Глава 27

Дэниел

– Генри нет, – произнесла она, открыв сыну дверь. Слезы залили ее лицо, оставив черные подтеки туши, расплывшиеся у подбородка.

– Мам, – сказал Дэниел, – кто такой Генри? Что случилось? Ну же. Я с тобой.

Он вытер ноги об коврик и снял обувь. Положив руку на спину матери, проводил ее по коридору с обоями в цветочек и мебелью в горошек или в сердечко. Дэниел не понимал, как отец это выносил. Убранство родительского дома словно стало результатом тошноты и диареи Дунельма. Дэниел присел рядом с матерью на софу, немного просевшую в «ее» месте от ежевечерних посиделок перед телевизором. Место отца было в кресле. «Возможно, кресло так навсегда и останется папиным», – подумал Дэниел, поймав себя на мысли, что сам не хочет в него садиться, потому что у кресла уже был «хозяин».

Он положил руку маме на предплечье.

– Кто такой Генри?

– Генри! Пылесос! – ответила мама, качая головой, будто поражаясь, что ее сын так глуп, раз сразу не понял, о чем речь. Но разве он мог сразу понять, что мать плачет из-за пылесоса? И поэтому он ушел со свидания, которого желал, возможно, больше всего на свете? Из-за потерявшегося пылесоса? – Его нет!

Дэниел посмотрел ей в глаза, пытаясь понять, что случилось. Она на самом деле неплохо держалась: не плакала уже несколько недель. Была сильной и стойкой, что хорошо, поскольку с тех пор как Дэниел узнал, что мамины эмоции – не его ответственность (психотерапевт повторял ему это на каждом сеансе), ему стало гораздо легче самому держаться на плаву. Но, может, сейчас его очередь быть сильным.

Мать вздохнула, расстроенная:

– Генри. Пылесос. Ему было почти столько же лет, сколько тебе. Он был хорош – ты знаешь, – прослужил долго. Раньше вещи делали на века. Не то что сейчас: работает два года, а потом приходится покупать новую. Сам знаешь. Как это называется? Когда вещь ломается через пару лет?

– Плановое устаревание.

– Да. Плановое устранение.

– Плановое устаревание. Или встроенное устаревание. Политика разработки товара с искусственно ограниченным сроком эксплуатации…

– Ой, закрой рот! – выкрикнула мама весело сквозь слезы. – Говоришь прямо как твой отец. Все-то ты знаешь. – Судя по тону, ей было совсем не жаль, что он говорит как отец. Дэниел заметил, что тушь текла из внутренних уголков ее глаз, так что внутри каждого уголка осталось по черной точке.

– Ну. Так что. Твой отец не позволил бы мне заменить Генри, потому что, пусть даже он начал неприятно пахнуть и всасывать хуже, чем раньше, он все еще оставался в хорошей форме. А покупка нового, знаешь ли, могла бы обойтись в несколько сотен фунтов! Это немыслимо!

Дэниел действительно не понимал, к чему она ведет.

– И ты так расстроена из-за…? – спросил он, тем временем думая: «Бьюсь об заклад, она сейчас там. Она ждала, а я так и не пришел, и она решила, что мне все равно. Что я подонок».

– Его нет! – Теперь мать говорила достаточно спокойно. – Я оставила его снаружи, возле автостоянки, потому что рассчитывала убраться в машине. Там такой бардак. На днях я забирала Трейси из дартс-клуба, и мне было очень стыдно из-за того, в каком состоянии салон автомобиля. Уверена, она решила, что я настоящая свинья – кругом фантики, пыль, остались еще, я полагаю, после твоего отца… ну. Сегодня я еще устроила генеральную уборку в доме, так как поняла, что очень его запустила.

«А может, ей вообще все равно. Может, она так и не пришла. Или, может, болтает с барменом или с одним из парней за столиком в углу, решившим выпить со своим модным дружком из Сити».

Дэниел осмотрелся и кивнул.

– Дом выглядит отлично, мам. – Он не соврал. Мать всегда гордилась порядком в доме. Своим убранным домом, полным цветов и разного барахла.

«Мне не следовало уходить».

– Нет! Нет, не выглядит! – не унималась она. – Потому что Генри нет! Я так и не нашла время на уборку машины. Оставила Генри у мусорного бака, решив, что займусь этим завтра. А потом прошел день, и еще день, и еще, у меня совсем не было желания за него браться, и он простоял там добрую неделю. Сегодня пришло время пропылесосить дом, я пошла за Генри, а его на месте уже не оказалось.

Дэниел встал и пошел ко входной двери. Чувство разочарования из-за того, что пришлось уйти со свидания, отразилось на разговоре с матерью. Он ненавидел себя за это: даже будучи подростком, он разговаривал с родителями уважительно. Так его воспитали.

– Уверен, ты ошибаешься, мам. Куда он мог деться?

– Украли! Держу пари, его украли!

Дэниел обулся и направился к мусорному баку. Не найдя там пылесоса, заглянул внутрь бака.

– Ты нигде его не найдешь, я везде уже смотрела! – Мать вышла наружу и уселась на пороге. – О, Дэнни, – произнесла она, и ее нижняя губа опять задрожала. – Прямо перед вашей с ним встречей в пабе, в тот день… в тот день мы сильно поссорились. Он сказал, что ни за что не позволит мне купить новый пылесос, а я решила, что он жадный ублюдок или вообще рехнулся. А сейчас он бы подумал… уверена, он думает, я сделала это специально!

Дэниел вернулся назад к матери.

– Он так не думает, мам. Он вообще ничего не думает. Он…

– О, да знаю я, что он умер. Но он здесь. Присматривает за нами. И он будет стоять, скрестив руки и нахмурившись, думая, что я «потеряла», – она изобразила кавычки пальцами, – Генри, а поскольку он умер, мне вроде и удастся выйти сухой из воды.

– Мам, твой муж умер, а пылесос плохо пах. Думаю, тебе дозволено приобрести новый.

– Так ты тоже не веришь мне!

– Тоже?

– Сперва твой отец, а теперь и ты! – Мама вытащила платок из кармана платья и высморкалась. В ее тон вернулись истерические нотки, слова вырывались друг за другом. – Ну говорю же тебе, Генри стоял возле мусорного бака, а теперь его нет. Его украли, и это не моя вина.

Дэниел сел на порог рядом с матерью. Он ничего не сказал, но слегка пихнул коленом ее колено в знак солидарности. Она была не в себе, и он не возражал. Он был наполовину влюблен в женщину, которую никогда не видел и с которой переписывался посредством заметок в газете, потому что полагал, что отцу это понравится. Дэниел понимал, почему мать так убивается из-за пропавшего пылесоса, принадлежавшего и его мертвому отцу.

Дэниел надеялся, что он не расстроил Надю. Надеялся, что она вообще не пришла и не узнала, что он ее бросил. Однако вышло бы паршиво, если бы он остался и оказался брошен сам. Но уж лучше он, чем она, ожидающая его в одиночестве и думающая, что ему все равно.

Спустя какое-то время мать произнесла:

– Скучаю по этому жалкому негоднику.

Дэниел улыбнулся:

– Знаю, мам. Я тоже.

– Просыпаюсь посреди ночи и думаю, что он отошел по-маленькому, жду, когда он вернется в постель. А потом вспоминаю.

– Знаю.

– И чувствую… злость. Я так зла на него за то, что он умер.

– Знаю, – откликнулся Дэниел грустно.

– Хочу накричать на кого-нибудь. Но на кого? На мусорщика, который, возможно, забрал пылесос?

– А! – сказал Дэниел. – Мусорщик. Да. Если Генри простоял здесь неделю, имеет смысл так думать.

– Да, – согласилась мать.

Дэниел вытянул руку, чтобы обнять ее.

– Знаю, это ужасно. Ты такого не заслужила. Не заслужила жизнь без него.

Он не заметил, как голос дрогнул и он тоже расплакался. Большие слезы катились по лицу, не уступая маминым. Она перестала плакать, посмотрела на сына. Оба сидели под поздним вечерним солнцем, отчасти улыбаясь тому, что выставили напоказ свои эмоции, а отчасти продолжая хныкать – мать и сын, объединенные общим горем потери человека, важного для них обоих, и удивляющиеся тому, как могут продолжать жить без него.

В итоге Дэниел порадовался тому, что пришел. Теперь остались только они вдвоем. Команда. Они нуждались друг в друге.