Глава 12. Новый статус – новые проблемы

У внутреннего поста остановилась черная машина с пассажирами внутри. Подошедший сотрудник кремлевской охраны сразу же козырнул, как увидел продемонстрированные документы.

После этого автомобиль тронулся и, пересекая Красную площадь, начал набирать скорость.

– Хм… Что еще за щенок? – сидевший на заднем сидении генерал недовольно скривил лицо и расстегнул пуговицы на вороте кителя. – Ты видел его? С той стороны шел.

Второй, тоже генерал, с лысой, как бильярдный шар, головой и щеткой усов, молча кивнул.

– Кто это такой? Что вокруг него делала охрана? Да так Ежова даже не сопровождали, – не унимался первый. – Я его не видел раньше.

Наконец его собеседник отвернулся от окна, в которое все это время напряженно всматривался, и негромко заговорил:

– Интересоваться не советую. Про любой интерес к этой персоне информация сразу же идет к Самому… Может, сын.

Высокий худосочный мужчина, всем вниманием которого полностью завладел небольшой тетрадный клочок бумаги, стоял у окна, облокотившись на подоконник. Рядом, на столе, лежал аккуратно вскрытый конверт с адресом, написанным крупными немного неровными буквами.

Время от времени Николай Данилов, главный редактор газеты «Московский комсомолец», сильно щурил глаза, словно от недостатка света не мог разобрать написанное. Это было очень странно, так как прямо за его спиной было окно и солнце в нем, заливавшее ярким светом всю комнату.

– Иося! – наконец оторвавшись от письма, позвал он одного из журналистов, Иосифа Уткина. – Подойди на минутку.

Из соседней комнаты редакции через несколько минут высунулась лохматая голова Уткина, посмотревшая на него вопросительно.

– Знаю, знаю, что некогда, что статья уже горит, – Данилов махнул рукой. – На вот, почитай… Ты завтра на фронт уходишь. Думаю, тебе нужно это прочитать.

Тот заинтересованно шмыгнул носом и, подойдя, взял письмо в руки.

– Будет сделано, товарищ главный редактор… – начал он веселым тоном, но, едва разобрав первые печатные буквы и слова, вдруг замолчал. Я это… – через несколько секунд он попытался продолжить, но намертво вставший в его горле ком никак не давал сделать это.

– Садись, Иося, садись, – Данилов рукой коснулся его плеча. – Слушай меня, Иосиф, внимательно, – он тоже сел напротив него и, положив тетрадный листок на поверхность стола, аккуратно разгладил его рукой. – Бей там фашистского гада так, чтобы у него зубы трещали, чтобы жижу кровавую по лицу размазывал, – редактор заскрипел зубами, с трудом сдерживая переполнявшие его эмоции. – Нелюдь немецкую дави… за пацана этого, за сестренку свою. Слышишь меня?

…На следующее утро, 17 июля 1941 года, сдав в набор написанную статью, Иосиф Уткин ушел на фронт. В этот же день увидела свет и его статья, вышедшая в газете «Московский комсомолец» под названием «Война Насти Карабановой». А еще через несколько дней в редакцию начали приходить первые письма с бумажными купюрами, а подчас и монетами внутри, надписанные просто: «Насте – на танк». К концу месяца, когда объем приходящих писем с деньгами внутри превысил все мыслимые и немыслимые объемы, Николай Данилов обратился к генеральному секретарю ВЛКСМ Михайлову, чтобы тот ходатайствовал о создании «Детского фонда Обороны».

Проснулся я мгновенно, едва моего плеча коснулись. Рядом с кроватью стоял «батя» в брюках и майке и выразительно постукивал по часам.

Все еще сонный после вчерашнего тяжелого дня, я поплелся в ванную, где минут десять с чувством чистил зубы. Во время этих гигиенических процедур я пытался привести мысли в порядок. «День сегодня обещает быть томным… Походу, я вчера переоценил свои силы. Надо же пообещать съездить сразу в два учреждения – в Институт химической физики АН СССР и Комитет по геологии при СНК СССР. В первом, значит, надо будет поговорить о взрывчатке, а во втором о геологии… Да-а… Чувствую, все это мы и до ночи не разгребем!»

Выйдя из ванны, я вновь наткнулся на батю, только уже при всем параде. Ну что тут говорить, выглядел он, как говорят наши заклятые американские друзья, на миллион долларов, что, собственно, Михайловский и демонстрировал. Серый костюм-тройка сидел на нем как влитой и очень ему шел, что снова наводило на мысль о его довольно тесном знакомстве с не самой бедной частью зарубежного западного общества. Светлая рубашка с темным принтом удачно вписывалась в строгую деловую концепцию, выстроенную классическим костюмом. Наряду с тщательно выглаженными брюками и сверкающими штиблетами завершал образ респектабельного иностранца или важного сотрудника советского посольства в одной из западных стран дорого выглядевший зажим на галстуке. «Прямо, мать его, ни дать ни взять буржуй фон барон или даже князь какой… А ведь в самую точку образ-то! Да любой, кто на него только взглянет, сразу же скажет, что от него заграницей просто прет. Так что любые невероятные вещи, о которых он будет рассказывать, наши ученые будут смело записывать на счет Запада. Черт побери, это гениально! Подобрать такое говорящее лицо, это уже полдела!» Правда, позднее мне удалось убедиться, что мой «батя» отлично не только пыль в глаза пускал, но и при случае мог умело поработать довольно крепкими кулаками.

– Ну насмотрелся? – усмехнулся Алексей Михайлович, явно довольный произведенным эффектом. – Думал, мы тут еще щи лаптем хлебаем. Нет, брат, в такой работе важна каждая мелочь – будь то марка часов или стоимость запонки. Сейчас ни у кого даже мысли не должно возникнуть в нашей неискренности… И поэтому нужно что? – подмигивая, он поднял палец вверх. – Эх, Емеля, учиться и еще раз учиться нужно. Мне же нужно еще раз повторить то, что я буду рассказывать нашим ученым.

Он вытащил довольно большую записную книжку и, открыв ее, глазами пробежался по своим непонятным каракулям. Появившимся словно из ниоткуда карандашом он в паре мест подчеркнул заинтересовавшие его места.

– С зажигательной жидкостью в общих чертах все понятно. На фронтах ее уже довольно эффективно применяют. Я не так давно и сам стал свидетелем ее использования, – рассказывая это, «батя» непроизвольно потер кисть руки в том ее месте, где из-под рубашки выглядывал красно-бурый участок кожи. – И надо сказать, на меня это произвело впечатление. Какой-то парой брошенных бутылок в течение трех-четырех минут немецкий танк удалось превратить в изъеденный металлический кусок сыра. Сильно!

У меня же все не выходила из головы его кисть с обожженной кожей. «Получается, повоевать он тоже успел. Причем это было совсем недавно… Тогда откуда все эти аристократические замашки, которые были явно не вчера приобретены. Какой-то странный коктейль получается из нюхнувшего пороху боевика, не понаслышке знакомого с дипломатическим этикетом… Надо вообще-то за ним присматривать».

– Но, кроме этого, что мне еще им посоветовать по поводу зажигательной смеси? Вот ты говорил, что нужно методом проб и ошибок добавлять в жидкость разные добавки, который серьезно усилят свойства огнесмеси, – он снова копнул в свой записной книжке. – Так… магний. Может, сначала его и попробовать. Сейчас тормознем у какого-нибудь фотоателье и посмотрим, что у них там с магнием.

Едва прозвучали слова «магний» и «фотоателье», я едва удержался, чтобы с досады не хлопнуть себя по голове. «Вот же баран! А я на магний рукой махнул. Думал, где его тут можно достать… Теперь-то понимаю, что это за зверь такой – шаблонность мышления».

– Хотя нет времени. Ты говорил, что зажигательные составы делятся на напалмы, пирогели, термиты и белый фосфор, которые отличаются друг от друга не столько составом, сколько целью применения. Первые предназначены для работы по площадям, инфраструктуре и живой силе противника, вторые – почти то же самое, но мощнее и опаснее, третьи – для выведения из строя техники, инженерных сооружений, четвертые – поражают все, то есть всеядны, – закончив, Алексей Михайлович выдохнул и улыбнувшись вопросительно посмотрел на меня. – Ну и как я? Ничего не забыл из твоей лекции?

Забыл?! Человек, который буквально по полочкам разложил мои сумбурные предложения, еще спрашивает, все ли он учел? «Ну у него и подготовка! Это где, интересно, таких делают? Я бы тоже туда пошел учиться…» А делали таких, как я узнал чуть позже и совершенно случайно, в Императорской Николаевской военной академии.

– Раз не забыл, хорошо… – подытожил он, видимо, прочитав что-то на моем лице. – А теперь давай-ка собираться. У нас сегодня напряженный день. Сначала едем в Институт химической физики АН СССР, а потом во Всесоюзный геологический институт. Если что-то еще вспомним, то в дороге обсудим.

Когда же мы стали выходить из нашей комнаты, я вдруг вспомнил, что мы совсем забыли договориться о наших тайных сигналах. «А если нам надо будет посоветоваться. Не скажешь ведь при всех: “А, дорогой батя, не отойти ли нам в отдельный кабинет и не потолковать с глазу на глаз, а то больно уж разговор жутко секретный”. Случиться ведь может что угодно. Возьмет какой-нибудь фанатик от науки и спросит что-нибудь особенное… Не всегда ведь можно отбрехаться тем, что ты долго был за границей… Короче, нужны тайные сигналы!»

Едва я озвучил эту мысль, как Алексей Михайлович сразу же проникся ей и с ходу предложил десяток интересных вариантов. Некоторые из них были, конечно, мягко говоря, специфичными, например постукивание пальцем по часам или обтирание взмокшего лба платком. В конце концов после непродолжительного спора мы сошлись на кодовой фразе для него и для меня. Если я просил приватного разговора, то должен был сказать, что “бате” уже давно надо принять таблетки. В его же случае нужно было поинтересоваться, а можно ли открыть окно, а то душно.

Обговорив это, мы уже со спокойной душой вышли в коридор и направились к выходу, где нас должен был ждать автомобиль.

– Товарищ Михайловский, – наш сопровождающий уже ждал нас и предусмотрительно открыл дверь, – из института уже звонили. Образцы они еще вчера получили. Судя по разговору, очень впечатлены и сильно хотят с вами пообщаться.

На этой фразе Михайловский многозначительно посмотрел на меня. Видимо, где-то в глубине души он еще сомневался в том, что я рассказывал ему. Однако сейчас по всей видимости все его сомнения улетучились.

Когда наш автомобиль тронулся, я заметил и хвост из второго точно такого же паккарда и какого-то кургузого грузовичка. Прикинув, сколько могло поместиться там людей, я был сильно удивлен. «Это сколько там бойцов? Человек двадцать плюс во втором авто еще четверо… Хм, а меня неслабо ценят! Хотя я такой источник информации вообще бы в казематы упрятал, где и со всем уважением потрошил… Вот тебе и россказни про сто миллионов невинно расстрелянных при кровавом тиране! Как говорится, иди и разберись сам, кто прав, а кто виноват…»

Кортеж наш тем временем после получасовой езды остановился перед шлагбаумом при въезде во двор какого-то большого здания, чем-то напоминавшего заводской корпус. Как оказалось, это действительно было бывшее заводское здание, которое теперь занимали специалисты по всякого рода взрывчатым веществам.

Мурыжили нас на воротах недолго. Документы моей охраны производили, как оказалось, самое что ни на есть магическое воздействие. Едва старший охраны засветил свое удостоверение, как со стороны центрального входа к нам уже кто-то едва не бежал.

Оказалось, нас ждали еще около часа назад. Хотя, судя по недовольному выражению лиц собравшихся ученых – маститых дядек и дедушек с бородами, проплешинами и в очках, их ожидание продлилось как минимум часа четыре, а то и все пять. А может быть, источником их неудовольствия было и то, что их, заслуженных ученых, заставили слушать непонятно откуда взявшегося и совершенно неизвестного им человека.

«А ведь писали советские ученые то, советские ученые это… Да, судя по их лицам, гримасам, они даже мысли не допускают, что кто-то иной может сказать что-то разумное. Дай им волю, заклюют и обвинят в чем-нибудь эдаком… А что, говорили ведь, что многие наши даже самые именитые ученые прекрасно умели писать доносы, а некоторые это делали с особым удовольствием».

Однако «батя», как мне показалось, не обратил на эту не особо дружественную атмосферу вообще никакого внимания. С первых же секунд своего выступления он так завладел вниманием ученых, что они едва не в рот ему стали смотреть. «Настоящий мастер! Такому в секте выступать пастырем надо. С любого последние штаны снимет, и ты еще будешь его за это благодарить и руки целовать…»

Все это время, пока он уверенно играл свою роль засекреченного источника ценных сведений, я незаметно сидел в уголке и делал вид, что заинтересованно рассматриваю висевшие на стенах плакаты. «Мужик хорошо держится. Такому бы в театре играть, цены бы не было… Хотя о чем это я?! У него, походу, за плечами огромный опыт нелегальной разведки, где любое неосторожно и не с той интонацией сказанное слово может привести к смерти. Что для него это задание? Так, детский сад «Солнышко», младшая группа, штаны на лямках…»

«Батя» тем временем поправил на носу очки в массивной роговой оправе, которые придавали ему очень маститый, почти академический вид, и с мелом в руке подошел к доске.

– А сейчас, товарищи, я расскажу вам о боеприпасах объемного вида, которые являются на сегодняшний день и, скорее всего, на ближайшее время самым разрушительным видом из всех известных человечеству боеприпасов, – уверенными размашистыми движениями Алексей Михайлович под пристальными взглядами ученых начал рисовать что-то отчетливо напоминающее облако.

Затаив дыхание, я тоже следил за ним, а еще больше за местными учеными. «Интересно, как они воспримут историю об объемных взрывах. Это ведь просто охренительное оружие! С такими боеприпасами и ядерного оружия не надо… Стоп! Ядерное, конечно, тоже надо, но сейчас это просто находка, палочка-выручалочка». На плакаты я смотрел уже больше на автомате, все внимание мое было приковано к ученым. «Если нашим удастся изобразить что-то хотя бы близко напоминающее боеприпасы объемного вида из будущего, то очень многое на географической карте мира может измениться… и гораздо скорее, чем в моем времени… В конце концов, может в Европе появится Социалистическая Французская республика, или Испанская народная республика, или еще кто… С такой дубиной в виде боеприпасов объемного вида в Европе может вырасти все, что угодно… Сталину. Ха-ха-ха».

– Обратите, пожалуйста, внимание на следующее, – Михайловский тем временем добавил на доске еще несколько штрихов к своему рисунку. – Принцип довольно прост, а все гениальное, как известно, является довольно простым. На определенной высоте в воздухе взрыватель бомбы подрывает емкость с высокоэффективным горючим, превращая его в смеси с воздухом в облако взрывчатой топливовоздушной смеси. Далее срабатывает второй заряд, который уже и подрывает это облако.

Он сделал довольно продолжительную паузу, чтобы сидевшие в нескольких метрах от него ученые прониклись сказанным. Судя по молчанию и недоуменным лицам некоторых, кое-кто слова «бати» принял за очередные прожекты фантазеров-изобретателей. Но когда он решил продолжить рассказа и остановиться на конкретных деталях, с места встал сухонький мужичок с клинообразной бородкой, одетый в кургузый пиджачок. Это был Николай Николаевич Семенов, директор этого самого Института химической физики АН СССР, в котором мы сейчас и находились.

– Кхе-кхе, – негромко прокашлялся он. – Уважаемые коллеги, товарищи, я тут произвел некоторые расчеты, – у него в руке появился маленький блокнотик огрызок карандаша, – и хотел бы с вами ими поделиться… Если мы возьмем такого рода авиационный боеприпас весом две тонны, что, напомню, способен будет взять наш ТУ-2, и используем его против противника, то… – он сделал крошечную паузу, еще раз пробежавшись глазами по листку блокнотика, – его разрушающая сила будет эквивалентна взрыву примерно десяти-двенадцати тонн тротила. Думаю, все мы понимаем, насколько это много…. Но, чтобы ни у кого не осталось никаких иллюзий относительно моих слов, поясню. Один такой боеприпас с легкостью отправит на дно корабль типа нашего линкора «Парижская коммуна». А это, позвольте вам напомнить, почти тридцать тысяч тонн водоизмещения!

Мне со стороны было прекрасно видно, как вытянулись от удивления лица сидевших. Собранные в этих стенах ученые, теоретики и практики, были лучшими специалистами Союза по взрывчатым веществам и отлично представляли, какой мощности должна быть бомба, чтобы с первого попадания потопить такого рода корабль. На этот день в этой реальности просто физически не существовало такого боеприпаса!

Словом, встреча в Институте прошла на ура. Директор вообще не хотел отпускать нас, настойчиво требуя продолжения рассказа. Этот скрупулезный и въедливый старик, словно опытный вивисектор, препарировал «батю» около часа. Он бы и дальше не отпускал его, но я решил помочь и несколько раз громко и настойчиво озвучил свой вопрос о таблетках. Видимо, я высказал этот вопрос настолько в бескомпромиссной форме, что директор Института немного растерялся и дал шанс «бате» откланяться без потерь.

Уже в автомобиле, когда мы сразу же направились в другое учреждение, он с немного смущенным лицом оправдывался передо мной:

– Я же не ожидал от этого сухаря такого напора. Думал, поговорю с божьим одуванчиком несколько минут и что-нибудь расскажу красивое. А он вцепился в меня как клещ и каждое мое слово как под микроскопом рассматривал. Ха-ха, я аж чуть заикаться не стал…

Нашим вторым учреждением, куда мы добрались совершенно буднично и без происшествий, был Комитет по геологии при СНК СССР, где нас должны были ждать те, кто определял развитие советской геологической разведки.

На входе встречал нас лично директор Комитета, Малышев Илья Ильич, еще не старый мужчина с открытым, добрым выражением лица, которому сразу же хотелось довериться и рассказать обо всех своих проблемах и заботах. Он, словно наседка, бегал вокруг нас, то стараясь открыть дверь, то пытаясь что-то рассказать про стоявшие в коридоре экспонаты из экспедиций.

Привел он нас в довольно большое помещение, которое, судя по многочисленным стульям, служило залом для собраний. У стены отдельно стояла невысокая парта и висела просто гигантская физическая карта Советского Союза, на которой, к моему удивлению, на некоторых территориях красовались какие-то серые зоны. Как выяснилось позднее, так обозначались территории, до которых еще не добрались геолого-разведывательные партии.

– Здравствуйте, товарищи, – уверенно и доброжелательно поздоровался Михайловский, ставя на парту свой кожаный портфель. – Зовут меня Михайловский Алексей Михайлович, а это мой сын Дима. По делам службы я много времени провел за границей нашей Родины, где волей случая мне стали известны очень ценные сведения о результатах некоторых, в том числе и зарубежных, незаконных и полузаконных геологических экспедиций, работавших на территории нашей страны в разные ее годы, – надо было видеть, как вытянулись лица у абсолютного большинства собравшихся, когда были произнесены слова «незаконных и полузаконных», ведь для всех них это могло означать едва ли не приговор. – Как мне удалось выяснить, некоторые из этих экспедиций состояли из каторжан, с помощью которых промышленники искали золото и нефть… Итак, не буду терять время, приступим…

«Батя» вытащил из портфеля свой блокнот с записями и пучок английских иголок с пачкой ровно нарезанных небольших квадратиков. Это были заготовки для указателей на карте тех или иных месторождений.

– Начну с самого сладкого, с одного из крупнейших в мире месторождений алмазов, которое расположено на территории Советского Союза в Якутской АССР к северу от поселка Нюрба у устья реки Далдын, – Алексей Михайлович взял иголку и бумажным квадратиком и воткнул ее на карту. – Именно в этом месте площадью в несколько десятков километров и нужно искать первую советскую кимберлитовую трубку с алмазосодержащими породами.

В этот момент я заметил, как с заднего ряда после яростного шушуканья кто-то попытался встать, но его тут же придержали за обшлага пиджака.

– Для поиска указанного места необходимо использовать метод пиропной съемки, – «батя» быстро мазнул взглядом по своей записной книжке и продолжил. – Чем чаще встречаются пиропы крупного размера, тем больше шансов, что рядом располагается выход искомых коренных пород…

Когда же эта лекция затянулась на третий час, а карта Союза оказалась буквально испещрена иголками с бумажками-указателями, мне конкретно захотелось в туалет. «Надо срочно отлить, а то случится конфуз… Да и про тех, кто на галерке, надо сказать “бате”. Пусть готовится к возмущенным вопросам. Кстати, есть у меня пара идей, как аккуратно отшить любой такой неудобный вопрос… Ладно, пора».

– Папа! – мой голос прозвучал неожиданно громко и требовательно, собственно, как я и хотел. – Тебе нужно принять таблетку! Или ты забыл, что тебе прописал доктор?

Михайловский резко прервался и повернулся ко мне. Вслед за ним на меня обратили внимание и остальные.

Увидев мое красное как помидор лицо, «батя» что-то сказал директору и, извинившись, вышел в коридор, куда почти сразу же отправился и я. И когда я уже предвкушал скорое облегчение от несомненно важного физиологического процесса, как Михайловского тормознули. Малышев схватил его за рукав и начал что-то с таким напором выспрашивать, что «батя» виновато подтолкнул меня в направлении туалета и подмигнул.

Не заставляя себя упрашивать, я стартанул и уже через несколько секунд влетел в дверь и оказался в здоровенном туалете с пятью кабинками, в одной из которых и заперся. В этой кабинке туалета я ждал уже минут с десять, а «батя» мой так и не появлялся. «И чего он там болтает? Договорились же, как подам знак, значит, надо поговорить…» В конце концов, не выспавшийся, в тепле и тишине туалета я даже немного прикорнул, присев на краешек унитаза и облокотившись на стенку.

Через какое-то время раздался хлопок двери, который меня разбудил, и послышались незнакомые голоса. Я хотел было сразу же выйти из кабинки, но что-то меня остановило, и я остался на месте.

– И как вам это чудо? – я попытался осторожно отодвинуть щеколду, чтобы в щелочку приоткрытой двери посмотреть на вошедших.

– Ш-ш-ш… – шикнул второй. – Не так громко.

– Не беспокойтесь, Александр Николаевич, – уверенно ответил первый, даже не думая понижать голос. – Сам он разговаривает с шефом, а нашего старика вы знаете. Если тот вцепится в тебя, то не отстанет, пока всего не вытрясет. Сынок же его где-нибудь по институту бегает. По крайней мере, я в его годы ни за какие коврижки бы не упустил возможность полазить между нашими экспонатами. Так что говорить можно спокойно… И все же, как вам это все?

Наконец, двигаясь миллиметр за миллиметром, щеколда дрогнула, и я осторожно приоткрыл дверь кабинки. В паре метров от меня у большого зеркала и умывальников стояли двое мужчин – один уже довольно преклонного возраста, седой и в больших очках, а второй был еще достаточно молод, но при этом бородат.

– Что вам сказать, коллега… – осторожно начал пожилой геолог, тщательно протирая носовым платком стекла очков. – Хм, верю ли я в объяснения этого человека о том, откуда у него все эти сведения? Честно говоря, я в некоторых сомнениях, – задумчиво говорил он, продолжая натирать стекла очков. – Он сказал, что большая часть сведений о месторождениях золота, нефти, угля и даже хм… алмазов была получена из результатов каких-то дореволюционных экспедиций и самовольных разведок охочими людьми. В это я точно не склонен верить, коллега! По крайней мере Сибирь я еще до 17-го года своими ножками исходил и о тех местах, про которые сейчас нам рассказали, я кое-что слышал от местных. Верховья Лены и территории за Верхоянским хребтом – это гиблые и крайне труднодоступные места, куда не то что конным, и пешим-то не всегда можно добраться. И то, что кто-то еще до нас мог там побывать и провести настолько качественные геологические изыскания, я категорически не верю. Особенно не верю в каких-то мифических зарубежных геологов и беглых каторжан с геологическим образованием.

Осторожно разогнув занывшую от долгого стояния в скрюченном состоянии спину, я еще немного приоткрыл дверь кабинки. Говоривший время от времени чуть снижал голос, и поэтому мне не все из его речи было прекрасно слышно. «Ну вот и посыпалась часть нашей легенды, как хреновая штукатурка… А, собственно, чего это мы хотели. Тут такие зубры с опытом собрались, что эта легенда им на один зуб. Профессионалы, мать их. Даже по каким-то обрывкам инфы раскололи нас до самой жопы!»

– А вот по поводу второго – что, мол, с помощью установленного на самолет специального оборудования провели сканирование земной коры – я не уверен, – старичок закончил наконец-то полировать стекла своих очков и пристроил их на место, что сразу же придало ему серьезный и строгий вид. – В свое время я слышал о научных изысканиях одного нашего соотечественника… Николая Константиновича Зельцера, может, знаете о таком? Как говорили, он теоретически обосновал возможность дистанционного диагностирования наличия или отсутствия залежей конкретных полезных ископаемых. В 15-м даже прошел слух, что он собрал рабочую модель и вроде провел какие-то испытания, – его молодой собеседник слушал с нескрываемым интересом. – К сожалению, после революции я больше о нем ничего не слышал. Возможно, он просто эмигрировал… Так что такое диагностирование на расстоянии, думаю, возможно. Конечно, тут остается вопрос, а почему тогда наше учреждение ни слухом ни духом о таком крайне ценном для геологической разведки приборе? Вот это-то очень и очень странно.

Закончив говорить, старичок вновь снял свои очки и заново стал протирать стекла. Видимо, у него это уже давно превратилось в привычный ритуал, который им почти не осознавался.

– А мне, Александр Николаевич, знаете, что только что пришло на ум? – молодой ученый вдруг прервал молчание. – Ведь наш гость сегодня в течение какого-то часа показал местоположение такого количества месторождений полезных ископаемых, что это выглядит действительно фантастическим. Это каменный уголь, нефть, железо, марганец, никель, олово, медь, золото, алмазы и многое другое, то есть большая часть элементов из таблицы Менделеева, – с воодушевлением говорил молодой геолог. – Да этого всего хватит и нам, и нашим потомкам, и их потомкам на сотню лет вперед! А вы заметили, что он еще говорил? Ведь все им перечисленное было в масштабах, пригодных для промышленной добычи! Представляете, добыча алмазов, изумрудов и рубинов в промышленных масштабах?!

…«Батю» я так и не дождался. К счастью, говорливые ученые все-таки убрались, и я смог наконец-то выбраться из своего убежища. После этого лекция затянулась еще на час, по истечении которого мы, храня молчание на все вопросы, пошли к выходу.

Когда же мы покидали здание Комитета по делам геологии при СНК СССР, то стали невольными свидетелями некой довольно неприятной сцены, один из участников которой впоследствии сыграл огромную роль в моей жизни, да и что греха таить, в жизни всей страны. Лично провожавший нас директор комитета, открывая перед нами дверь, буквально нос к носу столкнулся с забегавшим внутрь каким-то взъерошенным человеком. Тот тут же громко и яростно чертыхнулся, а потом рассмотрев, кого он чуть не сбил с ног, как-то так плотоядно улыбнулся и щелкнул зубами, словно хищник при виде своей жертвы.

– Илья Ильич, наконец-то я вас застал. Что же вы, голубчик, от меня бегаете, как черт от ладана? – улыбавшийся мужчина, в возрасте хорошо за шестьдесят, сверкал золотыми зубами и роскошной стоявшей практически торчком шевелюрой. – Милейший Илья Ильич, раз уж я вас нашел, то будьте добры, выслушайте меня! Я настаиваю, чтобы вы меня выслушали. И знайте, если вы снова скроетесь от меня, я напишу самому товарищу Сталину. Уж он-то во всем разберется…

Судя по мучительной гримасе, искривившей лицо Малышева, этот странный надоедливый тип был ему прекрасно знаком и по всей видимости выпил не мало его крови. Илья Ильич даже попытался было проскользнуть мимо него назад в свой кабинет, но необычный гость его тут же схватил за пуговицу на пиджаке и притянул к себе.

– Я же говорил вам, предобрейший Илья Ильич, что мой проект является жизненно важным для страны. Поймите, это же эпохальное открытие, которое прославит и вас в том числе, – мужчиной с прической одуванчика настойчиво втолковывал директору Комитета о ценности своего изобретения. – Оно решит проблему дорог, транспорта, доставки грузов, как и предсказывал великий Тесла. Это же гениально…

Едва не стонавший от невозможности избавиться от этого человека Малышев в конце концов был вынужден сдаться.

– Хорошо-хорошо, Алексей Александрович, я выслушаю вас, обязательно выслушаю. Только давайте пройдем в мой кабинет, чтобы нам там никто не смог помешать. Ведь ваше изобретение должно быть секретным, так ведь? – человек-одуванчик тут же яростно замотал головой. – Вот и хорошо. Давайте пройдите в мой кабинет и ждите меня. Я вот сейчас провожу товарищей и сразу же присоединюсь к вам, – тот в сомнении выпустил пуговицу. – Не сомневайтесь, Алексей Александрович. Я непременно буду сразу же, как только провожу гостей. Идите…

Наконец тот, несколько раз оглянувшись назад, пошел по коридору, за поворотом которого и исчез.

– Уф-ф, – облегченно выдохнул наш провожающий, вытаскивая платок и медленно вытирая выступивший на лице пот. – Как же я устал от этого прожектера, если бы вы только знали… – он вновь подошел к входной двери и взялся за ее ручку.

Я еще вглядывался в дальнюю часть коридора, в которой исчез, как оказалось, какой-то безумец. «Походу, точно псих какой-то… Помню, у нас в подъезде похожий сумасшедший. Правда, он не косил под гениального ученого, а просто превратил свою однушку в филиал свалки, таща туда всякий хлам и мусор».

– Это профессор Виноградов, – Малышев снова тяжело вздохнул. – Когда-то очень талантливый ученый, умница, после трагической гибели своей супруги, Елизаветы Алексеевны, и двух дочек стал буквально одержим разными фантастическими идеями. Последние несколько месяцев он буквально преследует меня с каким-то поистине безумным проектом переноса любых предметов на любое расстояние. Представляете, он даже термин интересный употребил для описания своего так называемого изобретения… Кажется, телепортация… И вы уж меня извините, но я должен пойти к нему. Он ведь может написать туда… Ну вы понимаете.

А вот после этих слов в моей голове что-то щелкнуло. «Телепортация, перенос любых предметов на любое расстояние… Б…ь, уж не этот ли черт изобрел ту самую машину, которая меня забросила сюда?» Уж не знаю, что у меня в этот момент отразилось на лице, но «батя» с тревогой коснулся моей руки. «Весьма вероятно, в той истории этот одуван действительно написал товарищу Сталину письмо, которое было воспринято серьезно. Черт, что же делать-то? Попробовать припрячь «батю», не все же ему работать говорящей головой».