– Что читаешь? – спросил Эдди, подкравшись к Наде сзади и поцеловав ее в щеку. Она сидела у бара в «Дин-стрит Таунхауз», попивая латте на козьем молоке. В последнюю неделю сентября резко похолодало, и жители Лондона были вынуждены сменить легкие куртки на макинтоши, а сандалии – на ботинки с носками. Пока Надя шла мимо Блэкфейрс-бридж, Сомерсет-Хаус и через Ковент-Гарден, ее голые ноги постепенно мерзли, а это значит, что когда она доберется до Сохо, ей потребуется хорошо прогреться. Когда она попивала кофе, к ней закралось подозрение, что уже слишком поздно: завтра утром ей не поздоровится. Хотя она надеялась, что пронесет. Во время болезни она превращалась в самого сварливого человека на свете.
– Ой! – воскликнула Надя, с виноватым видом второпях отстранив закрытую газету.
Эдди уселся на место рядом с ней.
– Никогда не видел, чтобы кто-то так смущался, будучи пойманным за чтением газеты, – добродушно заметил он. – Опять читала колонку «Упущенных контактов»? Ты одержима!
Надя скорчила гримасу, стараясь казаться игривой. Это правда, она все еще просматривала объявления в «Упущенных контактах», просто на всякий случай. «На какой случай? – подумала она. – На случай, если какой-то левый парень снова захочет меня облапошить?»
– Мне просто кажется, что это романтично, – ответила она, отодвигая газету подальше.
– А мне кажется, что романтично – иметь храбрость заговорить с одинокой женщиной в баре, – сказал Эдди, открывая меню с напитками. Он посмотрел на Надю и подмигнул. Ему нравилось сидеть рядом с ней в баре – казалось, что это их фишка с самого начала знакомства.
Эдди закрыл меню с напитками, ничего не заказав, и заговорил:
– Хочу кое-что тебе сказать. И сомневаюсь, что тебе это понравится.
Казалось, будто, несмотря на боль, он пытается выдавливать веселую улыбку. Надя никогда не видела его таким.
– Вот как? – отозвалась она.
– Да.
Надя выжидательно посмотрела на него.
– Ты мне нравишься, Надя. Ты ведь это знаешь, правда? Ты понравилась мне с того самого момента, как устроила мне взбучку, когда я только подсел к тебе тем вечером.
– Ты мне тоже нравишься, – откликнулась Надя.
– Ну, видишь ли, в том-то вся суть.
Надя нахмурилась, заставив себя дослушать.
– Я не уверен, что нравлюсь тебе, – сказал Эдди.
Надя не понимала. Конечно, он ей нравился! Они проводили друг с другом большую часть свободного времени на протяжении уже почти двух месяцев! Они смеялись, готовили, вообще делали все, что парочки обычно делают вместе. Она думала, ему весело! Что он веселый милый парень!
– С чего ты, ради всего святого, взял, что не нравишься мне? – озадаченно спросила Надя.
Эдди заколебался.
– Может, я не совсем правильно выразился. То есть, конечно, я тебе нравлюсь. Но я имею в виду, что ты будто какая-то… отстраненная.
– Отстраненная?
– Отстраненная. Ну, ты со мной телом, но не разумом. Я вижу, что мы хорошо ладим, отлично проводим время, но я думал… Полагаю, я всегда ожидал, что моя пара будет в отношениях чувствовать себя иначе, понимаешь? Глубже в них погружаться, что ли. Такое ощущение, что нам весело и все хорошо, однако как-то недостаточно…
– Глубоко?
– …Да.
Надя не удивилась. Она знала, что это значит. Поняла, потому что Эдди даже не снял куртку, и теперь не сомневалась: он расстается с ней.
– Что ж, вот и все? – произнесла она.
Эдди пожал плечами.
– Я не планировал такой развязки. Но я много думал об этом – я не могу врать. Надя, я как будто растрачиваю себя попусту – отдаю тебе всего себя, но не получаю ничего взамен. Это немного смущает.
Надя коснулась его руки:
– Но детка, я же говорила тебе. Мой бывший, он был… я стараюсь, понимаешь? И я правда счастлива с тобой.
Эдди прищурился, глядя на нее, будто пытаясь читать между строк.
– Но могла бы быть и счастливее? С кем-то другим? Потому что…
Он не мог нормально закончить ни одно предложение.
– Потому что тебе кажется, что ты мог бы? – предположила Надя, и он кивнул.
Надя не знала, что думать. Тело не проявило особо бурной реакции на слова Эдди – она не хотела устраивать сцен или плакать. Однако ее эго было задето. Потому что, согласно его словам, ее недостаточно. И все прежние сомнения вкупе с чувством незащищенности вернулись: о том, что в ней чего-то не хватает, что ни один мужчина по-настоящему ее не захочет и что с ней в любви не так легко, как с другими женщинами.
– Не знаю, что сказать.
Эдди слегка улыбнулся:
– Пожалуй, мне хотелось бы узнать: причина в ком-то другом? Или ты хотела бы себе другого? Мне кажется, меня тебе как будто не хватает.
Ему кажется, что его ей не хватает? Разве он только что не сказал, что ему недостаточно ее? Не успела Надя ответить, как сердце совершило кувырок при мысли: «Парень Из Поезда». Их переписка друг с другом, ее предвкушение – все это волновало. Но это ничто, ведь – Эдди настоящий, реальный мужчина, с которым она разговаривала с глазу на глаз, спала в одной постели и строила планы. Ей просто нужно больше времени, и всё. Больше времени, чтобы влюбиться в него. Она бы смогла, если бы попыталась. Надя не сомневалась в этом.
– Никакого другого нет, конечно же, нет! – проговорила Надя. – Эдди, я правда замечательно провожу время с тобой.
Эдди кивнул:
– Ну ладно тогда. Я сказал тебе, что чувствую.
– И что теперь?
– Ну, пойдем домой, поедим и продолжим наслаждаться этим.
– И даже не важно, что ты думаешь, что был бы счастливее с кем-то еще?
Эдди посмотрел на нее:
– Думаю, мне просто нужно немного уверенности, и всё. Я влюбляюсь в тебя, Надя.
Надя вздохнула. Он в нее влюбляется. Ее достаточно. Как приятно было это услышать. Ей требовалась его влюбленность. Требовалось знать наверняка, что ее достаточно. А ответное чувство вскоре проснется. Со временем. Просто нужно немного времени.
– Так… ты собираешься продолжить… это? – спросила она.
– Если хочешь, – ответил Эдди, а Надя хотела. Она правда на самом деле отчаянно хотела чувствовать то же, что и Эдди. Хотела влюбиться в этого замечательного мужчину. Хотела сделать его счастливым. Хотела быть счастливой сама.
– Давай расплатимся и пойдем, – предложила она, потянувшись за сумочкой. – Только карту свою найду.
Она порылась в глубинах темно-синей кожаной сумки, стараясь найти кошелек. Нащупала края пластикового прямоугольника.
– Вот она! – триумфально воскликнула она. Немного удивилась, что карта оказалась не в кошельке, а увидев ее, поняла почему. Это не ее карта. Карта завалялась с той ночи – с именем «Д Е Вайсман». Она и забыла, что забрала тогда его карту. Надя бросила ее назад в сумку, словно обжегшись, а Эдди сказал:
– Я заплачу, детка. Ça va sans dire.
– Савва что? – не поняла Надя.
– Ça va sans dire. По-французски. Это значит: «Само собой разумеется».
– Я ни разу не слышала ни от кого такого выражения за всю жизнь.
– Многие не слышали. Но тебе не кажется, что звучит элегантно? Ça va sans dire…
Надя уставилась на него. На ее взгляд, звучало вычурно, и вдруг все в нем стало ее раздражать. Его дурацкая фраза, дурацкая куртка, дурацкие доброта и честность.
– Но если, – прицепилась она к этой теме, – мало кто понимает значение фразы, зачем говорить ее?
– Потому что мне она нравится, – сообщил он. Бармен протянул терминал, и Эдди приложил свою карточку.
– А не стоит ли объясняться прозрачнее? Употребляя такие выражения, ты будто нарочно сбиваешь собеседника с толку. Люди спрашивают тебя, что это значит, а тебе приходится пояснять.
Эдди рассмеялся, ее тон его не сконфузил.
– Ну и что тут плохого? Заодно научу их чему-нибудь новому.
– Выпендреж.
– Нет. – Вот и все, что он сказал. «Нет».
И обычно Надя уважала его как раз за это: Эдди знал себя, знал себе цену, и чужое мнение на него никак не влияло. Но теперь у Нади отчаяние сменилось надеждой попробовать с этим мужчиной, а надежду сменил гнев. Иррациональная ярость. И, увы, она знала причину. Она позволила себе так разозлиться из-за того, что понимала: следовало быть с ним честной. Следовало сказать, что да, она думала о ком-то другом, что частичка ее оставалась не с ним. Она продолжала встречаться с этим мужчиной потому, что была одинока и в какой-то момент подумала, что он – все, чего она достойна (ну почти). Надя так разозлилась на себя! Она же знала, мать ее, знала, что лучше быть одной, чем с не тем парнем, а нутром чувствовала, что Эдди – не тот. И двух месяцев хватило, чтобы в этом убедиться. Неудобно сейчас признавать эту правду.
Снаружи Эдди спросил:
– Что с тобой?
Надя повернулась к нему и ответила:
– Ты прав, не так ли? У нас не получается.
Эдди открыл рот, потом закрыл.
– Да боже мой, – проговорил он наконец, – я буквально пять минут назад пытался порвать с тобой, но ты попросила дать тебе еще один шанс. А сейчас сама бросаешь меня?
Надя посмотрела на него, чувствуя себя первостатейной стервой. Но она не пыталась так поиздеваться над ним. Вовсе нет. Ей было стыдно – стыдно потому, что поступила хуже, чем позволяла ее натура. В этот момент ей показалось, что она заметила знакомый силуэт, и хотя Эдди стоял в ожидании ее ответа, она замерла. «Это Габи!» – подумала Надя. И почувствовала облегчение, увидев подругу. В последний раз они виделись несколько недель назад у работы за завтраком в «Белланджере» – и то, просидев часок, Габи улизнула куда-то. Позже она ушла с головой в проект МИ-6, и в офисе они не виделись. Даже если Надя не могла рассказать, что случилось, объятия придали бы ей сил и храбрости. Однако она не поторопилась окликнуть подругу. Что-то было не так.
Габи держала за руку кого-то, кто шел за ней, и вскоре показалась Эмма. Они встречались без Нади. Почему они так поступили? Инстинктивно Надя попятилась обратно к двери бара.
– Что ты делаешь? – спросил Эдди, на что Надя ответила только:
– Тсссс!
Затаившись под навесом, она наблюдала за лучшей подругой с работы и лучшей подругой по жизни, а в душе разрасталось тяжелое чувство. «Они меня бросили, – думала она. – Бросили, чтобы встречаться без меня». Надя ощутила себя униженной – и в то же время сущим ребенком. Вызывал странное чувство тот факт, что они болтают наедине и узнают друг о друге все больше, и в то же время все чаще общаются не через нее, а формируют собственный альянс, в котором ей нет места. Эмма откровенно солгала ей ранее, сказав, что у нее свидание. Надя чувствовала себя преданной. И в то же время зачарованно следила за происходящим.
Габи завела руку Эммы себе за спину и повернулась так, что женщины оказались лицом к лицу, касаясь друг друга носами. «Ух ты, – подумала Надя. – Да они в хлам». Но еще только шесть вечера. Они правда пьяны? И тут они поцеловались. Не чмокнулись, как подруги, а, запустив руки друг другу в волосы, слились в страстном поцелуе взасос. Эмма отстранилась и рассмеялась, откинув голову назад, а Габи взъерошила волосы ей на затылке, улыбнувшись.
– Вот дрянь, – вслух произнесла Надя. – Они не пьяны, они влюблены.
Эдди склонил голову к ее голове.
– А это не…
– Чтоб меня, – в замешательстве проговорила Надя.
– Ты не знала? – спросил Эдди.
Надя выпрямилась, в последний раз посмотрев подругам вслед.
– Я не знала.
Эдди кивнул, обеспокоенный.
– Выпить хочешь? Разок на дорожку?
Надя взглянула на него. Мужчину, который даже после ссоры, после ее грубых и мелочных выпадов, после того как она бездарно потратила два месяца его жизни, притворяясь, что когда-нибудь полюбит его, хотя прекрасно знала, если начистоту, что (даже если постарается очень сильно!) не полюбит, мужчину, который, несмотря на все это, по-прежнему придерживался принципов джентльмена и станет отличной партией для какой-нибудь другой женщины.
– Ты найдешь великую, выдающуюся любовь, – сказала она ему.
– Спасибо, – отозвался он грустно. – Надеюсь.
– Да-да. Ты замечательный мужчина, и мне жаль, что я оставляю тебя более несчастным, чем встретила.
Эдди посмотрел на темнеющее небо.
– Думаю, мне стоит пройтись, – сказал он. – С тобой все будет в порядке?
– Ты насчет нас? Да. – Надя закатила глаза. – А насчет моих подруг и их секретного… что это? Свидание? По-твоему, это любовь? Даже не знаю. Полагаю, по этой причине они обе исчезли из поля зрения в последнее время.
– Но пока они счастливы, верно?
– Ну, да. Однако куда проще радоваться за кого-то, когда понимаешь, что происходит.
Надя смотрела, как он отвернулся и направился в противоположную от Габи и Эммы сторону, и сказала на прощание:
– Всего лучшего, Эдди.
Она наблюдала, как он шагает по улице, вдоль дороги – руки в карманах, сумка на плече. Когда он скрылся из виду, Надя перевела взгляд в направлении, куда ушли ее подруги. Ее бросили с обеих сторон, и когда стемнело и похолодало, она стояла совсем одна, не зная, куда теперь податься.