Глава 3
Поддержка
Далеко на юго-восток от позиции Иона и «Птиц», на глубине в несколько десятков метров под землей, располагался участок подземного государства, который отчаянно боролся за автономию, словно остальной мир мог в любой момент исчезнуть. И для таких опасений у жителей станции были все основания. Хотя в метро было жить куда комфортнее, чем наверху, способов попасть под удар тоже хватало. Станциям вечно угрожали сами стихии, соревнуясь за изощренность. Их затапливали воды, осыпался грунт, бушевал огонь, а внешнему воздуху достаточно было просто проникнуть снаружи, чтобы обеспечить быстрое угасание всем выжившим. Набеги, о которых давно не было слышно, тоже не спешили пропадать из памяти. При таких соседях, как перенаселенный Красный Хутор и пустующая Вырлица, ожидать можно было всего. Перекрытие поставкок белковой пищи, новый выход из строя электроприборов, да и просто пугающие сплетни – все это могло подорвать шаткий образ жизни людей, которые в отдалении от столицы все больше учились рассчитывать только на себя.
На станции Бориспольская кипела работа – больше, чем когда-либо в прошлом.
Три месяца назад, при подрыве трансформатора, на уши подняли всю станцию. Технарей отослали на анализ повреждений, монтажников – на поиск запчастей. Всех крепких мужиков бросили в дополнительную охранку. Женщины перебрали припасы, перераспределили и перепрятали все, что можно. Детсад перенесли ближе к потолку, где было оборудовано аварийное убежище на случай затопления. Остальные собирали все, что могло пригодиться в ремонте. И это всего лишь электричество – пусть важный элемент общества и во многом приоритетный, но все же не являющийся стратегически первостепенным как для отдаленного от столицы района. На первом месте здесь всегда стояли люди. По крайней мере, те, кто на сто процентов воспринимался как местный. Интересы гостей традиционно не учитывались, хотя кто добровольно пойдет в такую даль?
Пережить пришлось не только чертов трансформатор, но и ряд других происшествий. Нападение Метрограда, убийство нескольких человек, включая Ксению – главную по станции. Предательство и бегство единственного лекаря – Мафусаила. Конфликт с отщепенцами с Красного Хутора. Это было больше, чем могла выдержать тонкая нервная система общества, поэтому все с тех пор свалились в паранойю.
Пожилой Василий Тростников стал временно исполняющим обязанности главного станции, и никому на Бориспольской и в голову не приходило оспаривать его лидерство. К тому же он знал досконально привычки и особенности каждого жителя, понимал сильные и слабые стороны. Организовать всеобщую работу ему не составило большого труда. Страх дисциплинировал не меньше, чем стихийные бедствия. Неизвестность как таковая и являлась одним из видов такого бедствия, если не самым страшным.
Бориспольская начала укрепляться сразу от всего. Выходы были перекрыты кучей самого бесполезного лома, которому не находилось применения уже много лет, и в спертом воздухе стоял вечный запах ржавчины и летали бурые металлические опилки. Выход в сторону инфернальной Вырлицы преграждали отремонтированные гермоворота. Торговля оказалась приостановлена, попав под жесткое регулирование цен. Пришедшие с самих Позняков купцы оказались неприятно удивлены, когда их товар попросту конфисковали до лучших времен – впрочем, пообещав щедрую компенсацию. Правда, ждать ее тоже приходилось до этих самых «лучших времен».
Запасы медикаментов по всей станции, в том числе личные, были изъяты и хранились в сейфе Василия – как, разумеется, и все оружие. Никто даже не пикнул слова против. Патрули ходили по станции день и ночь; время все еще отмеряли по станционным часам – местной достопримечательности, утратившей всякое практическое значение.
Досмотры и допросы проводились ровно в той степени, в которой не мешали работе досматриваемых и допрашиваемых. Хотя здесь все всех знали, любая искра возмущения могла подорвать зыбкие основы станции.
Здесь никогда не пытались выстраивать конкретный политический режим даже во времена, когда народу жило раза в три больше. Удаленность от столицы и соседство с изгоями Красного Хутора сделали свое дело, сбив оставшихся жителей в обособленную общину. И, как любая послевоенная община, станция развивалась через эмоции.
Бориспольская жила если не в постоянном страхе, то, по меньшей мере, в тревоге. Каждый делал вид, что идет всего лишь бурный процесс развития, но в глубине души все понимали, что так долго продолжаться не может. Следовало признать, что страх окончательно победил в этой битве, и люди старались своим трудом оттянуть как можно дальше момент подобного признания.
В общей суматохе мало кто придал значение внезапному возвращению пропавшего Женьки – охранника станционных часов, которого считали погибшим. Не особо удивились, что он привел с собой девушку, которую здесь раньше не видели. Именно благодаря девушке никто не задавал лишних вопросов Женьке – все понимали, что за причина могла побудить молодого парня исчезнуть и вернуться с парой.
Девушку звали Эльза.
Она казалась молчаливой, недоверчивой, даже немного дикой, но это в порядке вещей у каждого, кому приходится менять дом. У нее не было знакомых на Бориспольской, кроме своего Женьки. Некоторые вроде припоминали похожую девушку, пришедшую сюда три месяца назад, и тогда с ней был совсем другой сопровождающий – от администрации Креста. Странный парень, который обещал проконтролировать ситуацию на Красном Хуторе, да так и пропал. Чего еще можно ожидать от провластных органов?
Со временем рутина вытеснила сумбурные мысли, и к Эльзе больше внимания не проявляли. Работала она со всеми на равных, включая самого Женьку. Пара молодых и умелых рук – хорошо, а в удвоенном количестве – еще лучше. Правда, станционные часы больше Женьке охранять не пришлось. Более того, парень по возвращении их почему-то избегал, хотя в первые дни вертелся вокруг и непременно хотел остаться рядом с ними наедине, что, конечно, было трудновыполнимо. По привычке ему никто не задавал вопросов. Все помнили, что именно Женя много лет следил за этими часами и ему можно доверить их точную работу.
Василий тайком сверял показываемое ими время с собственными старенькими «командирскими», которые старательно заводил каждые двадцать четыре часа всю жизнь – на случай, если Женьке внезапно захочется злоупотребить доверием и что-то сделать с часами. Но нет – парень надежно выполнял свою работу по обслуживанию и чистке агрегата, которая теперь хоть и не являлась его обязанностью, но все же делалась им без нареканий.
Кроме того, Женя со своей подругой давали ценные советы во всем подряд – от методов обжарки свинины до применения золы в самых неуместных сферах. Поэтому над вопросом, куда поселить молодую пару, особо не думали – Василий позволил занять опустевшее жилье врача. Палатку Мафусаила.
Там было все, что нужно молодым людям – два матраса, минимум мебели и даже умывальник. Непонятный ящик, принадлежавший покойному доктору, никто и не пытался выносить. До того как Мафусаил внезапно убил Ксюшу вместе со случайным свидетелем, он успел принять по тому или иному врачебному вопросу всех без исключения жителей Бориспольской, и они знали, что чудаковатый доктор славился сбором самого разного хлама. Ящик в его палатке стал восприниматься как часть мебели, затем как часть самой станции и, в конечном счете, все про него забыли. А там, глядишь, у молодых появится потомство, и ящик пригодится в качестве колыбельки.
И никто не слышал, что новая девушка обращается к Женьке по-своему.
* * *
– Давид.
– Что, Эльза?
– Ничего, просто я не могу называть так тебя на людях.
Парень посмотрел на отражение в маленьком зеркале. Пару раз вжикнул опасной бритвой по точильному камню и продолжил скоблить щетину.
Убранство большой палатки напоминало миниатюрную казарму Датаполиса, сданную во временное проживание туристу, обворованному в туннелях. Иными словами, здесь не было ровным счетом ничего, напоминающего личные вещи. Если у Эльзы как пришедшей со стороны не было ничего своего изначально, то Давид как фактически коренной житель должен был обзавестись скудным, но все же практическим добром, как и другие молодые мужчины. Раньше собирали по возможности ткань – единственный ресурс, невосполнимый без помощи Метрограда. До Бориспольской ее и вовсе довозили по большим праздникам. Даже патроны сделать можно было почти полностью из возобновляемых материалов, тем более что с порохом на каждой станции проблем не наблюдалось.
Однако после возвращения на станцию Давид свел все их с Эльзой имущество до пары наборов одежды и совсем уж элементарных вещей вроде той же бритвы. Причем все из этого могло использоваться в качестве оружия – простое наблюдение, которое никто не сделал. Потому что никто к молодой паре в гости не ходил. Все остальное имущество Давида, равно как и медицинское барахло Мафусаила, было обменяно на вещи, не вызывающие на первый взгляд подозрений – ремонтные наборы, пустые гильзы, мотки проволоки, обязательные инструменты. От доктора оставили разве что компактные аптечки. По умолчанию все это добро хранилось в потайном отделении под большим непонятным ящиком Мафусаила. Единственное, что пропало и с глаз, и из памяти очевидцев возвращения блудного Женьки – это его автомат, который не нашелся даже в ходе обысков, проводимых с позволения пары.
Более опытный в таких делах наблюдатель вроде любого из обитателей того же Метрограда с первого взгляда сообразил бы, что молодые люди хотят быть готовыми к выходу со станции в любой момент. Местные же жители ничего не замечали. Слишком много они вложили в родную станцию, чтобы просто так допустить саму мысль о том, что кто-то может захотеть сбежать отсюда.
Заниматься в палатке было особо нечем, и обычно внутри стояла тишина. Ни разу молодые не устраивали скандалов, не повысили голоса. Ни разу не появился запах самогона – привычный элемент станционной бытовухи во всем Кресте, чего уж греха таить. Ни ссор с соседями, ни конфликтов за лишнюю доску или сантиметр площади. Ни единого происшествия вроде внезапно загоревшейся обшивки, что тут случалось время от времени с другими домами. Поэтому никто не знал, чем конкретно там могут заниматься молодые, лишенные всем понятных недостатков.
И поэтому никто не видел, как Эльза, лежа на спине, возилась с нижней крышкой ящика, предусмотрительно поставленного на упоры. Повязанный на голову платок уже давно покрылся россыпью металлических опилок. Она то и дело сдувала их, чтобы не попали в глаза. Держать инструменты на весу было неудобно, но девушка не произнесла ни слова жалобы.
– Почему никто не додумался попробовать разобрать его снизу? – спросила она.
– Потому что никому нет дела, – ответил Давид. – Смотри, чтобы не придавило.
– Ты вытащишь меня.
– Могу не успеть.
– Не можешь.
Эльза сменила отвертку на пассатижи.
– Саморез застрял, – сказала она. – Совсем долго тут сидит… Высверлить бы.
– Нельзя, услышат. И квоту электричества выработали на той неделе.
– Мы же ничего не использовали сверх меры.
– Я помню. Квоту сократили для всех. А мы с тобой за одного считаемся.
– Мне все еще не выдали паспорт. Не принимают за свою.
– Я четыре года охранял эти чертовы часы, и все еще не целиком свой, – напомнил Давид.
Он вытер бритву о тряпку, сложил ее, сунул в карман.
– Дай я покручу эту штуку, – предложил он. – Иди, прогуляйся.
– Меня загрузят перепрокладывать кабели.
– Значит, ты повысишь свои навыки в этом непростом деле.
– Оно не только непростое, оно скучное, – Эльза вздохнула, выползла из-под ящика.
– Да, помню, – усмехнулся Давид. – Ты у нас творческая натура.
Эльза продолжала сидеть, глядя на ящик.
– Мы поймем, как он работает, – пообещал Давид. – И нам будет что показать Иону.
– Тебе так нужна причина, чтобы его увидеть?
– Скорее, ищу повод отсюда уйти.
– Я уже ничего не ищу.
Эльза поднялась, положила отвертку на ящик.
– Мне здесь тесно, – сказала она.
– Тебе и в Датаполисе тесно будет.
– Ну уж нет, – помотала Эльза головой. – Больше никогда.
– «Никогда» – это очень долго.
– Открыть тебе секрет?
– Конечно, – согласился Давид. – Если они у тебя еще есть.
– У нас кончились шутки. Наши приколы по пятому разу пошли.
Эльза прошла мимо, закрыла за собой дверь – редкий элемент на Бориспольской – и пошла к дальней стене, снуя между сваленных тюков, коробок, узлов и всякого неформатного барахла. Станция выглядела так, словно готовилась к переезду, и это обещало растянуться на долгие месяцы, если не годы. Эльза старалась вести себя естественно, хотя понимала, что маленький рост, невзрачные лохмотья и вечно испачканные сажей руки не скроют ее отстраненности, переходящей в кажущийся испуг. Станция ее нервировала больше, чем перспектива выхода на поверхность. Несколько лет блокированной психики не прошли для нее даром – она мало что помнила об этом периоде, кроме путешествия с Ионом. Все, что было раньше, смешивалось в клубок обрывистых воспоминаний: лазарет Датаполиса, заботливые руки Татьяны, вкус почти пустого супа, напоминавшего тухлую воду, и постоянный, давящий на уши галдеж столицы. Девушка, насколько могла, пыталась забыться в работе, и в редкую свободную минуту изучала устройство ящика Мафусаила.
Генератор торсионного шума. Пусть это и не конкретно тот же ящик, которому она обязана своими злоключениями, но стоит ей понять, как он работает, и можно будет не бояться встречи с такими же устройствами в дальнейшем.
Если это, конечно, когда-нибудь случится.
– Извините, вы мне не поможете? – послышался вкрадчивый голос.
Эльза давно приучила себя не покупаться на интонацию. И все же подбор слов был нехарактерен для жителя Бориспольской. Девушка поискала взглядом говорящего.
У картонной стены стоял неизвестный ей человек лет сорока на вид, что автоматически записывало его в поколение людей, знавших мир до Катастрофы. Он выглядел миролюбиво. Дело было не только в скромной внешности: худощавая фигура, остроконечная бородка, живые, проницательные глаза. Куда больше о нем могла рассказать разбитая обувь, в которой ни быстро бегать, ни нормально воевать невозможно. В руках мужчины громоздился наполовину разобранный радиоприемник, что делало его вовсе неспособным к атаке.
Эльза на миг прикрыла глаза и заставила себя немного улыбнуться. Какой еще атаке? Это Бориспольская, тут уже много времени ничего не происходит, кроме повальной паранойи…
– Что у вас случилось? – спросила она.
– Резистор отпаялся, а припоя на такую муру мне не выдадут, – пожаловался бородач. – Вы не подскажете, как можно его закрепить подручными средствами?
– Все остальное работает? – Поддавшись любопытству, Эльза подошла к приемнику и принялась осматривать. – Если пальцем придавить – сигнал проходит?
– Да откуда же я знаю? Ловить ведь некого. Но техника должна работать.
– Здесь не в резисторе дело… – Эльза попыталась добраться до внутренностей приемника, но ей не хватало длины пальцев. – Дайте его мне.
Бородач послушно отдал Эльзе радио. Девушка вытащила из нагрудного кармана маленький фонарик, оставшийся еще от полученного в Датаполисе снаряжения. Посветила внутрь и спросила:
– А вы хоть знаете, что такое резистор? Тут у вас много чего не хватает.
– Да как скажете, – развел руками бородач. – Он и без половины деталей работал. Остальное в охранке лежит – изъяли на нужды начальства.
– Да, они могут. – Эльза ему посочувствовала. – Можете медный провод найти? Любой.
– У меня дома есть. А вы… или тут подождете?
– Тащите сюда. – Эльза вместе с радиоприемником села у стены, проверяя ручки устройства на прочность.
– Я мигом! – Бородач исчез. – Меня Толик зовут!
– Как скажете, – ответила девушка и принялась ждать. Радио ее заинтересовало. Не какая-нибудь любительская рация – полноценный приемник, которому только антенну внешнюю выдай, и мигом поймает все на свете. И диапазон явно хороший, только шкалы не хватает.
Эльза обнаружила, что сидит в позе типичной бродяжки, и с раздражением приняла вид уверенного человека. Старые привычки просто так не уходят. Сколько еще их осталось, что могут всплыть в самый ненужный момент?
– Вот она!
Девушка вздрогнула от неожиданности, подняла глаза. Перед ней стояли трое хмурых мужиков с повязками дежурных на крепких плечах.
– Вы это мне? – спросила Эльза.
– Тебе, – ответил один из дежурных. – Вставай, пойдем.
– Куда? – Эльза продолжала сидеть.
– Не хотим, значит, ну ладно.
Один из дежурных рывком отнял у Эльзы радио. Двое других схватили за руки и грубо подняли.
– Вы что? – нервно спросила девушка.
– Ты арестована за кражу и поломку стратегического ресурса станции Бориспольская, – ответил дежурный.
– Что ты несешь?! Какую кражу?!
– Ведите ее, – распорядился главный, оглядывая приемник, и крикнул вдаль: – Зря ты пришла сюда воровать!
– Я сюда жить пришла! – заорала Эльза, чувствуя, как ей чуть не выворачивают суставы. – Жить!
– Зря, – тихо повторил главный, стискивая губы. – И жить тоже – зря…
