживали, что оно наполнено многочисленными обитателями, порой весьма странными. Тут попадалась публика от летающих в ступах деревенских колдунов и грибных шаманов Дальнего Севера до интеллигентов-чернокнижников и парапсихологов-любителей.

Все это пространство прощупывалось астральной службой КГБ, которая пыталась идентифицировать перемещающиеся здесь объекты, по возможности внося помехи в их навигационные системы. «Вот, мать твою, – крыл в эфире какой-нибудь полковник, – опять эта баба на помеле мутит поле! Седьмой, выясни, кто такая и как сюда попадает!» Но больше всего КГБ не любил пиратов-парапсихологов, которые, влезая в советский астрал, стремились проникнуть в секретные базы данных о магических закономерностях системы.

С определенной высоты подъема, пройдя через кагэбэшный фильтр нижнего астрала, замусоренного в основном колдунами и мелкой наркотой, можно было увидеть голографический мираж астрального СССР, связанного эфирными нитями с отдельными звездами и регионами большого космоса. К примеру, конфигурация созвездия Льва вписывалась в контур берегов Черного моря. Точно так же на поверхности планеты вырисовывались, совпадая с ее географическим рельефом, другие созвездия.

Чуть снизившись, можно было заметить автономное свечение мест силы и других энергетических источников, например радиоактивных объектов. По цвету свечения угадывались волны, на которых работают отдельные точки. В силовой паутине космических и автономных влияний складывались эфирные контуры магических идамов, покровительствующих своим психоспонсорам в ипостаси групп людей или отдельных лиц.

Мы взяли курс на Москву. Однако попасть на Красную площадь оказалось весьма непросто. Как выяснилось, это пространство надежно защищала магическая цепь астральных красных стрелков, со штыками наперевес блокирующих все попытки пробиться к святая святых коммунизма. Во время одной из таких попыток Леннону, вооруженному специальным магическим кинжалом, удалось-таки прорвать стрелецкую цепь и вплотную приблизиться к Мавзолею. Он поднял руки, сложил пальцы в мудре (ритуальном жесте) шиваитского трезубца и крикнул:

– Врата ада, разверзнитесь! Йах!

Двери святилища задрожали и распахнулись, и Леннон кинулся в открывшуюся ему бездну…

Потом он рассказывал, что посещение Мавзолея напоминало инициатический трип в духе древневавилонских мистерий: бесконечные лабиринты со всевозможными препятствиями, открывшиеся за входом, требовалось преодолевать с помощью особых мантр и жестов, а периодически даже пуская в ход магическую пику. В конце концов наш герой добрался до самого саркофага и поразил своей пикой ожившую мумию прямо в сердце.

– И ты, Леннон? – спросил его открывший в этот момент глаза Ленин.

– И я, Ленин! – ответил Леннон.

Мой личный опыт контакта с мистическим полем Мавзолея включает в себя не только «баночные» путешествия, но также посещения этого объекта в реальном времени. Физически я бывал в Мавзолее дважды: впервые дошкольником, когда там еще лежал Сталин, и второй раз – в 1996 году, когда я собирался пойти на пасхальную службу в Кремль, однако волей случая оказался в очереди к телу вождя. Я был замыкающим, внимательно разглядывая объекты на инициатической тропе. Сначала шли плиты на могилах мучеников революции, затем – каменные бюсты двенадцати апостолов. Наконец я спустился в подземелье, где под прозрачным колпаком возлежало главное тело советской идеологии. Экскурсия, обойдя саркофаг, направилась к выходу, а я задержался у тела. Это был уникальный момент: я оставался с Лениным один на один около получаса, пока какой-то служитель меня случайно не обнаружил.

– Я думал, что все уже ушли, – сказал он мне после некоторого колебания, поначалу приняв, видимо, за очередное привидение у гроба вождя.

Кстати, Хальянд как-то показал мне хранящийся у него номер «Правды» за начало двадцатых, где на полном серьезе сообщалось, что красноармейцы, охраняющие Кремль, якобы жалуются, будто по ночам их пугает призрак Ивана Грозного, шатающийся по территории и причитающий: «Что вы, собаки, сделали с моей страной!..» (видимо, большевистская опричнина подняла из гроба даже такого тирана, как царь Иоанн Васильевич).

В целом Мавзолей, безусловно, мог бы стать местом паломничества черномагических фриков со всей планеты, если бы московские власти осознали весь потенциал, сконцентрированный в этом уникальном объекте. Как бы то ни было, мое твердое убеждение однозначно: пока «жива мумия», советская карма продолжает действовать. Вот она – истинная мистерия-буфф!

Леннону ездить на хутор чрезвычайно понравилось. Помимо колдовской атмосферы, его привлекала возможность сваливать туда на время от жены, после того как получка оказывалась пробуханной. Про ленноновские визиты Рам рассказывал:

– Дал я ему денег, говорю: «Сходи в магазин за хлебом». Он пошел, но вместо хлеба на все деньги накупил вина. «Мне, – говорит, – сатана сказал, чтобы я вина купил!»

Но Рам был человек не обидчивый, долготерпеливый. Леннон поселился в пустой задней комнате без окон, служившей чуланом. Там он оборудовал алтарь, установив на старом сундуке изображения магических персонажей, свечи, рогатый череп Йорика и прочую атрибутику черной мессы. По ночам он запаливал свечи, доставал шарфик и банку, затем облачался в магический скафандр: на голове бумажный колпак звездочета, украшенный изображениями знаков зодиака, пиджак на голое тело и красные шелковые перчатки до локтей. Потом накапывал на шарфик и начинал «упражнения». Рам, ничего не подозревавший о запечных бдениях, рассказывал потом, что не мог спать по ночам, потому что его постоянно будил зверский хохот, раздававшийся из чулана, но еще больше доставал стойкий запах какого-то «бензина», просачивавшийся оттуда же.

Однажды на хутор приехали гости из Риги. Это была компания старых рамовских знакомых, занимавшихся йогой и сформировавших маленькую оккультную группу. У Рама среди многочисленных волшебных предметов имелся серебряный поднос с хрустальными рюмками, разрисованными фиолетовыми колокольчиками. Этот объект привезла ему в дар из Риги медиум группы, объяснив, что вся композиция была создана после контакта провидицы с инициатическим духом. По наитию последнего выходило так, что Раму поручалось вести рижскую группу дальше – и ни с кем больше не дружить! Философ от такого предложения, пусть и сделанного духом, вежливо отказался. И это несмотря на то что рижане, принадлежавшие к сословию богатых врачей, предлагали Деду полное содержание, отдельный дом на Рижском взморье и прочие блага. Мэтр был неподкупен.

В тот раз рижане приехали небольшой компанией, человек пять. Первая же встреча с Ленноном шокировала их. Люди сидели на кухне за столом, пили с дороги чай. Дальнейшее развитие ситуации Леннон передавал так:

– И тут неожиданно из чулана, из-за печки, выскакиваю я: в колпаке, перчатках, пиджаке и без штанов, с шарфиком в одной руке и кинжалом – в другой. Как они шуганулись! А я проскакиваю через кухню, черчу кинжалом в воздухе магический пентакль и с криком «Йах!» вылетаю наружу, скрываясь в ночной мгле!..

Покамлав немного на улице и порядком замерзнув, Леннон вновь забежал в избу, пронесся с кинжалом назад через кухню и скрылся за печкой в чулане…

Наутро выяснилось, что за ночь он выпил весь рижский бальзам, который гости привезли хозяину в подарок. К вечеру рижане поставили ультиматум: «Или он – или мы». Рам объяснил парню, что тот ведет себя неадекватно, и посоветовал поехать расслабиться домой. Даже дал денег на дорогу. Саша собрал свой инструментарий в портфель и уже затемно отправился сквозь заснеженное поле к шоссе, совершив по пути финальную огненную пуджу прямо в сугробе, где расставил свечи вокруг фотографии Рамакришны.

Во время сеанса образ Рамакришны розовел, затем оживал, вставал, выходил из рамки и начинал разговаривать. Так Леннон выяснил, что он сам является сорок девятой головой Рамакришны, а его полное астральное имя – Большая Собака.