20. Ненависть

Света Коновалова и Рудик Новиков сидели в его комнате, пытались готовиться к экзамену по математике.

– Ладно, я, пожалуй, пойду, – вздохнула Света. – Уже поздно, да и в голову больше ничего не лезет. Спасибо тебе, ты мне очень помог.

– Не за что, – проскрипел Рудик.

Она захлопнула учебник, потянулась к сумке.

– Ты знаешь… – Он замялся, не сразу подыскал нужные слова. – Я очень рад, когда ты приходишь.

– Да ладно, – улыбнулась Света. – Я с удовольствием это делаю, ты же знаешь. Так что не грузись. Пока!

Она встала, намереваясь выйти из комнаты, но в этот момент из передней части дома, из залы, донёсся знакомый громкий голос.

– Добрый день, Мария, – произнёс голос.

– Это же наш директор! – удивлённо прошептала Света.

– Здрасьте, Эдуард Николаевич! – раздался в ответ голос Марии.

Рудик приложил палец к губам, осторожно подъехал на своём кресле поближе к открытой двери, прислушался.

Жестом поманил к себе Свету.

Эдуард Николаевич стоял, опершись о стойку, наблюдал, как Мария ловко лепит котлеты.

– Заверните мне парочку с собой, – попросил он. – Те, что поподжаристей.

Мария вытерла руки, подхватила со сковороды две котлеты, аккуратно завернула их в специальную промасленную бумагу. Затем положила свёрток в фирменный бумажный пакетик с надписью «Котлетная». Туда же сунула пару салфеток.

Погребной взял пакет, поблагодарил, расплатился. Однако же уходить не спешил.

– Мария, вы вообще-то в курсе того, что происходит вокруг? – издалека начал он.

Пришёл он сюда вовсе не за котлетами, но дело было деликатное, следовало вести себя осторожно.

– Конечно, – отозвалась Мария. – Ужас какой-то! Я очень волнуюсь из-за Рудика.

– Это как раз то, о чём я хотел с вами поговорить, – мягко сказал директор. – Я имею в виду вашего сына.

Мария подняла голову, удивлённо взглянула на него:

– Я чего-то вас не понимаю. Это вы о чём? При чём здесь мой сын?

– Видите ли, Мария, – любезно улыбнулся Эдуард Николаевич, – может быть, он будет в большей безопасности и будет чувствовать себя гораздо более комфортно в какой-нибудь другой школе. Наша-то всё равно сейчас закрыта. И когда откроется, неизвестно. Ну, вы сами знаете…

– Все дети, по-моему, в одинаковой ситуации, – закипая, ответила Мария, – и я не понимаю, почему нас с сыном это касается больше, чем кого-то другого.

Погребной печально покачал головой:

– Как бы вам это объяснить… Вы знаете, есть очень мнительные люди, и ваш сын…

Мария не дослушала. Тяжёлый подбородок выдвинулся вперёд, глаза злобно заблестели.

– Пошёл вон! – тихо сказала она.

– Не понял! – опешил Эдуард Николаевич.

Ему показалось, что он ослышался.

– Моему мальчику и так приходится очень тяжело, – яростно заговорила она. – Если ты, козёл, посмеешь выбросить его из школы, я тебя заживо сгною, понял?

Погребной в ужасе попятился к выходу.

– Как вы смеете так разговаривать! – взвизгнул он.

– А вот так и смею! – Мария схватила в руки огромную тяжёлую сковородку, замахнулась ею, выдвинулась из-за стойки. – Если ты хоть что-то плохое сделаешь моему сыну, я тебе голову оторву и в жопу засуну! Понял меня, говнюк?

– Хамка! – прокричал поражённый Эдуард Николаевич. – Жлобиха! Я это так не оставлю!

И, поспешно ретировавшись, захлопнул за собой дверь.

В задней комнате Света в ужасе переглянулась с Рудиком.

– Ну и дела! – прошептала она. – Нехило она его. Тебе небось обидно, да?

Рудик пожал плечами, неопределённо хмыкнул:

– Да нет, не бери в голову, я привык!

– В этом городе почему-то все ненавидят друг друга, – с горечью сказала Света. – Этот город прямо полон ненависти. Я вообще думаю, что ты, может, здесь единственный нормальный среди всех нас… Мы тут все какие-то… выблядки.

– Но ты ведь другая, правда? – подумав, спросил он. – Ты ведь непохожа на них?

Света криво усмехнулась.

– Нет, Рудик, – медленно ответила она, – я точно такая же, как они все. Откуда мне быть другой?!

Повисла мучительная пауза, оба не знали, как её прервать.

– Ну ладно, я погнала, что ли? – сказала в конце концов Света.

Фраза прозвучала как-то фальшиво – и интонация, с которой было сказано, и, главное, это словечко – «погнала». Она сама это почувствовала, но исправить уже не могла.

Рудик кивнул:

– Пока.

Молча смотрел, как она уходит, прислушивался к затихающим шагам, к голосам из передней комнаты.

– До свиданья, тётя Маш!

– До свиданья, Света. Приходи.

И стук захлопнувшейся двери.

Рудик вздохнул. Смотрел в коридор, ждал, что мать сейчас придёт.

Но она не приходила.

– Мама! – проскрипел он.

Прислушался, шагов не было. Мария с чем-то возилась на кухне.

Может быть, она не расслышала?

Он снова позвал её, нетерпеливо, как маленький ребёнок:

– Мама-а-а!!!

На этот раз тяжёлые приближающиеся шаги раздались почти сразу.

На пол и стену коридора легла длинная, массивная тень.

21. Кино

На экране кинотеатра Стивен Сигал кивком головы отбросил назад свой знаменитый конский хвостик и приготовился к драке. Было ясно, что всем этим скверным ребятам на заброшенном заводе придётся очень туго, несмотря на то что их много, а Стивен Сигал совершенно один. Никаких сомнений его победа у зрителей в зале не вызывала.

Зрителей, впрочем, в кинотеатре на этот раз оказалось всего ничего – какой-то веснушчатый мужичок неопределённого возраста в середине третьего ряда лузгал семечки, не отрываясь от экрана, и беспрестанно целующаяся парочка на самом последнем ряду.

Парочкой этой были Арам Асланян и Тамара Станкевич.

– Слушай, что мы тут зависли? – срывающимся голосом проговорил Арам. В паху у него всё ныло от этих страстных поцелуев, джинсы топорщились так, что чуть не рвались. – Хватит этой хреновины, да? Погнали отсюда! Я знаю, куда мы можем завалиться!

– Ну ты конкретный! – усмехнулась Тамара. – Не хочешь зря время терять, да?

– Не надо понты кидать, ладно? – добродушно посоветовал Арам. – Я уже большой мальчик, да?

Но Тамаре нравилось его заводить, она не спешила, хотела довести его до предела, полюбоваться этим всласть.

А потом уже можно будет и факнуться.

Торопиться с этим финальным этапом сейчас вовсе не входило в её планы.

– А что, если я от Сигала торчу? – лениво сказала она. – Я, может, хочу знать, чем кончится.

Арам обдумал это высказывание, потом раздражённо пожал плечами.

Как будто неясно, чем это может кончиться! Сигал уделает всех этих отморозков, вот и всё.

Но спорить не стал, гордость не позволяла. Решил сходить в туалет.

Может, полегчает, если немножко слить, а то прямо стоит колом, зараза такая!

– Ладно, – сказал он. – Ты пока поотвисай тут со своим Сигалом, а я сейчас приду.

Но так просто Тамара его не отпустила. Притянула к себе, ещё раз подставила мягкие, податливые губы. Арам всосался в эти губы, не выдержал, полез к ней за пазуху.

Она тут же резко оттолкнула его:

– Иди, а то ещё обоссышься здесь.

Он молча встал.

Поплёлся к выходу, чувствуя, как распирает джинсы в шагу.

Тамара проводила его насмешливым взглядом, потом повернула голову и впервые за весь сеанс взглянула на экран.

Там Плохие парни пока что брали верх над Стивеном Сигалом. Они привязали его к верстаку и завели электрическую пилу.

Эта пила приближалась к бедному Стивену всё ближе и ближе, предполагалось, что она разрежет его на две части снизу доверху.

Тамара открыла рот, напряжённая сцена всерьёз заинтересовала её.

Арам стоял перед писсуаром, с интересом наблюдал, как по мере облегчения падает напряжение в его разбухшем до предела члене.

– Ты сегодня оттянешься по полной, старичок! – пообещал он ему. – За что тебе такой кайф отвалился, даже не знаю. Сегодня даже не твой день рождения, да. Просто такой компот получился.

Закончив эту философскую сентенцию, Арам застегнул ширинку, спустил воду.

Подошёл к зеркалу, полюбовался на себя.

В принципе остался собой доволен, разве что смущал набухший прыщик на лбу. Арам растрепал волосы, уложил прядь так, чтобы она закрывала некрасивый прыщик. Затем приложил ладонь ко рту, проверил своё дыхание. Решил, что не мешает немного освежить его.

Полез в карман, вытащил оттуда презерватив в мятой упаковке. Аккуратно распрямил, переложил его в другой карман, потом достал оттуда пачку жевательной резинки. Вынул одну пластинку, развернул и сунул её в рот.

Потом встряхнул головой, в последний раз оглядел себя.

Теперь он был полностью готов продолжить затеянную с Тамарой игру.

До самого её победного финала!

На экране тем временем Стивен Сигал непостижимым образом опять начал побеждать. В последнюю секунду он ухитрился порвать связывавшие его верёвки, извернулся, ловко схватил самого главного из Плохих парней и уложил его на своё место на верстаке, прямо перед пилой.

Главный Плохой парень теперь орал от страха как сумасшедший. Пила вот-вот должна была разрезать его на части.

Но Арама, вернувшегося в зал, переживания парня трогали очень мало. Его занимало совсем другое.

Он подошёл к Тамаре, сел рядом.

– Ну как ты? Прибалдела, старуха? – любезно поинтересовался он. – Я гляжу, ты от него просто по-чёрному ведёшься, да?

Тамара не отвечала, вперилась завороженным взглядом в экран.

Арам убрал разделявший их подлокотник, обнял её за плечи правой рукой, осторожно притянул поближе. Тамара покорно поддалась, наклонилась, голова её легла к нему на колени.

Лицо Арама неожиданно исказилось от охватившего его страха.

Тело Тамары продолжало наклоняться.

Оно медленно сползало на пол.

При этом её голова отделилась, осталась лежать у него на коленях. Он почувствовал, как намокли, набрякли джинсы от тёплой, хлещущей из среза крови.

– А-а-а-а-а! – отчаянно заорал Арам.

Он вскочил, дёрнулся, голова с отвратительным стуком упала на пол, покатилась под рядами, оставляя кровавые следы.

На экране тем временем захлёбывался от крика Плохой парень, пила разрезала его пополам.

Арам продолжал истошно голосить, не отдавая себе отчёта в том, что он делает.

Когда тело Тамары окончательно сползло на пол, он в ужасе обнаружил, что её левая рука тоже валяется совершенно отдельно от него.

Мужик с семечками, сидевший в третьем ряду, раздражённо обернулся.

– Заткнись, ты, мудак! – крикнул он. – Дай кино посмотреть!

Арам внезапно перестал орать, задыхаясь, повернулся к мужику и в это время заметил, что какая-то тёмная фигура выскальзывает из зала, ныряет за портьеру, закрывавшую боковой выход.

– Стой! – завопил Арам. – Стой, сука! Я тебя достану!

И он что было сил бросился вслед за убегавшим.

Арам выбежал в фойе, остановился, тяжело дыша.

Огляделся вокруг.

Никого нигде не увидел, даже стойка буфета пустовала. Это было странно. Арам знал, что после убийства Дикого всех девушек уволили, теперь здесь работали только мужчины. Однако сейчас и мужчин не было видно.

Ему что-то почудилось, он судорожно оглянулся.

По-прежнему никого.

Арам попятился назад. Спиной наткнулся на что-то. Отпрыгнул в сторону, но ничего разглядеть не успел, потому что получил сильный удар по голове.

Ноги у него подогнулись, сознание замутилось, он упал на колени. Но всё же успел при этом заметить тёмную фигуру в чёрной лыжной маске.

Фигура размахнулась и снова ударила его чем-то железным. Кровь брызнула во все стороны, и Арам Асланян окончательно отключился от реальности. Больше его уже ничего не волновало.

Человек в маске, однако же, продолжал бить его своей железной палкой куда попало – по лицу, по рукам, по желудку. Неожиданно открылась служебная дверь, в фойе появились двое служащих. Нападающий замер.

Секунду-другую все трое молча смотрели друг на друга, потом человек в маске бросился бежать. Он вылетел наружу через стеклянные двери центрального входа, пронёсся вниз по ступенькам широкой лестницы и растворился в темноте.

Один из служащих подбежал к плававшему в крови Араму, другой схватился за телефон.

– Полиция? – заорал он. – Скорее! Срочно!